while paulownia is blooming

начало августа. суен впервые решилась показать хиджин и хеджу своего «коня», на котором она проводила больше всего времени, чем с той же джинсоль, приноровившейся гулять вместе с их компанией, как и чонын. хиджин и хеджу против не были, им наоборот с ними двумя было интересно, да и хиджин с чонын узнавали друг друга получше, проникались атмосферой и были сами собой, несмотря ни на что. августовское солнце приятно пекло их макушки, и суен снова грызла, зажав меж зубов, сочную травинку. хиджин расхаживала около машины без рубашки, покуривая самокрутку, которая все тлела и тлела, и чон забывала делать затяжки, потому что рассматривала то огромные черные колеса, то саму кабину, в которой было хоть и не совсем просторно, но могли бы поместиться два человека. хеджу стояла в одном месте и рукой проводила по разогревшемуся на солнце металлу. суен была довольна тем, что ее подруги оценили синего «коня», которого она иногда сама подкрашивала краской. кое-где были видны, конечно, желтые пятна, потому что трактор был изначально именно такого цвета, но ха лично его перекрасила в цвет, который любила больше всего. хиджин и хеджу переглянулись, когда хиджин стала лезть прямо в кабину. — куда ты там полезла? — суен развернулась и взглянула на чон, открывающую сначала дверцу, а затем проникающую внутрь. в кабине было ужасно душно, но из-за того, что некоторые маленькие окошки были раскрыты, дул своеобразный сквозняк, остужающий как черный огромный руль, так и мягенькое сидение, от которого также исходил жар. хиджин пристроилась прямо на месте суен, схватила ее восьмиуголку и надела ту себе на голову. сидя за рулем, хиджин воображала себя самой настоящей трактористкой, которой являлась суен. у нее перед глазами появилась картина, как она едет по полю, в том самом комбинезоне на голое тело, пожевывает травинку и травит анекдоты про трактористов (хотя суен этого никогда не делала). хеджу только хмыкнула, глядя на хиджин, обтерла свое лицо рукой и вздохнула, чувствуя, как пот ручьем стекал вниз по ее вискам и щекам. позади них послышался чей-то голос, а за ним и звонкий смех, затем писк, похожий на крик птеродактиля, вымершего около 245 миллионов лет назад. сон и ха, обернувшись, заметили идущих по полю джинсоль и чонын. на первой был легкий белый сарафан, развевающийся изредка на легком ветру, а на второй все тот же платок с голубыми цветочками и узорами, который она придерживала, чтоб не улетел. хиджин даже внимания не обратила на присутствие чонын и джинсоль, только аккуратно вылезла из трактора и зачесала волосы назад, потягиваясь с громким рычанием. — что вы тут делаете? — суен взяла клетчатую рубашку хиджин и бросила ее в чон, которая рефлекторно поймала ткань и увидела двух девушек, появившихся из ниоткуда. — суен, у нас сегодня с тобой прогулка запланирована. ты забыла? — джинсоль скрестила руки у груди и надула губы под тихий смешок чонын. — н-нет... я помню! а чонын? — суен перевела свой взгляд на ким, которая только повела плечами и кивнула в сторону хиджин, которая судорожно надевала на свои плечи рубашку, ткань которой постоянно прилипала к ее потному телу. — я здесь из-за хиджин. если она не дома, то значит, она с вами. вот я и пошла с джинсоль, — чонын улыбнулась, пока хиджин осматривала девушку и хмыкала. у чонын многие сарафаны были с длинными рукавами, но в последнее время у нее все больше и больше начали появляться с короткими, иногда вообще без рукавов, с одними лишь лямками. хиджин один раз сказала, что у чонын красивые плечи, и что она бы хотела видеть их постоянно. может, ее выбор с сарафанами вызван именно этими словами? хеджу впервые почувствовала себя не то лишней, не то просто одинокой. в ее голове проскользнула мысль о том, что здесь, вместе с джинсоль и чонын, могла бы быть еще и чэвон, по которой она скучала. жаль, что пак уехала с родителями в город за новой порцией книг. между ними всеми повисла гробовая тишина. лишь слышно было, как у деревьев птицы переговаривались и кричали, и хиджин посматривала на них, застегивая небрежно рубашку. чонын подошла к ней, расстегнула пару пуговиц и сама застегнула их так, как они должны были быть застегнуты. хиджин, кажется, потеряла связь с этим миром и замерла, как вкопанная, глядя на пальцы чонын, аккуратные и ловкие, с ухоженными короткими ногтями, с выпирающими кое-где венами от жары. суен удивленно взглянула на хиджин и помахала перед ее лицом рукой, чтобы