***
Сегодняшний урок ЗОТИ был скучным, как и всегда. Гермиона Грейнджер уже давно поняла, что чему-либо по ЗОТИ научиться в этом году им просто не суждено. Так что большую часть времени, что они проводили на уроках у Амбридж, она тратила на то чтобы делать другие уроки, к примеру сегодня она дописывала эссе по свойствам Лунного камня, что задал Слизнорт на послезавтра. При этом на её парте был только пергамент, который она медленно, но верно заполняла. Как она делала это без учебников? Ответ был прост: благодаря её памяти, она могла просто прочитать учебники и уже потом, спустя какое-то время, цитировать практически дословно написанное. Нет, она не запоминала страницу полностью и тем более не выучивала их, они… Просто запоминались! И всё! Ей было достаточно просто прочитать, чтобы содержимое страницы чётко отпечаталось в её памяти. Раньше она думала, что все так могут. Но, со временем, она стала понимать, что, то что она может делать сверх нормы. Ещё больше она убедилась в этом после того, как у неё появились друзья… Друзья… Гарри, который, кажись даже не заметил, что она перестала с ним общаться, и Рон, который поддерживал её последние пару месяцев. Неразлучная ранее компания начала понемногу распадаться. И, несмотря на то, что она понимала, что это происходит также из-за неё, ведь она даже не пытаться восстановить прежние отношения с друзьями, но куда больше в этом был виноват Гарри: он очень сильно отдалился от них сам, проводит много времени за учебниками (что она внутренне оценила, ведь он наконец-то после всех годов, что она заставляла его учиться сел за учёбу сам) и исследует проклятия с самим профессором Дамблдором! Вот это уже вызывало у неё зависть, хоть девушка и отрицала это, но ведь она, несмотря на то, что была лучшей ученицей потока, так и не удостоилась внимания самого профессора! А ей ведь так хочется, чтобы хоть кто-то обратил внимание на её успехи… За этими размышлениями, что эссе, что урок подходили к концу. Закончив эссе, и незаметно посмотрев на Гарри — объекта её недавних размышлений, она с удивлением отметила, что он, несмотря на то, что звонка ещё не было, уже собирает вещи. Это было очень странно: она никогда не замечала за ним такой спешки. Казалось, что от того, как быстро он покинет класс зависит его жизнь. Поглядев на его часы, что он носил (Гермиона раньше также носила часы, правда карманные, но во время третьего курса перестала: очень неудобно было каждый день отматывать их назад.) и увидев, что они приближаются к 15:30, и осталось ещё… десять секунд… Она сама стала собираться. Когда же прозвенел звонок, то Гарри, как она и ожидала, вылетел в коридор с такой скоростью, что можно было подумать, что он аппарировал из класса. Решив его догнать и узнать, в чём, собственно, дело, она переглянулась с Роном. Тот снова понял её без слов, лишь быстро скинул вещи в сумку и вышел в коридор за ней. В коридоре же они услышали лишь эхо чьих-то шагов, кто-то (скорее всего Гарри), куда-то бежал. Быстро решив вместе с Роном, что лучшим местом для встречи скорее всего будет башня Гриффиндора, они выдвинулись в её направлении. Поднявшись в башню, они уселись на ближайший диван, коих было в гостиной великое множество, и стали ждать. Примерно спустя пять минут в гостиную наконец-то вошел Гарри. Пока он шел к ним, она решила помолчать, предоставив Рону право говорить первому: — Гарри, дружище, ты куда убежал? — спросил его Рон. Она же поддержала его кивком. — Ну… Вы ведь помните что я изучал проклятия с Дамблдором? — спросил Гарри, почему-то шепотом, — Просто дело в том, что проклятие несварения легко может загнать тебя в туалет, — на лице Гарри появилась натянутая улыбка. — Так что мне пришлось сегодня провести десяток интересных минут в обнимку с унитазом… — вроде бы складно говорит, но её не покидает чувство что он их обманывает. — Дружище… Я же могу как-то помочь тебе, да? Ну там… Поискать какое-то антипроклятие… — Её же взгляд тем временем случайно упал на руку Гарри, и тут она все поняла: на часах