Не время для драконов.

— Куда ты собрался? — Не твоё дело! Изыди, вездесущая нечисть! — А мама в курсе? Кажется, ты после того случая под арестом. И впрямь, когда блудный сын спустя почти десяток часов вернулся в компании своего гостя весь промокший до нитки, дрожащий и рассеянно улыбающийся, матушка жутко разозлилась: Аякс ведь заявил о небольшой прогулке до леса, а в итоге исчез без единой весточки — вот и велела ему ни ногой из дома, пока та не убедится, что он здоров и ему ничего не угрожает. Такие запреты, конечно же, никогда не останавливали бойкого юношу, владеющего незаколоченным окном, но всё же не хочется разводить ссору на пустом месте сейчас. К тому же, проблемы после его беседы с Синьорой возникнут наверняка: нет места для мелочных проступков, нужно оставить немного пространства для манёвра. Тарталья супится, злобно поджимает губы и оборачивается к сестре, нагло рассевшейся на его наспех заправленной кровати. — Ты прекрасно знаешь, какого рода дела меня беспокоят. — Прекрасно знаю, поэтому и боюсь. Тебя опять заберут? Ты снова молча исчезнешь? — Разумеется нет, — тёплая улыбка прикрывает возможную ложь, потому что Чайльд и сам ни духом о том, что с ним станет, если хоть одно слово не понравится дотошному Панталоне. — Это просто небольшая деловая встреча. Бумажная суета, понимаешь? — Я-то всё понимаю, а вот твоё мерзкое начальство ни шиша не знает о поддержании благоприятных условий для работников во время их заслуженного отпуска… — Полученные мною в Фатуи возможности это сполна окупают, и ты это знаешь, — он беззаботно пожимает плечами, подступая к кровати. — Люблю тебя, Тоня, — девушка прикрывает глаза, когда губы брата касаются её лба и отстраняются с громким чмоканьем. — Если кто будет спрашивать, скажи, что ищу перчатки, которые вчера потерял Чжун Ли. — А если спросит сам Чжун Ли? — Придумай какую-нибудь ересь. Он всё равно знает, что я бы соврал. После того ночного шторма погода на улице стоит просто прекрасная: мороз, солнце и ослепительно блестящий свежий снег, за четверть суток исхоженный местными жителями вдоль и поперёк. Тут и там разносятся радостные детские возгласы, откуда-то чья-то мать зовёт сына обедать, а в другой стороне близь трактира в хриплом смехе рвут глотки два мужчины в явно нетрезвом состоянии. Единственное, что рушит деревенскую идиллию — Чайльд в своей белоснежной шубе Предвестника Фатуи. В деревне его в целом любят и считают неплохим парнем, только вот сразу меняются в лицах, стоит появиться этой шубе у них на глазах, словно именно одежда промывает мозг всем солдатам и делает из них безжалостных, как считает некоторая часть мирного населения, убийц. Тарталья даже забывает удивиться, когда совсем рядом появляется ещё одна такая же шуба, поэтому реагирует запоздало, но возвращается в реалии и приветственно кивает старшей по рангу. — Давненько мы не встречались, да? — мягкий голос своей совершенно бесчестной чистотой и непосредственностью сравним разве что с безоблачным зимним небом. — Дни летят, — уклончиво пожимает Тарталья, пряча руки в карманы. — Какими судьбами? — Держу курс прямиком в Заполярный Дворец. Я же тоже участвовала в той миссии. — Ну да, конечно. Им нужно больше свидетелей, — соглашается Тарталья, кивая самому себе. — Ты лучше мне скажи, — голос Колумбины осаживается почти до змеиного шипения, когда она преграждает ему путь и невзначай поправляет его меховой ворот, — зачем ты притащил сюда этого Архонта? — Что? — чуть было не вскрикивает от удивления Чайльд, ощущая, как загорается лицо и намокает линия роста волос. — Думаешь, он тебе как-то поможет? Алиби