На пару слов

Они переезжают аккурат на Хэллоуин, и Олег смеется, что квартира — их личная съемная квартира! — очень соответствует духу праздника. Хозяева не потрудились прибрать тесную старую однушку: везде хлам, тяжелые старые шкафы, скрипучий паркет и слабый желтый свет иногда моргающих лампочек, окончательно создающий атмосферу фильма ужасов. Но тем не менее, Сережа абсолютно счастлив и после основательной уборки пыли и паутины со всех углов и окон, предлагает отпраздновать. Олег не видит причин отказываться. По приходу из магазина, лампочка окончательно приказывает долго жить и гаснет, но Сереже ничто не может испортить настроение — даже необходимость зажечь свечу в смешном подсвечнике из сырой тыквы, который вырезал Волков, его радует, как что-то совершенно невероятное. — Сэкономим на электроэнергии. А еще это романтично, — Разумовский улыбается, пытаясь спародировать оскал тыквы, но Олег только смеется — тени причудливо ложатся на лицо Сережи, создавая налет таинственности и озорства. — Очень романтично, — достаточно романтично, чтобы впервые за день спешки и суматохи обняться и позволить себе поцелуй. Впервые свободно и без страха быть застигнутыми. Они устали, еще не пришли в себя от переезда и осознания того, что теперь они взрослые и сами по себе: не будет больше воспитателей, не будет других детдомовцев рядом, не будет учителей и общего распорядка дня, будут только они вдвоем в целом мире. Ощущение свободы постепенно просачивается в мысли, как легкий сквозняк, колышущий пламя свечи — из оконных щелей тянет октябрьской сыростью — Олег замечает это фоново, потому что сейчас ему почти жарко. Сережа прижимается так, будто они снова впервые целуются, будто снова боится отпустить и потерять после признания, так… будто Волков — самое ценное, что есть у него в жизни. — Мы будем отмечать переезд или Хэллоуин? — уточняет Олег, когда поцелуй прерывается, а беззаботно счастливый Разумовский пытается чуть отступить и едва не садится прямо в тарелку с купленными по такому случаю конфетами, потому что на кухне и одному человеку тесно, а они застряли тут вдвоем. — Может отметим возможность наконец-то спать спокойно? — Сережа смеется, а Волков на целых десять секунд зависает в размышлениях, имел ли в виду Разумовский «спать» или «спа-а-а-а-ть». — Ужастики смотреть не будем? — уточняет Олег, чтобы удостовериться, что правильно понял планы на эту ночь. — Тебя после детдома еще что-то может напугать? — фыркает Разумовский, утаскивая его за собой из кухни в комнату. — Самые страшные монстры не в телевизоре. Волков знает. Знает про монстров, которые действительно пугают Сережу, но не заговаривает об этом, чтобы не тревожить то, что по словам друга дремлет последние годы и не просыпается. Олег не хочет будить лихо, пока оно тихо. В конце концов, они, наконец-то, свободны, и они, наконец-то, вдвоем, поэтому он предпочитает отшутиться, роняя Разумовского на жалобно скрипнувший диван: — Да, самые страшные монстры живут под кроватью. Сережа в ответ смеется, искренне и счастливо, потому что он совершенно точно не боится монстров, живущих под кроватью, пока в этой кровати он спит не один.