Британская львица

Вопрос о снабжении становился всё более острым. Как только наши передовые части добрались до складов, последовали две новости: во-первых, они были абсолютно пусты – то ли враг благополучно проел запасы, то ли спрятал или уничтожил их. Во-вторых, же инженеры рапортовали, что бетонная полоса будет вполне пригодна для посадки авиации, после небольших доработок и расчистки. К делу приступили немедленно: почти тысяча человек под охраной найтмеров дружно взялась за инструменты, и уже к вечеру принцесса получила рапорт о том, что на следующий день можно принимать первых гостей с грузом. Наша Британская львица объявила об этом в особом приказе с благодарностью за успешную и быструю ударную работу. Сам я в том деле не участвовал, но, по словам ребят, труд был действительно адским – под прямым палящим солнцем в сумасшедшую жару с утра и до вечера. Парни обвязывались белыми тряпками на манер арабов, обливались водой – и всё равно многие падали в обморок, а иных даже потребовалось отправить в лазарет. Зато благодаря этим стоикам у нас теперь имелась взлётная полоса, а у бойцов появилась одна неожиданная, но очень важная возможность. Уходящие в обратный путь самолёты, как нам сообщили, могли взять груз почты, которую мы за время кампании успели написать своим родным и друзьям. - Даже не представляю, как тогда у вас все радовались... - Верно, сэр. Что было, то было. Лагерь тогда не спал – все мысленно были не здесь, а в совсем других местах по разным концам нашей огромной империи. Всё доделывали какие-то вспомнившийся в последний момент штрихи, строчили, пытаясь успеть до отправления летчиков на базу – раньше у всех было негусто со временем, а главное мало кто верил, что из такой глухомани можно как-то достучаться до близких. Писал и я письмо своей дорогой матушке. К сожалению, напрасно, но тогда, разумеется, ещё не знал этого. - Почему же? Самолёт был сбит? - Слушайте. Я сейчас как раз перехожу к этой истории. Расстояние от города до «аэропорта» составляло что-то около 15 километров. И там и там была создана довольно приличная, хоть и строившаяся на скорую руку оборона. Пространство же между ними оставалось так же пусто, как и весь окружающий ландшафт. «И до чего же, всё-таки, унылая местность!» - думал я, глядя из кузова грузовика на окрестности. Мне с отделением и ещё восьми десяткам солдат выпала задача в это утро составить что-то вроде импровизированного конвоя, который должен был сперва прибыть к взлётной с нашим скарбом, преимущественно состоящем из писем и трофеев, а затем, загрузившись, прибыть назад в Хаиль. Задание мне тогда казалось скучным, никто и предположить не мог того, что вскоре случилось… Стоит добавить, что в этот день принцесса получила архиважное сообщение, которое, узнай она его чуть раньше, вероятно изменило бы состав нашей автомобильной процессии, в пользу увеличения охраны и повышения бдительности. К тому моменту Иерусалим был окружен, все ожидали удара махдистов. Теперь же авиаразведка и тайные агенты сообщали: штурм не состоится, будет осада. Почему? Потому, что, по меньшей мере, половина неприятельской армии, возможно даже во главе с самим Махди, скрытно покинула предместья города. Никто точно не знал, куда она движется, но явно можно было сказать, что это юго-западное направление. Наш марш, наша скорость, наши усилия оказались не напрасными! Махди оценил угрозу своему тылу. Он шёл сюда! Эти бесценные сведения направили в штаб генерал-майора Корнелии Британской в тот самый день шифрованной радиограммой, но мы, отбывающие утром в направлении складов, ещё ничего не знали. Между тем по приказанию своего пророка те махдисты, которые находились неподалёку от Хаиля, спланировали внезапный удар – своего рода разведку