По ту сторону водной глади

Прошло несколько лет, и за них ни один корабль так и не проплыл мимо одинокого острова, на котором жил Мо Жань. Жаркое солнце и ежедневный физический труд во имя комфортной жизни превратили тело молодого юнги, ранее тонкое и не до конца окрепшее, в тело с мощным, крупным рельефом мышц под загорелой, медовой коже, неизменно притягивающей к себе взгляд. Он уже давно ходил с голым торсом, и лишь перешитые в шорты штаны прикрывали его. Рубаха же, и до этого изодранная, стала ему мала и, разорванная на ленты, служила теперь и как дополнительные закрепы для выросшего в размерах шалаша, и для подвязывания длинных, шелковистых волос, в которые так любил запускать руки русал и подолгу перебирать спутанные пряди, любуясь закатом. В этот день они тоже любовались закатом, сидя на мокром песчаном берегу, и тёплые волны прогревшегося к вечеру и ещё не начавшего остывать моря ласково оглаживали загорелые ноги и белый, с золотистым отблеском хвост русала. Чу Ваньнин сложил голову на плечо Мо Жаню и прикрыл глаза, наслаждаясь приятным яблочно-карамельным отблеском заката. Знать бы, правда, что ещё это такое — яблоко и карамель и насколько вкусно их сочетание. Человек рассказывал, что это даже вкуснее и слаще кокосовой воды, и, вспоминая об этом, сравнивал когда-то закат с этой загадочной сладостью, а потому и Чу Ваньнин называл теперь закат так. Прикрывая глаза, ему казалось, что он чувствует этот тёплый, тягучий и сладкий вкус карамели, обволакивающей свежесть с лёгкой кислинкой яблока. «Закат очень красивый. И раз эта сладость достойна была служить для описания заката, она должна быть очень вкусной», — так рассуждал морской король. Прижимаясь к человеку, Чу Ваньнин чувствовал, как у него горят кончики ушей и щёки, и как быстро колотиться в груди сердце, словно тепло человеческого тела, раскаляющегося под лучами тропического солнца, перетекало через каждое прикосновение в него, разжигая в нём неясный и немного пугающий, но такой приятный и желанный огонь. Русал не успел заметить, когда перестал воспринимать этого человека как обычного парня, спасённого им от нападения монстров. Не понял, когда от одного взгляда на подтянутый, с проступающими кубиками живот и широкую грудь перехватывало дыхание и тело наполнялось странным жаром, от которого не спасали даже ледяные глубинные потоки моря. Долго сдерживал себя, не позволял рвущемуся изнутри желанию управлять его действиями, преступать им же проведённую черту. Но уже как год эта стена рухнула. В тот памятный вечер они сидели точно так же на берегу, когда Чу Ваньнин, задыхаясь от смущения, извинился за тот далёкий и, казалось, позабытый случай и сам потянулся к загорелому лицу в немой просьбе поцелуя. Отказывать королю, конечно, у Мо Жаня не было никакого права, как, впрочем, и желания. Главное, чтобы не прознали поданные, — а всё остальное будет в порядке. То, что в один день на горизонте, тревожа тихую гладь моря, появится фигура идущего под тугими парусами корабля Чу Ваньнин даже не мог предположить. Очевидно, люди, узнав о пропаже нескольких флотов в этих водах, нарекли место проклятым и более не желали возвращаться, не догадываясь даже о выжившем мальчике — теперь мужчине — застрявшем на острове. «Может, так и лучше… Если люди приедут — я больше никогда не прикоснусь к теплу его рук», — мелькнула в голове порочная, эгоистичная мысль и, желая заглушить её, Чу Ваньнин легко и смазано оставил на шее любимого поцелуй, прижимаясь сильнее. — Щекотно, Ваньнин, — оборачивая взгляд глубоких чёрных, словно редкий чёрный жемчуг, улыбается Мо Жань, и ямочки проявляются на его медовых щеках. Сильные, горячие руки с широкими, шершавыми от физического труда ладонями легко подхватывают русала, усаживая себе на колени и касаясь губами место аккурат под ушком, заставляя то вспыхнуть алым, — Такой милый. — Как-то сегодня на горизонте слишком шумно, — после долгого молчания вдруг обратил взгляд вдаль Чу Ваньнин, туда, где вода становилась неспокойной, мелькало что-то белое и доносился тихий неразборчивый гам речи. Шёл корабль. Кровь отошла от всего его тела, и он мгновенно стал бледным, как обломок мела. Сердце вмиг остановилось — и забилось с бешено, как в лихорадке. Пальцы невольно сжались, болезненно впиваясь в тело мужчины, будто желая пригвоздить его к месту и никуда не