умные девочки целятся в горло

Воскресный вечер Масами Умэно, проведённый в стенах «Седьмого неба», удался на славу. Во всех смыслах. И даже недовольное ворчание Танабэ, развозившего их с Айдзавой по домам после бурного веселья, отмеченного большим количеством алкоголя, не могло испортить ему настроение. Танабэ из их тройки был, пожалуй, самым здравомыслящим, а может, просто самым занудным, потому старался с завидной настойчивостью вправить непутёвым приятелям мозги. Иногда его нотации можно было послушать, а иногда хотелось послать нахер, чтобы не лез со своими нравоучениями и не мешал веселиться другим. Попробуй пожить в вечном напряжении, не давая ему выхода. Так и свихнуться недолго. Крыша едет стремительно, и удерживать её становится сложнее. Им ещё и сорока нет, а так и не скажешь. Ощущения, будто прожили лет сто, как минимум. Жизнь потрепала основательно. Попали в Портовую Мафию ещё мальчишками, выполняли грязную работу там, где более высокопоставленные персоны марать руки не хотели. Столько лет прошло, многие поднялись, заняли новые ниши, сделали себе имя, в как будто честный бизнес подались. Таких немало, а они... Они как были мальчиками на побегушках, так ими и остались. Никакого продвижения вперёд, никакого подъёма по карьерной лестнице. Вот уже несколько лет они мочили неугодных, мочат и теперь, изредка получая скупую похвалу. Мальчики. Сорокалетние. Не об этом Масами мечтал, когда соглашался впервые пойти на дело. Не об этом думал по завершении испытательного срока, когда пожимал руку Мори Огаю, соглашаясь выполнить его приказ и избавиться от семейки Аришима. Ситуация виделась ему пустяковой, раз-два и всё готово. Информация, которую им подкинули за несколько дней до выхода на своеобразную сцену, подозрения подтверждала. Слишком открытые, честные и наивные для тех, кто обладает такими средствами. Чрезвычайно беспечные. Охрану отпускают, двери держат чуть ли не на распашку. Исполнили они всё топорно. Не так, как во время разработки операции планировали. Да и на деле всё оказалось в разы сложнее. Не стоило, перед тем как пойти на дело, пить. Они сделали по несколько глотков для храбрости, поскольку без того собраться с мыслями и избавиться от внутренней дрожи было в разы сложнее, никакие попытки убедить себя в правильности совершённых поступков не действовали. Первое серьёзное испытание, ответственность колоссальная. Убить, взорвать, устроить пожар. И никого не оставлять в живых. Никого. Если уничтожать, то с размахом, всех сразу, а не постепенно. Танабэ периодически пытался что-то подвывать о том, как ему страшно, что их замечут; вместо повышения они получат пинок под зад от нанимателя, и унылые пейзажи с колючей проволокой за окном, на ближайшие лет десять-двадцать, может, больше. Ещё о том, что надо валить. — У них денег дохера. Возьмём что-нибудь, загоним за хорошую сумму и свалим. Давай, а, Масами? Им уже всё равно будет, а мы... Умэно упорствовал и всё-таки решился кое-что у покойников позаимствовать. Колье выглядело внушительно. Даже колоссально далёкий от ювелирного искусства человек, как он понимал, сколько такое может стоить. Загнать не получилось. Сбежать — тоже. Оплату, полученную за дело и урезанную за провинности почти втрое, пришлось пустить на иные нужды, совсем не туда, куда планировалось изначально. Во всяком случае, Масами. Танабэ свои деньги отложил. Айдзава потратил — вставлял зубы, восполняя пробелы, появившиеся не без помощи Мори. — Отрубить бы тебе руки, чтобы в следующий раз не запускал их, куда не следует, — произнёс насмешливо Огай, возвышаясь над ними и с удовольствием рассматривая их окровавленные лица. Отнятое колье он сразу же отдал своим охранникам, а сам занялся воспитательной работой. Руки не отрубил. С него сталось бы, но он не стал зверствовать по максимуму — выбрал иное наказание, менее радикальное, но тоже не для слабонервных особ. Размахнулся и со всей силы приложил по лицу Айдзавы клюшкой для гольфа. Выбил то ли три, то ли четыре, а то и все пять зубов. — Тупое отродье, — усмехнулся перед тем, как развернуться и покинуть