Когда Торин и Лиах уводили обезоруженного сэра Эвина, в капитанской каюте стояла зловещая тишина. Остальные провинившиеся – гот из Порту, мэтресса Зои и Коллен-большой – так сэр Гарван про себя именовал второго офицера «Дон» в отличие от корабельного кока Коллена-маленького – угрюмо разглядывали доски под ногами. Да что там было говорить об этих троих, если даже ни в чем не виноватые сын Эгиля-корабела и молодая сида подавленно переглядывались, явно потрясенные произошедшим. Сам же сэр Гарван едва сдерживал в себе так и рвавшиеся наружу гнев и досаду.
– Вот так... – поджав губы, вымолвил он, когда шаги в коридоре затихли. – Ну почему вам не живется спокойно?!
Коллен оторвал взгляд от пола, осторожно кашлянул.
– Послушай, Гарван...
– Ну что еще? – раздраженно буркнул тот в ответ.
– Ты как без старшего офицера обходиться думаешь? – продолжил Коллен.
– А ты на что? – хмыкнул сэр Гарван, дернув плечом. – Будешь теперь за двоих отдуваться!
Затем, немного подумав, он добавил:
– В наказание! – и демонстративно отвернулся.
Про себя сэр Гарван облегченно вздохнул. Вот уж кого он не хотел карать по-настоящему сурово, так это Коллена-большого – старого своего приятеля еще со времен «Дельфина» и «Утренней Звезды»! И при этом прекрасно понимал: то, что Коллен не вляпался сегодня в историю с поединком, было лишь счастливой случайностью.
Что ж, Коллен сам подсказал, как его наказать, – и, по правде сказать, сэру Гарвану не слишком хотелось бы оказаться на его месте. А теперь предстояло самое неприятное: объявить приговор готу, гречанке и, главное, Эвину. С первыми двумя было, пожалуй, проще всего: все-таки пассажиры – не члены корабельной команды. Внутренне сэр Гарван уже принял решение, как с ними поступить. Гота он высадит на берег, благо до того рукой подать, – и скатертью дорога, вслед за рыжим возмутителем спокойствия! Гречанку отругает для острастки, а если та в ответ огрызнется хоть словечком – посадит под арест до самого выселения на «Маху». А там – с глаз долой, из сердца вон!
А вот с третьим горе-поединщиком так не получалось. Ясно было, что именно Эвин заварил эту кашу – значит, и отдуваться ему за все предстояло в полной мере. Но как раз Эвин-то состоял в команде «Дон» – и не просто состоял, а считался в ней вторым человеком после капитана. А потому и спрос с него был особым – не как с какого-нибудь матроса.
Нахмурившись, стоял сэр Гарван посреди каюты, как наяву видел перед собой разбитое лицо Эвина – и никак не мог принять решения. Совсем унижать гордого гвентца римских кровей он не хотел: тот точно не снес бы позора.
– Что же мне с тобой делать-то? – тихо пробормотал он. И вдруг увидел, как дернулось выпроставшееся из-под пышных темно-рыжих волос странное треугольное ухо сиды. «Неужели расслышала?» – успел он удивиться. А потом сида заговорила – тихим певучим голосом, на почти чистом мунстерском гаэльском наречии, лишь чуточку шепелявя на манер южных бриттов.
– Не казните сэра Эвина, сэр капитан, – попросила она. – Он ведь был не в себе.
И сразу же словно тяжкий груз упал с плеч сэра Гарвана! Конечно, предавать Эвина смертной казни и без того не полагалось: не успел тот натворить совсем уж непоправимого. Но теперь сэр Гарван по крайней мере уверился, что сида не упрекнет его в излишнем мягкосердечии.
– Разумеется, я его не казню, великолепная, – сдержанно ответил он, ничем не выказав захлестнувшего чувства облегчения. – Его вина для этого недостаточно велика.
Сида чуть улыбнулась, кивнула.
– Спасибо, сэр капитан, – быстро проговорила она. На ее иссиня-бледных щеках вдруг вспыхнул яркий лиловый румянец.
– Я всего лишь следую уставу... – немного растерявшись, пробормотал сэр Гарван.
– А помнишь, кстати, что предписывает устав делать в таких случаях? – раздался вдруг громкий голос Коллена. – А, капитан?
Сэр Гарван стремительно повернулся к нему, скрипнул плотно стиснувшимися зубами. Ох, молчал бы сейчас лучше этот умник Коллен! Что ж он не вспоминал про свой устав, когда шел у Эвина на поводу?!
– Хватит, Коллен, – вырвалось у него. – Помолчи уже!
Сэр Гарван даже не узнал своего голоса – таким хриплым, похожим на воронье карканье тот сделался.
