Le petit Prince

Скрежет. Тихий и едва уловимый. Хрупкий скрип пронзил опустившуюся вместе с темнотой глухую тишину. Звук, определённо, исходил с левой стороны дома, единственным предположением его местообразования мог быть только гараж. Судя по окнам особняка, утонувшим в непроглядной черноте, отца дома нет, да он бы и не стал самостоятельно ковыряться в гараже даже при крайней необходимости. Жоффруа застыл на месте, стараясь сосредоточить все силы на звуках вокруг в надежде услышать скрежет повторно. Он уже хотел было списать всё на через край разыгравшуюся фантазию и отправиться со спокойной душой домой. Но в узком окошке гаража, пристроившимся под самой крышей, мелькнула бледная полоса света. По позвоночнику пробежал холодок, а в горле начало стучать сердце настолько громко, что затмевало своим бешенным темпом всё вокруг. Воры? Но как они пробрались в гараж? Откуда они достали ключи, которые всегда были или у старшего Д’Арси, или Альберта… Который больше здесь не работал уже несколько недель. Первым резко всплывшим решением стало убежать прочь и позвать на помощь, но оно отмелось в ту же секунду, как возникло в сознании. Самым рациональным — казалось просто пойти в дом и позвонить в полицию. Но Жоффруа инстинктивно потянулся в сторону гаража, переполняясь стремлением самому узнать, кто же осмелился проникнуть в запертое на хитроумно сплавленный замок помещение. Предположение о ворах неконтролируемо рассыпалось на глазах, и чувство потенциальной опасности заметно притупилось. Жоффруа последовал твёрдыми шагами к гаражу, но наступал всё равно он очень аккуратно, опуская весь вес тела сначала на носки ботинок, а только потом медленно распределяя на всю поверхность стопы. Дверь оказалось приоткрытой ровно на тонкую щель, сквозь которую с перерывами бил блёклый свет. Дверь даже при таком скудном освещении не выглядела взломанной, замок благополучно висел на положенном месте без единого повреждения и был явно открыт ключом. Жоффруа тихо потянул толстый стальной пласт двери на себя, протискивая голову в образовавшийся проём. На небольшом столике, стоящем у правой стены, лежал карманный фонарь, который и являлся единственным источником света в этой тьме. Пришлось прождать некоторое время, пока глаза сфокусируются и обнаружат тёмный силуэт в правом углу. — Альберт? — слова сорвались с губ сами собой, удивление затмило остальные чувства и взяло в свои руки управление над действиями и словами. Тёмный силуэт резко дёрнулся и буквально подпрыгнул на месте, что-то роняя из рук. В полупустом гараже звук удара чем-то железным об кафельный пол раздался громогласным эхом, несколько раз отразившимся от стен. Привыкшее к полутьме зрение ещё раз убедило, что человек перед ним по телосложению и цвету волос напоминает Альберта. Жоффруа стоял в ожидании, когда фигура развернётся к нему и обнажит в свете фонаря своё лицо. Случилось это буквально через считанные секунды, в бледно-жёлтый круг от фонаря, расплывшийся по поверхности пола, вступил никто иной, как Альберт. Он стыдливо держал голову опущенной вниз и сложил руки под животом, нервно перебирая пальцы между собой. — Месье, я… — его голос позорно оборвался, для чего ему пришлось громко сглотнуть вязкий ком в горле. — Что ты… Что ты здесь делаешь? Отец же тебя уволил, ведь так? — Не совсем, месье. Ваш отец дал мне что-то вроде временного отпуска, скорее похожего на скрытое… увольнение, — Альберт всё так же не поднимал головы и будто с интересом изучал плиточный рисунок под ногами. — И ты решил нас ограбить или что? — Жоффруа начал слегка раздражаться от уже дважды повторившегося ухода от вопроса о причине нахождения здесь Альберта. — Нет, ни в коем случае, месье, Вы не так меня