вернуть девушку на землю. — раз уж у вас запланирована свиданка... — хеджу почесала затылок, засунув руку в карман своих треников. — тогда я пойду. — мы с тобой, хеджу, — сразу же послышался голос хиджин, и хеджу совсем легко улыбнулась. — тогда пойдемте, — хеджу засунула уже вторую руку в карман и улыбнулась пошире, увидев, как хиджин вприпрыжку побежала через выкошенное пшеничное поле, громко что-то говоря про блинчики и зеленый чай. чонын засмеялась. — и как ты ее терпишь? — я не терплю, я просто принимаю ее такой, какая она есть, — чонын, глядя на хеджу, улыбнулась, а сон только кивнула, ухмыльнувшись. они втроем ушли прямо за деревья, за которыми находилась дорога. суен и джинсоль переглянулись, не зная, что говорить друг другу. только суен осмотрела свой трактор и провела по горячему железу ладонью. — твой конь? — поинтересовалась джинсоль, на что суен угукнула. — нравится? — не то, что бы я любила такого рода автомобили... впрочем, я вообще автомобили не люблю, но... он тебе подходит. — правда? — суен подошла к джинсоль и немного бедрами вжалась в огромные колеса. — да, — джинсоль с улыбкой на лице кивнула. — залезай, — суен раскрыла дверцу и ухмыльнулась. — в смысле? — залезай говорю. — я не смогу... — джинсоль взглянула на кабину, но тут же пискнула, когда суен подняла ее на руки и сама затащила в нее, встав при этом на ступеньки. джинсоль показалось, что она вот-вот упадет, но хватка суен была сильной, дающей почувствовать себя в самой настоящей безопасности. ха и сама залезла во внутрь, закрыла дверцу и завела трактор. — куда мы? — спросила джинсоль, а суен только повернула голову назад, взглянула на девушку и ухмыльнулась. — покататься, — ответила ей ха, схватившись за рукоятку коробки передач и сильно надавив на нее. трактор сдвинулся с места. джинсоль, пораженная такой решительностью суен, покрепче сжала ее плечи и выдохнула. огромная машина, внушающая только страх, двигалась по выкошенному полю с рыхлой почвой. он приминал ее под собой и мчался в неизвестном направлении. джинсоль не знала, куда они держали путь, но она знала точно — суен явно желала это так давно, что от нее чувствовалось сильнейшее восхищение собой, гармонирующее с собственной гордостью. они ехали минут пятнадцать по солнцепеку. суен постоянно смахивала капельки пота со своего лба, давала джинсоль чистое полотенце, которым она вытирала свой лоб, а еще искала где-то под сидением бутылку с проточной водой, наполненную до самого горлышка. джинсоль устраивала забота суен, она ее очень ценила, но молчала, как партизан. у джинсоль характер такой. он постепенно раскрывался, ведь рядом с суен она становилась другой, настоящей собой. не той надоедливой и вредной джинсоль, которая постоянно кого-то чему-то учила, читала нотации и лекции, как нужно делать и как не нужно, а именно самой настоящей чон джинсоль, которую суен удалось пробудить в ней. она и сама этому радовалась. безмерная и безграничная радость окутывала ее тело с ног до головы, когда ха понимала, что джинсоль с ней другая. самая настоящая. джинсоль аккуратно приобняла суен, приблизилась к ее плечу и оставила на нем сладкий поцелуй, заставляя при этом ха ласково улыбнуться. она любила, когда чон проявляла нежность, не являющейся частой гостьей в теле соль и ее желаниях. наверное, она привыкла быть каменной глыбой, недоступной ни для кого, в том числе и для суен. — что ты такая нежная? какая муха тебя укусила? — суен посмеивалась сквозь шум мотора трактора, а джинсоль только фыркнула себе что-то под нос, убрала руки от плеч суен и села назад. — да ну тебя, — обиженно произнесла та. суен рулила и рулила, петляла и петляла, проезжала мимо полей и даже выезжала на трассу, ведущую вдоль этих самых скошенных, пустых полей. она осматривалась по сторонам, рассказывала джинсоль, как на этих полях работал ее отец, сидя в стареньком тракторе без подобной кабины, под жгучим июльским солнцем, дыша выхлопами мотора и глотая запах зелени и ветра. джинсоль слушала ее с восхищением, задавала в ответ вопросы, и их разговоры продолжались и продолжались, пока трактор не начал ехать медленнее, постепенно издавая звуки умирающего кита вперемешку со звуками старинного граммофона и храпа хеджу. это насторожило суен, которая, сняв свой кепарик, зачесала намокшие от пота волосы назад. суен вспомнила, что совсем рядом, недалеко на этом поле, прямо у глухого леса, есть сеновал. она резко развернула машину, надавила на педали, держа