отпускать. Лишь тихое шипение боли, пробившись в разум громом, вернуло русала в реальность. — Мо Жань… — Ваньнин, — прервал его вдруг человек, и губы его тронула грустная улыбка, — не бойся, я не покину тебя, — он мягко перехватил его руки и прикоснулся губами к тыльной стороне ладоней. — Мо Жань! — злясь собственную слабость и нерешительность, но никак не на человека перед ним, Чу Ваньнин выдернул руки, — Тебе надо к людям. Ты не можешь жить на этом острове вечно — здесь нет для тебя ничего. — Здесь есть ты, мне не нужно большего. — Не говори глупостей, ты ведь понимаешь, о чём я, — почти срывается на крик русал, краем глаза замечая, как стремительно идёт корабль, поймавший попутный ветер, мимо. — Не понимаю, — упрямо мотает головой Мо Жань, — Чу Ва-… — договорить, однако, он не успевает: губы его накрывают чужие, полные морской прохлады и немного терпковато-солёные, те самые, что он так любил всё это время, те, что дарили ему самые жаркие и самые нежные мгновения. Ещё мгновение — и чёткий удар по шее заставляет мужчину потерять сознание, не разрывая поцелуя. Жестокий, несколько даже подлый метод. Но иного выбора он русалу не оставил: ещё бы секунда колебаний — и русал оставил бы себе, как некое сокровище, человека, лишив его всякой судьбы. «Если бы я только мог перебраться к берегам континента…» Но он, король морей, прирос ко дну морскому и к собственному трону, от него зависит его народ — его личные мечтания лишь всё испортят. Лучше наконец покончить с этой историей с человеком. Взвалив человека себе на спину, Чу Ваньнин кинулся в морскую гладь и, рассекая с некоторым трудом от лишней тяжести волны, вскоре добрался до корабля. Прокричал матросам что-то о пострадавшем человеке, помог поднять его на борт — и тут же скрылся, сверкнув белоснежным с золотым отливом хвостом. Надо было приступать к обязанностям подводного правителя. Как хорошо, что в самой толще солёных вод никто не сумеет разобрать, отчего у короля такие красные глаза и тело порой бьёт мелкая, лихорадочная дрожь. . . . С тех пор, как корабль увёз Мо Жаня за горизонт, прошло уже много лет — Чу Ваньнин не считал, сколько — и все давно забыли про существование некого мальчишки-юнги, выросшего на одиноком острове в море. Советник Хуайцзуй даже говорил, что всё к лучшему: человек лишь отвлекал короля от занятий государственными делами, и теперь, когда король наконец очнулся от «всей этой праздности и суши» и углубился в «то, во что и следовало». И правда, дела в морском королевстве, где правитель, кажется, и вовсе не спал, процветало с поразительной скоростью. А хмурость короля — это уже не столь важно. Да и разве он не всегда был таким? — Ваше Величество, там, на поверхности… — взбаламучивая воду и в ней же на ходу захлёбываясь и запинаясь, в тронный зал влетает Ши Мей, — Туман и видно плохо, но по всем признакам — человеческие корабли, три… Нет, скорее уже два. — На них напали? — брови короля взметнулись вверх, и весь он подался вперёд, — Но кто? Мы изничтожили всех монстров ещё с два года назад. — Как оказалось, нет. Самый сильный из них, осьминог-переросток, выжил и собрал новую шайку… Более ничего Ши Мей сказать не успел: золото чешуи мелькнуло перед носом — и король исчез. — Чу Ваньнин, ты!.. — подскочил с места Советник. Ещё мгновение — и его тоже не стало в зале. Лишь королевские мальки ещё долго не могли совладать с созданными в пространстве беспокойными течениями. . . . Плотный и вязкий, грязно-белый туман застилал всё пространство над морем, впитывая в себя и порох, и лязг металла, и крики, и льющиеся кровавые реки, что тут же впадали в кровожадное море и разражались тошнотворной пеной. Эта пена забивалась в носы тем, кому не повезло свалиться в воду, что душила их и утягивала на дно — ни единого шанса на спасение. И даже видя их, Чу Ваньнин ничем не мог помочь: бросаясь под воду, он раз за разом вытаскивал из воды посиневшее, бездыханное тело, ледяное, будто бы и никогда не принадлежало человеку. Потому что у человека тело тёплое, как солнечные лучи — это король помнил отчётливо. Этим же ничем не помочь — приходилось бросать и плыть в эпицентр сражения, туда, где он сумеет спасти ещё живых. Тех, кого ещё не поглотили ни монстры, ни разверзающиеся пасти разъярённого моря. Как и говорил Ши Мей, кораблей было «уже два» — обломки третьего разбросаны были