Вечный май

В главном зале борделя туда-сюда бегали люди, суетясь и готовясь к приему особенного гостя. Сегодня был самый оживленный день с тех пор, как император навещал их несколько лет назад. Зачем он проявил свою милость и провел вечер в стенах лучшего подобного заведения города, было известно только главной управляющей. А она никогда не выдавала ничьих секретов. Потому женщина до сих пор ходила с головой на плечах. В честь такого события готовилось особое представление, детали которого тщательно скрывались. Все посетители, которым будет дозволено присутствовать, были выбраны заранее, но в итоге оказались простым слоем высшего общества богатеев. Тасянь-Цзюнь пребывал в невероятно волнительном настроении. Он готовил специальную речь, но вовсе не для публики. Ему было невероятно интересно взглянуть на того человека после трех лет разлуки. Он был настолько упрямым, что выдержал целых три года. Это поражало воображение. Видимо, Чу Ваньнин и правда настолько сильно ненавидел своего ученика. Убедившись, что все готово, мужчина припрятал подарок в цянькунь и направился к лошадям. Повозки он не любил. Возможно, привычка после бесчисленных боев уже настолько въелась в душу, что верхом было передвигаться намного проще. К тому же, так он чувствовал себя величественнее. Его сопровождало несколько воинов из кавалерии, они несли знамена и освобождали путь впереди, не подпускали людей слишком близко. Вечер ступил на улицы города, заявляя свои права на тишину и покой, отдых после долгого дня работ в полях для простых людей, и на веселье и развлечение живущих ради удовольствия господ. Всю дорогу в голове Мо Вэйюя крутился только один вопрос: что же должно было произойти, чтобы Чу Ваньнин поступился своими убеждениями. Это он и хотел спросить, на этот раз не желая так просто прощать учителю подобные выходки. Уже под покровом позднего вечера они прибыли к доходному дому. При всем уважении к себе и к страху народа перед собой, сейчас он желал внимания только одного человека. Когда Тасянь-Цзюнь во всей грандиозностью и величественностью зашел внутрь, его уже ждали слуги, во главе с управляющей. Все пали ниц, стоило ему только бросить на них заинтересованный взгляд и улыбнуться, слегка оскалившись. В приемной комнате собралось несколько работниц в самых лучших одеждах нежного персикового цвета. Орнамент из лепестков украшал края рукавов и подола, образуя интересные хитросплетения, но Мо Вэйюй не обратил на такую изящную вещь должного внимания. — Встаньте. — Все готово, Ваше величество, — указала женщина сдержанным жестом руки в сторону занавеса из шифона и длинных до пола бус. *** Цветы и сильный запах благовоний поддерживали необходимую тайну и настроение расслабленности и развязности. Однако никто из работниц не позволял себе опустить плечи или громко сказать хоть слово, с тех пор, как император занял особое место на втором этаже с самым лучшим видом на главный зал. Сами посетители даже не ведали, кто присутствовал совсем рядом с ними. Они продолжали нежиться в прекрасном небытие, не замечая никого вокруг себя. Наверное, даже все девушки были для них на одно лицо, что уж говорить о танцовщицах и музыкантках, которые и правда выступали великолепно. Изгибы тела плавно переливались в восьмерки бедрами, поочередно поднимая тазовые косточки, что проглядывали через полупрозрачную ткань юбки. Руки казались хитрыми лозами, готовыми обвиться вокруг любого, завлечь в свои объятия и подарить желаемое. Мелодия нескольких музыкальных инструментов будто управляла не только движениями девушек, но и умами зрителей. Но Мо Вэйюй из всего разнообразия звуков упорно выслушивал лишь один — что издавали струны спокойного, полного умиротворения, гуциня. Он сразу узнал эту манеру, безвозвратно пропадая из реального мира. Как только он замолк, Тасянь-Цзюнь уловил знак и сорвался с места. Душа трепетала от настигающих мыслей, а ожидание уже подошло к концу. В конце коридора в приглушенном мерцании свечей стоял человек в кроваво-красных одеяниях. Слегка обернувшись, он увидел своего преследователя, а затем юркнул, будто маленький зверек, в одну из дальних комнат. — Чу Ваньнин… — выдохнул Мо Вэйюй, почти что бросившись вдогонку, но внезапно для себя замешкался перед дверью. Готов ли он был вновь посмотреть в лицо учителю? Как сильно он изменился? Что он чувствовал все эти года? Отринув все, он без стука ворвался в комнату. На этот раз ему удалось напугать мужчину, застав его врасплох за рассматриванием одежды. — Понравился подарок, учитель? — ехидно повышая интонацию вопроса кольнул Мо Вэйюй. — Мо Жань… Его голос почти не изменился, разве что сейчас он был очень слабым и хриплым. Осознание больно сжало сердце то ли от ненависти, то ли от неприязни к его состоянию. В красном ханьфу он выглядел невероятно, но худые запястья теперь еще сильнее выделялись. — Что с твоим голосом? — приблизился Тасянь-Цзюнь, протягивая руку к талии мужчины, разворачивая его к себе лицом. — Признавайся. Чу Ваньнин не знал, как объяснить, что последние дни он не мог провести ни единой ночи, не погружаясь с головой в угрызения совести. Одиночество слишком быстро начало сводить его с ума. За все три года в его покоях не было ни единой души. Ему не позволяли ни с кем общаться, чутко следя за каждым его шагом. — Я, — звук потерял свою звонкость, пропадая в очередном вздохе. — Ты пришел… — Ну же, Ваньнин, ты потерял дар речи лишь увидев меня? Не сводя взгляд с темно-фиолетовых глаз, Чу Ваньнин не мог сдержать слез, которые каждую ночь рвались наружу. Это было худшей пыткой, которая разрушала разум. Он был на свободе, никто не требовал от него тех вещей, которые были обыкновенными для борделя. Казалось, что может быть лучше спокойной жизни в полном достатке и свободе выбора занятий, пусть и немного ограниченных. Мо Жань сжал его подбородок, задирая вверх, заставляя показать ближе накатывающие волны паники и слез. Он еще не сделал ничего из того, что хотел, но Чу Ваньнин уже плакал, будто вовсе наплевав на свою гордость. От нее, казалось, не осталось и тени. — Забери меня отсюда… — окончательно оставив свои прошлые убеждение, взмолился мужчина. — Мне не нужно больше ничего… больше ничего… Он выглядел жалко. Беспомощно, словно брошенный котенок, который после долгого скитания по улицам вернулся в теплый дом. Впервые Мо Жань заставил плакать учителя, не произнося ни одного слова. — Хорошо, учитель. Он жадно поймал проблеск надежды в чужих глазах. — Это ханьфу великолепно. Чу Ваньнин старался выглядеть строгим, но больше это ощущалось как разбитость. Это странное чувство заставляло тревожиться. Возможно, произошло что-то более серьезное, чем Мо Вэйюй предполагал. Сначала он расспросит учителя, когда тот немного придет в себя, и уж после он найдет всех виновных. — Ваньнин, взамен на твое желание, ты выполнишь одно мое, договорились?