путь прямо туда. — что происходит с твоей шайтан-машиной? — джинсоль смотрела по сторонам, рассматривала машину через окна кабины и поджимала в недовольстве губы, особенно тогда, когда видела, как черный дым поднимался из-под металла прямо перед их глазами. суен ничего не ответила, только цыкнула под остановку трактора. он заглох. — блять! радиатор, кажись, сдох, — суен ударила по каменному рулю ладонями и тут же их потрясла, потому что больно ударилась. раскрыв дверь кабины, ха первая вылезла из нее, спрыгнула на мягкую траву и пнула огромное колесо, рыча и бурча себе ругательства под нос. она стала осматривать огромную махину, залезла к самому радиатору, даже осмотрела мотор и обессиленно уселась на траву. сорвала одну недлинную травинку и с хрустом зажала ее меж зубов. джинсоль надоело сидеть внутри кабины, и она через какое-то время покинула ее, поправляя сарафан, развевающийся на легком ветру, которого особо-то и не было. ее ноги коснулись земли, и чон немного пошатнулась. ха, резко поднявшись, приобняла джинсоль за талию, придерживая ту и остерегая от падения. — что с ним? — соль обратила внимание на дымящийся капот, из-за которого суен нервно посмеивалась. она просто не знала, как сказать джинсоль, что они тут застряли. — ну... во-первых, радиатор сдох. во-вторых, мотор... а в-третьих... — суен хотела было продолжить, как резко получила смачного леща. — ай! — в-третьих, ты балда, суен! — джинсоль сама подошла к трактору (как будто знала, как он устроен и что чинить) и стала его осматривать. она заглянула к самому мотору и, хлебнув немного дыму, стала громко кашлять в сторону. прокашляться она не смогла, пришлось немного постучать себе по груди. суен обеспокоенно осмотрела девушку. — извини, я... — суен взглянула на задымленное лицо джинсоль и прыснула прямо на нее, далее заливаясь громким звонким смехом. джинсоль не оценила это, а только сильнее и быстрее вспыхнула, как спичка. — что ты смеешься, идиотка? мы тут застряли из-за тебя, и ты даже не хочешь исправлять ситуацию! — джинсоль провела пальцами по лицу и удивленно распахнула глаза. суен отошла назад, заливаясь все тем же смехом. воздуха в ее легких уже не хватало, и у нее слезы текли по лицу только из-за нелепого вида джинсоль, расставившей руки в боки и принявшей серьезный, казалось бы, вид. — морду вытри свою, а то как чупакабра выглядишь, — ха стала вытирать накатившиеся слезы и изредка пускать смешки в сторону, прижавшись спиной к деревянному старому забору. джинсоль старательно вытирала свое лицо, но вместо этого только размазывала грязь, из-за чего суен приходилось еле-еле сдерживать свой наплывающий смех. но вскоре ее прорвало: ха снова засмеялась, как только джинсоль своим злобным выражением лица взглянула на нее. — боже, не смотри на меня так, я тебя умоляю... — суен не просила, она умоляла, подходя к дымящемуся мотору. — да сделай уже хоть что-нибудь! — джинсоль сама нашла в кабине полотенце и вытерла им свое лицо. теперь оно стало в разы чище, чего не скажешь о суен, которая полезла прямо в пекло. — суен! суен сняла с себя рубашку и стала ею размахивать и развевать дым. ткань впитала в себя запах гари, и теперь суен пахла, как самый настоящий пожарный — гарью и потом. она мучилась с мотором и радиатором целый час, пока джинсоль расслабленно сидела прям у сеновала, не думая в него входить. сено было мягким, но немного колючим, из-за чего девушка постоянно ерзала и ойкала. суен изредка посматривала на джинсоль, мягко улыбаясь, а в ответ на ее грозный взгляд только извинялась и глазами говорила одно: я все сделаю, только не ругайся. но суен не сделала ровным счетом ничего и плюнула, потеряв все свои силы. стало еще жарче: солнце поднялось на самую высоту. джинсоль предложила скрыться внутри сеновала, где было не так прохладно, но терпимее, чем снаружи. суен кивнула: взяла все свои вещи, в том числе и рубашку, набекрень надела восьмиуголку и первая прошла в деревянную постройку, снаружи маленькую, но внутри просторную. там пахло сеном и травой, и суен понимала, что это ее самый любимый запах из всех, что она ощущала. ему уступал только запах тела джинсоль, оставшийся на кончике носа ха еще с того инцидента, когда они застряли в недостроенной бане. джинсоль прошла вслед за ней, с опаской начала рассматривать место, где они находились, а после осторожно уселась прямо в сено. суен присела на бревно. стала обмахиваться своей рубашкой и вытирать пот, текущий ручьем с ее