Цижэнь

Снова пришло время весеннего цветения в Облачные глубины, и Цинхэн-цзюнь наконец оставил добровольный затвор. Однако прежде он направился не в Главный зал и не в Зал просвещения, чтобы отыскать брата и рассказать о своём решении. Вместо того он ушёл неприметной горной тропой, пока утро только зарождалось среди мягкого тумана, а солнце ещё не выглянуло из-за горизонта. Он явился к госпоже Лань поздним утром, когда мальчишки уже отправились на занятия, и в руках его была яблоневая ветвь, символ мира и дома, обещание спокойной и счастливой жизни. Яблоня хайтань, что цвела яркими, густо-розовыми цветами, росла только в одном месте, высоко в горах, как раз там, где когда-то выбрал место для уединения и медитаций старейшина Лань Тао. Госпожа Лань весенние дни проводила на скамье, стоявшей среди зарослей бамбука. Она удивлённо подняла глаза, не сразу осознав, кто перед ней, а когда узнала, тут же отложила вышивку, с которой коротала время, и поклонилась. — Глава… — Не нужно, Лань Су, — тихо ответил он, подступая ближе. — Ведь мы супруги. И пришёл я к тебе вовсе не как глава клана, но как муж, что хочет навестить жену. Она опустилась на скамью, внимательно глядя на него. Цинхэн-цзюнь видел в её глазах тревогу, и сердце его оттого сжималось от боли. Невозможно было не понять её недоверия. Прежде разве он приносил ей счастливые вести. — Что же привело тебя ко мне, супруг мой? — спросила она наконец, когда молчание слишком уж затянулось. — Хочу просить прощения, — признался Цинхэн-цзюнь. — Уже просил, — выдохнула она, отводя взгляд. Глаза её были золотыми, такими же, как у Ванцзи. И когда солнечный луч играючи коснулся её ресниц, глава вдруг подумал, как много прекрасных моментов уже упустил. Не видел ни как менялась её красота, ни как подрастали дети. — Просил, — согласился он глухо, — просил за то, что обвинил невинную в злодействе, которого она не совершала, — покачал головой. — За то, что не послушал, решив, что только моё мнение и важно. Но как мне вымолить прощение за то, что ты оставалась верной супругой, а я никогда не был твоей опорой?.. — Не нужно, — покачала она головой. — Я не таю зла. Даже посчитав меня убийцей, ты пожалел и спас меня от смерти, разве могу я в чём-то тебя винить?.. — Мне хотелось бы вновь принести супружеские клятвы, — признался он совсем тихо. — Но на этот раз быть достойным супругом. Госпожа Лань долго смотрела на него. Взгляд её был наполнен светлой печалью. Наконец она медленно кивнула. — Что ж. Пусть будет так, принесём друг другу клятвы снова, выпьем из одной чаши, чтобы в дальнейшем стать друг другу опорой до конца нашей жизни. — И на этот раз наденем алые одежды, — добавил он. — И в Облачных глубинах будет праздник, как полагается. Мы не просто назовём друг друга мужем и женой, но начнём двойное совершенствование, в котором я отказал тебе прежде. Госпожа Лань склонила голову, соглашаясь, и когда вновь посмотрела на него, в лице её почти не осталось печали. *** Клану на пользу пошло возвращение главы из затвора, и наступили времена процветания, когда каждый день был наполнен покоем и счастьем. Наконец Лань Цижэнь мог заниматься только учениками. Он уделял всё время обучению юных талантов, но, конечно, особенно радовали его трое. Лань Сичэнь, росший самостоятельным, независимым и разумным — достойным наследником, способным в будущем отвечать за весь клан, Вэй Усянь и Лань Ванцзи. До пятнадцатилетия они были почти неразлучны. Лучшие среди учеников, они вместе отправились на первую Ночную охоту, первыми стали на состязаниях молодых заклинателей, которые регулярно устраивал