поняли… Я спрятал здесь в своё время немного денег на крайний случай и… — Вернулся за ними, когда никого нет дома. Умно, — отрезал Жоффруа, складывая руки на груди. — Месье, простите меня за такой отвратительный поступок, — Альберт, казалось, сильнее сжался, пытаясь спрятать голову в плечи будто испуганная резким звуком черепаха. — Это правда, мои деньги спрятаны здесь, я никогда не осмелился бы… Обокрасть Вас. Предпоследнее слово далось ему особенно тяжело, только от его звучания он ещё сильнее задёргал пальцами. — Альберт, я верю тебе. Могу помочь в поисках до прихода отца и за одно ещё раз убежусь в твоих словах, — наконец выдал Жоффруа через минуту молчания. — Спасибо Вам, месье… — Так, что ты там уронил то? — Жоффруа не желал слушать сотню благодарностей, которые непременно бы слетели с губ Альберта и последовал вглубь помещения. — Темно хоть глаз выколи. Альберт, включи уже свет что ли. Всё равно, я тебя раскрыл. Альберт рвано кивнул и спотыкаясь о собственные же ноги поспешил к включателю у самой двери. Ядовито белый свет от узких потолочных ламп заставил глаза слегка зажмуриться от неожиданности и яркости его сияния. На полу, рассыпав по кафелю всё своё содержимое, лежала серая жестяная коробка средних размеров. Из неё раскатились по углам ребристые разного размера гайки и увесистая масса различных болтов и шурупов. — Ну, мы теперь знаем, что деньги не среди гаек, — Жоффруа попытался придать оптимизма в напряженную атмосферу, удушливо поглотившую пространство между ними. Альберт нервно приподнял уголок губ и рвано выпустил воздух сквозь плотно сжатые губы, видимо, попытался усмехнуться. Внезапно он опять дернулся на месте, будто сквозь его тело прошёл электрический разряд, и суетясь подбежал к Жоффруа. Он сразу же опустился на корточки и начал собирать неслушающимися пальцами разбросанные по его вине гайки. — Альберт, давай лучше поменяемся, — остановил его лёгким касанием по плечу Жоффруа, — я вообще не имею представления, где твой «тайник с сокровищами». Альберт согласно угукнул и медленно поднялся, стараясь не задеть Жоффруа, хотя расстояние между ними было достаточно для спокойного подъёма. — Альберт, а как там твой сын? — заинтересованно спросил Жоффруа, оперативно собирая перекатывающиеся по скользкому полу болты. — Сын? Да… — Альберт заметно сжался и сильнее схватился руками за коробки стоящие на небольших подвесных полках. Жоффруа знал о жизни Альберта вне дома Д’Арси весьма мало и расплывчато. Он слышал несколько раз ещё в самом детстве, когда их водитель только вступил в исполнение своих обязанностей, как он называл маленького Жоффруа совершенно другим именем и стыдливо поправлялся, тихо бурча, что так зовут его сына. Филипп. Воображение всегда рисовало образ маленького резвого мальчика с такими же светлыми волосами, как у самого Жоффруа, и с таким же прямым носом и серыми глазами, как у Альберта. Толком было не понятно, почему его внешность представлялась именно такой. Возможно, просто Жоффруа сам пытался объяснить, почему Альберт его поначалу путал со своим сыном, и поэтому начал приписывать ему свои собственные черты. Вообще Жоффруа всегда интересовал Альберт и всё, что с ним связано. Во всех детских воспоминаниях, независимо от времени, места и ситуации, всегда рядом всплывал образ Альберта. Жоффруа даже в глубине души хотел подружиться с его сыном, ему казалось, что они обязательно бы нашли общий язык и вообще общались бы, как братья. Но увидеть этого загадочного мальчика по имени Филипп никогда не доводилось, что ещё сильнее подпитывало любопытство и желание с ним встретиться. — В больнице попросили лекарства купить и… — Альберт наконец выдавил из себя ответ, но на середине предложения