***
Буквально за завтраком (на который я таки опоздал, зачитался), не успел я ещё сесть за стол, как меня тут же нашёл Джейсон Фильджи, первокурсник, и, в отличии от того же Колина, молча передал мне записку. Развернув ту и прочитав: «Сегодня, в половину восьмого, в моём кабинете, жду тебя Гарри. P.S. Мои вкусы несколько сменились, теперь я обожаю Летающие Конфеты!», я несколько удивился такому времени: обычно Дамблдор назначает встречи в девять — половину девятого, и сегодняшнее время выбивалось из этой тенденции. Решив в конечном счёте, что директор, скорее всего, просто нашёл для меня больше времени чем обычно, я просто отправился на уроки. Сегодня меня ждала та часть уроков, которые никогда не замещаю выучиванием заклятий. Это Чары, Трансфигурация, Зелья и УЗМС. Что примечательно, в отличии от прошлого года, УЗМС стало действительно полезным, когда его ведёт не Хагрид, а профессор Грабли-Дёрг. К примеру, не так давно она показывала нам единорогов. Класс (а с ними и я) остался очень доволен… Правда, меня всё-таки, необъяснимо почему, стало посещать беспокойство за Хагрида. И пускай я знал, что он просто сейчас несколько занят и выполняет для Ордена важную задачу — склоняет на нашу сторону великанов, которые в прошлую войну были на стороне Волан-де-Морта, да и он сам полувеликан, и ему, наверное, действительно будет проще договорится с великанами. Так или иначе, но по непонятной причине я ощущал беспокойство за него, несмотря на то, что на самом деле в лицо я ещё Хагрида не видел, а могу наблюдать лишь из памяти Гарри. Правда, другой вопрос в том, что я с этой памятью объединяюсь что ли. К большинству знакомых Гарри, с которыми я встречаюсь, я отношусь так же как и он.[12] Так что, для меня Рон и Гермиона действительно друзья, а не просто знакомые…***
Дождавшись вечера, я захлопнул «Точную Концепцию Проявителей», за которую только вот час назад взялся, и отправился на встречу с директором. Надеюсь, новостей будет действительно много или они будут важными. А то тот формат, в котором проходили наши встречи мне не очень-то и нравился: я просто приходил, показывал выученные пару дней назад проявители, затем Дамблдор наколдовывал некоторые проклятия (специально наливая те силой, чтобы ползли), и я должен был распознать, как противодействовать им, пока те не пролетели обозначенный Дамблдором метр. В такие встречи директор также не обсуждал ничего, кроме его учёбы, чего я никогда, если честно, не понимал. Но сегодняшняя встреча должна быть не из разряда учебных, так что всё должно быть по-другому. Поздоровавшись с горгульей непривычным для обычных людей приветствием — «Летающие Конфеты!», и дождавшись, пока та отойдёт, я начал очередной размеренный подъём в кабинет директора. Постучав в дверь и услышав в ответ «входите!», я вошёл. — Добрый вечер, профессор, — начал я с порога. Дамблдор же впервые встречал меня не за своим столом, а стоя у своего шкафа и задвинув руки за спину. — Добрый вечер, Гарри, — начал директор. — Хотелось бы начать с того, что нам предстоит кое-что узнать, — промолвил он, и, развернувшись к шкафу, достал ту самую чашу, из которой я почти месяц назад слушал Пророчество, и которую называли Омутом Памяти. Поставив ту на свой стол, он присел, выдвинул из стола ячейку и достал два флакона с серебряным содержимым. — Начнём, пожалуй, с этого… — сказал Дамблдор, вылил содержимое флакона в чашу, и, поманив меня пальцем, окунул голову внутрь. Последовав за ним, я ощутил странное ощущение падения вниз, которое сразу же и пропало. Оказался я в темноватой комнате, где была какая-то дама, пожилого вида и постоянно копошащаяся эльфийка, наводящая на даму макияж. Рядом я увидел