боем. Нельзя сказать, чтобы атака врага была так уж хорошо подготовлена – настоящей внезапности противнику добиться не удалось: наблюдательный пункт роты «A» второго батальона хайлендеров, размещавшийся на позиции у складов, заметил приближение неприятеля и передал по рации информацию нам. Да только времени, чтобы среагировать уже почти не осталось! Верблюжья кавалерия противника появилась из-за барханов и стремительно приближалась. Сперва они шли к взлетной, и мы повернули к городу. Затем появилась ещё одна группа, которая, напротив, держала направление на Хаиль. Мы замедлились - это и было им нужно. Враги быстро начали разворачиваться в нашу сторону, беря нас в клещи. Лейтенант Флиппер, возглавлявший наш отряд на бронемашине, приказал стрелку открыть огонь из пулемёта, но этим он сразу привлёк к себе внимание. А может его как-то ещё вычислили, не знаю наверняка. Так или иначе, неприятель сразу на него насел. Броневик Флиппера скосил не меньше полутора десятков всадников, прежде чем те, сблизившись, начали метать гранаты. Одна из них, хотя и не смогла уничтожить машину вовсе, повредила передние колёса и антенну рации, из-за чего лейтенант, во-первых, застрял на месте, а во-вторых лишился связи. Сам Флиппер уцелел – он и теперь ещё служит. Но управление отрядом оказалось нарушено. Вскоре осталось только одно правило, самое паскудное: каждый сам за себя. Ребята из трёх грузовиков сумели съехаться вместе, выскочили вон из кузовов и заняли круговую оборону, используя автомобили в качестве прикрытия. Но они были в голове колонны, а мы с моим отделением – почти что у самого зада. Там все раскатились, как глупые коровы… Я принял решение, которое посчитал единственно верным: если мы остались одни, то в обороне у нас шансов нет - всего десяток парней, у которых из оружия только пистолеты и винтовки. Однако можно было попытаться оторваться от врага. Всё же машина быстрее верблюда! Мы повернём в направлении пустыни, и, за то время, пока они будут нас преследовать, из города выйдет подмога. Решение это было бы правильным, если бы верны оказались две предпосылки. Во-первых, старые грузовики оказались всё же медленнее верблюдов, особенно на пересечённой местности посреди песков. А во-вторых, подмога прийти не могла. Враг организовал сразу несколько отвлекающих атак, в том числе и на нас, для того, чтобы небольшая кучка его диверсантов смогла заложить мины на взлётную полосу. Мы потеряли один самолёт сгоревшим и один повреждённым в тот день и, что всего хуже, загромоздили обломками бесценный аэродром. К счастью, благодаря бдительности охраны, взрывных устройств успели разместить немного, да к тому же они сами были столь примитивными, что их быстро обезвредили. Главное же – наши находчивые авиаторы сумели починить повреждённую машину, латая пробоины чуть ли не подручными материалами, а потом на честном слове и одном крыле увести её прочь со взлётки. Врагу не удалось подрезать нашему соединению жилы. Но вот мы в нашем маленьком конвое стали таки его жертвой. Нас нагнали довольно быстро, хотя всё же мы отдалились от Хаиля достаточно, чтобы он скрылся из глаз, равно как и аэродром. А потом началось нечто, сходное со старинными фильмами про ограбления дилижансов – махдисты прыгали с верблюдов прямо на грузовики с пистолетами и ятаганами в руках. Некоторые падали, иные гибли под нашими пулями, но в целом абордажная атака на колонну имела успех. Почему они вообще её предприняли, вместо того, чтобы просто всех перестрелять? Буду честен, сэр: я не знаю. Наверное, думали, что в машинах может быть нечто ценное, а может сами автомобили как таковые составляли их интерес. В любом случае эта пиратская тактика несколько облегчила нам оборону - и, вероятно, стала, в конечном счете, моим