Лучшее, за что нужно держаться в жизни – друг за друга.
– Темур! – Туткун в очередной раз споткнулась, запутавшись на бегу в юбке, и болезненно приложилась плечом о стену. – Темур! Тегин даже не обернулся. Он, будто позабыв о ней, летел вперед, и искры, сыпавшиеся от факела, казались воплощением его ярости. «Я знаю, кто сделал все это». Эхо его слов, тогда еще растерянных, шелестело в ушах Туткун, заглушаемое криком. Потому что потом Темур кричал, и из отрывочных, полных злости, и обиды, и непонимания фраз она с трудом собрала мозаику произошедшего. За все последние пятнадцать лет. И, отбрасывая в сторону внешний вопиющий абсурд, не могла не признать – все сверхэмоциональные умозаключения Темура звучали на удивление последовательно и правдоподобно. «С ума сойти», – в который раз повторила она мысленно, когда в глаза после очередного поворота ударил яркий свет и под ногами вместо каменных плит оказалась сырая лесная земля. – Предатель! Остановившись так же резко, как сорвался с места, Темур шарахнул кулаком по выщербленному камню. Туткун уперлась ладонями в колени, пытаясь отдышаться. – Темур, успокойся… – Не могу! – тегин швырнул факел на землю, затоптал пламя и рухнул на траву, вцепляясь во взъерошенные волосы. – Батуга лгал мне, Туткун! Столько лет обманывал меня… всех нас! Он лжец и предатель! Туткун опустилась на колени перед наследником, положила ладонь на его затылок и, не почувствовав сопротивления, притянула его голову к своему плечу. – Темур, прошу тебя, успокойся, – она, касаясь губами взмокшего виска, старалась говорить размеренно и тихо. – Ты ничего не знаешь. Ты даже не знаешь, прав ли, считая Батугу не умалишенным… – Прав, – процедил он, силясь сосредоточиться на том, как Туткун держала и гладила его успокаивающе, как большого обиженного ребенка, каким он себя сейчас ощущал. – Иначе все происходящее не имеет смысла. – Хорошо, пусть так, пусть в этом ты прав. И все-таки подумай головой, а не своим мечом и не совершай ошибку. – Сейчас или потом? Туткун улыбнулась. Темур еще был напряжен, еще стискивал кулаки, но по крайней мере слушал ее… Это было уже хоть что-то. – И сейчас, и потом. Батуга-тегин, может, и солгал, но это еще не делает его предателем. – Ложь хану и есть предательство. Это он помог сбежать Аккыз… – И наверняка это он убедил ее не мстить твоему отцу. А еще Батуга наверняка имеет отношение к плану против Баламира. Так что не спеши, прошу тебя. Тяжелый вздох опалил ее плечо через одежду. – Только если ты просишь… – Прошу, – повторила она, рисуя на его затылке маленькие круги, и тегин вдруг коротко усмехнулся. – Ты так и будешь трепать меня за загривок, как кота? – Не нравится? – Нравится, – Темур сильнее уткнулся в нее, обхватывая руками за талию. – Просто непривычно… это. – Это? – Ласка. Нежность. Не привык. Туткун зажмурилась. То, как спокойно говорил это мужчина, женатый двенадцать лет, вызывало у нее… – Не жалей, – он, даже не видя и не слыша ее, знал, о чем она думала. Чувствовал. – Я не жалею. – Не буду… если ты просишь. Неожиданно вспорхнувшая с дерева птица заставила их вздрогнуть, и взгляд Туткун нашел скрытое тучами солнце. Оно неумолимо клонилось к той точке на небе, которая знаменовала исполнение первой части уговора между Чолпан-хан и Великой Эдже. – Время… – Да, время, – Темур выпрямился, но, вместо того чтобы встать с земли, замешкался. – Туткун… – Да? – Ты могла бы?.. Тегин неловко повел головой, сделав едва понятный жест ладонью, и Туткун потребовалось усилие, чтобы сообразить, о чем он просил. Волосы. – Конечно. Она пересела за его спину и улыбнулась. Желание причесать золотые, чуть вьющиеся пряди возникло у