лба. джинсоль тоже было жарко, и она даже расстегнула одну пуговицу на своем сарафане, оголяя часть ключиц (суен сама заметила, как они сверкнули через тусклый свет, проникающий через узенькие щелочки сеновала). джинсоль продолжила ворчать себе под нос то, что суен та еще идиотка, которая не могла решить проблемы с трактором, и поскольку они тут застряли именно из-за нее, джинсоль сочла это знаком судьбы, что они точно где-нибудь застрянут в третий раз. суен слушала ее и слушала, пожевывала то травинку, то сено, а затем откинулась назад, прижалась спиной к деревянной стене и прикрыла лицо своей восьмиуголкой. джинсоль еще пуще стала ворчать: — вот кому расскажу, никто же не поверит, что мы тут заглохли. смех и только! все начнут говорить, что у твоего отца горе-дочь, не способная даже трактор починить, — чон цыкнула что-то еще, но суен перебила ее своим рычанием. — рот закрой. и джинсоль замолчала, поджав в недовольстве свои губы. они сидели в гробовой тишине десять минут, пока не послышались шуршания со стороны суен ее же рубашкой, которую она попыталась накинуть на свои плечи, но только сняла и убрала в сторону. джинсоль обратила на нее внимание, даже ласково улыбнулась, а затем, пошевельнувшись, почувствовала, как горячая капля пота стекла вниз по ее виску, по не менее разгоряченному лицу, покрасневшему от духоты. джинсоль покраснела еще сильнее из-за того, что суен сидела в одной лишь майке белого (скорее, серого) цвета, прилипшей к ее вспотевшему смуглому телу. ткань неприятно касалась ее ребер и спины, прошлась по ее позвонкам и коже, и суен вздрогнула, ощущая, насколько же сильно она вспотела. желание помыться в бане было выше любых других ее желаний и потребностей. они молчали еще минут пятнадцать. пот все так и стекал вниз по лицу джинсоль, и она осторожно убирала его тыльной стороной своей ладони, обтирала кожу подолом сарафана, и снова вытирала то виски, то скулы, то щеки. суен изредка посматривала на обиженную соль, думая, стоило ли что-то говорить или все же нет. вскоре она набралась немного уверенности и, прочистив горло, отозвала джинсоль. — тебе не жарко? — суен сняла даже свой кепарик, начав им легонько обмахиваться. — жарко, — ответила ей джинсоль и отвернулась. у суен глаза сверкнули, и джинсоль даже боковым зрением почувствовала хитрость, исходящую от ха. она полностью пылала жаром и явно к чему-то готовилась. снова прочистила горло и громко усмехнулась. — тогда разденься. можно сказать, это была месть суен за баню. джинсоль это понимала, потому и усмехнулась, проведя языком по своей нижней губе, обильно смачивая ее слюной. до нее еще минуты две доходил смысл данной фразы, и джинсоль покраснела, стиснув зубы. — у меня ничего нет под сарафаном, — смущенно и неуверенно произнесла джинсоль, заставив суен расширить глаза и удивленно взглянуть на девушку. теперь уже краснела не только джинсоль, но и бедная суен, у которой кадык ходуном ходил от того, что она постоянно сглатывала слюну, излишек которой хватило бы для того, чтоб напиться. они поддерживали с минуту зрительный контакт, явно ощущая напряжение, повисшее между ними и сеном, которого тут было очень много. суен думала, а джинсоль душила собственные мысли и потребности в том, чтобы отбросить гордость куда-нибудь назад. суен вытерла капельки пота с виска запястьем и, ухмыльнувшись, отвела взгляд в сторону выхода из сеновала, напротив которого она и сидела. — и? — послышалось с ее стороны, на что джинсоль промолчала. суен тоже замолкла, не зная, что добавить. джинсоль ждала, когда ха переведет на нее взгляд, и когда это свершилось, она пальцами аккуратно обхватила лямку своего сарафана и сняла ее со своего плеча, полностью оголяя его и свою острую ключицу, пронзающую взгляд и сердце суен, как пуля девятого калибра. суен молчала, осторожно следила за пальцами джинсоль, на которых даже вены вздулись. она же изредка сглатывала и потирала свою вспотевшую шею, пока джинсоль бралась рукой уже за вторую лямку и тянула ее вниз по плечу. когда чон оголила вторую ключицу, суен поняла, что нет зрелища прекраснее на свете, чем ее бледная кожа, покрытая в некоторых местах родинками, такая тонкая и нежная с виду, пахнущая зеленым яблоком. джинсоль приподнялась и потянулась руками назад, чтобы расстегнуть застежку своего сарафана, но реакция суен была в разы быстрее, чем ее пальцы, которые даже не успели ухватиться за замочек. в глаза обеих играло желание. великое желание и страсть, танцующие