Like lovers do

      Кинн не шокирован и не изумлён. Скорее, сомневается, что верно понял слова Порша. И поэтому звучит его тихое: — Порш… Но как это возможно? Я не хочу тебя использовать. Ты заслуживаешь самого доброго и честного отношения к себе, но никак не того, чтобы тебя использовали.       Порш складывает четыре ладони вместе и подносит их к сердцу: — Кинн. Ты сказал, что не любишь себя. Подозреваю, что никто в этом мире не подсказал тебе, как это делается. А ведь ты заслуживаешь любви к себе, ещё как заслуживаешь. Впредь, каждый раз, когда ты не будешь понимать, почему достоин любви, я буду рядом, чтобы рассказать тебе об этом. Потому что, даже не говоря прямо, ты показал мне, что я тоже достоин любви. И неважно, как далеко мы друг от друга — повсюду, где бы ты ни находился, ты будешь носить с собой моё сердце. Как шкатулку с напоминанием: я люблю тебя, Кинн. Просто открой меня и сразу вспомнишь, почему и ты должен любить себя.       Кинн плачет. Слёзы стекают по бледным щекам. С сердцем, полным нежного обожания, Порш обнимает его, притягивая голову Кинна на свое плечо. — Отныне тебе придется быть очень осторожным, — ласково шепчет Порш, целуя прохладный висок, — потому что ты всегда будешь носить моё сердце с собой. Береги его, пожалуйста. Оно у меня одно единственное.       Кинн обнимает его за талию и сильнее зарывается лицом в плечо. Футболка Порша на том месте давности промокла от его слёз, но мальчик всё гладит и гладит его по голове, приговаривая, какой он чудесный, добрый, понимающий и просто самый лучший… и самый любимый на свете. — Кинн, — Порш водит носом по щеке, а затем целует её, губами собирая влагу, — Мы договаривались о десяти днях… Значит, у нас ещё осталось время. — Милый мой Порш, — произносит Кинн, целуя его в плечо, — как бы я хотел сказать, что у нас с тобой есть всё время в мире… Но завтра я улетаю в Бангкок вместе с папой, там мне придется пройти курс терапии… Может, месяц, может, больше.       Порш кивает: — Ага… завтра? — на всякий случай уточняет Порш. — Да. — Но сегодня ты ещё здесь, верно?       Кинн улыбается, пускай ресницы по-прежнему блестят каплями слёз. — Давай проведем наше сегодня вместе? Если тебе правда лучше.       Кинн гладит его по голове, затем полусогнутыми пальцами трёт по щеке: — Правда. — Ну… ты согласен? — Порш с надеждой заглядывает ему в глаза.       Кинн прислоняется к нему лбом: — Не пожалеешь? — Никогда, — шёпотом отвечает Порш. — И не боишься… последствий?       Порш мнет языком нижнюю губу, затем прищуривается, чуть задирая подбородок: — Не беспокойся. Мы больше не станем заниматься любовью выше второго этажа.       Кинн хихикает, снова обнимая своего драгоценного мальчика: — В течение получаса меня должны отпустить. Подождёшь? — Всю жизнь готов.       Кинн кротко целует его в лоб. — Только вот это, — он подаёт Поршу оставленный им конверт, — возьми обратно. И без возражений, прошу тебя. — Кинн, нет, не нужно, поверь, я устроюсь на работу, на нормальную работу, так что пока ничего не нужно. — Порш. Возьми. Ради моего спокойствия… я очень тебя прошу.       Порш качает головой, но принимает конверт: — Спасибо, Кинн. — Это тебе спасибо, мой дивный Порш.       Они гуляют по береговой линии, держась за руки; обедают в кафе неподалеку от пляжа. Кинн сообщает ему, что успел переговорить с Вегасом и тот должен помочь с трудоустройством. — Кинн… У них там с Питом что-то не ладится, как-то неловко сейчас принимать от него помощь. — Всё в порядке, Порш, — Кинн гладит его по руке, — поверь, если Вегас взял Пита с собой «в свет», это очень многое значит. Вегас не станет хвастаться партнёром без серьезных намерений. — Ладно… Снова ты мне помогаешь. — Порш. Перестань думать, что не достоин моей помощи и заботы. Мне это в радость. Так мне, по крайней мере, легче почувствовать себя нужным.       