было 17:42. Не три часа, как должно быть, а пять. Часы спешили ровно на два часа! Когда-то она уже сталкивалась с таким… Как бы тонко намекнуть? — Говоришь, бегал в туалет, да? — спросила я, переведя взгляд в глаза Гарри. — Да, бегал в туалет. — отвечает он мне, вернув такой же взгляд. Неужели он не понял? Тогда уточним… — Также, как и я два года назад? — намекнула я куда более прозрачно. Какой-то миг казалось, что Гарри над чем-то думает, а затем он ответил: — Скорее всего, да… — прозвучал неуверенный ответ. Всё понятно, она была права. Он таки использовал Хроноворот… Проклятия с профессором Дамблдором, он значит изучает. А то, что попадает он на них, используя Хроноворот, он не говорил… И, видимо, раньше всегда переводил часы, а сегодня забыл… И почему он ни разу об этом не сказал… Задумалась она о Хроновороте и тут же остановила себя: «Ну я и дура! А сама ведь, два года назад также никому не рассказывала!», — пролетела мысль в голове Гермионы. Сейчас она почувствовала укол совести: сколько она борется за справедливость, а сама всё ещё применяет двойные стандарты к другим! Она ведь может год использовать Хроноворот как проклятая, и никому не сказать, а друг, значит, нет, не может… И вообще, может быть, её отношение к нему на протяжении последнего времени совершенно лишнее? Вообще, после конца «красного дня», она поняла, что во многом была неправа. Нужно будет об этом подумать…***
Сегодня Рон Уизли в очередной раз был обеспокоен. Что же с ними, с друзьями-то, опять произошло? Сегодня Гарри непонятно почему улетел с урока, пуще, чем пикирует на снитч в матчах. Так что, переглянувшись с Гермионой и поняв заданный вопрос без слов, они вдвоем последовали за убежавшим Гарри. Встретив того в башне Гриффиндора вполне спокойного, он обрадовался. Но всё равно спросил для приличия: — Гарри, дружище, ты куда убежал? — обеспокоенно выдал я. — Ну… Вы ведь помните, что я изучал проклятия с Дамблдором? — я кивнул. — просто дело в том что проклятие несварения легко может загнать тебя в туалет, — на лице Гарри появилась натянутая улыбка. — Так что мне пришлось сегодня провести десяток интересных минут в обнимку с унитазом… — жаль его, конечно. Послать что ли маме письмо, чтобы подсказала, как такое снять? — Дружище… Я же могу как-то помочь тебе, да? Ну там… Поискать какое-то антипроклятие… — спрашиваю его. Но, ответить ему было не судьба: меня перебила Гермиона. Я же, почему-то, погрузился в воспоминания… Тогда, в начале июля, разлучившись с друзьями и прибыв домой в Нору и узнав что это лето они проведут не в ней, он был этому рад, ведь надеялся на ещё одну поездку за границу (как тогда, в Египет). Но, спустя две недели, его робкие надежды на поездку обломали, когда мама объявила, что они останутся в Англии. И вообще, собирай вещи быстрее! В тот момент, когда они переехали на Гриммо, а ещё больше, когда началась пресловутая уборка, он погружался в уныние: такого плохого лета у них не было никогда! Но делать было нечего, так что они убирали, убирали, убирали… Когда же на Гриммо также прибыла Гермиона, которую пригласил сам Дамблдор, он было обрадовался, что у него по крайней мере появиться кто-то, с кем можно будет поговорить, ведь Гарри всё ещё оставался на Тисовой. Дамблдор тогда даже запретил писать ему письма вообще, объясняя это тем, что почту могут перехватить. Ага, почту. Даже он (а самого себя особо умным, как, к примеру, Гермиона, он никогда не считал) понимал, что это всё из-за шрама Гарри. Друг тогда, за те несколько дней перед отъездом, успел рассказать ему, что у него появилась какая-то связь с Волан-де-Мортом. Когда же он к концу июля набрался смелости и спросил напрямую Дамблдора, тот ответил, что да, именно этого он и опасается. И попросил всё-таки следовать его просьбе и ничего своему другу не писать. Так что тогда ему пришлось, скрепя сердцем, последовать этой просьбе и оградить Гарри стенкой, через которую всё, что не укладывалось в привычное «привет, Гарри, как ты?» не проходило. Друг же почти что в ответ отколол