опять замолчал. — Он в больнице? Что-то серьёзное? — Жоффруа вопросительно поднял голову и глазами, полными тревоги, всмотрелся в лицо Альберта. — Это не стоит Вашего беспокойства, месье. — Альберт, перестань называть меня месье, я чувствую себя каким-то дедом, — Жоффруа поднялся в полный рост, держа в руках коробку с полностью собранным содержимым, и потянулся к полке, чтобы вернуть её на место. — Хорошо, мес-, — Альберт замялся на секунду, не зная как лучше тогда обратиться. — Просто Жоффруа. — Хорошо, Ж-Жоффруа. Блондин одобрительно улыбнулся, с интересом наблюдая за сменяющимся спектром эмоций на лице Альберта. В конце концов он тоже слегка улыбнулся, но затем поспешно отвернулся к полкам, но лицо его в этот момент приняло какое-то апатичное выражение. Он начал усерднее перебирать все коробки, пока не выудил небольшой с помятым правым нижним углом конверт. Открыв его и визуально посчитав деньги, Альберт облегчённо выдохнул. — Это они? — заинтересованно спросил Жоффруа, склоняя вперёд голову. — Да, — ответил Альберт, засовывая конверт в карман брюк. — Спасибо, Жоффруа, я теперь обязан Вам. — Ну, Альберт опять ты всё испортил, давай наконец-то на ты? — Будет ли это правильно, Ваш отец… — Мой отец пусть катится к чёрту, он тебя уволил, Альберт, и заставил отдавать последние гроши на какие-то лекарства. Альберт кротко кивнул и отвёл взгляд в сторону. — Передавай привет Филиппу и здоровья от меня, — улыбнулся широко Жоффруа. Альберт запоздало угукнул и, ещё раз пролепетав благодарности, поспешил к выходу из гаража. *** Альберт ушёл достаточно быстро, в такой тьме и уже легко покрапывающем дожде его силуэт растворился за долю секунды. Жоффруа с сожалением выдохнул, закрывая окно, из которого мелкими струйками на подоконник моросил дождь. Короткая стрелка на часах уже зацепилась за десять вечера, пока минутная медленно подползала к двенадцати. Тиканье секундной стрелки и шум от включённого чайника на столе сливались в один умиротворяющий звук. Дома действительно никого не оказалось, не считая приличных по размеру луж на подоконниках некоторых окон. Отец в этот раз был весьма непредусмотрительнен, решив оставить несколько комнат на проветривание. Жоффруа сразу же после прихода поспешил на кухню заварить себе немного чая, хотелось посидеть и обдумать в нормальной атмосфере всё произошедшее. Его планы весьма успешно складывались, пока сквозь размытое водой стекло окна не пробились два ярких луча света. Жоффруа сощурил глаза и попытался вглядеться в темнеющую даль. Во двор заехала машина, подъехавшая к дверям гаража, где предсказуемо остановилась. Из салона вышел отец и, будто не замечая моросящего дождя, величавой походкой отправился к дверям гаража с поблескивающими ключами в правом кулаке. Настроение и такая эфемерная атмосфера спокойствия и счастья внезапно рассыпались, оставив после себя лишь послевкусие горького недовольства. Хоть раз Жоффруа хотел посидеть вечером в тишине на кухне и попить чай, параллельно о чём-то задумываясь и проваливаясь с каждым глотком тёплого напитка в своеобразную негу. Но как всегда всё прервал отец. Жоффруа опять слишком глубоко ушёл в свои мысли, что не сразу услышал скрежет ключа в замочной скважине и громкие шаги в прихожей. — И что ты в такое время на кухне забыл? — раздался хрипловатый голос отца, зашедшего в комнату. — Захотел чай попить, — отрезал Жоффруа, делая вид, что с интересом рассматривает пейзаж за окном, правда, состоял он лишь из туч и тумана. — Пробегал целый день, как оборванец, под дождём, так и скажи, — старший Д’Арси чем-то загремел сбоку. — А хотя, раз ты тут сидишь, сделай мне кофе. Жоффруа закатил глаза, надеясь, что в отражении окна этого не было заметно, и