личным спасением. Мы вовсю палили по махдистам. Я подстрелил одного из врагов и ударом ноги сбросил из кузова второго, но тут меня чем-то, вероятно рукояткой пистолета, с силой ударили в висок, и наступила тьма. Очнулся я, надо полагать, довольно быстро. Болел бок, голова трещала – ещё бы, я выпал из машины, ехавшей со скоростью никак не меньше 50 километров в час! Счастье, что в мягкий песок, послуживший амортизатором. Может быть, меня ещё били – не знаю. Во рту был привкус крови. Пробуждение моё не осталось незамеченным – на меня уставилось бородатое лицо с крупной бородавкой над губой и злобно ухмыльнулось. Потом махдист достал из-за пояса нож и помахал им перед моей физиономией, что-то приговаривая. «Я пропал!» – так я подумал в тот момент. «Меня будут пытать! Самое важное – не захныкать и не начать ползать у гада в ногах, держаться достойно»… Подумать легче, чем сделать! После того, что я видел в Эр-Рияде, не скрою, меня просто сковало страхом. В тот момент я не дал бы за свою жизнь и пенса, сэр, но всё же, как видите, уцелел. Историю моего спасения солдаты потом перепевали на все лады и сделали её гораздо более героической, чем она была на самом деле. Я же должен сказать, что обязан жизнью исключительно Фортуне и, в какой-то степени, находчивости. - Не знаю, что там было дальше, как вам удалось выпутаться, но вы напрасно скромничаете, мой друг. «Более героической», как же! Вы – настоящий храбрец, Джеймс, и это чистая правда! - Но я ведь сказал, что боялся! Чуть не до паралича. Где ж тут..? - Избитая фраза – и, однако, сейчас она будет чрезвычайно к месту: отважен не тот, кто не испытывает страх, а тот, кто его преодолевает. И не спорьте! Даже если вы просто лежали и таращились на того арабского громилу, как кролик на удава. Ваши мысли – о том, что надо непременно сохранить достоинство... Я не считаю себя совсем уж размазнёй, жидкой овсяной кашей. Но мне в такой момент ничего подобного точно не пришло бы на ум. - Хм. А о чём бы на моём месте думали вы, Адам? Как бы себя вели? - Не знаю. То есть я мне сейчас не составит труда много чего насочинять, да только это всё может быть обыкновенный самообман. - А всё-таки? - Наверное… Я бы искал способ спастись. Как угодно, любым способом. Какую-нибудь уловку. Сказал бы, что сдаюсь и готов сотрудничать. Потребовал бы отвести к их главному – мол, мне многое известно. - И что? Стали бы помогать махдистам? - Я не это имел в виду… Как минимум, выиграл бы время. Чтобы сориентироваться получше. Оклематься после падения. Составить план бегства. Ведь это разумно. …Ну вот! Теперь я тут строю из себя мужественного героя с холодной головой – чуть ли не поучаю вас. И уж точно без малейших на то прав и оснований! Извините меня, Джеймс. - Бросьте! Никаких обид! Что касается остального… Ха! Вспоминая того араба – не думаю я, что он оценил бы вашу тираду про плен и информацию для командира: эта бородатая образина почти наверняка не знала английского! - Всякие есть способы коммуникации, сэр. Жесты, мимика. Если на то пошло, то существует старый как мир трюк, для которого совершенно не важен язык. Сделать большие глаза и показать пальцем врагу за спину. А когда он оглянется… - Или тут же ударит клинком – на всякий случай. Впрочем, вышло-то как раз нечто похожее. Только угроза сзади была более чем настоящей... Так вот, диспозиция: махдист, нож, головная боль до звона в ушах. Приготовившись расстаться с жизнью, я взглянул на небо: «Небо, почему ты отдаёшь меня на растерзание поганым злодеям? Почему не поможешь мне?». Мысленно заданный вопрос был риторическим, но тут я заметил на ясном и чистом голубом небосклоне несколько точек, которые быстро приближались. «Ангелы!» – в первую секунду подумал я и почти угадал. Это были