Настоящий

Дело оказалось не слишком сложным, но всё же достаточно занятным для того, чтобы развеять меланхолию и подогреть кровь. Кроме того Шерлок определённо остался доволен своим маленьким спектаклем: не так часто ему удавалось проявить свой актёрский талант, которым он, несомненно, гордился, однако считал неуместным эту гордость демонстрировать; в конце концов, переодевания в чёрт знает кого и дешёвые сценки были не самым достойным занятием для детектива-аристократа. Не то что бы мнение общества, а уж тем более занудного старшего брата его сильно заботило, но какой-то металлический, тонкий, словно маленькая игла, голос изнутри ему время от времени об этом напоминал. — Ты поступил правильно, Шерри, — звук доносится откуда-то слева, и детектив, не сбавляя шага, оборачивается на него, хоть и заранее знает, что увидит. Вот она: очередная лучезарная, благодарная улыбка на восхищённом лице. Джон — он всегда такой. Что бы ни сделал Шерлок, глядит на него с восторгом пятилетнего ребёнка, впервые в жизни увидевшего взлетающий в небо гигантский воздушный шар. Ей-богу, каждый раз, как в первый — и не наскучивает же ему. Сейчас Джон шагает рядом, задумчиво глядя перед собой. "Наконец-то по-человечески решил составить компанию", — усмехается про себя Холмс, чувствуя что-то вроде благодарности. Всё-таки временами бывает скучно рассекать по ветвистым улицам города совершенно одному, чтобы застать друга только там, где последнему заблагорассудится, и лишь тогда, когда тот посчитает нужным. В этом Шерлок до конца не готов признаться даже самому себе. — Просто ужас, что пришлось пережить бедной девушке, — Джон сочувственно качает головой, — а эти ублюдки получили по заслугам! Хорошо бы оставшихся посадить за решётку, — в голосе слышится горячий праведный гнев. — Нельзя, — отрезает Шерлок скептически, — вскроется причина убийств, и тогда экзекуции ей не миновать. Увы, приходится довольствоваться малым. Друг обречённо вздыхает, и они молча шагают дальше. Рикша встречает их у моста, но Холмс безразлично проходит мимо. Джон оглядывается на удаляющуюся повозку, и через секунду Шерлок чувствует на себе его вопросительный взгляд. — Сегодня достопочтенный господин желает прокатиться в кэбе? — Сегодня достопочтенный господин желает пройтись пешком. А пройтись и вправду было очень даже недурной идеей. Погода стояла восхитительная: отступал за горизонт липкий, изнуряющий южный зной, воздух насыщался прохладным морским бризом и, как только путники свернули на Баскервиль-стрит, окутал их сладким душистым ароматом маттиолы; тёплая абрикосово-пунцовая полоса между землёй и небом становилась всё тоньше, уступая место первым звёздам, постепенно рассыпающимся по широкому стремительно темнеющему небосводу. Нечасто у детектива имелась возможность вот так размеренно и спокойно прогуляться по улочкам своего позабытого, чужого и родного, будто старый дальний родственник, города: каждый день его полнился непрекращающейся беготнёй от одной точки расследования к другой, словно бы он был неуёмной собакой-ищейкой на щедро оплачиваемой службе. В сущности, так оно и было, за исключением того, что щедрость полиции вызывала некоторые вопросы (либо о её финансовом положении, либо о подслеповатости служащих в деле оценки детективного гения), и того, что над Шерлоком не было начальника кроме Фемиды. Первое с лихвой компенсировалось чувством глубокого удовлетворения от очередного ловко раскрытого дела — а кто бы из них ещё так смог? — второе и вовсе имело одни лишь плюсы: суровее и строже комиссара и выдумать сложно. Из задумчивости Холмса выводит резкий короткий хохоток, будто случайно прорвавшийся сквозь преграду улыбки. Так и есть — Джон глядит на друга прищуренно, загадочно и хитро ухмыляясь. — Что смешного? Нет на мне никаких остатков бороды, я проверял. Детектив, по счастью, действительно успел переодеться и с придирчивой тщательностью снять весь грим матёрого моряка — благо, апартаменты Элизы это позволяли — а потому сейчас имел возможность щеголять в своём любимом жилетном костюме и без душной окладистой бороды. — Да так, вспомнил одну потрясающую картину. Нечасто застанешь тебя настолько смущённым. — В ответ на недоумение друга в глазах Джона загораются игривые искорки. — Она поцеловала тебя! Ха-ха, видел бы ты в тот момент своё лицо, Шерри! На всю жизнь запомню. Шерлок хмуро касается пальцами левой щеки, где был оставлен внезапный благодарный поцелуй. — Это просто случилось неожиданно для меня, вот и всё. Ничего такого в этом нет. Женщины вообще импульсивны и склонны выражать свои чувства странным образом. Я к подобному вполне снисходителен. — Это точно, — ехидно парирует Джон, — то-то, я смотрю, от каждого неожиданного нападения очередного бандита ты успеваешь не только схватиться за револьвер и выстрелить, а ещё и покраснеть, хлопая ресницами. Он оказывается вынужден ненадолго остановиться и примирительно выставить руки в ответ на убийственный взгляд Холмса, тем не менее, не прекращая заговорчески улыбаться. Впрочем, на сей раз убийственности не хватает, чтобы заставить его совсем замолчать. — А она очень даже хорошенькая. Хотя по мне так все юные добрые девушки хорошенькие, каждая по-своему, — Джон мечтательно изучает звёзды, то и дело искоса поглядывая на друга. — Не думал обзавестись пассией, а, Шерри? — Это определённо не входит в мои планы. — Ох, Шерлок, ну почему же? Ты только представь: какая-то милая женщина будет любить тебя, а ты — её, станете целоваться, ходить везде под ручку, посещать вместе рауты, а после твоих расследований и её домашних забот отдыхать в ласковых объятиях друг друга и… ну, делать всякое. — Джон неловко машет рукой куда-то в сторону и вдруг спохватывается, — Если это из-за меня, то не стоит переживать! Я не буду подглядывать, обещаю! Шерлок дёргает плечами и кривится. — Нет, Джон, дело не в этом. Просто у меня нет времени на подобные вещи, а даже если бы и было, не вижу в этом никакой для себя необходимости. Ни женитьба, ни интрижки меня не интересуют. Согласись, у нас есть дела поважнее? — Разве тебе никогда никто не нравился? Никакие леди или… о Боже, — Джон резко делает изумлённое лицо и в притворном ужасе прикрывает рот рукой, — неужели джентльмены?! Шерлоку не остаётся ничего иного, как закатить глаза. Сегодня он просто невыносим. — Сегодня ты просто невыносим, ты знаешь? Погода на тебя так влияет, что ли? — Может быть. — Джон пожимает плечами, — Глянь-ка вокруг! Город такой красивый. Я скучал по этим домикам и башенкам. Цветы, закат, а звёзды просто ужас какие яркие — в Лондоне таких не увидишь! — Джон звучит беспечно, но то, с какой беспечностью он произносит следующее, не поддаётся никакому описанию, — Ну а как же обыкновенное плотское влечение, а, Шерри? Всем взрослым людям это нужно. — Не имею ни малейшей идеи о том, как мы докатились до подобных разговоров, но отвечу на твой вопрос, — Холмс скептически смотрит на друга, однако через секунду отводит взгляд, — мне — не нужно. Джон тем временем превосходит себя, пробивая новые обороны: — И неужто ты никогда не занимался, — он кивает куда-то вниз и беззастенчиво демонстрирует характерный жест рукой, — ну, этим. Что ж, дальше закатывать глаза уже некуда. — Нет. — Даже один разочек? — Даже один разочек. — Даже в тот день, когда ты вдруг предательски выставил меня за дверь? Шерлок вздрагивает. Он уже готов остановиться, но в последний момент совершает усилие воли и продолжает путь, как ни в чём не бывало. Откуда он узнал?! Джон не стал бы за ним шпионить, в этом Шерлок был так же свято уверен, как в том, что трава зелёная, небо синее, а добрая половина полиции Кордоны — неисправимые идиоты. Любопытство Джона не знало границ, кроме одних — личных границ Шерлока, которые он, однако же, тоже умудрялся нарушать, но только лишь тогда, когда Шерлок ему позволял — вот как сегодня. Про тот случай же никто, включая Джона, не