тихо угукнул. — Давай пошевеливайся, я весь продрог, пока шёл до машины. Как только чужие шаги затихли где-то за пределами лестницы, блондин неохотно поднялся и поплёлся к плите. Серебряного цвета турка нашлась быстро, осталось проделать уже знакомые манипуляции. Готовить кофе не раз приходилось себе, но в большинстве случаев приходилось прислуживать отцу. Жоффруа поставил чашку на белое блюдце на столе и, захватив, свою любимую кружку с горячим чаем сел обратно около окна. Подниматься наверх было безумно лень, хотя он прекрасно осознавал риски, что отец может предпочесть остаться пить кофе на кухне. *** — Что же за дрянь, — отец всё же вернулся на кухню и видимо не спешил уходить. Отхлебнув несколько глотков, он сморщил в недовольстве лицо. — Даже прислугой при случае работать не сможешь. — Я и не собираюсь работать прислугой, — Жоффруа уткнулся в кружку, пытаясь абстрагироваться от раздражающего шума в виде отца. — Учитывая твою успеваемость и круг общения, тебе туда самая дорога, — он всё равно продолжил пить кофе, будто и не жаловался недавно на его отвратительный вкус. Жоффруа мысленно падал всё глубже и глубже в пучину какого-то отчаяния, и эта воронка увеличивалась с каждым днём. Он никогда не общался с отцом, как во всех нормальных семьях, даже взаимоотношения в семье Эда, несмотря на то, какие они были иногда конфликтные, были пропитаны элементарной любовью и уважением. Эти два чувства он никогда не видел и не знал от своего единственного родного по крови человека, которого не поворачивался язык назвать не то, что папой, а даже отцом. Уважения он получил вдоволь в детстве от Альберта, но заменить родительскую заботу и любовь простой водитель никогда бы не смог, как бы не пытался. Жоффруа никогда не приходил домой со счастливой душой, если видел в окне кабинета свет, отец никогда не интересовался его жизнью вне учёбы и, в принципе, его состоянием и настроением. Даже сейчас в такой домашней и уютной на первый взгляд обстановке они не могли спокойно поговорить дольше секунды. Это морально изматывало и без того расшатанное состояние, непрекращающееся уже около месяца. Жоффруа ощущал, что стоит на обрыве скалы, которая вот-вот сорвётся стремительно вниз в непроглядную бездну, если, конечно, он уже не летит с бешенной скоростью к самому дну. — У вас ещё не начались экзамены? — и опять разговор только про учёбу. Жоффруа сжал челюсти, пытаясь скрыть весь выкопанный изнутри ворох эмоций. — Ещё нет, — безэмоционально ответил он, примыкая губами обратно к кружке. — Как выдадут расписание экзаменов, мне его покажи. Раз уж нормального общения у них всё равно не выходит, Жоффруа решил воспользоваться моментом и хоть раз извлечь выгоду из такой изнурительной беседы. — А ты знаешь что-нибудь о Филиппе? — спросил, не поднимая глаз Жоффруа. — Каком ещё Филиппе? — Сыне Альберта. — Когда это ты начал интересоваться жизнями детей обычных водителей? — Неважно, так знаешь что-нибудь? — Жоффруа в нетерпении закусил губу. — Что ж тебя тянет всегда на сирых и убогих! — он ненадолго замолчал, сведя к переносице брови. — Инвалид он какой-то, полжизни в больницах на лечениях лежит. Странно, что Альберт и тебе про него не поныл. — Инвалид? — Я непонятно выражаюсь? Да, инвалид, он ходить вроде не может. На самом деле не углублялся в это. Жоффруа будто окатило ледяной водой. Внутри что-то болезненно заныло, захотелось скрутиться пополам, чтобы укрыться от окружающего мира и желательно самого себя. Он, всё это время общаясь с Альбертом, даже не знал о чужой инвалидности. Каково только Альберту было слушать маленького Жоффруа, который воображал при нём вслух, как хотел бы поиграть в футбол или догонялки с его сыном. Наверное, впервые