помещение, утопленное в напряжённой звенящей тишине. Масами уже тогда понял, что они попали в чёрный список. Теперь их к серьёзным делам не подпустят. Проверку не прошли, обманули надежды и едва не сорвали всю операцию. Уйти им не удалось и в дальнейшем. Огай поймал их на крючок, сорваться с которого не представлялось возможным. Не маленький — огромный крюк, вошедший в кожу и плоть, продравший их, подвесивший, превративший в марионеток, которых будут бросать на передовую. Мясо, подставленное под пули. Или батрачить на Портовую Мафию и однажды сдохнуть в перестрелке, или сесть за убийство и сдохнуть в тюрьме. Что первая, что вторая вариация доверия не внушали. Если за эти годы они чего-то и добились, то только званий «заслуженного алкоголика» и «конченого наркоши». Масами пил, Айдзава предпочитал порошки и таблетки. Они гнались за свободой, но не получали её, продолжая то ли стоять на месте, то ли бегать по кругу. Не стоило размышлять об этом. Последние искры-отблески эйфории, порождённые выпитым виски, дотлели и погасли, ничего на память о себе не оставив. К горлу подкатила тошнота, и мир закружился, будто карусель — только что расписных лошадок не хватало для полного соответствия. Лифт, наконец, подъехал, и Умэно вздохнул с облегчением. Не было больше никакого терпения стоять и ждать, а на подъём по лестнице ему не хватило бы сил. Кажется, они и вовсе его оставляли. Из молодого, фонтанирующего идеями мужчины, он превратился в ноющее унылое дерьмо, умеющее только виртуозно жалеть себя, перебирая в памяти многочисленные упущенные возможности. Когда-то их было много. А теперь и вовсе не осталось. — Мистер, подождите! Задержите лифт, пожалуйста. Он задержал, поставив ногу между створок. Будь трезв, послал бы к чертовой матери трёхэтажным матом. Алкоголь и сплин делал его сентиментальнее и добрее. — Спасибо, мистер, — произнёс какой-то парень, заскочивший внутрь кабины в самый последний момент, едва-едва успев. Масами исподтишка посмотрел на своего вынужденного соседа, возвращающегося домой поздней ночью, а, правильнее сказать — под утро, не в лучшем виде. Но если Умэно потрепала жизнь, то парню явно досталось от материальных противников. У него были сбиты костяшки, разбита губа, а левый глаз заплывал. Парень стянул с головы капюшон, громко шмыгнул носом, проводя по нему рукой — по коже протянулся красный след. Ещё и нос разбили. Не повезло так не повезло. — Паршивая ночь? — спросил Масами. Голова гудела и раскалывалась. Настроение свалилось за уровень плинтуса. Единственное, что оставалось — утешать себя тем, что в мире есть люди, которым сегодня хуже, чем ему. Например, этот парень, составляющий ему компанию в лифте. — Да нет. Охрененная, — отозвался тот, усмехнувшись окровавленными губами, облизываясь и сплёвывая красноватую слюну в замаранный платок. — Могла бы быть, если бы не пара омерзительных моментов. — Неслабо тебя отделали. — Старшее поколение учит младшее жизни. — Отчим? Отец? — Отец девчонки, с которой я собирался потрахаться. Вернулся не вовремя домой. Вид моей голой задницы его не воодушевил. — Твоё счастье, — заметил Умэно. — Это точно, — согласился парень, почти утратив настороженность, что прежде царила в его взгляде. Умэно хохотнул. — Совет тебе на будущее. Снимай тёлок, у которых нет отцов. С ними проще. Или шлюх. Здесь вообще никаких проблем. Лифт остановился на нужном ему этаже. Мужчина проверил карманы. Надо же. Ключи на месте. Умудрился каким-то чудом не потерять их. — Спасибо, — произнёс юноша. — Обязательно им воспользуюсь. Спокойной ночи, мистер. — Спокойной ночи, — отозвался Масами, оборачиваясь на мгновение. Последним, что он увидел перед тем, как створки лифта съехались, стала чуть надменная улыбка. Для того, кого избили в этот вечер, парень выглядел слишком довольным жизнью. А его улыбка... Отчего-то она запала в душу, никак не желала уходить из головы. И мысли порождала сплошь тёмные, мрачные, затонированные чёрным цветом. Она прочно ассоциировалась с тем, что принято именовать неизбежностью. Умэно казалось, что так улыбается сама смерть. Его собственная смерть.