клан Цзинь, оставив далеко позади прочие кланы. Казалось, в мире нет такого испытания, что сумело бы заставить их отдалиться друг от друга. Однако что-то между ними всё же случилось. В тот год Облачные глубины впервые приняли на обучение наследников других кланов. Пятнадцати-шестнадцатилетние юноши и девушки принесли суету, которой не видели горы прежде. И вот тогда всё чаще Ванцзи стал оставаться в одиночестве, отдалился, словно отступил в тень. И пусть Вэй Усянь, лёгкий характером и не унывающий, быстро нашёл друзей среди новых учеников, Лань Цижэню видно было, что, даже улыбаясь, взглядом он ищет Ванцзи. Среди прочих лучше всего Усянь сдружился с Не Хуайсаном и Цзян Чэном. Они много времени проводили вместе. И однажды Лань Цижэнь ненароком услышал их разговор. Молодые люди стояли за разросшимся кустарником, укрывавшим маленький павильон, где сам Цижэнь читал сочинения учеников о Ночной охоте. Обычно сюда никто не приходил среди дня, место было уединённым, так что в тишине голоса звучали даже слишком ясно. Вольно или невольно, а Лань Цижэню пришлось нарушить правила клана. — Второй молодой господин Лань слишком высокомерен, — заметил Не Хуайсан, и голос его звучал одновременно печально и мечтательно. — Но столь красив, что я даже не обижен на него. Пусть он никогда не говорит со мной, но даже одного взгляда бывает достаточно… — Ванцзи не высокомерен, — возразил Вэй Усянь, прерывая его. — Да он ни с кем говорить не хочет, даже тебе не отвечает, — фыркнул Цзян Чэн. — Разве кивнёт иногда или скажет «Мгм». — Ванцзи молчалив, — в голосе Вэй Усяня появилась лёгкая неуверенность. — Но это не от высокомерия. Он… просто скромен и добродетелен, как предписывается правилами клана. Не ведёт пустых разговоров. — А отчего ж ты не таков? — с подозрением уточнил Не Хуайсан. — Вы же росли вместе, откуда такая разница меж вами?.. — Это как раз легко понять, — Вэй Усянь точно снова повеселел. — Я всего лишь приёмыш. Учитель Лань подобрал меня на улице, а госпожа Лань воспитала, точно была моей матерью. Я благодарен им, но, очевидно, что нрав мой — от родителей. Разве моя лента с облачным знаком, а?.. — Может, оно и так, как ты говоришь, — Не Хуайсан заговорил мягко, но затем голос его ужалил Вэй Ина как пчела: — Да только за последние три дня единственное, что сказал тебе Ванцзи, было «Чушь». Мой старший брат частенько бросает мне это слово. И это значит, что между нами начинается ссора. Скоро он снова станет кричать на меня из-за того, что у меня нет никаких успехов с саблей. — Если моя сестра говорит «Чушь», значит, не станет мне чистить лотосовые семена, — добавил Цзян Чэн веско. — Значит, я обидел её чем-то и теперь придётся постараться, чтобы найти ответ. — Так что скажи, когда и из-за чего вы успели поссориться с Ванцзи, Усянь, — продолжил Не Хуайсан. — Что такого ты ему сделал, что он на тебя обижен? — Он не обижен на меня, — вот только в голосе Вэй Усяня ясно слышались сомнения. — Ой, ну не хочешь говорить — и ладно, — Цзян Чэн, видимо, собрался идти. — Не-сюн, оставь его. Может, он сам не заметил, как задел Ванцзи… Они ушли, а вот Вэй Усянь остался — Лань Цижэнь услышал глубокий вздох. Он и сам бы желал узнать, что случилось с мальчишками. Прежде они никогда не спорили и не ссорились. После того происшествия с кроликами Вэй Усянь хоть и нарушал правила, никогда не причинял Ванцзи боль. И потому так странно было видеть, как в одночасье Ванцзи словно отгородился хрустальной стеной. Лань Цижэня беспокоило это. Он живо вспоминал собственного брата, что так много лет терзал и себя, и других из-за чувства вины. Вдруг