Like lovers do

      Останься.       Порш сам хватается за его руки, крепко сжимая их, всё ещё со страхом в глазах, говорит доброй улыбке напротив: — Ты не пожалеешь, Кинн… Я тебе обещаю. — Конечно, маленький мой, конечно.       Кинн разворачивает его ладони и на этот раз целует их внутреннюю сторону: — А сейчас, пожалуйста, кушай. В отель попадём только к ужину.       Порш, чуть успокоившись, кивает и принимается уплетать за обе щеки содержимое хотпота.       Но что-то не так. Улыбка, хоть и излучает доброе тепло… нет. Что-то не так.       Порш старается не зацикливаться, но выражение лица Кинна, неожиданные звуки фальцета в голосе, когда он вновь с воодушевлением рассказывает ему о местности, эти ломаные линии походки… Что-то изменилось.       Ужинают они тоже за пределами отеля. И уже при въезде на его территорию Кинн, как при первой их встрече, сжимает ему колено и начинает целовать шею. — Кинн, — Порш хихикает от щекочущих ощущений. — Давай хотя бы в номер поднимемся?       Кинн хрипло стонет ему в шею. Его руки неистово гладят стройное тело Порша. И тот опасается, что не только до номера — до ресепшена не дойдут. С таким небывалым напором Кинн возьмёт его прямо на заднем сиденьи такси.       В номер они всё-таки попадают. Но Кинн принимается срывать с обоих одежду, едва они пересекают порог. Поначалу Поршу это даже льстит: быть может, Кинн был с ним таким мягким, потому что сомневался в своих и его намерениях и… чувствах? Но когда Кинн, обнажив обоих, не переставая мазать губами его лицо, подхватывает его за бёдра и несёт на открытую площадку пентхауса, сердце Порша начинает дико колотиться вовсе не от возбуждения и предвкушения. — Кинн…       Его не слышат. Целуют, мнут его тело, крепче сжимают, чтобы он не выскользнул, но не слышат. — Кинн, пожалуйста, Кинн… давай вернёмся внутрь.       Порш отчаянно цепляется за него, и в то же время с ужасом наблюдает, как Кинн подходит с ним на руках к самому краю. — Кинн, умоляю… что ты задумал?       Тяжёлое и частое дыхание по его плечам и шее. Кинн останавливается, но Порш спиной чувствует, как ветер со стороны внешнего края холодит спину. — Кинн!.. — раздается всхлип испуганного мальчика. — Не бойся. Просто не смотри вниз и не бойся. — Кинн, прошу тебя… — хнычет Порш.       Как будто что-то щёлкает. Кинн резко разворачивается, так что Порш теперь в безопасности, а затем отходит с ним к противоположному краю, прижимая Порша к стене. Прислоняется к его лбу своим, медленно и долго водит носом по кончику его носа. И, наконец, говорит: — Я напугал тебя… Прости. Я не хотел.       Порш собирается с мыслями, говоря себе: это же Кинн, мой милый, нежный и добрый Кинн, разве можно его бояться? — Я… Я просто не понимаю, что произошло, Кинн… — Знаешь, я так рад был, — Кинн громко сглатывает, — так рад был, что ты согласился остаться со мной, даже когда получил деньги.       И? Это повод так пугать меня? — Кинн. Пойдем в постель? Тебе нужно отдохнуть… просто отдохнуть и всё, да? — Да, — Кинн несколько раз быстро кивает, — да, мой маленький, да.       Порш отводит его в кровать. Ни о ду́ше, ни о занятии любовью сегодня речи быть не может. Всё потом. Сейчас надо, чтобы он успокоился. Чтобы они оба успокоились. Сегодня Порш — тот, кто обнимает Кинна, укачивая в своих руках. Сегодня Кинн нуждается в этом больше.       Порш закрывает глаза только тогда, когда дыхание на его груди становится ровным. Кинн засыпает. А Порш решает, что подумает о том, что чуть не произошло, завтра. Сегодня душа его осталась без сил. Ему не ведомо, что уже через несколько минут Кинн вновь откроет глаза.       С утра Порш заботится о нём, помогая принять душ, успокаивающе разбирает волосы, подсушивая их феном, когда Кинн сидит на краю постели, а он стоит перед ним с полотенцем на талии.       Кинн улыбается. И Порш постепенно успокаивается. Они не говорят о вчерашнем инциденте. Быть может, этого и не требуется. Порш ласково отводит прядь за прядью, наслаждаясь тем, как мягко струятся волосы Кинна сквозь его пальцы. — Чему ты улыбаешься? — Моя мама делала так. — Да?.. Она… — Её больше нет. В живых у меня остался только отец. Хотя, с ним тоже все непросто… Вернее, это со мной всегда сложно.       Порш не уверен, может ли он узнать, что случилось. На всякий случай, воздерживается от расспросов. — Ещё раз… прости меня за вчерашнее… — Э-э… Да ладно. Давай не будем, чтобы ты не волновался снова? — осторожно предлагает Порш.       Кинн кивает, а затем обнимает его за талию и с упоением прижимается к плоскому животу Порша щекой. А тот нежно гладит его по вискам и целует в макушку. Порш не ошибётся, если скажет, что хотел был в этот момент остановить время, погасить утреннее солнце и просто остаться с ним. С самым невероятным мужчиной на свете.       День проходит почти незаметно. Он не оставляет в памяти Порша никаких впечатлений. Кроме одного: почти не выпускающего его из своих объятий Кинна. Словно этот день — их последние часы на земле, пускай впереди ещё несколько дней, на которые Кинн позволил ему остаться рядом с собой.       Ночь была тревожной, так что на обратном пути в самолёте Порш дремлет не плече Кинна. Ему грезится, что сами зефирные облака поднимают их выше и выше… А затем раздается раскат грома, зигзаг молнии поражает воздушное судно и они стремительно пикируют в пропасть.       Порш открывает глаза.       Кинна нет рядом.       В салоне шум, суетятся стюарды. Порш соскакивает с места, ошарашенно бегая взглядом по сторонам в поисках Кинна.       Он обнаруживает его возле двери. Стюарды находятся на расстоянии. И Порш не сразу соображает, в чем дело. Кто-то из экипажа произносит: — Успокойтесь, Кхун, успокойтесь, прошу вас. Мы не причиним вам вреда. Просто отойдите от выхода.       Кинн стоит там. Всё тело его будто поражено судорогами. А по прекрасному лицу пролегла кривая боли. Порш на мгновение встречается взглядом с его глазами. И больше не видит в них нежности и заботы. Там есть лишь одно.       Безумие.