***

Утро понедельника началось с довольно специфичных новостей. Такой сюрприз был вполне ожидаемым, поскольку молчание не могло длиться вечно, и следующий ход однажды следовало сделать, начиная игру. Список жертв продолжил Масами Умэно. Осаму сидел за столом и слушал отчёт человека, сидевшего напротив и подающего ему информацию, что называется, из первых уст. Сэйдзи Савамура. Наполовину китаец с нервными пальцами и какими-то отвратительными водянистыми глазами. Официально — страж порядка, занимающий не последнее место в полиции. Неофициально — ещё одна пешка и продажная сука, работающая на Мори, сбывающая ему информацию, но за определённую сумму готовая толкнуть на рынке не только секреты кухни своего департамента, но и родную мать. Свои деньги он отлично отрабатывал. Не напоминали. Сам приходил. Ситуация сама по себе выглядела забавно. Мафиози и детектив сидят за одним столом и ведут мирные разговоры. Никто никого не арестовывает, никто не оказывает сопротивления. Гармония и идиллия. Где ещё, кроме Йокагамы, такое возможно? Рассказ Савамуры на первых порах был сбивчивым и сильнее запутывал, нежели пояснял и прояснял. Осаму жестом заставил мужчину замолчать и несколько секунд наслаждался блаженной тишиной, не нарушаемой голосом, омрачённым отталкивающим акцентом. За долгие годы обитания в Йокагаме Савамура так от него и не избавился. Когда он торопился, акцент становился явственнее, и понять, о чём он рассказывает, было практически нереально. — Не торопись, — произнёс Осаму. Савамура предпринял повторную попытку рассказать о событиях уходящего утра, и, на этот раз, у него получилось намного понятнее и доходчивее, нежели прежде. Дазай почти не морщился, слушая звуки этого голоса, только периодически кивал, давая понять, что не витает в облаках, а слушает и принимает к сведению. С его слов в сознании парня вырисовывалась ныне определённая картина. Пропажа обнаружилась достаточно быстро, прошло не больше десятка часов с момента смерти. Иных могли искать неделями, а тут всё было на виду. Убийца не пытался замести следы. Он их просто не оставил. По всему выходило, что молчание Масами первым делом озадачило его неизменного напарника, и поиск пропажи начался с подачи очухавшегося Айдзавы, а вслед за ним подключился и Танабэ, не оставляющий бедовых знакомых на произвол судьбы и подставляющий им плечо в случае необходимости. Телефон Умэно не отвечал, сообщения уходили в пустоту, решение проверить, как он там поживает после вчерашней гулянки, получило одобрение и реализацию. Визит к нему домой, нанесённый закадычными друзьями-приятелями завершился тем, что они нашли труп. Остывшее тело на окровавленных простынях. Стеклянный взгляд и полное равнодушие ко всему происходящему на веки вечные. Цели Кея оставались тайной. Принципы отбора, коими он руководствовался, намечая себе жертву, тоже ставили в тупик. Умэно занимал одну из низших ступеней в иерархии и не имел особого влияния в Мафии. Шестёрка, которому цена — ломаный цент, не больше. Да и то, кажется, переплачено. Грохнуть Умэно могли как свои, так и чужие. Не совсем свои, конечно, но тесно сотрудничающие с Мори. Его деловые партнёры, заметившие косяки и сбои в работе пешек, а потому решившие устранить мешающую деталь. Так чем же он мог помешать тому, кто умел убивать настолько красиво, что даже полицейский засматривался и восторгался, покидая место преступления? Личные счёты? Давние обиды? Какие-то общие дела, завершившиеся нечестным разделом денег? Сомнительно всё однако. Не самый значимый в стране город. Не самая прославленная жертва. Вообще не прославленная. Безликая. Жертва, не представляющая для охотника интереса. Исключительно тем и примечательна, что связана с Портовой