в своей жизни Жоффруа чувствовал разъедающую изнутри, разбивающую своим невероятным напором вину. Обычную, привычную каждому человеку вину. Но такую инородную для Жоффруа. — Что ты так завис? Тебе то какое до них всех дело? — отец поставил чашку с грохотом обратно и развернулся к выходу, — Забей уж лучше в свою голову подготовку к экзаменам, а не этот самаритянский бред. Чай уже начал медленно остывать на дне кружки, а Жоффруа всё так и сидел, прожигая взглядом стену и сдерживая давящий на горло ком. *** Пробуждение от дребезжания будильника отдалось волной слабости по всему телу и грузом боли в голове. В первые секунды мозг был кристально чист, одинокие мысли проскальзывали сквозь него очень редко. Но с каждой прошедшей минутой постепенно по кусочкам стало формироваться полотно из событий прошедшего дня. Хотелось схватиться руками за голову от повышенной эмоциональной нагрузки при воспоминании вчерашних событий. Но надо срочно брать себя в руки, в очередной раз восставать из пепла с высоко поднятой головой, и, не опуская её ни на миг, пройти с достоинством следующий день. А ведь он вчера вечером, идя под дождём, был переполнен счастьем до такой степени, что щёки ныли от несходящей улыбки, а от эйфории сводило лёгкие, но после событий, случившихся дома, эта, как выяснилось, хрупкая конструкция радости рассыпалась, как карточный домик, и не планировала выстраиваться обратно. В глубине души всё равно угнездилась надежда, что в школе настроение поднимется. Из-за одного определённого человека. Ступив на ледяную плитку в ванной и обдав лицо освежительным потоком холодной воды, Жоффруа наконец смог избавиться от надоедливой сонливости, что заставляла при каждом шаге сгибать ноги сильнее в попытке упасть и лечь спать, пусть даже если временной кроватью станет пол в коридоре. Махровое полотенце с силой провело по лицу, захватывая районы шеи, куда могли попасть капли воды. Жоффруа резко шикнул. Точно. У него ожог на шее. Пришлось прокрутиться у зеркала слишком длительное время, чтобы наконец найти позу, с которой было видно хотя бы край краснеющего пятна на задней части шеи. Очнувшись от мыслей, уже начавших бить тревогу и причитать, как будет некомфортно ходить с таким ожогом целый день, Жоффруа бросился обратно в комнату к шортам, которые были на нём вчера. К мази, которую вчера дал Эд. Как только он смог про неё забыть?! Тюбик нашёлся быстро, в правом кармане, Жоффруа мимолётно ему улыбнулся и поспешил обратно в ванную. *** После вчерашнего ливня и продолжавшейся всю ночь мороси воздух стал намного легче и прохладней. Температура упала несильно, но находиться на улице стало приятней, чем в течение всей предыдущей недели. Весь город будто заснул непробудным сном и не собирался откинуть пелену тишины и пустоты ещё долгое время. Было настолько тихо вокруг, что единственным звуком, долетающим до ушей, стал топот собственных ног. Ближе к школе стала замечаться жизнь, начали появляться гудящие на дороге машины, а за углом школы показались какие-то люди. Жоффруа поначалу не придал им особого значения, пока не подошёл ближе и не признал в них Альсеста, Николя и Клотера, которые столпились в плотный небольшой круг и что-то обсуждали. Не подойти к ним и не влезть в их разговор было бы преступлением для Жоффруа, поэтому он только ускорил шаг по направлению к ним. — И что это за тайное собрание? — от его громкого голоса прозвучавшего в ярком контрасте от их полушёпота, друзья дёрнулись и испуганно развернули назад головы. — Жоффруа, я побью тебя когда-нибудь, если ещё раз так тихо подкродёшься! — Клотер даже драматично схватился за грудь. — Сердце если что слева, Клотер, — Жоффруа лишь сильнее заулыбался, оглядывая эту весьма