нее в тот же день, когда только увидела Темура впервые, но тогда это казалось недосягаемой мечтой… Теперь же могла убедиться, что была права – волосы у него были мягкими и легкими, не в пример ее собственным, густым и вечно путающимся. Туткун сняла державшие прическу нитки, расплела косички, и он запрокинул голову назад, подчиняясь ее движениям. То, как тегин одновременно мог быть буйным и покорным, обескураживало ее день ото дня… – Аккыз после побега поехала в ваше стойбище, – тем временем произнес Темур. – К Чолпан. Значит, ваш хан знает о Батуге? – Вряд ли, – Туткун перехватила пряди, стягивая одну часть прически. – Знай хан о подобном, не вела бы себя так спокойно. Да и от побега Аккыз она была в ярости. – Тогда какую игру затеяла Аккыз?.. Кая застал их на кургане. Чолпан-хатун сказала, они поехали почтить память Тойгар-хана и Тылсым-бике. Тебе не кажется это странным, Туткун? – Ни капли. Чолпан-хан очень любила отца и сестру. Почему ты считаешь это подозрительным, Темур? Тегин помолчал. А затем произнес медленно, растягивая каждое слово, отчего и движения Туткун стали как-то медленнее сами собой: – Когда мы были в плену, Чолпан сказала, что отец стал жертвой своего гнева и убил Тойгар-хана и Тылсым-бике на основании фальшивого письма. Руки Туткун дрогнули. – Фальшивого?.. – Она так сказала. Что это значит? – Не знаю, – она закончила заплетать, и, когда Темур обернулся, помотала головой: – Даже не представляю, о чем она могла говорить. Я попробую узнать. Все же вчера и сегодня у нас было немного времени на вопросы. Он кивнул и легко поднялся на ноги. Подал ей ладонь. – Ты веришь, что Тылсым могла быть невиновна? – Верю. Но это вера моего народа. А ты можешь поверить, что наша бике не предавала вашего хана? Вместо ответа тегин неожиданно отвернулся. – Темур? – Туткун нахмурилась, попыталась его обойти, но наследник избегал ее взгляда. – Темур?.. – Я не знаю, могу ли я в это поверить, Туткун… но еще больше не знаю, хочу ли. Ведь, если госпожа Тылсым действительно была невиновна, мой отец убил ее несправедливо… Если за ней не было вины ни перед ним, ни перед нашим ханством, то тогда отец и правда не был мечом правосудия, а просто… – он запнулся, но все-таки закончил: – Просто тем, кто убил любимую женщину, ослепленный своей обидой. – Но так было в любом случае, мой тегин. На этот раз Темур повернулся к ней сам. – Что ты такое говоришь?! – Правду, – несмотря на его сменившийся с благодушного настрой, Туткун не стала отступать. Не на этот раз. – Была Тылсым-бике виновна или нет, Алпагу-хан не имел права решать ее судьбу вперед собрания беков и суда. Как и судьбу нашего хана Тойгара. Беки промолчали лишь потому, что были доказательства. Но смерть Тылсым-бике была не казнью рукою хана – она была убийством рукою ее мужа и не за предательство страны, а за его обиду. И ты знаешь, что это было неправильно, Темур. Уголок губ дернулся в кривой горькой ухмылке. Знал ли он то, что говорила Туткун?.. Да, знал. Всегда. Просто привык думать, что смерть матери Батуги была неизбежной за ее предательство, а значит, не было разницы – тогда или позже. Но разница была, теперь тегин понимал это как никогда ясно. И заключалась она не во времени, а в обстоятельствах и причинах. «Однако думаю, о том, когда и как твоя жена от меня это услышала, она умолчала?» Он ведь не спросил в тот день Туткун, почему она сказала Мей Джин то, что сказала. Просто поверил китаянке и отвернулся от той, которую полюбил, и, если бы не сама Туткун и не его безумное желание верить ей, они, быть может, и сейчас бы не разговаривали. А спросил ли в ту ночь отец у Тылсым, хотя бы почему она его