Мафией. Мори только потому и бесился, что прикончили кого-то из его людей. Фактически, оскорбили, дали пощёчину, забрались на его территорию. Сам по себе Умэно был для него пустым местом. — Ювелирная работа, — вдруг произнёс Савамура. — Я действительно никогда с таким не сталкивался. Не самоучка, не любитель лёгкой наживы, соблазнённый перспективой приключений. Профи, каких поискать. Судя по тому, с каким восхищением отзывался о нём этот продажный полицейский, не стоило списывать Кея со счетов и заранее пророчить ему поражение. Телефон внезапно оповестил о новом письме. Дазай бросил беглый взгляд на экран, отмечая в строке отправителя электронный адрес помощницы Огая. Ничего нового, простое напоминание о предстоящей встрече. Ненужное совершенно, поскольку он и без того не забывал о планах на вторую половину дня. — Держи меня в курсе событий, — произнёс он, поднимаясь из-за стола и потянувшись к верхней одежде, висевшей на спинке стула. Плащ чёрного цвета с высоким воротником. Стандартная гамма, классический крой, дорогая ткань. — Само собой, — отозвался Савамура, последовав примеру собеседника. В одиночестве он здесь задерживаться не собирался — бессмысленно. — Ловлю на слове. — Мори-сану привет и моё почтение. — Думаю, он бы предпочёл нечто иное. — Например? — Пожелание процветания его империи и отсутствие проблем в виде таких вот ювелиров, вроде нашего нового не совсем знакомого, — пояснил Осаму. — Значит, желаю ему и этого тоже, — хищно оскалился мужчина и, ещё раз пожав ему ладонь, теперь уже не в приветственном, а в прощальном жесте, поспешил удалиться. Что ж... По рассказам выходило, что у Осаму появился конкурент. Достойный. Заслуживающий внимания. Пока на руках не появились необходимые доказательства, делающие его на несколько шагов ближе к истине. Но Дазай не сомневался, что однажды раскроет чужие карты. Совсем скоро.

***

Во второй половине дня на улицах похолодало. Подул ветер, начался дождь. Осаму поехал на встречу, испытывая не воодушевление, а некую разрозненность. Чем больше он думал, тем меньше причинно-следственных связей казались ему верными. Имеющиеся части не складывались в единое изображение, зазоры между ними не только не уменьшались, но и имели тенденцию увеличиваться. — Мори-сан не в настроении, — оповестили его прямо с порога, открывая дверь. — Ничего удивительного, учитывая утренние новости. Дверь кабинета была приоткрыта, и парень не стал стучать, вошёл просто так. В конце концов, его визита ждали, и не обязательно было тратить время на дополнительные расшаркивания. В комнате было изрядно накурено и пахло крепким табаком. К спиртному Огай не притрагивался, перебирал колоду карт, доставая поочерёдно то одну, то другую. Снова перемешивал их между собой, разбрасывал по столу, собирал. Ещё один из его маленьких ритуалов, способствующих прояснению мыслей и попыток составить схемы, согласно которым действуют или собираются действовать противники. Кто-то курил, кто-то складывал оригами, кто-то тасовал карты, вероятно, представляя на месте разрисованных картонок живых людей. — Присаживайся, — разрешил милостиво и подтолкнул Дазаю карты. — И не трать время на глупости, сразу раздавай. Не предлагал сыграть, а ставил перед фактом, что они будут это делать, независимо от желания Осаму. Тот хмыкнул, но комментировать его причуды не стал, послушно раздавая карты. Лишних вопросов он не задавал, предпочитая наблюдать за действиями мужчины, отмечая изменения мимики, подрагивание пальцев и любое другое проявление нервозности, будь то капля пота, стекающая по виску, или же терзаемый без особых причин, просто потому, что первым попал под руки, галстук. Непосредственно во время игры Мори предпочитал молчание, а Осаму