Ванцзи унаследовал подобную пагубную привычку?.. Собрав листки и письменный прибор, Лань Цижэнь покинул павильон и направился в библиотеку. Прежде Усянь и Ванцзи бесчисленные часы проводили там. Они вместе изучали техники клана и прочитали множество трактатов, превзошли многих учеников, что были старше их. Быстрые разумом, они ставили друг перед другом задачи и с воодушевлением решали их, и тогда казалось, никто им не нужен. Отчего же Ванцзи предпочёл одиночество?.. *** Как Лань Цижэнь и предполагал, Ванцзи действительно оказался в библиотеке. Читал трактат с таким вниманием, будто искал в нём решение. Опустив собственную ношу на свободный стол, Цижэнь взглянул на племянника и чуть качнул головой. — Ванцзи, могу я задать тебе один вопрос? — Слушаю, дядя, — легко поклонился тот. — Отчего в последнее время ты отталкиваешь Усяня? Ванцзи держал книжную страницу, и теперь пальцы его так задрожали, что тонкая бумага беспомощно зашелестела. Отодвинув от себя трактат, Ванцзи устремил взгляд в пол. Лань Цижэнь обеспокоился. — Неужели Усянь причинил тебе боль? Может, он обидел или задел тебя, Ванцзи? — предположил он. — Нет… Усянь никогда не делал мне зла ни умышленно, ни случайно, — тихо ответил тот. — Не обвиняй его в том, что происходит со мной. — Ты что-то совершил и теперь боишься, что он об этом узнает? — продолжал допытываться Лань Цижэнь. — Не совершал, — ещё тише сказал Ванцзи. — Но что же случилось? Прежде вы были неразлучны, а теперь ты его избегаешь, — Лань Цижэнь всё же сел за другой стол. — Или думаешь, что он не замечает того, как ты отстраняешься? — Ванцзи молчал очень долго, так, что показалось — и вовсе не станет отвечать. Наконец он громко вздохнул и спросил: — Дядя, учитель Лань, — точно не мог определиться, как следует обращаться теперь, — в некоторых записях клана указывается, что госпожа Лань — дурная женщина. Это… это правда? — Нет, Ванцзи, — покачал головой Лань Цижэнь, мысленно отметив, что следует пересмотреть все клановые записи и вымарать все подобные заметки, чтобы никто никогда уже не усомнился в добродетельности госпожи Лань. — Несправедливые обвинения, что давно забыты. — Тогда отчего же сам я — дурной человек?.. — тут же переспросил Лань Ванцзи. — От кого мог унаследовать такое?.. — Что ты имеешь в виду?.. — сердце Цижэня кольнуло. В голосе Ванцзи он ясно слышал отчаяние. — Трактат о добродетели говорит нам, что дурной человек не всегда совершает дурные поступки. Прежде дурными становятся его мысли, — заговорил Ванцзи без всякого выражения, точно читал по бумаге. — Яд проникает в самую душу, отравляет, и когда прорывается наружу, спасать уже некого. С дурными людьми нельзя водиться, дурные люди навлекают беду. Я не хочу, чтобы из-за меня с Вэй Ином приключилась беда. — Разве ты — дурной человек, Ванцзи? — Лань Цижэнь переспросил так тихо и мягко, как только мог. — Дурной, — снова опустил взгляд в пол Ванцзи. — Потому что мной владеют дурные помыслы. Я хочу наказания — ферулы, дисциплинарный кнут, заточение в Ханьтань, только бы эти мысли оставили меня наконец! Лань Цижэнь впервые видел собственного племянника настолько сломленным и сокрушённым. Он так растерялся, что только качнул головой. — Нет, Ванцзи, нельзя наказывать только за неозвученные мысли. Ванцзи на мгновение прикрыл глаза. — Но что же тогда мне делать? Ждать, пока дурные помыслы станут дурными поступками? Разве тогда можно будет спасти мою душу?.. И разве тогда я не лишусь Вэй Ина навсегда?.. Как это странно звучало. Лань Цижэнь чуть нахмурился и лёгким движением запечатал двери библиотеки и окутал и себя, и Ванцзи