предала? Если верить тому, что болтали потом дядя Баламир и Салтук, нет. Бике утверждала о своей невиновности и приказе Горного хана бежать, Батуга просил отца выслушать мать, а сам отец… Да, у него были доказательства: письмо с картой и побег, но все же… Но все же Темур и раньше не понимал, как можно было лишить жизни женщину, ради которой позабыл про мать двух тегинов. А сейчас и вовсе не мог представить, как можно поднять руку на ту, которую любишь больше всех прочих. Отвернуться – да, уйти – да. Но убить?.. Туткун опустила голову. Горькая растерянность совсем не шла Небесному наследнику, и, как бы ей до сих пор ни хотелось справедливости и возмездия в отношении Алпагу-хана, видеть, как рушился мир любимого мужчины, было больно. – Темур… – Нам надо вернуться, – он поднял факел и, повозившись, снова зажег огонь. – Тебе нужно привести себя в порядок перед церемонией.*
Солнце с трудом угадывалось за тучами, и мир вокруг, казалось, погрузился в серую дымку слишком раннего тумана. Улу Эдже хмурилась: ей это совершенно не нравилось, и, если бы не необходимость, она бы предпочла провести церемонию хотя бы при другой погоде. Однако Чолпан-хан не интересовали ни погода, ни настроение Великой Эдже. Это была четвертая помолвка сыновей Алпагу-хана, и Темуру грустно было осознавать, что лишь одна из всех была счастливой. Его ранняя свадьба с китайской принцессой, союз Батуги и Кырчичек и вот теперь Каи и Туткун – все эти дни объединяли ощущение неправильности и взаимная неприязнь обеих сторон. И только брак Каи и Гюнсели в этом дворце праздновали по-настоящему искренне. Темур прекрасно помнил, как счастлив тогда был брат, под которым конь не хотел стоять на месте, и как мило была смущена невестка – ничего общего с тем, как хмур и собран был Кая сейчас, как холодна была воспитанница Горного хана. Они больше походили на самого Темура и Мей Джин двенадцать лет назад с той лишь разницей, что они хотя бы могли – собирались – в конечном счете избежать свадьбы… Темур посторонился, пропуская ближе к месту главного действия Чалаира с кольцами, покосился на бледную, практически в предобморочном состоянии Гюнсели и стоявшую рядом принцессу. И, решив, что испорченный день всегда можно испортить еще больше, негромко сказал: – Ты не была так счастлива даже на нашей свадьбе, Мей Джин. Китаянка улыбнулась, не отводя взгляда от садившейся на лошадь Туткун: – Уверена, когда ты станешь ханом, ты устроишь своему брату такую же богатую свадьбу. Он стиснул рукоять меча. – Чолпан-хан, – Улу Эдже, сделав над собой усилие, все-таки не стала называть Горную правительницу «хатун» по крайней мере в этот момент. – Ты отдаешь одну из своих дочерей в невесты моему сыну. Что ты желаешь получить в качестве выкупа за нее? – Все, что Алпагу-хан сочтет достойным. – Тогда мы дадим сундук золота и две тысячи лошадей. Темур сжал зубы. Названный калым был в пять раз меньше, чем когда-то отдали за Мей Джин, и даже меньше, чем отец Гюнсели сторговал за единственную дочь. Впрочем, ему самому мать и этого за Туткун отдать бы не позволила. Чолпан улыбнулась. Ей, похоже, до размера выкупа особого дела не было, и тегин даже позволил себе вздохнуть с облегчением в унисон с Туткун. Хотя бы все закончится быстро… – Мама, что ты такое говоришь? – Кая тоже улыбнулся, хотя и с заметной фальшью. – Разве можно отдать так мало за такую прекрасную девушку? Туткун встретила взгляд наследника и, едва заметно покачав головой, мысленно пожелала ему провалиться к Эрлик-хану. Темур и без того стоял едва живым изваянием, напряженный и нервный, а после этих слов и вовсе подобрался так, будто собирался напасть… – Мы дадим три тысячи