поддерживал его начинание, не стремясь навязать собственные правила и не торопясь пересказывать всё то, о чём поведал ему во время личной встречи Савамура. Тишина не угнетала. Она снова наталкивала на размышления, связанные не с личностью человека, совершившего преступление этой ночью, а с тем, что творится в душе Огая. Такую сосредоточенность, что отражалась на его лице, ещё следовало поискать. Карты улетали в сторону, сбрасываемые и вновь собираемые в колоду. Дазай не следил за временем, для него вся игра слилась в бесконечный поток, и завершилась в тот момент, когда Мори с отвращением отшвырнул свои карты, среди которых нашлось место насмешливому человеку в разноцветном колпаке. В который раз за этот день. Десять партий из десяти возможных стали для мужчины проигрышными. Судя по виду, он готов был разорвать несчастную карту на клочки, запихнув обрывки её в глотку молодому мафиози, ни разу не проигравшему в своеобразной схватке. — Что-то произошло? — спросил Осаму, собирая карты и откладывая их на край стола. — Помимо того, что мне уже известно, разумеется. — Я опасаюсь, — произнёсь Мори, не делая перед признанием выразительную паузу. Впрочем, в этом не было потребности. Обстановка и без того накалилась до предела. Не хватало разве что появления знака радиации, предупреждающего о возможных последствиях. Дазай сохранял внешнее спокойствие, но про себя не мог не отметить, что ответ босса его поразил. От Огая он ожидал чего угодно, но не этого. Признание в собственной слабости? Быть этого не может! Послышалось? Привиделось? Нет? Надо же. Вместе с тем подумал, что сегодняшняя встреча того стоила. Он должен был приехать к Мори хотя бы ради того, чтобы услышать это шокирующее признание. Вполне для него очевидное заявление, но никогда прежде не звучавшее из уст мужчины. Что-то изменилось. Что-то пошло не так. Тектонические плиты наехали друг на друга, спровоцировав коллапс, не иначе. — Опасаетесь чего? — уточнил Осаму. Заметил пару карт, выпавших из колоды. Прихватил, проводя ими по столешнице. — Товар, — произнёс Огай и замолчал, чтобы уже через пару секунд представить развёрнутую версию озвученной мысли. — Через две недели должен состояться обмен с Ямато. Что, если Кей вмешается и попытается сорвать наши планы? — В одиночестве? — вскинув бровь, спросил Осаму. — Он же не сумасшедший. Это риск, и риск огромный. Одиночке там не выжить, из него пожелают сделать мишень и наши люди, и люди господина Ямато. — Что, если он не одиночка? Что, если у него есть хозяин, а переписка и фокусы с удалением информации проворачиваются для отвода глаз? — Полагаете? — Как вариант. Вдруг он связан с Ямато, и на него же работает? Вполне жизнеспособная версия. Подумай об этом на досуге. — Мы сотрудничаем с ними не первый год, и никогда прежде такого не случалось. Зачем им ломать установившиеся отношения с надёжными деловыми партнёрами? Или вы думаете, что у них на примете есть кто-то, способный составить нам конкуренцию? Я таких не знаю. Во всяком случае, в Йокагаме они таких людей не найдут. У них нет шансов обосноваться здесь. Ладно, допустим, всё так, как говорите вы. У них есть первоклассный киллер. Но он есть и у нас. Оценивая шансы обеих сторон, приходим к выводу, что силы равны. При расширении категорий, подходящих для сравнения, победа остаётся за нами. — Да, раньше не случалось. Теперь случилось, — проигнорировав его замечания, произнёс Мори. — Может, их перестали устраивать прежние условия. — Они бы сказали. — А если нет? — Это глупо. — Это не глупо. Это всего-навсего закон жизни, мой милый друг. Когда есть возможность сохранить деньги при себе, многие постараются это сделать. Не обязательно платить. Можно обставить всё иначе, прикарманив себе и