обеспечит? Глупый рыжик. У Фатуи везде глаза и уши. Полагаешь, никто не знает, где ты был и что делал на самом деле? Ещё как знает, просто кому-то выгодно, чтобы об этом все молчали. Есть догадки? — она весело ухмыляется, потягивая мышцы шеи. — Кстати, тебе тут какое-то письмо. Уже неделю валяется в дворцовой почте. Тарталья растерянно принимает от Третьей вручную сложенный конверт из слегка желтоватой на фоне снега бумаги без единого опознавательного знака и нелепо залитым воском язычком, отправляет его в карман брюк, возобновляет шаг, догоняя Колумбину, и задумчиво щурится: — Тогда ваши доносчики должны знать и то, что я его сюда не звал. — Как интересно. Увы, такие формальности их не интересуют. К слову, ты ведь всё ещё должен рассказать мне, за что продался, помнишь? От колко подобранного Предвестницей слова глаза закатываются в яркой вспышке раздражения, но удачно сбитая порывом ветра рыжая чёлка прячет недовольство от каких бы то ни было «глаз и ушей». «Значит, у меня здесь есть либо соратник, либо опасный враг. Мне либо помогут, либо закопают заживо. Чудесно.» На задвижках разума тёмные углы освещает яркая вспышка восторга от намечающейся игры, однако сразу же растерянно мигает и почти полностью затухает, потому что ещё более плотная и холодная тьма медленно берёт верх над ситуацией: во всё это окажется втянут и Чжун Ли, который о ситуации до сих пор ни слухом. «Мне нужно убрать его отсюда. Сослать обратно в Ли Юэ или ещё куда подальше…» — Пока ты так шумно думал, мы уже пришли. Прекрати отвлекаться на ненужные сейчас вещи. — Благодарю за беспокойство и бесценный совет, — на автомате отвечает Чайльд, пропуская Третью в Дворец перед собой. Всегда холодные, но светлые стены, игриво отражающие лучики солнца, сейчас кажутся особенно молчаливыми и давят своей неизмеримой высотой и глубиной цвета. Заполярный дворец вопреки мифам построен не изо льда, — было бы крайне расточительно отстраивать его заново после каждого хоть и короткого, но регулярного схода снега раз в году — однако очень на него похож, и сейчас даже пол под ногами то и дело попискивает так же тихо и угрожающее, как не до конца окрепшая ледяная корка на озере, когда ты идёшь по слабо промёрзшему участку. Стоит провалиться — сам уже вряд ли выберешься. Стоит оплошать… — О Архонты, ну ты-то здесь что забыл? — Хм? — Второй вальяжно складывает руки на груди, отлипая от стены. — Сегодня здесь собран консилиум из всех, кто связан с нашей спецоперацией. Тебе, щеночек, не стоит скалить зубы в мою сторону. Решение, знаешь ли, будет не за одним лишь Панталоне. Прояви уважение. — Проявлю к тому, кого действительно уважаю. Безумец, — тихо фыркает Чайльд, глядя на доктора исподлобья, на что тот весело и злобно усмехается. «Меня точно кто-то проклял.» — Восьмой ещё нет, — спустя несколько долгих и полных дискомфорта минут молчания проговаривает Доктор в пустоту, приподняв подбородок. — Хотя уже пора начинать. «Славно, занозой меньше.» — Тогда начнём, — непосредственно отвечает Колумбина, обхватывая пальцами длинную ручку высокой двери. — Начинать суд без одной из сторон? — Второй снова противно усмехается, откидывая с маски прядь волос. — А какая разница? У нас есть её отчёты, штаб она покидала редко, да и все её действия рядовые и офицеры подтверждают однозначно, — Колумбина пожимает плечами, проталкивая Чайльда в дверной проём. — Нас только он интересует. Господин Панталоне, добрый вечер! — Хм? О, я вас уже заждался, — с виду доброжелательная, но на деле острая в своих углах и хищническая улыбка расползается по вытянутому бледному лицо, не предвещая ничего хорошего.