лошадей и сундук лучшего шелка, чтобы сшить наряды, достойные невесты нашего ханства! Темур оскалился. Кае очень, просто несказанно повезло догадаться назвать Туткун «невестой ханства», а не его собственной, потому что иначе… иначе… Иначе Темур совершил бы очередную глупость и сорвал бы весь их план. «Небесный Тенгри, дай мне терпения», – попросил он, прикрывая глаза. Смотреть на то, как Кая и Туткун обменивались кольцами, он просто не мог. – Теперь дело осталось за малым – тебе стать ханом, – Мей Джин, кажется, вообще была единственной, кто испытывал наслаждение от происходившего. – Когда соберется курултай? – Послезавтра, – процедил Темур. Послезавтра беки соберутся решать, кто займет Небесный трон. Поэтому нужно, чтобы завтра Баламир попытался убить отца, использовав своих воинов, переодетых в Когтя Двухглавого волка. Тогда они докажут, что дядя все подстроил. Тогда у беков будет лишь две кандидатуры, а по сути – одна… Но для всего этого они должны сначала проследить за военачальником Баламира. Пока оба были в лагере у городских стен, и Салтук подозревал, что Парс покинет его к ночи… А значит, Темуру пора была собираться. К счастью, помолвка была окончена, а оставаться на сомнительно праздничный ужин он был не обязан. Впрочем, собраться спокойно в собственных покоях не удалось. Мей Джин цедила чай, чинно расположившись за столиком, и в конце концов он понял, что только зря дергал поясной ремень. – Куда ты? – китаянка словно специально дождалась, когда он подойдет к двери, и спросила в спину. – В лагерь к воинам, – тегин лишь слегка повернул голову, чтобы не разговаривать со стеной. – Баламир уехал из дворца еще днем. Не хочу неожиданностей. Мей Джин отчего-то усмехнулась. Но промолчала. В коридоре Темур наконец справился с поясом и свернул в пустую арку, стараясь успокоиться. В голове была чехарда, которую никак не получалось разобрать. Он и без того никогда не был силен в принятии разумных решений и распутывании загадок, а сейчас и вовсе не мог сосредоточиться. Предательство дяди, возможное предательство возможно разумного брата и помолвка, пусть и спланированная, но все-таки настоящая… Все это было слишком. – Ты уже уезжаешь? Темур обернулся. Туткун стояла, обхватив себя руками за плечи, приподняв подбородок, прекрасная и гордая, почти надменная… Он подошел ближе и коснулся ладонью ее щеки, оттирая дорожку слез. – Мы вернемся утром. Все будет хорошо… Что ты здесь делаешь? Она запрокинула голову, чтобы посмотреть ему в глаза, но взгляд, сколько ни старалась удержать, соскальзывал ниже, к приоткрытым губам, очерченным так четко, что нестерпимо хотелось повторить эти линии кончиками пальцев. – Я от Чолпан-хан. Она приказала мне пойти сейчас к наследнику Кае. В бездонной черноте, затопившей синеву, вспыхнуло пламя, дернулся вверх левый уголок рта, и одним быстрым движением Темур оказался вплотную к ней. Туткун замерла. От тегина несло жаром. – Зачем? – его голос, низкий и хриплый, отзывался в сердце гремящим эхом. – Показаться на глаза, – она, как завороженная, не опускала головы, и потому видела, как его взгляд прикипел к ее губам, – позвать на ужин… – И что же, ты ошиблась коридором, хатун? – Нет, мой тегин. Не ошиблась. Ее толкнуло назад, спина встретилась с холодной стеной, и Туткун ухватилась за его плечи, чтобы не упасть, хотя напрасно: упасть она теперь никак не могла, вжатая в камень горячим телом. Рваный вздох вышел один на двоих. – Ты – невеста моего брата и пришла ко мне, – он наклонился ниже, будто пытался задавить устрашающей силой. – Тебя казнят, если только узнают. Но ноги у Туткун подкашивались совсем не от страха. – И что же? Скажешь, мне