не посланцы Господа нашего. Это, сэр, были Королевские ВВС! Шесть самолётов приближались к нам на высокой скорости – их тип мне было не разобрать, но скоро всё стало ясно. От больших точек отделились гроздья маленьких. Бомбардировщики! Они пронеслись прямо над нами, а затем послышался грохот и гул. Я попал под бомбы собственной авиации! Только чудо спасло меня в тот момент от гибели, но тогда, когда стали рваться бомбы, я, верите ли, не испытывал страха. Скорее чёрное удовлетворение от мысли, что мои потенциальные мучители нашли свою могилу. Бомба оглушительно шарахнула слева от грузовика Пола Рэдклифа из роты «А» - видно его таки сумели захватить… Жаль, к слову. Хороший был парень Пол. Единственный, кто, насколько мне известно, сумел-таки обыграть в карты Чижа – видно нашёл лампу с волшебным джинном и желание ему загадал, не иначе. Толковый водитель. А ещё - футбольная душа. Он всегда был в курсе результатов всех матчей. Рэдклиф даже выпросил разрешение у командира и намалевал у себя на капоте символ любимого клуба – Шеффилд Уэнсдей. Может знаете – у них такая белая сова на ветке. Потешная. А уж в исполнении Пола… - Боюсь, что нет. Я предпочитаю регби. И велогонки. Никогда не следил за футболом. - Не понял бы вас старина Пол. Мда... Он, конечно, наверняка был уже мёртв к моменту налёта. - Так что же сталось с вами? Прогремел взрыв и… - Дальнейшее было как в старом немом кино – из-за контузии я ничего не слышал в течение некоторого времени. Сидевшего надо мной бородатого махдиста сорвало взрывной волной и перекинуло прямо через мою голову, а меня самого прокатило несколько метров по песку. Я застыл. Болело и ныло всё, от макушки до пяток. Я сперва не находил в себе сил чтобы встать. Это могло быть рискованным, а главное, телу категорически не хотелось этого делать. А потому агонию той части нашей колонны грузовиков, которой сумели завладеть бородатые дьяволы, я наблюдал из положения лёжа и по-прежнему почти что в тишине. Всё было охвачено огнём, затянуто дымом, кто-то стонал, что-то продолжало взрываться. Только тогда, когда слух окончательно вернулся ко мне я встал – это было, вероятно, через двадцать или даже тридцать минут после падения. Встал и медленно побрёл вдоль покорёженных остатков автомобилей, надеясь найти выживших. Воняло горелым. Поминутно возникал позыв кашлянуть, но я боялся – вдруг кто-то из врагов выжил и заметит меня, услыхав шум. Смешно, если подумать. Там кругом огонь ревел… Я сразу же вооружился, как только смог, подобрал с земли пистолет – не британский, а кого-то из махдистов, немецкой конструкции. Как хорошо, что меня не связали! А почему? Не успели? То здесь, то там мне попадались обгорелые и покорёженные тела людей, верблюдов и лошадей. Вид их был страшен, но на войне ты привыкаешь к этому. Они меня не интересовали – я искал пленных британцев. И скоро нашёл их. Да уж, сэр! Лучше бы не находил! В конце уничтоженной колонны из кузова последнего грузовика высыпался его страшный груз – трупы. Мои несчастные соотечественники были все как один мертвы, и причиной их смерти была не авиация. Их истыкали клинками. Ранений было множество. У некоторых ножи так и торчали из тела. Страшное зрелище! Гадкое. Чёртова бойня! А главное я постепенно осознал тот факт, что выжил один, и чуть погодя смекнул: это, к сожалению, ненадолго. - Но почему? - Элементарно. Я был посреди пустыни! В тот момент ваш покорный слуга не знал, как далеко успел уйти враг с захваченным грузом и предполагал худшее. Впрочем, пойди я от колонны пешком в ту сторону, которая, как мне казалась, ведёт к Хаилю, Джеймс Литтл, скорее всего, заблудился бы и умер в пути. Тем более, что моё состояние здоровья в тот момент на деле было даже хуже, чем оно тогда казалось. Мною