ожидающего Дамблдора, который указал на место рядом с ним. Подойдя к нему я принялся наблюдать… — Поторопись, Похлеба! — повелительно прикрикнула пожилая женщина, — Этот юноша сказал, что придет в четыре, осталось всего несколько минут, а он никогда ещё не опаздывал! — в ответ на это эльфийка стала копошится ещё быстрее. Дамблдор лишь тихо промолвил мне: «Хэпзиба Смит», и мы продолжили просмотр. Эльфийка, тем временем, уже подала хозяйке зеркальце. — Как я выгляжу? — поинтересовалась женщина, любуясь отражением — Прелестно, мадам, — пропищала эльфийка, названная Похлебой. Звякнул дверной звонок, эльф и хозяйка дома подпрыгнули. — Скорее, скорее, Похлеба, это он! — вскричала Хэпзиба. Похлеба выбежала из комнаты, оставив ту наедине завершать макияж. Когда же та, спустя полминуты закончила, в комнату вошёл юноша, имевший утончённую внешность, которого сопровождала эльфийка. Дамблдор лишь тихо шепнул мне: «юный Том Реддл». — Я принёс вам цветы, — тихо сказал он, извлекая невесть откуда букет роз. — Гадкий мальчик, к чему это! — визгливо воскликнула старая Хэпзиба, хотя Гарри заметил стоявшую на ближайшем к ней столике пустую вазу. — Балуете вы старуху, Том… Садитесь, садитесь… — затем последовала беседа, в обычном для англичан стиле: ни о чём, всё вокруг, да около… Интересное же началось лишь тогда, когда женщина попросила Похлёбу принести «две главные шкатулки»… — Думаю, вам это понравится, Том… О, если бы мои родные узнали, что я показываю их вам! Все они только об одном и мечтают — как бы их присвоить поскорее! — Хэпзиба подняла крышку шкатулки. Внутри лежала золотая чаша, размером напомнив ему знаменитый гранённый стакан, коих на своём веку он повидал великое множество. — Вот интересно, знаете ли вы, что это такое, Том? Возьмите её, рассмотрите получше! — прошептала женщина. Юный Волан-де-Морт протянул руку и взялся за одну из ручек извлекая чашу из оббитой бархатом шкатулки. — Барсук, — пробормотал Том Реддл, вглядываясь в гравировку на чаше. — Так она принадлежала?.. — Пенелопе Пуффендуй, как вам, умный вы мальчик, очень хорошо известно! — Хэпзиба, перешла на шепот. — Я не говорила вам, что мы с ней состоим в дальнем родстве? Эта вещица передается в нашей семье из рук в руки уже многие годы. Красивая, правда? Считается, что в ней сокрыты самые разные силы, впрочем, досконально я это не проверяла, я просто храню ее у себя, в тишине и покое… Она вытянула чашу из рук Реддла и аккуратно уложила обратно в шкатулку. — Ну так, — радостно вымолвила Хэпзиба, закрыв крышку. — где Похлеба? А, ты здесь! Возьми это. — Служанка покорно приняла шкатулку с чашей, а женщина занялась другой шкатулкой, которая пока-что ещё не была открыта. — Думаю, эта вещица понравится вам даже больше, Том, — прошептала Хэпзиба. — Наклонитесь немного, чтобы получше ее рассмотреть… Разумеется, Бэрк знает, что она у меня, я ее у него же и купила, и, смею сказать, он был бы рад снова заполучить эту вещь, когда меня не станет… Хэпзиба откинула крышку, и достала оттуда… Медальон! Тот самый медальон, который мы уничтожили как Крестраж. Сейчас я понял, почему это воспоминание так заинтересовало Дабмлдора. Тем временем Реддл уже достал медальон из шкатулки и стал его рассматривать. — Знак Слизерина, — тихо сказал он, вглядываясь в выложенную из драгоценных камней букву «S». — Правильно! — воскликнула женщина. — Я отдала бы за него руку или ногу, но не упустила бы, о нет, такое сокровище просто обязано находиться в моей коллекции. Бэрк, насколько я знаю, купил этот медальон у какой-то нищенки, укравшей его неведомо где, но понятия не имевшей о его подлинной ценности… Бэрк наверняка заплатил ей гроши, а вещица попала ко мне… Красивая, правда? И опять-таки, какими только волшебными свойствами она не обладает, а я просто храню ее в тишине и покое, вот и все… — Хэпзиба забрала медальон из рук Реддла. Уложив тот назад в коробку она промолвила: — Ну что же, Том, дорогой, надеюсь, вам эти безделицы пришлись по вкусу!