– Сэр капитан! – тут же послышался голос сиды.
Вздрогнув от неожиданности, сэр Гарван поспешно повернулся к ней.
– Да, великолепная!
– Вы уже вынесли приговор сэру Коллену ап Рису, – тихо, но твердо произнесла сида. – Не делайте же так, чтобы он вновь провинился перед вами!
А затем – пока сэр Гарван пытался понять смысл услышанного – она обратилась к растерянно замершему Коллену:
– Так что же велит устав в таких случаях, сэр второй офицер?
Тот склонил голову перед сидой, вздохнул. А потом заговорил, наизусть повторяя строки Морского устава Британской Конфедерации, с каждым словом всё увереннее и увереннее:
– Все вызовы, драки и поединки строго запрещены. Никто – ни матрос, ни мичман, ни офицер, ни другой военный, ни присутствующее на корабле гражданское лицо – не вправе вызывать кого-либо на поединок с использованием любого оружия или вовсе без оружия...
Внезапно Коллен замолчал. На его щеках сквозь темный морской загар проступили багровые пятна. А сида по-прежнему не отрываясь смотрела на него.
– Продолжать дальше, великолепная? – неуверенно проговорил Коллен после долгой паузы.
– Начал – так продолжай, – не выдержал сэр Гарван.
Коллен хмуро кивнул.
– Участники смертельного поединка, а также их помощники, подлежат смертной казни через повешение, – через силу произнес он и снова замолчал.
Сида задумчиво кивнула, а затем, чуть подождав, спросила:
– А если поединок не состоялся?
– Тогда на усмотрение капитана, в зависимости от тяжести последствий, – буркнул в ответ Коллен и тут же бросил быстрый взгляд на сэра Гарвана.
– А можно я спрошу кое-что еще? – продолжила сида.
Сэр Гарван с некоторым недоумением кивнул.
– Разумеется, великолепная.
Сида вопросительно посмотрела на Коллена. Тот, явно пересилив себя, кивнул тоже.
– Тогда скажите, сэр второй офицер, – продолжила сида, – а какие еще наказания предусмотрены уставом?
Сэр Гарван внутренне напрягся. Зачем был задан этот вопрос, сомнений у него не возникло. И это совсем ему не понравилось. Какого бы высокого происхождения ни была эта худенькая, до прозрачности бледная девушка со странными звериными ушами, каким бы живым умом она ни обладала, какой бы интересной собеседницей ни оказалась, все-таки до сих пор сэр Гарван полагал, что это ему, капитану «Дон», а не сиде, следовало бы выносить приговоры оказавшимся на его корабле преступникам.
– Исключение из службы без отставки, снижение в звании, арест, лишение жалования на тот или иной срок, – покорно перечислил Коллен. – Ну и еще кое-что – но это только для простых матросов.
Сида задумчиво кивнула.
– Поняла. Кажется, всё это не совсем то, что нужно.
Коллен посмотрел на нее с опаской. Сэр Гарван тоже напрягся.
– Я сейчас объясню, сэр капитан, – торопливо продолжила сида. – Мне кажется... Сэр Эвин – он ведь очень гордый и обидчивый. И мне кажется... В общем, какое бы наказание вы ему ни назначили, он все равно сочтет себя глубоко оскорбленным. И тогда...
Неожиданно она замолчала, а затем устремила зеленые глазищи на сэра Гарвана и жалобно вздохнула.
А тот вдруг растерялся. Сейчас на него смотрела не просвещенная университетская ведьма, не своенравная дочь императрицы-богини, а просто очень юная девушка, почти девочка, – растерянная и огорченная. Вдруг захотелось прижать ее к груди, погладить по голове...
Однако опомнился: вовремя вспомнил старинные гаэльские предания о народе холмов. А говорилось в тех преданиях разное. Например – что ши владели искусством заморачивать головы смертным. А еще – что они запросто могли предсказывать будущее.
– Разве гордость может служить оправданием тяжкому проступку? – твердо произнес он, с трудом поборов в себе неуместное чувство нежности, но так и не сумев отогнать тревожное предчувствие.
И без того большие глаза сиды сделались совсем огромными.
– Но, сэр капитан... Я ведь такого не говорила!
– Тогда что вы предлагаете, великолепная? Мой старший офицер совершил преступление – значит, он должен быть наказан. Я не святой мученик, чтобы всех прощать!
Слова эти дались сэру Гарвану с усилием. Нет, вызвать гнев сиды он не боялся. Но вот при мысли о том, что она обидится и огорчится, у него предательски сжималось сердце. И все-таки напомнить о том, кто здесь капитан, ему казалось необходимым.