А ещё я очень хочу быть достойным твоей любви… Но я не буду на тебя давить, Кинн, я обещал. — Хорошо. Я просто привык всё сам… С тех пор как не стало родителей, а потом Че поставили лейкоз… Одним словом, мне это в диковинку, что кто-то хочет бескорыстно помочь. Понимаешь? — Понимаю, — Кинн с такой сокровенной нежностью смотрит на него, что Порш с трудом удерживает себя от слёз. — Твой брат поправится. Я разговаривал с его врачом, они уже немало сделали. И прогноз очень хороший. — Мне сказали, что нужно дождаться ремиссии, — Порш всё-таки всхлипывает, ладонью утирая первые слёзы, — но и это ещё вовсе не стопроцентное выздоровление. — Порш, зачем унывать? Не надо. — Наверное, это потому что в плохое легче поверить. — А мы с тобой будем верить только в лучшее.       Порш кивает, улыбаясь через силу. Если бы он сам не верил, если бы опустил руки… Но нет. Он не сдастся. Уж теперь точно не сдастся, когда лечение оплачено и появился реальный шанс. — Кинн, — Порш прикусывает нижнюю губу, — вообще-то Пита сегодня не будет до позднего вечера.       Кинн поднимает брови, растягивая губы в улыбке: — Так… И-и? — Ну-у-у…       Порш хихикает, его песчаного отлива скулы розовеют. — Мм? — Э-э… Ладно. Я просто подумал, что…       Договорить ему не даёт поцелуй Кинна, который обхватывает ладонями его лицо и шепчет в губы: — Иногда можно позволить себе не думать, а чувствовать.       Двадцать томительных минут в такси, измеренные поцелуями лестничные пролёты, трясущиеся пальцы, не сумевшие сразу совладать с ключами. Одежда срывается в лихорадочном порыве. Порш не уверен, но, кажется, рубашка Кинна теряет три пуговицы. Порш буквально запрыгивает на него, когда Кинн подхватывает его за бедра и чуть не вышибает дверь в его комнату, а затем опускается вместе с Поршем на узкую продавленную тахту, что начинает скрипеть и кашлять под весом двоих обнажённых мужчин.       У Порша болит челюсть от поцелуев, а губы Кинна не пропускают ни единого отрезка на его лице. Он вытягивает шею, чуть приподняв голову, целует мочку левого уха, спускается к плечам, кусает ключицы. Крепче обхватывает ногами сильное тело любимого человека, вдавливая себя в него так, что у обоих пульсирует в паху. — Повернись на живот, — шепчет Кинн, лизнув его в кончик носа.       Порш кивает, сладко млея в предвкушении тех ласк, что его ожидают. Поначалу Кинн перебирает пальцами волосы на его затылке, целует там, где начинается шея, а дальше ведёт языком вдоль позвоночника. Когда кончик его достигает ягодиц, Порш непроизвольно прогибается ещё больше. Кинн чередует длинные и короткие, медленные и частые облизывания его дырочки; пошире разведя упругие половинки руками, толкает язык внутрь, проникая всё глубже и глубже, пока не почувствует, что его челюсть вот-вот сведёт судорогой. Порш издает такие звуки, которые Кинн раньше от него не слышал, его бедра двигаются небольшими прерывистыми толчками навстречу, дыхание превращается в короткие, сбившиеся с ритма вздохи.       Поршу нет дела, что последний раз он был в душе несколько часов тому назад. Раз Кинна устраивает — значит, они всё делают правильно. Он никогда ещё настолько не терял самообладание, конечности его обмякли, волосы взмокли и всё тело, особенно спина, исходит потом. Член ноет и заливает прекомом простынь под ним. А Кинн всё ласкает и ласкает его, и по тем причмокивающим звукам, что улавливает ухо Порша, он догадывается, какое удовольствие Кинн получает сам. — Порш… ты такой вкусный, — стонет Кинн в его дырочку, наблюдая, как от его слов Порш извивается всем телом и ещё больше расслабляется для него.       