едва не овладело отчаяние. Я сел, прислонясь спиной к одному из перевернувшихся грузовиков и, признаться, в тот момент едва не заплакал. От обиды. Чёрт подери, избежать пыток махдистов, выжить под бомбами, только для того, чтобы пропасть в этой дьявольской пустыне от жажды! Ну, нет! Меня охватила злость. Бешеная, нервическая. Я с силой ударил ногой по каким-то обломкам. Решил - как бы там ни было, но сдаваться не стану ни за что! Мой засохший труп найдут с гордо поднятой головой! Стоп! Найдут… Ну конечно! Меня найдут! Ведь наши знают о попавшей под воздушную атаку колонне. Скорее всего, лётчики опознали её и, соответственно, командование в курсе, что там могли быть живые британские пленные! Наши непременно будут искать уцелевших, или, хотя бы, попытаются оценить состояние колонны после бомбёжки. Меня обязательно обнаружат. Только вот… искать будут с воздуха, а значит нужно сделать что-то заметное – просто прыгающего и размахивающего руками человека могут и пропустить или даже принять за врага. Как же быть? Тут мне вспомнилась одна из историй Чижа об островах в Карибском море. Потерпевшие крушение моряки тоже иногда оказываются в похожем положении, и нет лучше сигнала, чем огонь, что-то горящее, выложенное правильной геометрической формой или словом. Это всегда привлекает внимание! Что можно выложить и поджечь? Почта! Письма и посылки, которые мы везли в аэропорт. Мне, признаться, было немного стыдно от осознания того, что я собираюсь сжечь этот ценнейший груз, но голова тогда работала плохо, и других мыслей просто не было. Я кинулся к соответствующему грузовику, однако уже в нескольких метрах от него понял, что опоздал – он горел, как и его содержимое. Опаленные клочки драгоценной бумаги вились над кузовом. Вдруг ветер швырнул что-то прямо мне в лицо. Это было письмо, чудесным образом целое – только в одном месте на конверте занялся было огонёк, но я тут же потушил его, а затем взглянул на конверт. И ахнул. Это было письмо принцессы Корнелии её сестре. Удивительное письмо… - Вы прочли его? Чужое письмо? - Не буду лгать, сэр. Да. Я прочёл. Не сразу. Но к исходу, наверное, второго часа бесплодных поисков средств к спасению я, чудовищно уставший, с раскалывающейся головой лёг прямо на песок и почти машинально стал читать. Чтобы немного успокоить самого себя – я опять тогда начал падать духом… - И что же там было? - Я не стану вам пересказывать текст, хотя, так уж получилось, возможно, от стресса, запомнил его почти слово в слово. Это было бы против правил джентльмена. Тем более, что потом, когда ваш покорный слуга всё же выбрался из этой передряги, я вручил письмо Её Высочеству и обещал ей хранить молчание. Но кое-что вы всё же услышите. Мне как раз в то время стала приходить на ум мысль написать мемуары, книгу о наших похождениях в Аравии - чего я, как вы уже знаете, так до сих пор и не сделал. Содержимое письма было таково, что мне показалось просто необходимым своими словами изложить его суть, потому как она лучше, чем что бы то ни было другое, характеризует нашего необыкновенного командира. Британскую львицу. Я, так вышло, имел возможность позже ещё раз лично побеседовать с нею и отважился на просьбу: не освобождая меня от данного слова, дозволить мне кратко пересказать в будущих воспоминаниях основные моменты. Наглость, конечно. Но Её Высочество на это согласилась. Хм! Вероятно потому, что я, так сказать, выбрал очень подходящее место и время, чтобы просить… Так вот, письмо поразило меня той любовью, которой была проникнута буквально каждая его строка. Той спокойной заинтересованностью, с какой принцесса интересовалась подробностями жизни своей сестры Юфемии. Поразило тем, как мало в этом письме было войны. Недлинное описание природы, похвала нашему