Сида и правда нахмурилась. Но вроде бы не от обиды – от сосредоточенных раздумий.
– Ну... – робко заговорила она наконец. – Может быть, он искупит вину каким-нибудь делом, достойным рыцаря?.. – Неожиданно она запнулась, потом вдруг испуганно охнула. – Нет-нет, не то!
Замолчав, сида жалобно просмотрела на сэра Гарвана, потом перевела взгляд на Коллена. И вдруг решительно заявила:
– Велите, сэр капитан, чтобы сэр Эвин ап Никлас сам избрал себе наказание – по силам и по справедливости!
Все в каюте – и сын Эгиля, и Коллен, и гот, и гречанка – разом устремили на нее удивленные взгляды.
А сэр Гарван, так и не осознав, на какую опасную затею он сейчас соглашается, облегченно вымолвил:
– Да будет так, великолепная!
* * *
– Сэр Эвин, тебя капитан зовет!
Хмуро усмехнувшись, Эвин поднялся с кровати. Буркнул показавшемуся в двери Лиаху:
– Это хорошо, что зовет... Давай посторонись!
Повторять не пришлось: Лиах споро отступил в коридор. Тогда Эвин и сам неторопливо направился к выходу.
Медлительность его была сейчас вынужденной: при каждом резком движении напоминало о себе острой болью ушибленное при падении плечо. А разбитое лицо и вовсе не прекращало болеть. Хуже того, по-прежнему с трудом открывался и видел всё как в тумане пострадавший глаз.
Но не ушибы беспокоили Эвина по-настоящему. Куда больше заботил его жалкий, беспомощный вид, в котором он недавно предстал перед матросами и пассажирами, – и не после приличествующей морскому офицеру боевой схватки, а самым пошлым образом подравшись с расфуфыренным выскочкой готом и, как оказалось, со столь же наглой и заносчивой ведьмой. Испытывать такого унижения прежде ему не доводилось ни разу!
Так что времени в заточении Эвин терять не собирался, благо арест отбывал в собственной каюте. Пачка листов писчей бумаги у него имелась. Чернильница-непроливайка и запас перьев – тоже. А что еще требовалось, чтобы написать Хранительнице Правды Глентуи, то есть базилиссе Немайн, прошение о разрешении двух поединков? И мудрено ли, что внезапное появление Лиаха он воспринял не как избавление от неволи, а как досадную помеху?
Выбора, впрочем, у Эвина все равно не имелось: пререкаться с капитаном сейчас определенно не следовало. И, гордо вздернув подбородок, он с независимым видом, словно не замечая двух сопровождавших его матросов, медленно прошествовал к капитанской каюте.
В дверь Эвин тоже постучался сам – хотя вообще-то ввести его в каюту было заботой конвоиров.
– Вызывали, сэр капитан? – спросил он подчеркнуто официально.
– Заходите, сэр старший офицер, – так же сухо откликнулся Гарван из-за двери.
Лиах, уже тянувший руку к дверной ручке, настороженно замер, вопросительно посмотрел на Эвина. Тот, воспользовавшись заминкой матроса, открыл дверь. И прямо с порога отчеканил, устремив на Гарвана здоровый глаз:
– Явился по вашему приказанию, сэр капитан!
Гарван внимательно посмотрел на Эвина, усмехнулся. А затем жестко произнес:
– Ну так что ты надумал, Эвин?
Несмотря на суровый тон, Гарван, похоже, решил убавить официальности в их разговоре – вряд ли бы он иначе обратился к Эвину по имени. Тот, однако, навстречу не пошел: не позволила уязвленная гордость.
– Я писал рапорт, сэр капитан, – по-прежнему сухо ответил он. – Вернее, прошение на имя Святой и Вечной – о разрешении двух поединков. Чтобы всё было по закону.
И, не удержавшись, вслед за тем добавил: – Не успел.
Гарван чуть заметно поморщился, однако все-таки кивнул:
– Что ж, как знаешь. Ты в своем праве.
В ответ Эвин язвительно хмыкнул – и тут же попытался придать лицу гордое и презрительное выражение. Не получилось: глаз и скула откликнулись острой болью.
И все-таки Гарван, кажется, его понял. Но не поддержал. Укоризненно посмотрел на него. Произнес с досадой:
– Эвин, тебе нечем гордиться.
Эвин стиснул зубы: назидательный тон капитана изрядно выводил его из себя. Буркнул раздраженно:
– Гарван, ты не священник, чтобы произносить мне проповеди. Скажи прямо: чего ты от меня хочешь?
Запоздало он спохватился: все-таки назвал Гарвана по имени. А потом мысленно махнул рукой.