то, и другое. — И развязать масштабную войну, в которой погибнет чёртова тьма людей? Ямато не настолько глуп, чтобы этого не понимать. Кей, попавший в его ряды, в чём я сильно сомневаюсь, не даст никаких гарантий, не обеспечит ему победу. А воевать нужно только тогда, когда ты уверен в своих силах. Или же, когда у тебя не остаётся выбора. Сейчас ситуация к нарушению договоров не располагает, потому... — Ты можешь поручиться за него? — Нет. — Тогда не отметай мои идеи. — Я вообще ни за кого, кроме себя поручиться не могу, если на то пошло, — произнёс шатен. — Если смотреть с такой позиции на происходящее, под подозрение попадут все, начиная от Ямато, заканчивая вашими приближёнными. Зная вашу особенность, рискну предположить, что этим утром вы накручивали себя, обдумывая множество идей, от которых за милю тащит безумием, но гениальных на ваш взгляд. — Например? — Например, о том, что этого Кея мог подослать к вам я. Скажете, ошибаюсь? Не ошибался. Он это знал. Как знал и Мори, вечно искавший подвох в его словах и поступках. — Не шути так, Дазай, — сказал грубо. — Почему же? — Не люблю несмешные шутки. — А я и не шутил. Вы ведь подозревали меня прежде. Подозреваете и теперь, надеясь, что раскаюсь и признаюсь в том, что это я притащил сюда марионетку, предложил ей перетянуть внимание на себя, пока я готовлю Йокагаму к переменам. Она пляшет, развлекая публику. Я, как и говорил раньше, разжигаю революцию. Может, вы не так далеко от истины, — усмехнулся Осаму. — А может, далеко. Слушайте, давайте я вам ещё пищу для размышлений подкину. На всякий случай. Идея великолепная. Вам понравится. Допустим, мне надоела роль вашего цепного пса, я немного раскинул мозгами и нацелился на корону. Мне надоело стоять у трона, я хочу на нём восседать. Что, если нет никакого Кея? Есть только я, и я развлекаюсь в своё удовольствие. Играю в раздвоение личности и смеюсь, глядя на то, как бегают тараканы, напуганные ярким светом. В лицо — одно, за спиной — совсем другое. Усыпляю бдительность и готовлюсь нанести решающий удар. Предложенный вариант Огаю не понравился, поскольку звучал насмешливо. Мори любил унижать других, но ненавидел, когда другие смеялись над ним, критикуя его высказывания, идеи, поступки, любой совершённый выбор. Колода карт, собранная в стопку, разлетелась во все стороны, будучи брошенной в лицо Осаму. Бессильно-театральный жест. Но вместе с тем по полной программе выражающий презрение и отторжение. Дазая не зацепило. Он усмехнулся. — Твои шутки? — спросил Огай. — Вы серьёзно? Как и ожидалось, иронии Мори не оценил. Возможно, потому, что для него она иронией не была. Он считал этот вариант одним из наиболее реальных. — Твои? — повторил угрожающим шёпотом. — Нет, — резко ответил Осаму. — И я вам это обязательно докажу. — Как? — Обыкновенно. Притащу его сюда, или не сюда, а куда скажете, чтобы вы своими глазами увидели, кто скрывается под именем Кей. Уверяю, это не я. Есть, правда, одно обязательное условие. Я притащу его к вам только в том случае, если убийство Умэно — его работа, а не случайное совпадение. Масами могли убрать по сотне других причин. — В любом случае, нельзя выпускать инцидент из вида. — Нельзя, — согласился Дазай. — Я поручаю это тебе, — заключил Огай. — То есть?.. — Проконтролируй встречу с Ямато и его людьми. Если всё пройдёт гладко, то я сниму с тебя обвинения. Если нет — пеняй на себя. — Договорились, — не раздумывая ответил Осаму, уверенный в собственной победе. — Ничего не сорвётся, обещаю. Это будет самый блестящий из всех обменов, что вам довелось совершать. Вот увидите. Судя по тому, как посмотрел на него Мори, озвученный результат был далёк от желаемого. Огай желал ему не победы. Он желал ему провалиться.