брату - солдату, несколько слов о долге, заставляющем Корнелию задержаться в Аравии и дальше на неопределённый пока срок. И всё. Ни строки о крови, ни строки о смерти, ни строки об отрубленных головах… Принцесса Юфемия была не в Пендрагоне, а в небольшом имении, расположенном к северо-востоку от Великих озёр. Её старшая сестра интересовалась, как там погода? Как ей нравится лес и знаменитые секвойи? По прежнему ли она любит плавать на лодке по пруду в парке? Как обстоят дела с учёбой? Её Высочество извинялась, что не сможет присутствовать на 14-летии своей «дорогой Юфи», пока не разрешит некоторые трудности в Аравии. Имя Махди, кажется, не упоминалось вовсе. Отдельные города, которые мы занимали в жестоких сражениях, просто перечислялись, словно бы точки на маршруте путешественника. Я потом не удержался и спросил, как можно называть те страшные битвы, из которых она выходила победительницей, покрыв себя и нас славой «некоторыми трудностями»? Как можно отсюда, из самого ада, задавать вопросы о праздничном торте? И наша Британская львица ответила мне, что это тоже её долг. Что не писать вообще нельзя - молчание, неизвестность пугают особенно сильно. Да и абстрагироваться совершенно, забыть, что в мире существует нечто ещё, кроме войны, чересчур тяжело и опасно. Письма должны быть. Но без каждодневных наших картин, поскольку мы - сама Корнелия, солдаты и офицеры её отряда, вся армия вообще, во многом и сражаемся здесь ради того, чтобы близкие, родственники, особенно дети, вроде её младшей сестры, никогда не видели и не слышали ни о чём подобном. И, вспомнив пирамиду из голов, вспомнив замученных пленных, вспомнив взрывы, вспомнив раненых, вспомнив всё, что успел увидеть в Аравии, я не смог не согласиться… Но продолжим по порядку. Я ведь пока так и не рассказал до конца историю своего спасения. Это письмо очень помогло мне – самый его тон успокоил и придал уверенности. Несмотря на головную боль, я стал старательно размышлять, но сначала мысль не шла. Можно было поискать какие-то оставшиеся от нашей колонны горючие материалы, в первую очередь ткань и древесину: от самих грузовиков, тентов, ящиков. В принципе недостатка в топливе для потенциального сигнального костра не было. Только как его зажечь? Какой-то огонь ещё теплился на обломках - и его можно и нужно поддерживать, но выложить что либо... Уже горящие дрова, если ворочать их, используя рычаг, сложатся в нечто, похожее на буквы, лет эдак через триста. А если носить руками - быстро сожгут их мне до полной утраты работоспособности. Другой вариант - сперва собрать из тряпья и дерева фигуру, либо слово, а после поджечь… каждую деревяшку отдельно? Первая превратится в пепел раньше, чем я сделаю половину работы! Можно попытаться предварительно обдать их бензином, но как слить его из бензобаков? Есть шланг – я сумел найти его, но это просто труба без насоса. Можно как-нибудь пробить бак, но тогда нужно найти ёмкость, которая была бы достаточно большой, чтобы в неё поместилось нужное количество бензина. В противном случае драгоценное топливо получится разве только бесцельно спустить в песок... Вот примерно так и развивались мои мысли. Меж тем мне захотелось пить – не удивительно на такой жаре! Я немного осмотрелся и сразу же заметил прицепленную к чудом не перевернувшемуся грузовику небольшую цистерну с «Мочой бедуина» – неудавшимся тайным экспериментом славного Джонни. Да, сэр, мы всё ещё таскали её с собой! Спасибо упрямству Чижа! Другой бы давно уже избавился от компрометирующей жидкости, которая принесла одно только разочарование. Но Джонни упорствовал. Он поклялся капитану Порталу, что сумеет улучшить свою брагу до приемлемого состояния — и был до того красноречив, что тот согласился его прикрывать ещё