… — за сим последовала длительная сцена прощания, во время которой Дамблдор отметил: — Мы посмотрели всё, Гарри. Пора возвращаться. Дай мне, пожалуйста, руку. — и протянул мне её. Сделав предложенное рукопожатие я снова ощутил чувство, будто падаю, и вдруг снова оказался в кабинете директора. — Хэпзиба Смит скончалась через два дня после этой сценки, — сказал Дамблдор, возвращаюсь в своё кресло. — И, как мы знаем, любезно показанный нам покойной миссис Смит медальон, в конце концов оказался Крестражем, убившим твою знакомую, Джинни Уизли, — директор сделал небольшую паузу. — поэтому, я думаю, что это воспоминание доказывает то, что и чаша была также превращена в Крестраж. — Профессор, а при чём тут чаша? Нам же прямо указали на то, что ваши догадки о том, что за предметы использовал Волан-де-Морт верны. — промолвил я, вспомнив еженочные выслушивания стрёмных историй и время от времени проскакивающие от Судьбы подсказки. — При том, Гарри, что я, используя своё влияние сумел через Сириуса добыть опись имущества Беллатрисы Лестрейндж. Угадай, какой предмет там есть? — Кивнул мне Дамблдор, доставая из стола длинный пергамент с, наверное, списком имущества. Протянув его мне, директор указал на нужные пункт. Я, взяв список, прочитал: «№2739 — Золотая двуручная древняя чаша, пять дюймов в высоту, чистое золото, с гравировкой». Вспомнив увиденное, я понял что описание чётко совпадает. — Да, профессор, я понял. Значит, не зря мы устроили всю эту эпопею с имуществом Беллатрисы? — спросил я. — Верно, Гарри. Но, это был лишь первый флакон. — сказал Дамблдор, собирая палочкой жидкость, что ранее вылил в чашу, назад во флакон. Когда же он закончил, то открыл второй и вылил в чашу. Директор сделал ещё один приглашающий жест и снова окунул голову в чашу. Я сделал тоже самое… Воспоминание оказалось очень похожее на настоящее: тут также был директорский кабинет, вот только Дамблдор, что сидел в кресле, был несколько моложе того, с которым я погрузился в воспоминание, и за окном шёл снег. Дамблдор-из-воспоминания, казалось, ждал кого-то. И точно, через несколько мгновений нашего появления в дверь стукнули, и он сказал: «Войдите». Узнать кого-либо во входящем человеке не представлялось бы возможным, если не просмотренное предыдущее воспоминание: я понял, что это был Том Реддл, но он уже не был тем юношей, что я видел пару минут назад, а был где-то на полпути к становлению своего змееподобного вида… — Добрый вечер, Том, — безмятежно сказал Дамблдор-воспоминание, подтверждая мои догадки. — Не желаете присесть? — Спасибо, — ответил Том… Нет, скорее уже Волан-де-Морт, усаживаясь в указанное Дамблдором кресло. — Я слышал, вы стали директором школы, достойный выбор. — Рад, что вы его одобряете, — улыбнулся Дамблдор. — Могу я предложить вам вина? — Буду лишь благодарен, — ответил Волан-де-Морт. — Я проделал немалый путь. Дамблдор-воспоминание встал и подошёл к застекленному шкафчику, где сейчас хранил Омут памяти, в то время в нём находился импровизированный минибар. Вручив Волан-де-Морту бокал с вином, он наполнил другой для себя и вернулся в кресло за письменным столом. — Итак, Том… чему обязан удовольствием? — Волан-де-Морт помедлил с ответом и, немного погодя, осторожно начал: — Никто больше не называет меня Томом, — сказал он. — Теперь я известен под именем… — Я знаю имя, под которым вы теперь известны, — мягко