***

Масами Умэно был убит ушедшей ночью в собственной постели. Застывшее лицо с выдранными глазами, вспоротый живот, руки и ноги, отпиленные ножовками. Крови было так много, что насквозь промокли ботинки. У Кадзуко ещё на первом часу закончились сигареты. Она должна была научиться на прошлой ошибке. Стоило бы всегда и всюду возить с собой целый блок. Два блока. Антипсихотики в комплекте с алкоголем. Стоило бы съездить к нотариусу и написать завещание на случай, если в ближайшем будущем она не выдержит и всё-таки поедет крышей на одном из подобных вызовов. Дазай ни разу не заговорил с ней, пока они обследовали квартиру убитого, и девушка тоже не стремилась нарушать молчание. Осаму был отстранённым — ни следа эмоций, хотя Кадзуко очень надеялась заметить хоть что-то. Он не повёлся ни на одно оскорбление. Не донимал по поводу сигарет. Всё это лишь злило — Сираиси так хотелось чего-нибудь привычного и понятного, но чужое молчание выбивало из колеи. Они не нашли никаких посланий, оставленных рядом с трупом. Ни отпечатков пальцев. Ни случайно обронённых вещей. Ни волос, выпавших из причёски и способных привести к их обладателю. Многие преступники, проворачивая гениальные комбинации, горели на мелочах, о которых забывали. Здесь всё было учтено. Сидя у себя в кабинете, Кадзуко честно пыталась врубить башку и включиться в дело. Она курила, курила и курила, до рези в глазах всматривалась в фото и записи с камер наблюдений. Каждой клеткой мозга чувствовала, как чересчур графичные образы складываются в будущие кошмары у неё в голове. Девушка до позднего вечера просидела за компьютером, вокруг неё валялись распечатанные бумаги и окурки. Сираиси уснула, упав головой на сложенные руки. Во сне Кадзуко видела кости. Множество человеческих костей хрустели у неё под ногами, выстилали землю до горизонта столь плотным покровом, что невозможно было понять, какова она, эта земля. Кадзуко одолевало бессилие, ужасающее бессилие, и она шла по костям под беспощадным солнцем на чистом упрямстве, пока не упала коленями в осколки чужих рёбер, смешанных с плечевыми и бедренными костями. На неё выскалилась сразу пара черепов, сквозь пустые глазницы которых виднелись изящные позвонки. Она проснулась от ощущения чужого присутствия. От того, что кто-то медленно перебирал её волосы пальцами. Каскад прикосновений, спускающийся от затылка к виску. — Эй, святоша, что за сны тебе опять снятся?.. Звук грубоватого голоса эхом раскатился по кабинету, и оттого душный воздух, наполненный старым ароматом смерти, рассеялся вовсе. Накахара чуть поморщился, глаза его холодно сверкнули, а затем изящная ладонь, затянутая в перчатку, улеглась ей прямо на скулу. — Ну же, просыпайся. Что снова с тобой такое? Кадзуко измученно застонала, подняла голову и несколько раз удивлённо моргнула. Она уснула за столом, скорчившись, отчего уже ныли спина и колени. Чтобы прийти в себя, девушка с усилием провела ладонями по лицу, но это не слишком помогло. Считать, что сны способны предсказывать будущее, Кадзуко, конечно, не стала бы. Но в душе всё равно поселилось что-то неприятное; грызущее или тянущее чувство, которое не получилось бы заглушить ни успокоительными, ни спиртным. Сираиси не стала делиться этими ощущениями с Накахарой. Он назвал бы это свойственным людям суеверием и посмотрел бы с таким видом, словно заново оценивает уровень интеллекта и приходит к неутешительным выводам. Потому девушка, естественно, не стала распространяться о своих предчувствиях, если это, конечно, были они. — Странные сны, — объяснила она. — Но о прошлом. Не стоит беспокойства. Накахара смерил её взглядом, где за притворным гневом пряталось искреннее участие. Кивнул, соглашаясь, а после перевёл взгляд на вычерченный лунным светом пейзаж за окном. — Иди домой и хорошенько проспись, а это, — он кивнул на бумаги, — Может подождать.