знал. Пятнадцатилетний Холмс действительно без объяснения причин попросил его выйти из комнаты. Джонатан тогда страшно разобиделся и не разговаривал с другом целых несколько часов, однако после расспросами не донимал. Прикасаться к себе было странно. Юноша успел прочитать достаточно научных трудов различной направленности, и, разумеется, знал некоторые вещи о половом созревании. А ещё он знал, что книги книгами, а опыт — дело совсем иное, и, как в любом деле, за которое брался, со всей серьёзностью решил подойти к новому для себя эксперименту. Он догадывался, что с ним, вероятно, что-то не так: понимая, что уже мужчина, он, однако, не испытывал бурного всплеска половых чувств и кардинальных изменений в темпераменте, которые, как утверждали опусы учёных мужей, свойственны юношам его возраста. Попытка самоудовлетворения, прошедшая в целом удачно, не перевернула его представлениий ни о себе, ни об обещанных радостях плотских удовольствий. Это было приятно — но не более того, и одного раза оказалось достаточно, дабы Шерлок заключил, что данное занятие является лишь бесполезной тратой времени, и более не возвращался к нему. — Ладно, — страдальчески вздыхает Холмс, — я признаюсь тебе, что делал шесть лет назад за закрытой дверью нашей комнаты. Обещай не смеяться… Хотя от такого позора мне уже не отмыться никогда. — И что же? Что же ты делал? — Джон глядит на друга во все глаза, предельно оживившись и навострив уши. — Я… Ох, ладно. — Набирает в грудь побольше воздуха и резко, торопливо выдыхает, — Я читал первый том "Базукологии", — Шерлок зажмуривается и смущённо прячет лицо в ладонях, обтянутых надёжными чёрными перчатками, — но только две главы! Ладно, три… Это был чисто научный интерес, клянусь! Она отправилась в камин в тот же вечер. Раздвинув пальцы, дабы оценить, какой эффект произвело его маленькое признание, он натыкается взглядом на обескураженную джонову физиономию, какую увидишь, пожалуй, только у человека, получившего пыльным мешком по голове. В нахмуренных бровях читается недоумение и… Это что, тень разочарования в его взгляде? Секунда — и замешательство рассыпается прахом, будто его и не было. Джон резко прыскает, а затем разражается искренним хрипловатым хохотом. — Шерри, ну ты даёшь! — в уголках глаз выступили слёзы, он смахивает их и с трудом переводит дух, — ты же сто раз говорил, что терпеть не можешь "подобную чушь"! Всё, это-то я не перемину припомнить, теперь уж не отделаешься! Что ж, второй спектакль за вечер — пусть маленький, но отнюдь не бесполезный. Холмс улыбается в кулак, не зная, чему рад больше — то ли тому, что уберёг свой маленький секрет, то ли тому, что рассмешил товарища. Хотя скорее всего дело в том, что наконец удалось закончить этот внезапный неловкий разговор; чёрт знает, что вообще заставило Джона его начать, но, отсмеявшись, тот замолк, и дальше они шли, слушая до краёв заполнившее вечернюю тишину нестройное пение цикад. "Может ли быть, что у него, у самого Джона, наступил взрослый период развития?" — проскользнула внезапная мысль, — "Что если он на самом деле хотел, чтобы я задал встречный вопрос и поговорил с ним об этом?". Когда Шерлок вновь решается посмотреть на друга, того уже нет поблизости. "Опять исчез," — кольнула лёгкая досада, однако, осмотревшись по сторонам, Холмс обнаруживает своего беспечного друга на крыше ближайшего трёхэтажного дома, и, уставившись на него, вопросительно поднимает брови. Джон в ответ залихватски машет растопыренной ладонью, а после, восторженно-хвастливо обведя раскинутыми руками город вокруг — мол, а отсюда-то лучше видно — вразвалочку устремляется вдоль улицы по длинным, тянущимся к горизонту крышам. Шерлок давит смешок и только качает головой. Чем бы дитя не тешилось. Есть ещё одна вещь, в которой Холмс не готов признаться если не себе, то, по крайней мере, вслух. Он всей душой, до смерти, до самой глубины своего невозмутимого гранитного сердца любит его.