Кинн лижет напористее, зарывается лицом в задницу Порша и сосет нежные припухшие края до тех пор, пока Порш не задрожит под ним так сильно, что Кинн перестает работать ртом. Язык заменяет указательный палец. Порш старается расслабиться, но это новое твёрдое проникновение между мягких стенок даёт о себе знать. Он издает тихое шипение. — Ох, милый… мы совсем не подумали заехать за… — Кинн. Всё есть, — Порш оглядывается через плечо, — в верхнем ящике. — М? — Кинн явно удивлен. — Забыл, чем я занимался?       Кинн кивает, целуя его между лопаток и оглаживая огненную птицу на правой. Находит презервативы и смазку. Но Порш качает головой: давай без презерватива, хочу чувствовать тебя без преграды. Кинн хмурится, но всё-таки уступает. Затем увлажняет кончик пальца и принимается неспешно готовить Порша, постепенно увеличивая количество пальцев. Руки последнего крепче вцепляются в постельное белье. Он открыт и влажен от слюны и смазки, он жаждет почувствовать, когда Кинн, наконец-то, погрузит в него свой член.       Но, как и в их первый раз, Кинн переворачивает его на спину и пробно толкается одной головкой, а Порш, больше не желая ждать, снова огибает ногами его спину и одним резким движением заставляет войти в себя до упора. — Порш!.. — давится воздухом Кинн, — Зачем?..       Перестав кусать нижнюю губу из-за первых болезненных ощущений, Порш хватает губами его подбородок, бормоча: — Распали внутри меня пламя, чтобы до самой нашей встречи оно не угасло.       Кинн прислоняется лбом к его лбу, их улыбки сливаются от слишком сильной близости друг к другу. Интенсивность движений нарастает, Кинн забрасывает ноги Порша к себе на плечи, почти сгибая мальчика пополам. И всё это — глаза в глаза. Так увлекаются, что не ощущают, как старенькая тахта начинает дрожать под ними, а сами они, путаясь друг в друге, громко дыша и наполняя комнату хриплыми стонами, запахами пота и секса, перекатываются набок и тандемом летят на пол.       Кинн смягчает удар для Порша, весьма жёстко прикладываясь спиной. Первая реакция обоих — хохот, звонкий — Порша и сдавленный — Кинна. Затем Порш, подмигивая ему, усаживается верхом, так что они продолжают гореть близостью друг друга. Когда рука Кинна перемещается между их телами, ослабляя пульсацию в его члене, ему приходится сжать зубы. Он готов кончить от одного его прикосновения. Ставя руки назад, снова прогибается в спине, чтобы изменить угол проникновения. Сжимает зад, отчего Кинн вскрикивает, начиная быстрее орудовать рукой на его достоинстве.       Порш ощущает, как вязкая жидкость струйками горячит его изнутри. Это подобно яркой, ослепляющей вспышке. Сам он кончает через пару минут, и Кинн позволяет ему расписать белёсыми полосами грудь и живот.       Порш без сил падает прямо в это быстро застывающее месиво. Кинн обнимает его одной рукой, а другой зарывается в волосы. — Ты сумасшедший, — нежно шепчет Порш без задней мысли. — Ну, — с кашлем хихикает Кинн, — в общем-то — да. — Ой, — Порш мечется взглядом по его лицу, гладя щёки и целуя куда попало, — прости, прости, прости, Кинн, я совсем не то имел в виду, — тараторит Порш.       Кинн проводит рукой по его волосам, обратно укладывая на своей груди: — Перестань, мой маленький, всё в порядке. Я вообще хотел попросить тебя не трястись так надо мной из-за каждого слова или действия… Иначе я начинаю чувствовать себя неполноценным.       Порш понимает, о чём он. Кивает и целует чуть выше соска. — Так. Ванна ведь имеется?       Порш ухмыляется: — Э-э, в луже ещё ни разу не мылись с Питом.       Смеются оба, и Кинн предлагает: — Тогда, давай примем душ и ещё немного поваляемся? Пока твой друг не вернулся.       Порш кивает, не переставая улыбаться. Он учится ценить их общее «сейчас».