вместе страстное танго. суен схватила в это время руки джинсоль и уложила их себе на плечи, присев напротив нее на колени, на деревянный пол. — т-ты чего? — суен, держа руки джинсоль, смотрела ей в глаза и так неловко улыбалась, что джинсоль пустила смешок и заметила, насколько близко они находились друг к другу. их зрительный контакт, кажется, никогда бы не прервался. суен все также внимательно смотрела в бездонные глаза джинсоль, и джинсоль смотрела в манящие глаза ха, ища в них что-то такое, чего она не могла отыскать. взгляд чон так и просил, так и умолял делать что-то дальше, и суен, понимающая намеки, совсем незаметно для джинсоль кивнула и завела собственные руки за ее спину. джинсоль вздрогнула, раздвинув слегка ноги и позволяя суен пристроиться прямо между ними. ей было так удобнее. ее нос коснулся вспотевшей шеи джинсоль, по которой прошлась целая россыпь поцелуев. джинсоль растаяла. сразу же. пальцы чон коснулись намокшей ткани майки ха и потянули ее вверх. суен без всяких колебаний подняла свои руки, позволив джинсоль снять с себя этот элемент, полетевший прямо в стог сена. наверное, они потом бы поняли, что это была ужасная идея, но думать о таком ни джинсоль, ни суен не хотелось. — знаешь, джинсоль, — суен, покрасневшая до кончиков ушей из-за духоты и смущения, коснулась своими же губами линии челюсти джинсоль, пальцами снова берясь за ее застежку и звучно ту расстегивая. — я никогда тебе не говорила, но я думаю, что это нужно сказать прямо сейчас. — о чем ты? и почему именно в такой момент? — джинсоль обхватила лицо суен своими ладонями и притянула ее к себе, пока проворные пальцы ха стягивали сарафан вниз. суен не видела, как она оголила аккуратную небольшую грудь джинсоль, она не видела, как ткань опустилась до ее живота, минуя выпирающие ребра, которые можно было пересчитать. она просто смотрела в глаза чон и чувствовала ее горячее дыхание на своих губах, к которым после примкнула, проявив инициативу. суен первая начала поцелуй, втягивая в него податливую джинсоль. кажется, что она сняла свой внутренний барьер, освободилась от его оков и позволила себе поддаваться суен, подчиняться ей же. джинсоль нравилось все, что делала с ней суен, и она сама хотела большего: брала ее руки в свои ладони, укладывала их на свои плечи, ключицы, вела вниз и оставляла прямо на груди, и суен, чувствуя, что хочет делать все это, аккуратно обводила большими пальцами ее соски, а из-за чужих робких касаний джинсоль совсем тихо постанывала, разрывая жаркий поцелуй. джинсоль не давала суен опустить свой взгляд вниз, она все обхватывала ее лицо и смотрела ей в глаза, не трогая ни ее рук, ни ее плеч, к которым ее пальцы изредка тянулись. у суен сердце бешено колотилось, оно готовилось выпрыгнуть из груди, а джинсоль готова была прямо сейчас начать то, к чему они плавно двигались. ха немного повернула голову в бок и ухватилась своими зубами за палец джинсоль, беря его в рот. чон готова была поспорить с каждым, что каждое касание к себе со стороны суен было тем еще достижением для нее самой. и хотя они понимали, что если бы давно поговорили, то и давно бы сдвинулись с мертвой точки, на которой обе застыли, как вкопанные. — я могу опуститься? — искусав палец джинсоль, суен мягко, но хитро улыбалась, но чон ничего ей не отвечала, лишь руки убрала от чужого лица и отвела взгляд в сторону, повернула туда же свою голову. суен восприняла это, как тот самый сигнал, позволяющий ей действовать. она аккуратно опустилась к ее шее, мокро ту целуя, и хотя кожа была соленой, для ха она все равно оставалась сладковатой, с привкусом зеленого яблока. ха осторожно укусила джинсоль за шею, и та издала свой первый протяжный стон. уши суен вспыхнули, как огромный факел, освещающий пути в катакомбах. она не столь самоуверенная натура, когда дело доходило до такого. пальцы одной руки ее все также игрались с грудью джинсоль, а пальцы другой медленно перекатывали затвердевшие соски, из-за которых по телу мурашки бежали целым табуном, и соль вздрагивала, немного выгибаясь и прижимаясь к голому животу суен. опустившись еще ниже, джинсоль чуть ли не прикрывалась, но суен нежно обхватила ее ладони своими, закинула их на свою шею, и соль попыталась расслабиться под шумные поцелуи суен. ха не могла насладиться ни ее кожей, ни ее телом, к которому питала особую любовь. джинсоль — афродита, трогать которую дозволено только суен, касаться которой можно было также только