куполом тишины. — Что за мысли тебе приходят? — спросил он. Ванцзи только на один краткий миг поднял на него взгляд. Снова между ними повисло долгое молчание, но когда Ванцзи всё же заговорил, Лань Цижэнь едва смог сдержать своё удивление. *** Можно было сколько угодно лгать себе, но Вэй Ин понимал, что так ничего не решить. Не Хуайсан был прав — Лань Чжань избегает его. Даже вечером, когда они готовились ко сну, Лань Чжань старался прийти раньше него и уже лежал в постели, когда Вэй Ин сбрасывал верхние одежды. Не стало ночных разговоров, исчезли пробуждения, которые он ценил больше всего на свете. Лань Чжань поднимался раньше и уходил из комнаты, встречались они лишь на занятиях. Так не могло продолжаться дальше. Вэй Ин пытался отыскать в себе изъян, даже пришёл к госпоже Лань и спросил её, не заметила ли она в нём что-то дурное, но она лишь удивилась такому вопросу. Может, Лань Чжаню не нравится, что он общается с другими? Да если он скажет хоть слово, Вэй Ин забудет обо всех на свете, кроме него! Он твёрдо решил подстеречь Лань Чжаня, потому загодя вернулся в дом, устроился в комнате за лёгкой ширмой и замер. Ждать пришлось долго, даже солнечный свет померк и стал золотистым, возвещая, что близится закат и время сна. Лань Чжань вошёл в комнату и замер на пороге, а затем горько вздохнул. Но стоило ему пройти к своей постели, как Вэй Ин выпрыгнул из-за ширмы, едва не повалив её, схватил его за запястья и спросил: — Чем я тебя обидел, чем я заслужил всё это? — Вэй Ин, — вырвалось у Лань Чжаня. Он осмелился лишь на мгновение встретиться с ним взглядом, а потом тут же отвёл глаза. — Что происходит, расскажи мне, в чём я виноват? — продолжал Вэй Ин, тесня его ближе к постели. — Это потому, что я говорю с другими? Никого у меня нет ближе тебя, Лань Чжань. — Вэй Ин, послушай… — начал Лань Чжань и замялся. — Лань Чжань, — Вэй Ин отпустил его, отступил, чтобы опуститься на колени. — Лань Чжань, я… если я совершил ошибку, если причинил тебе боль, скажи мне. Я обещал, что никогда не заставлю тебя печалиться, но если всё же заставил, накажи меня как хочешь, только не… только не оставляй меня, прошу. Лань Чжань молча смотрел на него, и взгляд его Вэй Ин прочесть не мог. А затем он вдруг поймал Вэй Ина за подбородок и неловко коснулся губами губ. Поцелуй был поспешным и неуклюжим, и следом за ним Лань Чжань отступил к стене, мотнул головой, словно пытаясь избавиться от наваждения. — Прости, — прошептал он. — Простить?.. — удивился Вэй Ин и поднялся на ноги. Он приближался медленно, не сводя взгляда с Лань Чжаня. — Прости… — повторил ещё тише Лань Чжань. — Я говорил с дядей, но он, наверное, не понял, о чём я. Прости, я дурной человек, Вэй Ин. Нельзя, никак нельзя испытывать такие чувства к собственному брату… — он отвернулся. — Нельзя ревновать, когда ты говоришь с другими, нельзя требовать от тебя повсюду таскаться за мной… Прости, я… и тени твоей недостоин. Вэй Ина охватил жар. Он слушал Лань Чжаня, а сердце билось так громко, что болью отдавалось в ушах. «Нельзя испытывать такие чувства». «Нельзя ревновать». «Нельзя требовать, чтобы…» — Что с тобой? — спросил он, а пламя в душе уже охватило всё тело. — Что это значит?.. Он приблизился достаточно, чтобы взять ладонь Лань Чжаня в свои и почувствовать, как холодны его пальцы. — Я желаю тебя, как нельзя желать братьев, — отчаянно выдохнул Лань Чжань. — Прошу, Вэй Ин, оставь меня, потому что я не могу… не могу больше… И в этот момент Вэй Ин запустил его ладони к шее, под полы своих одежд, как когда-то в детстве, когда хотел согреть. Дыхание Лань Чжаня сбилось, а