Мама была права

– Он тебе нравится, Гарри. Признавать очевидное не хотелось, и Поттер молча уставился в кофе. Гермиона ещё несколько секунд постояла рядом, но всё же ушла из его кабинета, напоследок бросив: «Попробуй». Гарри тяжело вздохнул. «Попробуй»! Легко сказать, но с ледяной глыбой проще разговаривать, чем с Драко Малфоем. Наверняка ещё «теплее» отреагирует, если пригласить на свидание. «Попробуй». Гермиона была права – с этим Гарри давно не пытался спорить. Они уже прошли этапы «Я не гей, ты чего!» и «Даже если и... Это же Малфой!», но радости это не добавило. Только проблем. Потому что теперь Поттер знал, почему наблюдает за Драко. Зачем продолжает поглядывать даже спустя столько лет, даже после того, как слежку за Малфоями разрешили снять. Знал, но ничего не мог поделать с собой. Со своей личной одержимостью тоже, только рассказывал Гермионе и... Притворялся, что всё хорошо. Молча кивал: «Да, он мне нравится». Пытался двигаться дальше, не маячить в жизни Малфоя. Изредка получалось встречаться с девушками, но в отношениях он неизменно проваливался. Это было сумбурно, но постоянно. Ритмично, обыденно и привычно, как дрочить по вечерам в душе, представляя вместо своих пальцев чужие, вместо прохладной стены – спину или бледную грудь. Это совершенно не мешало жить и работать. Поттера это устраивало. Всё сломалось на четвёртом «попробуй». Всё сломалось по вине самого Гарри: оказавшись однажды прижат разозлённым Малфоем к стене, он не нашёл ничего лучше, как выдохнуть признание прямо в перекошенное от злобы лицо. «Ты мне нравишься, Драко». – С таким видом, будто говорил о погоде. Секундное облегчение сменилось кошмаром: вышло до ужаса жалко и глупо. Совсем не так, как представлялось, коротко, не по-настоящему... Недостаточно смело. Слишком неожиданно, слишком резко, по-геройски прямо... Конечно же, Драко не понял. Решил, наверное, будто школьный враг издевается. Отличная шутка, десять баллов Гриффиндору. «Ты мне нравишься». Будто Драко – легкомысленная девчонка, и Поттер к нему ничего серьёзного не испытывает. Не удивительно, что Малфой аппарировал. Логично, что ни слова не сказал после. Спасибо, что не вызвал на дуэль. Сражаться с Малфоем Поттеру не хотелось, а попытка объясниться – любая – привела бы именно к этому. И Гарри нашёл утешение в работе, пытаясь если не забыть, то, хотя бы, забыться. Брался за все миссии опаснее проклятой кошки, заграничные – сколько угодно, лишь бы... Лишь бы случайно не встретить Драко в Министерстве. Не попадаться слишком часто ему на глаза. Поттер даже фотографировать себя почти не давал, думая, будто оберегает оскорблённые чувства. Приставил к Малфоям другого аврора – «для безопасности» – и просматривал каждый его рапорт, выискивая между строк признаки неизвестно чего. И работал – без устали, сколько угодно, ничуть не жалея ни себя, ни собственной шкуры... Пока наконец не очнулся в кровати на пятом этаже Святого Мунго, обвешанный амулетами и чарами по самые уши. Приветствовал Поттера тяжёлый взгляд Гермионы. И неодобрительное покашливание: она предупреждала. Конечно, предупреждала. Но к разговору перешла только после того, как Гарри под бдительным надзором умял пару шоколадок, кусок пирога миссис Уизли и какое-то мерзко пахнущее зелье. Не то восстанавливающее, не то сонное. – Не вздумай отрицать, что в этом виноваты твои чувства к Малфою. – Гермиона подняла палец, и тон ее напомнил школьные годы. Так, будто Гарри снова пробрался в запретную секцию. – Это началось после того, как ты... Кхм, признался. И я знаю, что бесполезно предлагать тебе просто жить дальше. Гарри только насупился и кивнул, подтягивая одеяло повыше. Иногда она была неумолима. – Да, он тебе всё ещё нравится. Но вряд ли об этом узнает, если со следующего задания ты не вернёшься. Поттер молча отвернулся и уставился невидящим взглядом в стену. Признавать очевидное не хотелось, в тысячный раз объяснять, почему всё давно безнадёжно – тоже. К тому же, он действительно не знал, что делать: ситуация с Драко казалась – однозначно была – безвыходной. Усталый, пришибленный мозг прокручивал это ещё с десяток минут, а потом Гарри вырубило. Зелье оказалось всё-таки сонным.