суен, целовать которую позволялось одной суен, и суен все это ценила, берегла, как самый настоящий клад, языком вырисовывая линии полей и извилистые дорожки меж ними, зубами оставляя звезды, а засосами — яркую луну и множество маленьких планет, галактик и вселенных. джинсоль томно дышала и отбрасывала голову назад. она выгнулась, стоило было суен горячим языком коснуться кончика соска чон, обвести им вокруг ареола и слабо прикусить. — больно, суен... — чон опустила свой взгляд на суен, по голове которой провела обеими руками, зачесывая слегка ее намокшие от пота волосы, спутанные и с несколькими соломинками в них. ха приподнялась и губами коснулась губ джинсоль, ласково ее целуя, чтобы успокоить и расслабить. джинсоль чувствовала, что она могла доверять суен, могла доверить ей свое тело. суен в свою очередь понимала, что джинсоль являлась девственницей, и что ей точно нужно было время, чтобы привыкнуть ко всем этим ласкам. она не просто ласково целовала ее, она в губы ей шептала различные нежности и слова, которые джинсоль явно до этого момента не слышала от суен. и пока она все это говорила, ее руки блуждали по бледному телу чон, вычерчивая на нем незамысловатые картинки, опускаясь ниже и снимая с нее до конца сарафан. джинсоль вздрогнула и удивленно промычала в губы суен, звучно от той отрываясь. она ничего не хотела говорить, потому и просто прижала ха к себе, лицом к своей шее. от такой близости им было в разы жарче, и суен пыталась снять с себя треники, но обувь ей мешала. она резко сняла с себя потрепанные кеды и оттолкнула их от себя под тихий смешок джинсоль, которая за все это время уже успела привыкнуть к суен. она даже забавляла ее, из-за этого чон и расслаблялась, чувствуя себя спокойнее. суен сняла с себя штаны и кинула их в сторону сена. куда — черт только знал. джинсоль с теплой улыбкой притянула девушку к себе и уже сама поцеловала ее, постепенно углубляя поцелуй. через него суен поняла, что джинсоль действительно хотелось того же, чего и ей самой, и потому ее руки не бездействовали, а ласкали кожу чон, ее талию, пальцы пересчитывали ребра, опускались вниз и обхватывали сильно бедра, из-за чего джинсоль совсем тихо выдыхала на губы суен. опустившись к ягодицам, суен мягко обхватила их и усмехнулась прямо в поцелуй, пока ее язык игрался с языком джинсоль. чон раздвинула ноги и придвинулась поближе к суен. ха восприняла этот намек в очередной раз, как самый настоящий пинок, из-за которого она двинулась дальше. левой рукой очертила сначала одну грудь, потом вторую, коснулась кончиками пальцев сосков, снова пересчитала ребра и повела волнообразную дорожку двумя пальцами. средний очертил круговыми движениями ее пупок и нырнул дальше. первое касание — и джинсоль подняла ноги, которые забросила на поясницу суен и прижала ее к себе. суен касалась осторожно, готовясь пошутить над джинсоль, которая, видимо, этого и ждала. — не прижимай меня так близко. я не смогу войти, — суен взглянула джинсоль в глаза и вжалась своим лбом в ее, средним пальцем касаясь осторожно клитора. чон простонала ей прямо в губы и отвернулась. суен лицом прижалась ближе: теперь джинсоль постанывала ха в щеку и зацеловывала ее, демонстрируя все свои чувства, что она не показывала до этого. сильнейшие чувства, охватывающие ее по отношению к суен. суен и сама понимала, что джинсоль многое таила, скрывала, не желая показывать, и вот сейчас она дала себе волю, прижалась к уху суен и прикусила его мочку, пока средний палец ха, такой нежный и немного неаккуратный, стимулировал клитор чон. она изредка надавливала на чувствительную точку, и джинсоль ерзала на месте, прикусывая нижнюю губу и сдерживая стон, просящийся наружу. суен не забывала и про шею джинсоль: она прошлась по выпирающему и подрагивающему, иногда вибрирующему кадыку языком, слизывая с него соленые капельки пота; губами провела дорожку и перешла к пульсирующей сбоку венке, которую готовилась укусить, но сдержалась, контролируя при этом свою руку снизу. ей нравилось не только целовать джинсоль, но и играться с ней с помощью смены своих темпов: она целовала еле слышно, почти неощутимо, язык не использовала, а пальцами специально ускоряла темп собственных ласк под шумные выдохи джинсоль, переходящие постепенно в ее чувственные стоны. вскоре ха медленно вошла в чон одним пальцем. чон притаила дыхание, совсем замолкла, пока ее сердце в ускоренном темпе двигалось по всей ее грудной клетке. суен не смотрела ей в