некоторое время. Чиж возился с нею всякую свободную минуту. Только не подумайте, сэр, главным тут был не страх разочаровать вышестоящего офицера. Стариной Джонни руководило хорошее, правильное упрямство, упорство в достижении цели — ну и, откровенно сказать, обыкновенная жадность: при мысли о том, что весь многолитровый объём алкоголя пропадёт зря, его душила жаба. Вот так мы и таскали отвратное пойло, конспирируясь и почти всегда держа бочку при себе, чтобы чего не случилось. Мне бы по хорошему следовало давно прекратить всё это безобразие, но баловство Чижа, служа поводом для сотен шуток, по-прежнему заметно улучшало настрой бойцов. Кроме того, как ни смешно, я отчасти и сам верил, что однажды «Отрада бедуина» станет достойна своего изначального имени. К моменту моей вынужденной пустынной робинзонады, впрочем, напиток по-прежнему оставался чудовищной гадостью. Однако жажда была ещё чудовищней – она накатила как-то сразу вдруг и с такой силой, что даже эта бурда манила, как дорогое марочное вино. Я подошёл, открыл краник, приник губами к струе, набрал полный рот, сделал два или три порядочных глотка – а потом, не сдержавшись, сплюнул! Мерзость, сэр, была просто непередаваемая. И в тот же самый момент прямо перед моим носом сверкнула алая вспышка. Что это!? Я отпрянул, чуть не упав, а в следующий момент догадался – это.... последствия моего плевка! Рядом со мной тлела, мерзко воняя, шина, а «Моча бедуина», как-никак была спиртным и весьма крепким, так что я, сам того не желая, изобразил глотающего огонь факира… Эврика! Ну конечно! Я спасён! «Моча бедуина», эта смешная неудача, эта несусветная дрянь вытащит Джеймса Литтла с того света! Цистерну можно отцепить и, поднатужившись подтащить туда, куда мне будет нужно, а затем полить горючей смесью из краника… что? Да вот хотя бы одежду махдистов! Снять её и выложить слово SOS – эти огромные огненные буквы увидят обязательно. Не сработает с первого раза - попробуем ещё. Процедуру можно было повторять, а значит, резко возрастали мои шансы. Я немедленно принялся за работу. Двадцати с позволения сказать костюмов мне хватило на надпись. Затем пришёл черед цистерны… И она оказалась куда тяжелее, чем я думал! Я толкал её по мягкому песку из последних сил, напоминая самому себе мифического Сизифа, я падал, я поцарапал лицо, с меня сошло семь потов от натуги и ещё семь от внезапной мысли, что жидкости может не хватить даже на единственную полноценную попытку, но я это сделал! Да, чёрт дери! Сделал и стал ждать. Время тянулось медленно. Мучительно медленно – ведь теперь я сидел без дела. Это просто пытка, сэр. Вроде как часами стоять на эшафоте с петлёй на шее, ожидая, когда прозвучат слова помилования — или рука палача дёрнет рычаг, открывая под тобою люк. Я принялся играть сам с собой в крестики нолики, чертя их палкой на песке, потом ещё раз перечитал письмо, как вдруг… Сперва я услышал шум, а только затем увидел – пара вертолётов, стремительно летевших где-то у самого горизонта. В мгновение ока я поджёг заготовку, и огненные буквы явственно возникли на песке. Они должны, обязаны это заметить! Нет, нет, не улетайте, нет! Заметили!!! Повернули!!! И вот, спустя пару минут они уже здесь, зависли надо мной, спустился на тросе боец в нашей славной британской униформе, обвязал меня... Уже на борту у нас состоялся короткий диалог: - Ох и счастливчик же ты, приятель – мы и не чаяли увидеть здесь выживших! Если бы не приказ принцессы, то сюда и вовсе никто бы не полетел! - Да, я и правда счастливчик – больше никто уцелел. Спасибо вам! ...