занимательную компанию. — Да иди ты, — Клотер развернулся обратно, и только сейчас Жоффруа заметил у него ручку и нарезанные тетрадные листы в руках. — Я так и не получил ответа на вопрос, — блондин в ожидании наклонил вбок голову. — Все мозги себе продул, пока шёл? У нас экзамен же сегодня, вот шпоры пишем. — Да, мы решили твоим способом воспользоваться, — попытался смягчить ситуацию Николя, добродушно улыбаясь. Если бы не услышанные сейчас слова, Жоффруа бы вдоволь посмеялся с ситуации: зло бормочащий Клотер, агрессивно пишущий на весу, Николя, глупо улыбающийся и пытающийся будто извинится за грубость первого и невозмутимый Альсест, рассматривающий почему-то собственные руки. Но новость про экзамен, который будет не завтра, не через неделю, а через считанные минуты, выбивала из спокойствия и хладнокровия весьма успешно. Как бы Жоффруа не любил своего отца, его методы воспитания, деваться от них было некуда. Со средней школы он вынужден был усердно зубрить все темы и писать контрольные идеальнее всех. Всё время он был вынужден играть на два фронта: строить из себя парня с хулиганистыми замашками, ненавидящего учёбу и презирающего заучек вроде Аньяна, а дома прилежно садиться за уроки по возможности и каждый день отчитываться отцу. Он надеялся подготовиться ко всем экзаменам заранее, и без лишних проблем их сдать, и спокойно уйти на заслуженный летний отдых, где временно напор отца бы уменьшился. Но со всей этой канителью, крутящейся вокруг него в течение последнего месяца, он забыл про ненавистные экзамены напрочь. Чёрт. — Ты, правда, забыл про экзамен? — среагировал Николя на изменившееся лицо Жоффруа. — Да, не парься, спишем, как всегда, — одобрительно пробубнил сбоку Альсест. А Жоффруа просто чувствовал, что теперь точно летит вниз с того самого обрыва. *** У самых ворот привычно стоял месье Дюбон, сканируя строгим взглядом каждого входящего на территорию школы. Такое ощущение, что он искренне верил, что его глаза — безупречный металло- и шпородетектор и смогут просветить силой взгляда не хуже рентгеновского излучения. Жоффруа заходил во двор, опять как во сне, снова начались провалы в собственное сознание на длительное время как раз тогда, когда следовало немедленно сконцентрироваться. Вроде Николя предложил ему какие-то ответы, предположительно подходящие к предстоящим заданиям, и Жоффруа их даже взял, но помогут ли они вообще? День опять не задался с самого утра, можно ли надеяться на его удачное продолжение? «Вряд ли», — сам себе отвечал Жоффруа, с грустью оглядывая шумящий двор. Глаза самостоятельно зацепились за дуб, в надежде найти под его листвой знакомую фигуру. Эд действительно стоял там. Но сегодня был отвернут в противоположную сторону от входа. Внезапно Клотер подтолкнул сзади Жоффруа, указывая в сторону дуба. — Чего встал? Пошли уже, зря Эд это место всегда выбивает что ли? А вот и самый долгожданный и волнительный момент. Жоффруа в предвкушении закусил губу, передвигая ослабевшими ногами к дубу, он несколько раз перед сном попытался провернуть возможные сценарии поведения Эда, от самого желаемого до самого удручающего. Но в мыслях всё равно играла яркая надежда на возможность одного из хороших исходов. — Что, готов к экзамену или как обычно? — Клотер был сегодня непривычно болтливым и язвительным, Жоффруа неосознанно находил в его поведении своё обычное. Эд махнул рукой и слегка закатил глаза. Всё, казалось, идёт как обычно, но что-то было не так… Взгляд Эда. Он стойко передвигал его на всех его окруживших друзей, избегая… Жоффруа?! Всё-таки самый худший исход в виде примитивного игнорирования Жоффруа забыл рассмотреть. Но, может, ему просто кажется? С его провалами в мысли и раздражающей