глаза потемнели, он рванулся вперёд и снова впился жадными губами в губы Вэй Ина. Вот только на этот раз Вэй Ин ответил ему со всей нежностью. — Если ты — дурной человек, — прошептал Вэй Ин ему на ухо, — то и я тоже. *** Глава клана молча смотрел на него. Лань Цижэнь же лишь коротко усмехнулся. — Если им препятствовать, только разрушим две жизни. — Вэй Усянь… думаешь, он ответит Ванцзи взаимностью? — спросил глава. — Даже не сомневаюсь, что будет именно так, — Цижэнь огладил бороду жестом, который когда-то подсмотрел у Лань Бэя. — Они с самого детства близки, и то, что между ними выросли подобные чувства, не удивительно. — Разве? — вскинул бровь Цинхэн-цзюнь. — Между мужчинами — и не удивительно?.. — Ты понимаешь, что я хочу сказать, — проворчал Лань Цижэнь. — Если сейчас мы не примем их, принять нам придётся, да только сначала мы изломаем им судьбу. — Хватит с нас изломанных судеб, — поморщился Цинхэн-цзюнь. — Если объяснятся, что бы они ни решили, во всём клан будет на их стороне. *** Ранним утром Вэй Ин и Лань Чжань пришли к госпоже Лань. В этот час глава клана уже уходил, а она оставалась одна и пила чай, пока мальчишки собирались на занятия. Опустившись перед ней на колени, они оба глубоко поклонились. Госпожа Лань тут же отставила чашку и спросила: — Что случилось? Вы что-то натворили?.. — Не осуждай, — проговорил тихо Лань Чжань. — Но я… я полюбил Вэй Ина всем сердцем. Если прикажешь, тут же уйду, чтобы не позорить клан, но я не могу больше молчать об этом. — Если он уйдёт, я уйду за ним следом, — отозвался тут же Вэй Ин. — Потому что люблю его и никогда не оставлю. — Мне не за что вас осуждать, — покачала головой госпожа Лань. — По крови вы не братья, потому ничто не запрещает вам стать спутниками на тропе совершенствования. С самого детства я видела, как вас тянет друг к другу. — Благодарим, — тут же поклонились они снова. Госпожа Лань каждого погладила по волосам и мягко улыбнулась. *** Когда Лань Цижэнь увидел Вэй Усяня и Лань Ванцзи среди прочих учеников следующим утром, ему с первого взгляда стало ясно, что между ними случилось. Усянь сиял улыбкой, точно внутри него разожгли солнце, а Ванцзи был спокоен, как горные вершины в предрассветный час. И они стояли рядом, оба вовлечённые в разговор с Не Хуайсаном и Цзян Чэном. Холодность и отчуждённость, так мучившие их обоих, растаяли без следа. Он вспомнил вчерашний разговор и чуть усмехнулся. «Несколько лун меня одолевают одни и те же мысли, — говорил Ванцзи, не смея поднять глаз. Впервые Лань Цижэнь видел, чтобы его одолевало столь сильное смущение. — Мне нестерпимо хочется коснуться Вэй Ина, узнать его губы, почувствовать жар его кожи, целовать его и слушать, как он стонет в ответ. Разве это достойные заклинателя мысли?..» «В таких мыслях нет ничего необычного, — ответил ему Лань Цижэнь. — Люди испытывают друг к другу влечение». «Но мы ведь братья». «Только росли как братья». «И оба мужчины». «Иногда душа имеет куда больше значения, чем тело, в котором она таится, — так сказал ему на это Цижэнь. — И если твоя душа полюбила его душу, то так тому и быть». «И что же мне делать? — Ванцзи был растерян, измучен собственными мыслями, перестал верить себе. — Что же мне делать с собой, дядя?» «Для начала поговори с ним, вдруг ваши чувства взаимны. И тогда вы дальше отправитесь одной тропой совершенствования. Доверься Вэй Усяню, разве за все эти годы он хоть однажды обманул тебя?» Лань Цижэнь отогнал воспоминания и снова вернулся к листкам с работами учеников. Кисть заметалась над рисовой бумагой, оставляя изящные росчерки. В Облачных глубинах царил покой.