***

«Ну, я сделал всё что мог». От Дворца до дома идти пешком не слишком далеко, но, задумавшись, он делает довольно большой крюк, поэтому из-за раннего потемнения искать протоптанную тропинку приходится уже в колющем глаза мраке. «Даже не знаю, чего мне бояться больше: отстранения от миссий или их назначения в десятикратном размере…» Ему дали ознакомиться с отчётами, из которых стало чистейше понятно: из-за выходки Чайльда в Ли Юэ и впрямь вспыхнуло вооружённое противостояние между двумя активными лагерями, а значит, Чжун Ли не лгал. Подробностей прописано не было, но, судя по всему, он не успел возвратиться, чтобы это предотвратить, и война всё же началась. Но Моракс что, серьёзно бросил едва вернувшуюся в стабильное состояние Гавань и примчал сюда? Нет, не сходится этот поступок с личностью педантичного и ответственного Божества-покровителя. А ещё ни единым словом в этих отчётах не обозначался подрывник корабля. Следствие остановилось за неимением зацепок. Единственный, кто был на борту — Одиннадцатый Предвестник, который и пережил это «покушение». Сделан вывод, что взрывчатка была либо заложена ещё с ночи, либо её не было вообще и бочки активировали дистанционно другим образом. В какой-то момент начался опрос с обыском всех владельцев Глаз Бога Гавани, но Восьмой это оказалось совершенно не интересно, так что идея не получила подпитки и загнулась. И очень хорошо, что Синьора не пришла: белобрысая ведьма точно начала бы обвинять Чайльда вообще во всём, и, если бы кем-то выяснилось, что часть её обвинений является правдой, пришлось бы ой как несладко… Домики, которые неспешно обходит Аякс, становятся всё более знакомыми в своих деталях, что знаменует близость родного дома. «Даже не знаю, что им всем говорить…» Так уж вышло, что Моракс — единственный, кто хотя бы в курсе реально происходившего в Разломе, но, к огромному сожалению, он ещё и возглавляет список тех, кто должен быть максимально отграничен от этого дела. Отправить его домой или в какое-то путешествие — вот лучшее решение, чтобы его сюда никто не посмел впутать. Но согласится ли он, если Чайльд расскажет о полученных в свой адрес претензиях? «Я даже не могу ответить на этот вопрос за него. Что бы он сказал?.. Думай же…» Но все собранные во фразы слова кажутся нелепыми, ненастоящими, слишком… не его. «Нет, так бы он точно не сказал». Широкая веранда двухэтажного дома освещена желтоватыми лампочками фонарей, которые горят и на заднем дворе. Вокруг них вьются маленькие насекомые, каким-то чудом выживающие в этот холод, пробирающий до самых дальних кромок души. Неспокойно. Нет слов, которые можно произнести. Чайльд несильно тянет себя за рыжие пряди: впервые он так глупо теряется, не может придумать хоть что-то обнадёживающее и успокаивающее. Рыхлый снег рвано скрипит, скрежещет, порой взвизгивая так, что непроизвольно дёргается шея. Остановившись у крыльца, он, стыдясь самого себя, отходит на пару шагов назад и сворачивает в задний двор, туда, к скамье, которая разделила с ним не один такой вот вечер, ведь поначалу, когда Аякс только получил титул Предвестника, врать было ещё сложнее, намного больнее и его терзало куда больше сомнений. Из-за чего же так сложно сейчас? Из-за Чжун Ли? Из-за настырно виляющей перед самым носом хвостом неизвестности? Из-за того, что в это вмешаны и другие Предвестники? Из-за Колумбины, которая ни с того ни с сего начала виться вокруг него? Не успевает он дойти до лавки, как поражённо застывает на месте, от неожиданности захватив ртом холодный влажный воздух, обжигающий горло. Из-под свежего, девственно-нежного сугроба, впитавшего полупрозрачную красноту, выглядывает тонкая рука с длинными пальцами и острыми ногтями. Затаив дыхание, Тарталья подходит ближе и сбивает носком сапога верхний слой снега, открывая ещё более насыщенные красным цветом скомканные снежинки. Потерявшая опору рука безвольно сваливается, согнувшись в не совсем естественном положении. Он тихо посвистывает, зарывшись рукой во вставшие дыбом рыжие волосы, и, не отводя взгляд, присаживается на край скамьи, уперевшись локтями в колени. — Да что же это за херня… Да ну, быть не может… Кажется, именно в этот миг все попытки оставить в стороне единственного человека, к которому можно обратиться, разбились вдребезги.