рассеянностью он мог просто пропустить моменты, когда взгляд был направлен на него. Хотелось в это верить, но Бульон зазвонил в мерзко звучащий звонок и распахнул двери в здание школы, приглашая всех на экзамен, но для Жоффруа скорее на очередные мучительные пытки. *** Экзамен проходил, как и следовало по всем техникам и планам его проведения. Для рассадки всего класса понадобились два кабинета, всех распределили в шахматном порядке и по одному за парту. Экзамен должен был быть по математике, по тому самому предмету, который был определённым камнем преткновения не только для Клотера, но и большей части класса. Ещё до раздачи заданий был заметен по лицам и нервно сжимающимся рукам всеобщие мандраж и тревога. Жоффруа настолько смирился со своим безысходным положением, что просто смотрел в окно, к счастью, оказавшееся в максимально близком от него расстоянии. Он пытался предположить, что скажет и сделает отец после новости, что его сын завалил один из основных экзаменов. Изощренность методов отца не поддавалась логике и здравому смыслу, поэтому Жоффруа только тихо вздохнул. Из окна, в левой его части, был виден край кроны дуба. Это старое мощное дерево в сознании плотно срослось с образом такого же грозного и сильного Эда. С ним надо было попытаться начать даже максимально короткий и бессмысленный диалог, чтобы удостовериться в своих подозрениях. К счастью, у Жоффруа имелся, грубо говоря, козырь в рукаве. А именно совместный проект, который в любом случае заставлял его участников общаться, как бы это не противоречило чужому (возможному) плану избегания друг друга. Хоть Жоффруа не повезло с экзаменом, он всё-таки надеялся, что, может, с Эдом фортуна ему сегодня улыбнётся. Учительница, отправленная к ним в качестве наблюдателя, учтиво покашляла почти над самым ухом Жоффруа. Она уже начала раздавать работы и добралась до его парты. Блондин по непонятной причине быстро кивнул и подвинул лист с заданиями с края парты ближе к себе. Жоффруа ненадолго прикрыл глаза и нервно выдохнул, надеясь про себя на хорошие задания. Оказавшиеся примеры и задачи с каждой строчкой заставляли убедиться в своей полной безнадёжности перед ними. По-хорошему он мог сделать только первые три номера. Из двадцати… Бумажка с ответами завернутая под рукав пиджака никак не спасла положение, а только усилила желание то ли разреветься, то ли начать рвать волосы на голове. Единственным возможным решением представлялось просто решить эти три первых номера, но сделать это идеально, а в остальных написать хоть что-нибудь по возможности. Главное, только не дать эмоциям захлестнуть себя и спокойно продержаться оставшиеся часы в этой угнетающей обстановке. *** Выдохнуть полной грудью не удалось и во дворе школы, в который по истечении двух мучительных и бесполезных по результатам часов учеников выпустили из оков строгой системы экзаменации. Все вокруг обсуждали задания, пытались найти схожие со своим варианты у других (кто-то даже дёрнул Жоффруа, но он проигнорировал раздражающее касание на своём плече) и сравнивали получившиеся ответы. Всё гудело и перекликалось разными голосами. Жоффруа слышал эти разговоры, как отдалённый и приглушённый будто огромным расстоянием шум, его мысли сейчас звучали, а даже кричали, намного громче, перекрывая одна другую. Блондин отошёл влево, намереваясь отделиться от толпы, во дворе у него осталось одно не разрешённое до сих пор дело. Которое надо моментально выследить и перехватить. Жоффруа убрал руки в карманы, чтобы спрятать нарастающую тревогу и периферийный страх, что Эд вышел раньше или уже прошёл мимо него незамеченным. Кулаки победно сжались при виде знакомого профиля, шёл он удачно один и по левую сторону. Пока что всё