улыбнувшись, произнес Дамблдор-воспоминание. — Но для меня, боюсь, вы навсегда останетесь Томом Реддлом. Такова, увы, одна из неудобных особенностей старых учителей, им никогда не удается окончательно забыть, с чего начинали их юные подопечные. — Меня удивляет, что вы остаетесь здесь так долго, — немного помолчав, сказал Волан-де-Морт. — Я всегда дивился тому, что такой волшебник, как вы, ни разу не пожелал покинуть эту школу. — Что же, — по-прежнему улыбаясь, ответил Дамблдор-из-воспоминания, — для такого волшебника, как я, нет ничего более важного, чем возможность передавать другим древнее мастерство, и помогать оттачивать юные умы. Если память мне не изменяет, учительство когда-то представлялось привлекательным и вам. — И всё ещё представляется, — сказал Волан-де-Морт. — Просто я не могу понять, почему вы, волшебник, к которому так часто обращается за советами Министерство и которому дважды, насколько я знаю, предлагали занять пост министра… — На деле таких предложений, если считать и самое последнее, было три, — сообщил Дамблдор-воспоминание. — Однако карьера министра никогда меня не привлекала. И это, я думаю, ещё одна наша общая черта, — создавая атмосферу дружеской попойки, сказал Дамблдор. Волан-де-Морт же, напротив, молчал. — Я возвратился, — сказал наконец тот, — немного позже, чем ожидал профессор Диппет… но тем не менее возвратился, чтобы снова ходатайствовать о предоставлении мне должности, для которой он счел меня когда-то слишком юным. Я пришёл, чтобы получить у вас разрешение вернуться в замок и стать преподавателем. Думаю, вы должны знать, что с тех пор, как я покинул школу, я увидел и совершил многое. Я могу показать и рассказать вашим ученикам такое, чего они ни от какого другого волшебника не получат. Прежде чем ответить, Дамблдор-из-воспоминания некоторое время смотрел на Волан-де-Морта поверх своего бокала. — Да, я определённо знаю, что вы, с тех пор как покинули нас, увидели и совершили многое, — негромко произнес он. — Слухи о ваших достижениях, Том, добрались и до нашей старой школы. И мне было бы очень грустно, если бы они оказались хоть наполовину правдивыми. — Волан-де-Морт же, казалось, никак не отреагировал на это заявление. — Величие пробуждает зависть, — сказал он, — зависть рождает злобу, а злоба плодит ложь. Вы должны это знать, Дамблдор. — Так вы именуете то, что делаете, «величием»? — мягко спросил Дамблдор-воспоминание. — Разумеется, — ответил Волан-де-Морт, и в глазах его, казалось, вспыхнуло красное пламя. — Я экспериментировал, я раздвинул границы магии дальше, чем это когда-либо удавалось… — Некоторых разновидностей магии, — негромко поправил его Дамблдор-воспоминание. Настоящий Дамблдор, казалось, повеселел от этой фразы, а затем шепнул мне: «это наш самый давний с Томом спор. Он постоянно мне об этом напоминает». — Некоторых. Что касается других, вы остаетесь… простите меня… прискорбно невежественным. — Это ваш давний довод, — мягко сказал Волан-де-Морт. — Ничто из увиденного мной в мире не подтверждает вашего знаменитого заявления, Дамблдор, что любовь намного сильнее моей разновидности магии, — затем последовало длинное обсуждение того, кто же такие ПСы: друзья или слуги. Интересное началось после того, как Дамблдор-воспоминание, вдруг, откинув деланно-дружелюбный тон, спросил: — А теперь, Том, давайте-ка начистоту. Зачем вы явились сюда со своими приспешниками и просите о работе, которая, как мы оба знаем, вам не нужна? — Волан-де-Морт деланно удивился, но теперь я почувствовал, что он несколько переигрывает. — Не нужна? Напротив, Дамблдор, я очень хочу получить её. — О нет, вы хотите вернуться в Хогвартс, однако преподавать вам хочется ничуть