Приказ принцессы говоришь? - Ага. Она дала команду искать живых – хотя все уверяли, что после такой бомбёжки их просто быть не может. Мол, каждый солдат империи имеет право на то, чтобы его раньше времени не списывали со счетов. И мы тебя нашли, братишка! Ты летишь к своим! Вот так Британская львица во второй раз спасла мою жизнь... - Вы, кажется, ждёте от меня какого-то комментария? А у меня слов нет, Джеймс. Одно только скажу – вам исключительно повезло… - Опять про удачу? - Дайте закончить, друг мой! Я говорил: вам исключительно повезло с командиром. - Ваша правда, Адам. …Мы прибыли на взлётку, где, как я отметил, уже базировалось не меньше десятка самолётов и ещё как минимум столько же винтокрылых машин. Оттуда – в Хаиль. Всё это я помню уже слабо. Головная боль стала совсем нестерпимой. Пару раз я проваливался в темноту. Но когда мы добрались до города, я взял себя в руки, встал и заявил, что перед тем, как отправиться в госпиталь, мне необходимо увидеть Её Высочество и кое-что ей передать. Меня сперва отговаривали, но, видя мою решимость, объявили, что «герой» (так меня почему-то стали называть сперва они, а потом и все в лагере, хотя я и сейчас не понимаю, что героического совершил) имеет право на маленькую блажь. Тем более, они, вероятно, думали, я собираюсь сообщить командующему некие кажущиеся мне важными сведения, какую-то ценную и секретную информацию, подслушанную в плену. Только дело было не в этом и даже не стремлении лично выразить благодарность. Письмо лежало у меня в кармане... Вскоре я вошёл, немного пошатываясь, в штабную палатку и увидел её, склонившуюся над картой. Я наскоро объяснил, кто такой и зачем явился — а ещё, разумеется, от всего сердца сказал Её Высочеству спасибо. И отдал конверт. Тогда же состоялся и тот памятный разговор о его содержимом. Потом я отправился в лазарет, причём генерал-майор поручила проводить меня своему рыцарю – сэру Гилфорду. Следующие два дня у меня были совершенно безынтересным – лекарства и припарки, но одно меня немало удивило. Я сам предполагал, что всё моё приключение заняло несколько часов, ну половину суток самое большее. Однако нет. Оказалось, что меня нашли только к исходу второго дня с момента нападения на колонну! Видимо я провалялся в беспамятстве куда дольше, чем мне казалось. Меж тем, я лежал, а события шли. В тот день, когда мне, наконец, удалось подняться с койки, авиаразведка рапортовала: через два-три дня главные силы Махди подступят непосредственно к Хаилю. Близилась битва, которая, как это уже тогда стало понятно, должна была стать крупнейшей в этой кампании! Враг подходил, и он был уже совсем не тот, что раньше: по прежнему многочисленный и фанатичный он стал теперь гораздо лучше вооружён благодаря поставкам Континентального блока, да и ранее принадлежавшим нашей армии трофеям тоже. В числе войск противника были солдаты и, что куда важнее, офицеры регулярной армии Хиджаза. Наконец во главе их стоял сам Махди! И вот против всего этого мы должны были выстоять. Выстоять и победить. За время моих злоключений к Хаилю дошли ещё кое-какие подкрепления, но всё равно нас было до обидного мало по сравнению с врагом – высадившиеся десять дивизий оставались ещё слишком далеко, а в распоряжении принцессы Корнелии имелось всего 17 000 солдат и офицеров, да примерно полторы сотни найтмеров. В воздухе мы господствовали безраздельно, как и прежде, но достаточно ли весом этот довод? После моих приключений я получил повышение – сразу через звание прыгнул в уорнет-офицеры первого класса и оставил своё отделение, в котором прокомандовал всего-ничего, в сущности, смешно даже, но казалось, что с этими парнями мы вместе съели пуд соли. Вместо них меня приставили в качестве адъютанта к полковнику Уоллесу, а потому мне довелось присутствовать на том самом памятном военном совете и своими глазами видеть, как принималось решение, которое, я убеждён, и решило исход битвы в нашу пользу.