фортель и умудрился попасть под Дементоров! Буквально на следующий день после собственного дня рождения! Тогда, в тот памятный день, первого августа, они, как обычно, сидели вдвоём с Гермионой, обсуждая, почему Гарри не ответил на их поздравительные открытки, когда он собственной персоной ввалился в комнату. Тогда они ничего не поняли (особенно, учитывая то, что разговаривал Гарри так, будто те заграничные волшебники, что впервые используют английский в разговоре…), но когда спустя мять минут в комнату вбежала мама с пледом и какао, а затем подтвердила их тогдашние догадки, что друг потерял память, ему стало не по себе. Когда же к ним в разговор присоединилась и Молли, то они наконец-то начали рассказывать то, в чём их друг больше всего нуждался: их совместную историю. Правда, если честно, рассказывал больше он, Гермиона куда чаще просто молчала и задумчиво глядела на Гарри, но он просто не обращал на это особого внимания. Тот момент, когда Дамблдор обновил Фиделиус он никогда не забудет: при попытке понять, куда он попал, мысли будто густели, тяжелели, наливались свинцом и ползли со скоростью улитки! Но, спасибо Дамблдору, тогда он вовремя снял это воздействие. Тогда же друг произнёс ту фразу, которая казалось бы положила конец их многолетней дружбе: — Она ведь не всегда такая? Пожалуйста, скажите что нет! — прозвучало тогда. Затем уже он, не успев остановить себя, выдал: — Ну… Знаешь… Да, она такая всегда… — промямлил я, пытаясь понять, не слишком ли это… но тут, он заметил слёзы в глазах Гермионы, и тут же попытался извиниться, — Гермиона, прости, я не хотел тебя обидеть… — но она просто выбежала из комнаты. Делать было нечего, так что я последовал за ней, пытаясь успокоить. Так начался тот период в его жизни, в котором он испытал на себе роль постоянно высушиваемой салфетки: буквально каждый день нервы Гермионы сдавали, и ему приходилось её утешать. В таком слёзном темпе жизнь продолжалась до ещё одного переломного момента… Джинни… Его маленькая сестрёнка… Она погибла… Это же несправедливо!.. То ужасное утро он никогда не хочет вспоминать… Если честно, он до сих пор не отошёл от потери, хоть и старается это не показывать. Но с того дня многое изменилось. Тогда впервые не он утешал Гермиону, а она утешала его. Когда горечь утраты хотя бы приглушилась, он почувствовал изменения в доме: ощущения сдавленности, сырости и мрачности словно… Растворились… Исчезли… Мрачный тёмный дом стал просто темноватыми помещениями. Как потом им признался Дамблдор, Джинни… Она нашла именно ту вещь, которая своей сутью буквально отравляла воздух… И была уничтожена Дамблдором вместе с Гарри сразу после того, как они узнали о трагедии на Гриммо. Тогда Гермиона вышла из состояния постоянной подавленности. И пускай он был сам подавлен куда больше, чем она, у него… Умерла сестра… Но он это заметил. Когда же он, спустя две недели, наконец-то почти полностью справился с этим… Тогда оказалось, что Гарри (которого тогда не было на Гриммо) снова обидел Гермиону. В тот раз уже ему пришлось снова исполнять роль жилетки… Как потом ему призналась Гермиона, тогда у неё просто… Была менструация[10], а то состояние, в котором она провела неделю до этого, и её подавленность были вызваны ПМС. Спросив у матери (ибо, он как парень, конечно не знал, что скрывается за такой шифровкой), что же это значит и получив от неё ответ, Рон стал жалеть её ещё больше: он не мог себе представить, каково это испытывать ужасное настроение почти четверть месяца, а затем пару дней сильной боли. То, что она также поругалась с Гарри также его сильно расстраивало. Но сегодня он заметил первые изменения: Гермиона впервые за множество дней побеспокоилась за Гарри. Быть может, для других это ничего бы не значило. Но если и было что-то, в чём он разбирался действительно больше других, так это в друзьях. И то, что он видел, ясно давало ему понять, что чёрные полосы в отношениях друзей всё же имеют свойство заканчиваться. И сегодня, кажись, начался рассвет нового витка их отношений!