не больше, чем в восемнадцать лет. Так чего же вы добиваетесь, Том? Почему бы вам просто не взять да и не попросить об этом? — Если вы не хотите дать мне эту работу… — Разумеется, не хочу, — сказал Дамблдор. — И не думаю, что вы хотя бы на миг тешили себя надеждой, что я захочу этого. Тем не менее вы явились ко мне с просьбой, а это значит, что у вас должна быть какая-то цель. Волан-де-Морт встал. Казалось, что его сейчас охватит бешенство: наверное слова Дамблдора-из-воспоминания привели того в состояние крайней злости, настолько злого Реддла не видел даже Гарри, несмотря на то, что встречался с ним уже трижды. Я уже было подумал, что он сейчас разнесёт кабинет, вместе с Дамблдором-воспоминанием, в щепки, но… — Это ваше последнее слово? — спросил Волан-де-Морт, когда смог хоть немного усмирить свой гнев. — Последнее, — ответил, также вставая, Дамблдор-воспоминание. — В таком случае нам больше не о чем говорить, — заявил Волан-де-Морт. На этом воспоминание окончилось, и Дамблдор снова подал мне руку. Пожав её и снова ощутив падение, я в мгновенье снова оказался в директорском кабинете. На этот раз, настоящим. — А что он собственно хотел преподавать, профессор? — задал я первый пришедший в голову вопрос. — Защиту от Темных Искусств? Он так и не сказал… — О, разумеется, защиту, — ответил Дамблдор. — Доказательством тому служат последствия нашей недолгой встречи. Видишь ли, с тех пор как я отказался предоставить это место лорду Волан-де-Морту, ни одному преподавателю Защиты от Темных Искусств продержаться у нас больше года не удавалось. — Интересно… И всё же, профессор, зачем вы показали мне именно это воспоминание? Я не поверю в то, что вы хотели просветить меня на тему того, что Реддл когда-то хотел быть учителем. — Разумеется… Я показал тебе это воспоминание, потому что считаю его важным. Пускай, сколько бы я его не пересматривал, я так и не смог понять, что же тут скрыто такого важного, но, думаю, вместе с тобой мы точно в этом разберёмся, — говорил Дамблдор, снова собирая воспоминание назад, в флакон. — Если у тебя таки будут какие-то догадки, говори. — Хорошо, профессор. А как всё-таки идёт дело насчёт имущества Лестрейндж? — спросил я, внезапно вспомнив, с чего начиналась встреча и что мы эту тему так и не обсудили до конца. — Сейчас объясню, Гарри. Попасть, к примеру, в её сейф в Гринготтсе мы, двое, увы, не сможем. Но сможет попасть Сириус. Так что я выдам ему контейнер, защитные перчатки и тщательно проинструктирую. Забирать Крестраж он будет сам. — я кивнул, показывая, что понял. — Но уничтожать его будешь ты, как и прошлые. Я всё ещё серьёзно отношусь к тому твоему предположению. — Понятно, профессор. Когда приходить к вам для «дела»? — спросил я, намеренно показывая пальцами кавычки. — Ну, если всё пойдёт по плану, Сириус заберёт Крестраж сразу же в воскресенье. Потому предлагаю тебе приходить утром понедельника, пароль от кабинета я менять не буду. Время также выбери на своё усмотрение, но хотелось бы сказать, что чем быстрее будет уничтожен Крестраж, тем лучше. — Прекрасно, тогда я зайду к вам сразу утром профессор. Могу я идти? — задал я интересующий меня вопрос, ведь, как оказалось, прошло уже больше двух часов: понятно почему сегодняшняя встреча состоялась раньше, чем обычно. — Да, Гарри, не смею тебя больше задерживать… — отпустил меня Дамблдор. Спустившись вниз и пройдя мимо горгульи, я принялся обдумывать сегодняшнюю встречу. Что-то, как и Дамблдору, казалось мне очень важным, но почему-то ускользало от меня. Добравшись же до башни Гриффиндора, я, здраво рассудив, что утро вечера мудренее, отправился прямиком спать, оставив «Точную Концепцию Проявителей» на завтра.