глаза, только ощущала, насколько сильно джинсоль пылала. ее палец двигался медленно, и чон зарывалась своими пальцами в чужие волосы, сжимала их у корней и, не отрываясь, зацеловывала лицо суен, начиная от ее губ и заканчивая покрасневшими кончиками чужих ушей. суен это нравилось. нравилось и джинсоль все то, что делала ха. но суен все также игралась с джинсоль, все также меняла темпы и издевалась над чон, которая постоянно голову назад отбрасывала и еле слышно скулила, прикрыв при этом глаза и сводя брови домиком. ее губы блестели от слюны, не смыкались из-за томного дыхания и стонов, ласкающих уши самодовольной суен. чон обхватила руками шею девушки, нависающей сверху, притянула ее к себе и взглянула в чужие глаза, блестящие туманом сквозь духоту, в которой они находились. джинсоль собиралась с мыслями, чтобы выразить то, что она так хотела, и, глядя в расширенные зрачки суен, она произнесла, двигаясь в такт движениями суен: — я люблю тебя. джинсоль ее любила? это правда? суен, поджав уже свои губы и нахмурив брови, совсем аккуратно ввела второй палец и через какое-то время ускорила темп. из сеновала, под ласковые ответы суен о любви, о нежности и будущем, доносились чувственные стоны джинсоль, которые та даже не пыталась контролировать. жаркое солнце постепенно садилось, опускаясь за самый горизонт. день сменялся вечером, а вечер сменялся уже и на ночь. прохлада опустилась на поле, но еще не до конца его остудила. джинсоль лежала в дреме на груди суен и держала ее за руку, пока пальцы ха ласково перебирали ее волосы, спутавшиеся полностью в соломе. ее сердцебиение наладилось: сердце только иногда выпрыгивало с места, когда джинсоль морщилась во сне или стонала что-то себе под нос. ха почувствовала себя счастливой. она думала о многом, глядя через огромную щель в потолке сеновала на чистое небо со звездами. разве она могла чувствовать себя иначе, когда на ней спит джинсоль, укрытая рубашкой суен, одетая в ее же штаны, чтобы полностью не замерзнуть? это все так получилось спонтанно, что суен боролась с мыслями о проведенном дне. они уже давно закончили, чон уже десятый сон наблюдала, а суен все никак не могла уснуть, рассматривая звезды и думая о том, что в прошлой жизни она или джинсоль явно планету спасли, раз уж их жизнь постоянно сводила вместе. возможно, где-нибудь пролетал огромный астероид, и им суждено было бороться с ним? а возможно, они когда-то в прошлой жизни уже встречались и в этой им суждено было научиться общаться друг с другом, снова полюбить и быть счастливыми? суен думала и о павловнии, посаженной перед домом джинсоль. она надеялась, что когда-то это красивое дерево срубят, и тогда вся деревня поймет, что джинсоль по-настоящему счастлива. ха вздохнула. прикрыла свои глаза и попыталась настроиться на сон. только вот услышала, как джинсоль стала ерзать и постанывать что-то себе под нос. — суен? ты спишь? — джинсоль взглянула на суен, лежащую совсем неподвижно, даже привстала, чтобы ее рассмотреть своими сонными глазами, а затем улеглась головой на ее ключицу, щекой прижавшись к теплой смуглой коже. — нет, не сплю, — выдохнула суен, и джинсоль, испуганно вздрогнув, оставила сладкий поцелуй на ее линии челюсти. — о чем-то думаешь? — на самом деле... да, но... не знаю. — не хочешь занять свои мысли мной? — они и так о тебе, — суен ухмыльнулась, а джинсоль только ласково и сонно улыбнулась. — не болит шея? — разве что бедра, — джинсоль совсем тихо засмеялась. — ну ничего. пройдут. прости, пожалуйста, — суен улеглась на бок, лицом к девушке, и прижала ее к своей груди, приобняв одной рукой, а вторую уложив себе под голову. — все в порядке, — джинсоль прижалась к суен и горячо выдохнула ей прямо во впадинку меж грудями. ха замолчала. сна как не было, так до сих пор и нет. она понимала, что не уснет. по крайней мере потому, что она переживала за трактор и за то, как они будут возвращаться обратно. ха надеялась, что их отсюда кто-то заберет. — знаешь... даже если когда-то между нами были тысячи километров и какой-то там астероид... я очень рада, что ты рядом, — суен губами коснулась макушки джинсоль и ласково улыбнулась, прижав девушку покрепче к себе. — я больше никогда и никуда тебя не отпущу. — я и не улечу от тебя, суен, — ласково ответила ей джинсоль и ухмыльнулась. суен так и прижалась к джинсоль, прижала ее к себе и не совсем скоро погрузилась в глубокий сон, наполненный ее переживаниями. хиджин и хеджу сидели на пороге перед