✰♡✰

— Кинн, прости за вопрос… но ты с самого рождения живёшь с этим?       Они так и лежат на полу. Освежённые душем, но всё ещё с горящим пламенем внутри. Щека Порша прижата к груди Кинна. Их ноги запутались, бёдра и бока щедро делятся теплом друг с другом. — Сложно сказать, — Кинн вдыхает его волосы, — но всё стало проявляться, когда я был подростком. Я начал взрываться по любому поводу и без… грубить родителям и убегать из дома. С возрастом всё только усугубилось. После первого курса университета я был на грани отчисления… И случилось страшное.       Кинну требуется время, чтобы собраться с мыслями. Порш не давит на него, не торопит, а просто даёт ему это время. Гладит его по груди, успокаивающе вырисовывая узоры кончиками пальцев. — В общем, было очередное обострение… Я снова сбежал. Родители разделились, чтобы найти меня. Мама впала в отчаяние, сдали нервы… Мчась на огромной скорости, она пыталась вывернуть руль, чтобы не сбить пешехода. Но не справилась с управлением… Совершила наезд и сама вылетела в кювет.       Голос Кинна слаб и дрожит. Но он продолжает: — Моё безумие унесло сразу две жизни. Вот так… Порш. И до конца своих дней я буду жить с этим.       Порш обнимает его.       В голове звучат прошлые слова Кинна.       Я ехал по жизни, словно не покидая своего Porsche, не замечая ничего и никого вокруг. Только много позже я научился ценить то, что имею, и тех немногих, что есть рядом со мной. — Не живи с чувством вины, Кинн… Ты такой… Так многим помогаешь. Ты давно искупил свою вину. — Порш, — Кинн касается губами его виска, — если ты о благотворительности — это лишь малая доля того, чем бы я действительно хотел помогать людям. Знаешь, у нас с отцом довольно крупная строительная компания. И ещё пять лет тому назад мы условились, что минимум один объект в год должен быть социальным. Но я всё равно считаю, что слишком мало делаю. — Неправда. Большинство людей на земле не делают и одного процента из этого.       Порш знает, — Вегас рассказал ему «по секрету», ежегодно семья Кинна делает безвозмездные инвестиции в строительство школ, детских садов и больниц. Закупают оборудование и мебель. — Не у всех есть финансовая возможность, Порш. — Да… Но ещё не у всех есть такое доброе сердце.       Снова тянутся друг к другу за поцелуем, но из прихожей раздается: — Какого хера тебе от меня надо, Вегас?! — Остановись и поговори со мной!       Они даже не успевают подняться с пола, как дверь комнаты Порша распахивается со всего размаху. — Ой… Извините, — не зная, куда девать глаза, Пит отворачивается и проходит на кухню. — Дверь не хочешь закрыть обратно? — вдогонку окликает его Порш, но Пит будто не слышит.       А Вегас, заметив Кинна, на несколько секунд застывает на пороге, затем произносит с ухмылкой: — Здрасьте, — его рука ложится на дверную ручку, — лучше закрыть, да? — Было бы неплохо, — отвечает Кинн, пока Порш выглядывает из-за края покрывала, как из засады.       Их оставляют одних. Кинн прыскает со смеху, а Порш утыкается лбом ему в бок, тоже смеясь.       Обоим так хорошо сейчас. Влюбленные и счастливые. Пускай Кинн не произнёс вслух признания, но Порш его чувствует.       Шум бьющейся об пол кухни посуды заставляет обоих встрепенуться. — Похоже… Питу требуется помощь, — Порш поднимается, глазами ища какую-нибудь одежду — та, в которой они были, так и осталась разбросанной за пределами комнаты.       Порш быстро одевается и находит кое-что из своего для Кинна. — Пойдем, — ведёт его за руку.       