надо послушать моего хана и пойти к твоему брату? Темур хмыкнул. Его пальцы снова коснулись ее лица, скользнули по скуле, ниже, остановились у края воротника… Она запрокинула голову раньше, чем сама смогла бы себя остановить. Правильно или нет, было все равно. Тело просило его прикосновений, и Туткун так и не поняла, кто не выдержал первым: она ли, рванув тегина на себя за меховой воротник, он ли, обхватывая ее затылок ладонью?.. Это было, в сущности, совсем неважно. Важно было то, как Темур прижимал ее к себе крепко и аккуратно, как так же целовал… Ногти царапнули по кожаному доспеху. Хотелось содрать его с тегина и прижаться к телу… Туткун знала, что и ему хотелось того же… Но едва ли представляла, насколько. Темур хотел, хотел, хотел… Это было желание не мальчишки – мужчины, низкое и животное, тем более мучительное, чем отчетливее взаимно оно было… – Темур… – Что ты делаешь, Туткун, что ты делаешь, – он прекрасно осознавал, что должен был себя контролировать, и оттого целовал уже лихорадочно: губы, подбородок, шею… – Понимаешь ли, с каким огнем играешь каждый раз, когда позволяешь себя коснуться? Темур все-таки смог остановиться – хвала Тенгри за высокий воротник ее платья! – опустил голову и уперся ладонями в стену, стараясь дышать как можно реже, потому что так рядом одуряюще пахло горькими травами и ею. Туткун сделала глубокий вдох. Сердце стучало как сумасшедшее, и руки, обхватывавшие широкие плечи тегина, так и норовили снова скользнуть на его затылок, испортить самой же заплетенные косы. – Как будто тебе нужно мое позволение, Темур. – Нужно, – он отстранился совсем чуть-чуть и отвел руки за спину. – Я без твоего позволения ничего не сделаю, Туткун. Ничего. А даже если сделаю, скажешь «достаточно» – остановлюсь. – Мне тебя никогда не будет достаточно. Тегин выдохнул хрипло. – Хатун, не дразни. – И в мыслях не было, – она привстала, опираясь на его плечи, и легко-легко, едва ощутимо провела кончиками пальцев линию вдоль его шрама, носа и наконец губ… – Темур, я тебя не боюсь: ни твоей нежности, ни твоей силы. Запомни это, лев мой. Темур повел головой. После того, как Туткун сказала, что любит его, он задавался вопросом: могла ли она сказать еще что-то? Даже в мечтах представить не получалось. Однако Туткун была лучше любой мечты. Она была настоящей, здесь, так близко, что он мог к ней прикоснуться, стоило только захотеть… Темур все-таки расцепил заведенные за спину руки, обхватил ладонями ее лицо и поцеловал коротко и совсем пристойно. – Я запомню, моя Туткун. Постараюсь запомнить. Туткун кивнула и – вывернулась, слегка ткнув тегина в грудь. – Тебе пора ехать. – Прогоняешь? – ухмыльнулся он. – Спешу, – отозвалась она в тон. – Мне еще звать твоего брата на ужин… как будто сам дорогу не найдет. – А ты не зови. – А ты не ревнуй. Я всего лишь его невеста. А у тебя есть жена. – Между мной и моей женой меньше общего, чем между тобой и твоим женихом, Туткун, – Темур мог бы смотреть на ее улыбку вечно. – Но ты права, нам с Салтуком пора. Надо устроить ловушку дяде… И выяснить, прав ли я касательно Батуги. Веселье слетело, будто и не было, и Туткун озабоченно всмотрелась в голубые глаза. – Ты поедешь к ним? Но Темур успокаивающе покачал головой. – Нет, передам через вашего стрелка. Если Батуга и правда не умалишенный, Яман знает об этом так же, как Аккыз. – Да будут ваши мечи остры. Она коснулась его груди, закрытой доспехом, и Темур положил ладонь поверх. Улыбнулся. Он догадывался, что Туткун хотела бы сказать – попросить – нечто другое, и был благодарен ей за то, что не сделала. Но сам на эту невысказанную просьбу все-таки ответил вслух. – Буду.