домом семьи чон. обе молчали. думали и молчали настолько тихо, что хиджин слышала, как текла речка прямо за ее домом. она изредка оборачивалась и посматривала в сторону ворот, но они не то, что бы не скрипели, скорее молчали и не шевелились. обе почему-то были на нервах. вчера суен и джинсоль уехали в неизвестном направлении, и их след простыл. чонын тоже не знала, где соль могла быть, а уж тем более суен, с которой она общалась перебежками: на некоторых сборищах и на реке. — мне это не нравится, — хеджу застегнула звонко свою олимпийку и прижала замочком себе подбородок, громко ойкнув. хиджин прыснула и покачала головой. — мне тоже. пойдем, поищем ее, что ли? — куда? — в смысле куда? тебе башка на что? конечно же в ее беседку, — хиджин поднялась с места и поправила воротник своей клетчатой рубашки, надетой поверх голого тела. хеджу сразу же поднялась, медленно и тяжело. они вместе с хиджин вышли за калитку и закрыли ее. чонын не было слышно за забором, как и йерим, наверняка убежавшую играть и проводить время с еджин на реке. обойдя несколько домов и завернув прямо к дому ха, хеджу и хиджин остановились. сначала они переглянулись, взглядом поборолись за то, кто будет открывать дверь, и все же ее открывала сон, которая нехотя потянулась к железной ручке, на которую надавила. дверь со скрипом раскрылась, и девушки совсем осторожно проникли на территорию семьи суен. они обошли всю территорию, но нигде не нашли свою подругу, из-за которой переживали хуже, чем из-за чуть не утонувшей йерим. хеджу остановилась около запасного входа в дом и прижалась к нему своей рукой, достала из кармана самокрутку вместе с зажигалкой. хиджин подошла к ней поближе, а затем вздрогнула, услышав громкий скрип железной двери. ими было решено следующее: они должны были убежать. дали сразу же деру, как только услышали, что дверь в дом раскрылась. решили еще и обратно возвратиться, поскольку не было смысла поджидать где-то здесь суен. на дороге они встретили чонын и йерим, идущих в хорошем настроении домой. кажется, они были у своих родственников, хотя ранее хиджин не замечала того, чтоб они вдвоем куда-то выбирались. — чонын? вы с йерим куда-то выходили? почему не зашла ко мне? — хиджин взглянула на чонын и мягко улыбнулась, и ким улыбнулась также ярко ей в ответ, пока йерим тянула старшую сестру за рукав ее рубахи. — ты... сегодня классно выглядишь. — по-твоему она всегда плохо выглядит, а сегодня прям мисс вселенная две тысячи двадцать два? — хеджу усмехнулась, получив от хиджин болючего леща. — спасибо, хиджин-а. мы с йерим на природу выбирались с родителями. они еще к бабушке собрались, а нас отправили домой, — чонын взглянула на йерим, которая сразу же спряталась за нее, чтоб не встречаться взглядами с хиджин. — ясно. ты не в курсе, где суен и джинсоль? — хиджин почесывала свою голову, но получила вместо нормального ответа отрицательные покачивания головой. — сама не в курсе. мы планировали с джинсоль сегодня до болота сходить... ну, знаешь, чтоб набрать клюквы, — чонын повела плечами, а у хеджу потекли слюни от одного упоминания клюквы. — ладно, ясно. пожалуй, подождем их. после плотного и вкусного обеда хиджин и хеджу снова вышли на улицу и сели прям на пороге, у входа в дом, пока не услышали, как в калитку постучались. за ней виднелась серенькая восьмиуголка, вся в пыли, грязи и соломе. хиджин поднялась первая. она же подошла к калитке и раскрыла ее, удивленно взглянув при этом на довольную суен с сонными глазами и в белой водолазке с горлом. чон вскинула левую бровь в недоумении. — ты где была, блудная дочь? и почему на тебе в такую жарищу водолазка? — до хиджин не сразу дошло, что там могло скрываться, пока сама суен не показала, пройдя на территорию дома. — мда, — хеджу еще вдобавок цыкнула и засмеялась. — в общем-то... кажется, мы встречаемся. я не до конца уверена в этом, но... мы переспали, — суен не говорил об этом в подробностях, но стоило было уточнить, как хиджин и хеджу издали протяжное «о-о-о» прям на всю улицу. — рассказывай, — хиджин прижалась спиной к деревянной стене, а суен уселась на ее место рядом с хеджу. — трактор заглох прям у сеновала. джинсоль меня отчитывала... потом мы в тот сеновал от духоты забрались. ну... и началось у нас... в колхозе утро, — суен шмыгнула носом и самодовольно усмехнулась. — сеновал? в поле? — переспросила хиджин, на что суен кивнула. хиджин загорелась новой идеей, о которой не собиралась кого-либо оповещать.