шмотками по бушующему морю, и на них, кажется, даже мелькали отчаянные фигуры людей, обороняющихся от щупалец и тошнотворного запаха тухлятины. Туда и метнулся Чу Ваньнин, в одно мгновение отрезая собой людей на обломках от монстра. Щупальце с гадким смехом метнулось к нему — и упало, отрубленное, в воду, тая в пучине и расползаясь гадким тёмно-красным пятном. — Снова ты, рыбёшка? — в белых фосфорных глазах вспыхнула ярость, и раскаты гадкого смеха ударили по пространству, — Не хватило в прошлый раз? Удивлён, что после того моего удара ты вообще ещё способен двигать рукой. От воспоминаний заныл старый шрам на плече, но король не позволил себе и поморщиться. На бледное лицо легла опасная тень. И, не дожидаясь, пока из пасти монстра вырвется ещё одно смердящее слово, Чу Ваньнин обнажил клинок — и бросился на врага. Море вздыбилось, отталкивая обломки и людей на них, монстров и корабли. Волны — следствия яростной схватки, происходившей где-то в тумане — нещадно били по корпусам кораблей, и те надрывались в скрипе и треске, бурлящая пена накрывала с головой тех, кто был за бортом. Больше ничего не происходило. Столкнулись сильнейшие — и все прекратили бой, затаив дыхание и с трепетом ожидая исхода. Из густого, вязкого тумана доносился шум взбесившейся и, кажется, вскипевшей от битвы воды, глухие удары тел и клинка, и то ли рычания, то ли стоны, то ли всё вместе — разобрать было невозможно. По воде медленно расползались тёмные пятна, и Советник порывался было вперёд, становясь цвета мела, и все отчётливо видели, как сводит его челюсть от боли. Но ворваться сейчас в бой — сделать лишь хуже, и ему оставалось вместе со всеми ждать разрешения неизвестности. Успокаивало лишь один факт: волны выносили к кораблям лишь отрубленные куски щупалец. Не сдерживаемый необходимостью защищать человека, Чу Ваньнин одерживал победу. Кажется. Рёв монстра — а после тихий, протяжный стон русала. Как гром, разнёсся по всему полю кровавой битвы удар о воду. И последней волной из тумана на обломки выносит кого. Человек, в чей обломок влетело тело без раздумий, вскрикнув: «Монстр!», вонзил в плоть врага лезвие. Над ухом такой знакомый голос — Чу Ваньнин не сразу разбирает слова. А в следующее мгновение подаренный много лет назад морским королём клинок смертельным холодом вонзается под рёбра. — Мо… Жань? — откашливая кровь, дрожащими руками русал хватается за одежду человека, и слабая улыбка мелькает на бледных губах, — Это ты? — Нет… Это ведь был монстр… — только теперь рассмотрев, в кого вонзил клинок, моряк прижимает к груди русала, втаскивает на обломок и судорожно зажимает рану. Но тщетно: тёмная, почти тёмная кровь стремительно пропитывает королевские одежды, стекает на горячие человеческие руки, что так приятно теперь держат, капает крупными каплями на доски, — Нет, Чу Ваньнин… Я не того, я не хотел… Почему… Чу Ваньнин!.. — Мо Жань, не надо… — Чу Ваньнин тянет стремительно слабеющие руки к загорелому лицу юноши, которого не видел так долго. Оглаживает щёки, на которых так мило всегда возникали ямочки, но теперь почему чувствуются лишь солёные дорожки, — Я так рад, что мы встретились. А это… Ничего страшного, я не умру. Мы ещё поедим вместе тех яблок в карамели, обещаю, только… Да не зажимай же ты рану, дурак! — он хватает его за руку, — Позови Советника Хуайцзуя, он знает, как помочь… Но звать Хуайцзуя уже было не надо. Он уже был здесь. — Ты!.. Ублюдок! — выкрикивает тот — и заносит меч. Ещё мгновение — и металл глубоко вошёл — в спину Чу Ваньнина. В последнее мгновение король подорвался и закрыл собой Мо Жаня. Кровь окрашивает всё в тёмно-красный. — Советник, не убивайте его, — одними губами шепчет Чу Ваньнин, оборачиваясь и с мольбой смотря в глаза Хуайцзую. И судорожно возвращает взгляд на юношу, в чьих сильных и горячих, трясущихся руках теперь лежит. С едва заметной улыбкой на губах поднимает руку и заботливо стирает с побледневших щёк юноши слёзы, — Мо Жань… Прости, я не смогу сдержать обещание… По крайней мере, в этой жизни. Может, в следующей нам повезёт больше… и мы сможем вместе перекусить яблоками в карамели. Как думаешь, Мо Жань?.. С хриплым выдохом последние силы покидают тело морского короля. Глаза стекленеют, грудь останавливается, и рука безвольно ударяется о залитые кровью доски. Хуайцзуй поднимает меч над головой человека…