Время совы

       Удача Мумей подошла к концу. Стоило ей вогнать стилет в грудь Ина’нис Ины, как тут же послышались крики и проклятья. Это был отряд посейдонцев, то ли отставший от основных сил, то ли, что вероятно, мародёрствующий позади войска. Они, словно стая голодных псов, бежали к девушке, пророча ей не сладкое будущее. Не сладкого будущего, совушка не хотела. Встала и поспешила ретироваться. Но далеко убежать не смогла. Ещё один отряд перекрыл ей дорогу.        В яростном исступлении Мумей махала стилетом, бросалась то в одну сторону, то в другую. Враги взяли её в кольцо, пускали издёвки. Это посейдонцы, высокомерие у них в крови. Но оно закончилось, стоило девушке полоснуть одному по горлу.        Тут же воцарилась суматоха, недруги стаей налетели на Мумей. Сбили, стать бить ногами. Последнее, что запомнила девушка, это крик. Очень громкий, и ужасно знакомый крик.                                       ***        После падения Посейдона, Гавр Гура задалась одним очень правильным вопросом: куда подевались пленники? У царицы плавучего города, был вариант, что они сбежали, а быть может утонули. Но раз сбежали, то куда, а раз утонули то где? Трупы нашли бы. Спасатели работают целое утро, вылавливая тела убитых.        Гура была уверена, что они сбежали, прихватив с собой частички Тех-Кто-Пришёл-Раньше, прародителей жителей плавучего города. Это не должно было сойти им с рук. Более того, без их энергии Посейдон не поплывёт. Несмотря на разрушения, флот сможет вновь выйти в море, если в реакторе будет энергия. Её нет, нет и культистов. Об этом царица Гавр расспрашивала Мумей. Очень больно, и достаточно долго расспрашивала. Расспрашивала используя разного рода инструменты с тупыми концами; расспрашивала вопреки крикам и заверением в невиновности.        — Это становится утомительно, — Гура отбросила погнутую железяку, отошла от пленницы — А я не люблю утомляться.        Мумей была привязана к стулу. Путы крепко держали её лодыжки и запястья. Лицо превратилось в один большой синяк. Из-под одежды выглядывали свежие кровоподтеки, проглядывались фиолетовые гематомы. Она харкнула кровью, заляпав белоснежную тунику Гуры; улыбнулась, обнажая выбитые зубы. Её взгляд бросал вызов.        Ветер волновал стены шатра. С улицы доносился гам посейдонцев.        — Я не люблю утомляться, потому что когда я утомляюсь, становлюсь поспешной. Будучи поспешной, я могу допустить ошибку, — Гура подошла к столу, схватилась найденный у виновницы стилет — И эту ошибку, уже нельзя будет исправить. Рабыня, отвечай, признавайся, где твои подельники?! Они не могли уйти на Уничтожение земли! Они где-то здесь, ждут, пережидают, готовятся. Да, да, да?!        Царица Посейдона, приставила лезвие к запястью заложницы, второй рукой схватила за волосы, потянула на себя. В её глазах играли безумные огоньки. Она была злая, уставшая, и голодная. А когда хищник голоден, он разрывает добычу на куски.        — Где. Твои, — Гура говорила медленно, с каждым словом лезвие поднималось от запястья к локтю, оставляя за собой алую дорожку — Подельники? Где они?        Мумей не смогла ответить. Она потеряла сознание.                          ***                           Ей снился сон. А быть может это и не сон вовсе? Мумей не понимала. Она стояла перед алтарём, на коем покоилось тело Фауны. Ах, тело Фауны, это прекрасно тело лесной нимфы с тонкими губами, медовыми глазами и бархатной кожей. Совушка услаждала взор этим зрелищем, не замечая лежащих вокруг тел. Это были трупы, от которых вода вокруг их островка стала алой. Она была слепа к другим, всецело отдавая себя подруге. Ах, Фауна, как ты прекрасна…        И снова клещи вырывают её из сна. Туда, где холод и боль.                                       ***        — Госпожа, при всём уважении если вы продолжите в том же духе, она погибнет, — медик перевязал раны Мумей, заштопал запястье, — Возможно вам следует попробовать…        — Это уже моё дело, что я буду пробовать. Перевязку закончил? Ну так проваливай отсюда!        Медик ушёл, унося с собой запах шалфея. Гавр приблизилась к заложнице, впилась взглядом. Мумей была готова ко всему.        — Ты не глупая, всё понимаешь. Понимаешь в каком положении оказалась, понимаешь что не выйдешь отсюда живой, а можешь выйти, если будешь разговорчива и…        — Я не знаю, — бурчала Мумей — Не знаю где, и… Не знаю я. Не знаю.        — Ясно. Значит подожду пока узнаешь. А пока жду, проведу тебе сеанс прижигания. Хорошая штука. Говорят помогает при кожных заболеваниях. Ну, есть у тебя кожные заболевания? Да вот кажись, прямо на груди и есть. Эй ты, тот что с длинным носом, исполни свой служебный долг и принеси мне щипцы. А ты, тот что надутый как шар, разожги огонь. А ты, — Гура приблизилась к заложнице, лоб к лбу, глаза в глаза — Готовься говорить. Потому что мне становится утомительно, а когда мне становится утомительно я начинаю спешить…                                 ***        Посейдонцы уже разделили добычу, возвели укрепления своего временного лагеря и теперь разбрелись на скопы, поглощая запасы провианты. Из шатра, стоящего в центре лагеря, раздавались дикие, нечеловеческие крики и хохот. Это был хохот хищника загнавшего добычу в угол, хохот нечеловеческий, хохот леденящий вены.        — Чего не ешь?        — Да что-то расхотелось…                                ***        Мумей снова отключилась. То ли из-за зрелища, кое теперь представляет её грудь, то или из-за очередного прилива боли. Гавр Гура и правда спешила, и только стойкое желание отомстить придавало заложнице сил. Она жила вопреки всему, жила с мыслью о расплате, о часе когда они поменяются местами.        Два дня и три ночи стояли истошные крики, с промежутками когда царицу Посейдона видели в лагере. Четыре дня и пять ночей слышались мольбы о помощи, призывы о сострадании и слёзы. На шестой день послышался топот, барабаны, и цокот копыт.        Посейдонцы встречали гостей.                                 ***        Они пришли с юга. Лавиной врезались в лагерь. Стояла страшная суматоха, посейдонцы не успели скооперироваться. Их рубили и резали, протыкали и поджигали. Звучала грозная песнь курочек, утопающая в цокоте копыт кавалькады героев. Это была группа ≪золотых воинов≫, чьи доспехи сияли ярче солнца. Во главе, на ярком фениксе рвала и кромсала Таканаши Киара. Валькирия снизошедшая с небес, чтобы покарать неверных.        — За Цыпоград! Ко-ко-ко! За Флайм! — кричали нападающие, смежные армии людей, существ и курочек.        — Держать строй! Держать строй! Левый фланг, на левый фланг! — перекрикивал общий гомон офицер посейдонцев.        Битва была быстрая и кровавая. Словно два хищника вцепившись друг другу в глотки, они пробовали свои клыки на прочность. Огонь был повсюду.        — Нет пощады! Руби! Рубите их герои! — вела в бой кавалькаду Киара.        — Заряжать пушки! Встать стеной! — рвала голос Гура.        Ни пушки, ни стена не помогли Гавр удержать позицию. Отряд Таканаши прорвал строй посейдонцев. Царицы сошлись в смертельном танце. Киара орудовала длинным мечом, прикрывая свой золоченый доспех каплевидным щитом. Гура держала ружьё в виде трезубца. Благодаря ему, она совершила удачный выстрел. Пуля пробила сердце феникса, та упала на грудь, скинула всадницу. Тут же на неё накинулась толпа.        Птиценот и герои прорывались к царице фениксов, но толпа недруга плотным строем окружала её. Другие посейдонцы, вместе с Гавр Гурой стали наносить удары, рубить и колоть, бить выпуская всю злость и ярость. Всё закончилось, когда прогремел выстрел. Это был выстрел из пушки, направленный на правительницу Посейдона.        На секунды все застыли, наблюдая, как ядро попало в Гуру и свалило её ниц. Снаряд прошиб оболочку титанита, размозжил сердце, поломал рёбра. После такого не выживают, даже дети Тех-Кто-Пришёл-Раньше.        А после резня продолжилась. Войска Флайма добивали посейдонцев. И никому уже не было делс до погибшей Гавр Гуры.                                ***        Они собрались в тёмной комнате. Свет канделябров мягко ложился на круглый стол. Сегодня он был завален бумагами. В центре лежали несколько круглых больших шариков. Это были души Тех-Кто-Пришёл-Раньше.        Аме чувствовала себя неуютно в одежде культистов. После побега, она с Мелинором и Вестником вернулась на Уничтожение земли, и тотчас поднялась в башню ордена.        Мелинор взял слово:        — Братья, сёстры, воистину сегодня великий день.        — Прошу, давай без сцен, — донёсся голос Страшилы; его поддержали товарищи — Ближе к делу.        — Хорошо. Итак, мы завладели достаточными душами для реализации замыслов. Всех наших замыслов. Удивительно, но даже одна сущность Того-Кто-Пришёл-Раньше даёт больше энергии чем десять — да что там! — двадцать семечек!        — Отлично. Я давно говорил, что пришла пора действовать, — прохрипел Растяпа.        — Особенно сейчас, — поддержал приятеля Богемон — Когда Гикат ослаблен, двое из пяти погибли, ещё одна на нашей стороне. Аме, моё почтение.        Аме поклонилась. Воздуха не хватало. Было душно. Лоб девушки, то ли от жары, то ли от волнения покрыла испарина.        — Мы начнём производство солдат сегодня же, — не встретив возражения Мелинор продолжил: — И когда всё будет готово, выйдем за пределы Уничтоженных земель.        — Титанита нам хватит, — отзывался Страшила — Рабы работают хорошо. Впрочем, их пора бы обновить.        — Ну что же братья, сёстры, сегодня день когда…        — Прошу, давай без сцен. К чему эта бравада?        — Без сцен и без бравады. К делу. Последуем воле прародителей — Тех-Кто-Пришёл-Раньше.                          ***        — Ты была сама не своя, — Мелинор взял девушку под руку, повёл по крутой лестнице башни — Кажется так говорят у вас, людей?        — Я не ровня тебе Мелинор, — она не стала отнимать руку, прильнула к товарищу — Я всего-лишь человек, букашка под ногами культа.        — Но это изменится, когда ты примешь Вознесение. В твоём сердце больше не будет недостойных страстей, в голове пустых мыслей, а в желудке пустоты. Ты будешь счастлива.        — Мелинор.        — Да Аме?        — Пока я ещё не счастлива, можно последний каприз?        — Можно.