– Лишь одного, Эвин, – откликнулся тот: – Справедливости. Определи себе наказание сам – по совести. Вот как скажешь, так и сделаем.
По правде говоря, Эвин до сих пор надеялся, что в глубине души Гарван разделяет его негодование, что в конечном итоге поддержит его, не допустит еще большего унижения. И вот – дождался!
Кровь ударила ему в голову, отозвалась болью в разбитом лице.
– Что ж, сэр капитан! – процедил Эвин сквозь зубы. – Повешения я, к сожалению, заслужить не успел. – Он ожег испепеляющим взглядом одинокого, как у легендарного Балора, глаза стоявшую у окна парочку – гота и гречанку. – А ареста, похоже, мне оказалось мало... Значит, остается одно. Изгоняй меня с корабля! Будет в самый раз: я же именно так избавил «Дон» от рыжего мерзавца!
И Эвин саркастически усмехнулся.
* * *
Сэр Гарван остолбенел. Конечно, он и не ожидал, чтобы Эвин предложил разжаловать себя в матросы или, скажем, лишить жалования. И все-таки услышанное застигло его врасплох.
До сих пор Эвин казался ему незаменимым в качестве старшего офицера. Более того, говоря по совести, вся невероятная слаженность команды «Дон» целиком была заслугой именно Эвина. И конечно, сэр Гарван, несмотря на свои недавние неосторожные, брошенные сгоряча слова, не представлял себе на его месте ни Коллена, ни кого-либо другого.
И при этом случившееся было непоправимо. Эвина сэр Гарван знал хорошо. И понимал: обратно тот своих слов не возьмет.
Сам Коллен, похоже, заявлением Эвина был ошеломлен не меньше. Видимо, он как раз собирался что-то сказать – но, так и не издав ни звука, замер с приоткрытым ртом. Молчали и остальные. Напряженно переглядывались друг с другом гот и гречанка. Сын Эгиля, вытянув шею, неотрывно смотрел на сиду. Та вжалась в кресло, сгорбилась и устремила взгляд в пол. Ее вытянутые заостренные уши уныло опустились, а щеки сделались лиловыми, как вересковый цвет. Судя по всему, сида и сама уже понимала, к каким тяжким последствиям привело ее предложение, поначалу казавшееся таким разумным.
– Дозволь собрать имущество, сэр капитан, – нарушил тишину твердый голос Эвина.
Сэр Гарван скрипнул зубами, вздохнул, затем надолго задумался. И в конце концов, так ничего и не придумав, угрюмо кивнул:
– Собирай.
На том они и расстались – без теплых слов прощания, без дружеских рукопожатий. Эвин по-уставному отсалютовал, круто развернулся – да и удалился из каюты. И хотя он не был близким другом сэру Гарвану, на душе у того осталось неприятное, тягостное чувство.
Объявить приговоры остальным провинившимся оказалось гораздо легче. Пожалуй, если с чем сэр Гарван и затруднился – так это с мудреным, похожим на саксонское именем гота. Однако справился, даже не запнулся. А остальные слова, к тому времени уже не раз прокрученные в голове, будто сами собой соскользнули с его языка.
Вопреки его опасениям, гречанка возмущаться своим приговором не стала – разве что сильно побледнела, когда узнала о предстоящем изгнании Гундульфа. В глубине души сэру Гарвану даже сделалось жалко эту странную, прямо под его носом сложившуюся пару. Пересматривать своего решения он, однако, не стал и даже не подал виду, что заметил неладное. Сейчас, в сложившейся дурной ситуации, нужно было во что бы то ни стало сохранить высокую дисциплину на корабле. А значит, капитан «Дон» не мог позволить себе роскошь быть непоследовательным.
И все-таки одно послабление сэр Гарван этим двоим сделал. Не стал запирать гота в каюте, дал им возможность поговорить напоследок. Иначе совсем уж не по-людски получалось. Те, впрочем, его любезности не оценили: ушли молча, даже не обернулись. А вслед за готом и гречанкой каюту покинула и другая пара – сникшая, едва передвигавшая ноги сида и заботливо поддерживавший ее под руку сын Эгиля.
– Ну как, Гарван? – угрюмо вымолвил Коллен, едва они остались наедине. – Доволен?
– А ты как думаешь? – поморщился тот в ответ.
Коллен хмыкнул, пожал плечами.
– У меня голова другим занята. Механик здешнюю воду ругает на чем свет стоит. Будто бы та большую накипь дает, трубы забивает.
Сэр Гарван хмуро кивнул. Похоже, продолжать разговор не имело смысла. Ясно было, что высказывать свое мнение о произошедшем Коллен не собирался.
