Дура

Лужи хлюпают. Ямагучи бежит изо всех сил, пытаясь перекричать дождь и стекающий по коже жар, от собственных мыслей. Люди давно придумали телефон, чтобы не бежать в гадкую погоду через пол города, для одного-единственного разговора… Но Ямагучи боится телефонной линии. Боится равнодушных ноток в стиле «абонент не может ответить на ваш звонок», боится услышать родной голос в совершенно чужом звучании, не увидеть лица, с тёплыми искрами в глазах и близкую сердцу улыбку, принадлежавшую когда-то ей, только ей… Промокшая до нитки, она стоит у крыльца, изо всех нажимая на звонок. В голове лихорадочно плывут формы того, что ей так хочется сказать, но ничего не складывается в единую картину. Ямагучи нервно запускает холодные пальцы в волосы, прикусывает губу и непонятно на что надеется: на то, что дверь откроет она или не она… Не изменилась. Совсем. Словно все эти бессонные ночи за двоих переживала только она сама, словно не засыпала с одним заветным именем на губах, не просыпалась в разбитых кошмарах. Словно ничего не мешало ей до идеала укладывать волосы, гладить одежду и смотреть так пронзающе холодно, предубедительно, как на последнюю дуру. И уже не такую, как прежде. — Цукки… Цуккишима, я… Она сжалась, подумав, что этого теперь она точно не хочет. Теперь ей хочется с тем же пылом бежать обратно, подальше, желательно на другой контенент, только бы не здесь, не на этом крыльце, не под этим взглядом… — Заходи в дом. Ямагучи удивлённо вздёрнула голову, на что та раздражённо закатила глаза. — Ты вся промокла. Или хочешь простудиться? Неуверенно, но она заходит. Когда-то этот дом был для неё вторым родным местом на планете, но сейчас, стены этого же дома, глядели на неё чересчур враждебно. Цукки ставит чайник и куда-то уходит, оставив её в тишине. На её телефон приходят одни уведомления за другими, не смолкая ни на секунду. Ямагучи смотрит лишь краем глаза, а затем жадно утыкается в экран. Каждое новое сообщение от Тецуро, из-за чего внутри всё жалобно сжимается, предвкушая худшее. Кей возвращается с сухой одеждой и пледом. Внутри что-то обрывается, когда она приносит её любимую футболку с лягушонком. — Переоденься. Я пока сделаю какао. Ямагучи слушается. Выходит в гостиную, где они иногда сидели вместе с Акитеру, играя в приставку. Или смотрели фильм всей семьёй, когда родители Цукки шутили, что она им как дочь. Тадаши переодевается, а грудная клетка волнительно трепещет от родного, цветочного запаха. Несмело сев за стол, Ямагучи наблюдает, как быстро Цукки готовит им какао, параллельно отвечая на сообщения в мессенджерах. Усмехнувшись последнему, Кей выключает телефон и ставит перед ней кружку, постукивая ложечкой в собственной. Молчание заставляет нервничать, но Цукки никуда не спешит. Она лениво проверяет соцсети и с кем-то поочерёдно списывается, разжёвывая плавующие в напитке зефирки. Тадаши становится обидно от глупости ситуации: никогда тишина между ними, не была настолько длинной. — Цукки… Я… Она отрывается сразу же. Смотрит в глаза, и Ямагучи выдаёт первое, что крутится в её голове: — Я видела, как Тецуро целовался с Кенмой. Цуккишима какое-то время просто смотрит, обдумывая сказанное. Ямагучи жалеет, что сказала это: на языке были другие слова, правильные. Нужные. — Я тоже видела, причём неоднократно. — усмехается Кей. По коже крадутся мурашки, и Тадаши краснеет, совершенно ничего не понимая. Цукишима откладывает телефон и делает глоток какао. — Он ей чуть ли не с детства нравится. Но поняла она это только тогда, когда Куроо захотел встречаться со мной. Куроо. Тук-тук. Захотел. Тук-тук. Встречаться. Тук-тук. Со мной. Тук-тук-тук. Тадаши вздрогнула. — Но я его долго динамила, и когда Кенма не выдержала, то всё ему разом выдала. Тецуро, оказывается, тоже был влюблён с неё чёрт-знает-с-какого-времени, но считал, что она к нему ничего не чувствует… — Цукки устала закатила глаза: эта история ей быстро наскучила, — В общем, теперь они вместе, а Тецуро иногда флиртует со мной, чтобы её позлить. Всё становится так… Просто. До невыносимости. Ямагучи хочется заплакать и засмеяться одновременно, навсхлип. Но многое всё ещё оставалось за ширмой. Тадаши не понимала, что между ними происходит: можно ли назвать их вновь подругами или нет? — Цукки, прости меня… — говорить становится чуть легче, — Это всё так глупо, я так жалею обо всём… я не могла забыть ту ужасную сцену нашей ссоры и… Прости меня, Цукки, я… Эти парни… Они… Никто, они этого не стоят… Ямагучи заплакала. Не выдержала, потому что скучала слишком сильно. Кей встала и обняла её. — Прости меня, Цукки, я… — Дура? — тихо шепнула Кей. Даже мягче, чем прежде. Ямагучи рассмеялась сквозь слёзы, — Я в курсе. Тадаши обнимает в ответ, утыкаясь носом в её плечо. Цукки гладит её по волосам, спине. Тадаши отрывается и вглядывается в её лицо. Ямагучи приближается, потому что даже несколько сантиметров от её лица — много. Теперь — много. Касается губами Цукки, её нижней губы. Кей не отвечает, но неспеша запускает пальцы в её волосы. Сердце Тадаши стучит, но привычно. Сладко, гулко отдаваясь по всему телу. Чувствует ли Кей?.. Цукки приоткрывает рот и целует нижнюю губу Ямагучи. А ей мало. Она скользит языком в рот Цукки, слышит её стон. Языки сплетаются, и Кей берёт себя в руки, более страстно вливаясь в поцелуй. Тадаши не возражает, поддаваясь её жару. Когда воздуха становится мало, Ямагучи отрывается. У Цукки на щеках лёгкий румянец, а Тадаши смешно. Она поправляет ей волосы и прижимается своим лбом. — Я… — только теперь Ямагучи и сама смущается, не в силах подобрать нужные слова. — Я тоже. Ямагучи берёт её руку в свою и улыбается. Цукки тоже. И эта улыбка, думает Тадаши, только её.