На кухне напряженная обстановка. По полу разметались осколки тарелки, Вегас стоит возле окна со сложенными на груди руками, а Пит сидит за столом, уткнувшись лицом в ладони. — Мм. Понятно… Так, нужны метёлка и совок, — деловито замечает Порш. — Кинн, подожди немного в коридоре, я подмету здесь.       Когда по полу можно безопасно передвигаться, Порш предлагает Кинну сесть за стол, а сам подходит к холодильнику: — Пиво все будут? — переводит взгляд на кивающего Кинна, — не-не, даже не думай, для тебя только газировка.       Кинн укоризненно качает головой. — Что? У нас на окнах решёток нет, — играет бровями, — да-да.       Кинн ухмыляется. Порш знает, что он не обижен. В конце концов, он сам просил вести себя с ним естественно и не трястись из-за каждого слова.       Свою бутылочку тёмного Кинн всё-таки получает, также Порш берет из холодильника пиво для себя, Пита и Вегаса. — Вам особое приглашение требуется, Пи Вегас? — кивает Порш стоящему у окна мужчине.       Вегас кривит губы, но проходит за стол. Едва успевает сесть рядом с Питом, как тот демонстративно отодвигает свой стул.       Порш прицокивает языком, а Кинн кладет ладонь ему на плечо, словно говоря: не надо, сами разберутся. Они переглядываются с Вегасом, кивают друг другу и едва заметно улыбаются. Порш очень надеется, что это добрый знак. — Открыть тебе? — Вегас берёт в руки бутылку Пита.       Тот, отвернувшись, молча пялится в стену. — Ясно, — Вегас с грохотом отправляет бутылку на стол, а затем запускает руку в карман и выуживает оттуда тёмно-синего бархата коробочку и кладет её перед Питом. — Вот. Месяц решался. Ждал подходящий момент. Хотел, чтобы всё было красиво. И чтобы никто не дёргал и не давил.       На Пита одновременно смешно и больно смотреть: бледный, с огромным чувством вины в глазах и трясущимися губами — он вот-вот упадет в обморок. — Вегас…       Порш и Кинн переглядываются. Последний шепчет парню на ухо: — Давай-ка прогуляемся. — М?.. — Думаю, сейчас кое-кто будет очень долго мириться, не станем им мешать, — Кинн с улыбкой подмигивает ошеломлённому Поршу.       Они идут по улице, вновь держась за руки. Порш трётся лбом о плечо Кинна, а затем опускает на него подборок, так что Кинн останавливается. — Что такое, Порш? — На самом деле я понимаю Пита. Неопределенность убивает. Медленно, но верно.       Кинн по-своему истолковывает его слова: — Порш. Иногда я буду уходить в себя, и это мое пребывание… Оно может длиться неделями. Могу лишь предположить, как это сложно выдержать, так что если ты не уверен, с моей стороны… — Я уверен, Кинн. И да, знаю, о чем ты думаешь: зачем приносить такие жертвы. Но никаких жертв нет, Кинн. Я хочу и буду делать то, что велит мне моё сердце, которое, напоминаю, — Порш подмигивает ему, — у тебя на хранении. Заботиться о тебе, поддерживать и понимать тебя… И если в какой-то момент мир станет слишком большим, я просто заверну тебя в мягкое одеяло, поверх укутаю своими объятиями и отнесу в самое безопасное место, где мы с тобой сумеем переждать любую бурю. Вместе. Разве не так поступают любящие?       У Кинна опять блестят влагой глаза. Обнимает Порша едва не до внутренних переломов: — Как же я счастлив, что встретил тебя. — Я тоже счастлив. И не смей сомневаться в этом. — И если я, как Вегас, когда-то решусь и… — Я отвечу тебе «да». В этом тоже можешь не сомневаться.       Долгие, длиной в час, объятия в аэропорту. Порш нашел в себе силы отпустить Кинна, только когда его отец начал недвусмысленно кашлять рядом. — Береги себя, Порш. А я буду беречь то, что ты мне доверил.       Порш позволил себе заплакать, лишь когда самолёт оторвался от земли.