складывалось, как нельзя лучше, удача наконец решила сжалиться над своим многострадальным рабом, застрявшем в пучине неудач с самого утра. Жоффруа схватил его за локоть, как только он прошёл мимо него, неосознанно повторив действие Эда несколько дней назад. Тогда блондин негодовал из-за такой резкости и наглости в нарушении личного пространства. Но сейчас было наплевать на всё, главной, первоочередной целью было узнать, отношение Эда к нему, остальное — лишь приглушённый ненужный шум. Эд издал какой-то нечленораздельный звук, который сразу же растворился в галдеже толпы, долетев до Жоффруа лишь обрывком. Блондин не успел моргнуть, как Эд развернулся назад, по поднятой сзади свободной руке, он явно собирался ударить нахального типа, осмелившегося к нему прикоснуться. Но при виде этого самого наглого человека весь запал с его лица спал и рука неконтролируемо дёрнулась вниз. Он застыл, кажется, не в силах сформулировать какой-то связной словесной конструкции. — Если ты не забыл, у нас совместный проект. И его надо доделать к следующей неделе, — брать инициативу Жоффруа решил на себя, то ли правильно распознав состояние собеседника, то ли сгорая от нетерпения быстрее разрешить сложившуюся ситуацию. Лицо Эда слегка расслабилось, будто он ожидал чего-то более худшего, но отреагировать он не успел, Жоффруа опять прервал его попытки к нормальной речи. — Могу его доделать, — произнеся эти слова, блондин сразу же отвёл взгляд вниз и прикусил внутреннюю сторону щеки. Эд согласно угукнул, окончательно избавляясь от прежней лёгкой напряжённости, и, придав лицу безупречно суровое выражение, собрался влиться обратно в движущихся поток. — Только начало текста на твоём компьютере, удосужься принести завтра флешку, — Жоффруа надавил слегка не убранной ещё рукой на чужое предплечье, пытаясь вернуть утраченное внимание. — Без проблем, — сухо ответил Эд, вырывая руку из цепкой хватки. — Прощай… — слова будто растворились в воздухе, это тихое пищание, как показалось Жоффруа, мало вероятно дошло до Эда сквозь окружающие крики и возгласы. *** Жоффруа не сразу заметил, как под нижним веком начали собираться слезы. Первая обжигающая капля потекла по щеке, потянув за собой остальные. Из горла не вырвалось ни всхлипа, ни лишнего вздоха, слезы сами по себе тихо скатывались по подбородку. Жоффруа выругался сквозь зубы и со злости ударил себя кулаком по коленке, согнувшись вперёд корпусом. Даже подняв глаза вверх и заводив круги языком по нёбу, блондин не смог остановить этот льющийся поток. Здания и дорога впереди начали размываться. Он отошёл от школы уже на достаточное расстояние, чтобы никого ненароком не встретить, но всё равно неконтролируемо сквозь пелену слёз попытался рассмотреть охватываемый глазами диапазон на наличие рядом людей. Пока никого не было видно на горизонте и в опасной к нему близости, надо идти, причём быстрым шагом, домой, где можно будет спокойно прийти в себя без нежелательных последствий. Кажется, впервые в таком сознательном возрасте он не смог контролировать свои эмоции вне дома, это раздражало. Стало непонятно, что сильнее жгло грудную клетку: обжигающая обида или давящая злость. Все сплетённые в голове за день ниточки решений проблем разорвались в один миг, впереди мелькала непроходимая неизвестность и темнеющее своими печальными перспективами будущее. Что говорить отцу? Как выдержать оставшиеся экзамены? Что делать с Эдом? Жоффруа твердил не переставая эти вопросы в голове, не заметив, как в один момент перешёл на шёпот. Слова глушились лишь стекающими до сих пор слезами, докатывающимися своими солёными потоками до губ, затем скатываясь вниз по их изгибу. Неужели это и есть то самое дно его бездны страданий?