✰♡✰

— Уже в эту пятницу… да, Порш? — Да, — Порш гладит брата по исхудавшей щеке, — ещё три дня и ты будешь дома.       Че пробует улыбнуться, но пока это получается плохо. — Только… где мы будем жить? — Не беспокойся. Как раз сегодня иду смотреть для нас квартиру. Совсем небольшая, но уютная. Рядом с твоей школой. — Я снова буду учиться в классе? — Конечно. Не сразу, но со временем обязательно вернёшься туда.       Два месяца с тех прощальных объятий. Почти ежедневные звонки-переписки. Порш честно старался не надоедать. Спрашивал о самочувствии и добавлял, что очень скучает и ждёт встречи. Но за последние три дня Кинн ни разу не ответил. Порш пробует взять себя в руки и не паниковать. Он помнит про предупреждение об «уходах в себя».       Ладно. Че выписывают. Сейчас нужно позаботиться о нём. Всё-таки Кинн там под наблюдением врачей. Да и отец, — Порш уверен, — не забывает про сына.       Покинув клинику, Порш отправляется смотреть потенциальную квартиру для них с братом. После скромной церемонии бракосочетания Пит с Вегасом живут вместе и потихоньку налаживают быт, а Порш просто не может позволить себе привести брата в квартиру, что они снимали, поэтому ему приходится в первый раз воспользоваться тем конвертом. По просьбе Кинна Вегас помог ему устроиться помощником менеджера одного из отделов в хорошей компании. Конечно, должность из разряда «принеси-подай», но Порш и за неё благодарен.       Рука сама тянется за телефоном. Порш кусает губы и всё-таки ещё раз открывает «избранные». Он так потерялся в своих мыслях, что совсем не замечает, как врезается в другого человека. И если бы не реакция того, его телефон разбился бы об асфальт. — Кинн!       Порш прижимается к любимому мужчине, ощущая, как руки Кинна соединяются за его спиной. — Я уже начал волноваться…       Порша не удивляет, что Кинн оказался здесь. Он рассказал ему о планах снять квартиру в этом районе.       Но мог бы и предупредить… — Прости, маленький мой, мне надо было решить одно дело… переживал, что не выгорит. Но я старался ради тебя, поверь.       Порш поднимает на него полные нежности глаза: — Что ты там ещё выдумал? — Увидишь, — Кинн берёт его за руку, — пойдем. — Опять ты со своей загадочностью.       Знакомый Porsche Cabriolet. Порш ловит небольшие флешбэки с того самого момента, как впервые побывал внутри этого авто. От Кинна не ускальзывает изменившееся выражение его лица. Он обнимает мальчика за плечи и целует в лоб: — Впервые я так тщательно следовал всем предписаниям врачей. Мне не терпелось вновь увидеть моего дивного Порша.       Порш молча наслаждается моментом. Ощущать, как часто бьётся сердце Кинна просто от его близости — бесценно.       Кинн привозит его по до боли знакомому адресу. — Кинн?       Мужчина открывает бардачок и достает ключи, а затем вкладывает их в руку Порша. — Кинн… — Это снова твой дом. Твой и брата.       Порш сжимает ключи в кулаке так крепко, будто боится, что они исчезнут. — Мне жизни не хватит, чтобы отблагодарить тебя за всё, что ты для меня сделал, Кинн! — Порш порывисто обнимает его за шею. — Ты сделал для меня не меньше, Порш. И потом, — Кинн улыбкой щекочет ему щёку, — разве не так поступают любящие?       Порш жмурится, словно от солнца в глаза. А возле его виска звучит: люблю тебя.       Сердце Порша ликует. Он любит. И любим в ответ.       Рука об руку, они идут к дому. — Я, конечно, что-то наглею на глазах, но, быть может, и для меня в вашем доме найдется место?       Порш боится, что его просто разорвёт от счастья. — А я не знал, как предложить тебе это, — шепчет ему в плечо.       Ты весь соткан из света, Кинн. Не иначе. — Моё сердце было изувечено болью и одиночеством. Но каждый раз, когда ты рядом, когда я могу держать тебя за руку… я чувствую, как годами кровоточащие раны постепенно затягиваются. Как только у тебя получается это, Порш?       Он не отвечает. Что-то подсказывает Поршу: Кинн лукавит, спрашивая, ибо сам давно знает ответ. Целует его. Нежно, горячо и искренне. Во взгляде обоих безошибочно читается одно и то же.       Только сердцем. Оно давно в твоих руках.

Береги его. Буду беречь.

○♡•.•♡○