Незачем

Дверь мягко захлопывается. Тихий, но одновременно оглушительно громкий в пустом коридоре, звук эхом растекся по стенам и мгновенно исчезла, оставляя Генри в тишине. Ему не нужно время, чтобы переварить всю информацию — всё у него понимается с твёрдого полуслова, и после, в дальнейшем продолжении даже не нуждается. Но Генри застыл, раз за разом раздумывая о сказанных ранее Реджинальдом словах. — Нам больше не нужно беспокоится о Чарльзе Келвине. Генри удивлённо вскинул голову, отрываясь от разглядывания глянцевых поверхностей журналов, на котором в полный рост красовалась старенькая богатая леди, с ног до головы усеянная драгоценными камушками, и уставился прямо на вальяжно рассевшего в массивном красном кресле(огромного настолько, что человек в двойне больше усача всё равно будет выглядеть малюсеньким) Реджинальда. — Чего? Копперботтом молчит, меланхолично повернувшись к иллюминатору. Земля отсюда выглядит особенно красиво. Даже начинаешь невольно скучать по зелёным лугам, по чистому свежему воздуху и лучам утреннего солнца. В Редже есть одна знойная сторона, которая так раздражает Генри — это его привычка растягивать момент в долгую драматичную паузу. Обычно Стикмин не жалуется, терпеливо ждёт долгой молчанки Реджинальда с самим собой. Но он совсем недавно прилетел с миссии по перехвату сапфира, вышедшего, как некстати, из под стального контроля Стикмина, и теперь восстанавливает сбившийся привычный для станции режим дня. Поэтому Генри усталый, с огромным желанием провалиться в пучину небытия и сладкого сна, явно раздражённый, сквозь стиснутые зубы спросил ещё раз: — То есть, шеф? — То есть, Стикмин, — Реджинальд откинулся на спинку стула и торжественно улыбнулся. — Это значит, что Чарльз Келвин ликвидирован, и он ныне не будет мешаться под ногами. Особенно тебе, Генри. Стикмин нахмурился, сузив глаза, он нервно потеребил край синей шляпы. — Умер? У клана Топпат есть много потенциальных врагов, и среди них самым опасным считается армия США. У каждого топпата есть свой потенциальный враг, будь то обжорство, алкоголизм, убийцы, извращенцы и их извращенные мысли, не говоря о австралийских снайперах и бывшего друга в дзюдо. Чарльз же совсем другой породы — драгоценный снаружи, гнилой внутри. Генри знает это неспроста. Узнал каждое новое на каждой встрече с этим гиперактивным пилотом, который не прочь в руках гранатомёт подержать и винтовкой орудовать. Талант. И топпаты неоднократно шутили о том, что каждый раз, когда на поле брани встречаются Генри с Чарльзом, зрелище не хуже атомной войны с полномасштабной разрушительной силой, наряду и битва титанов. К сожалению, из всех потенциальных врагов самым опасным хоть и является Правительство, но оно в десятки раз уступает технологическим разработкам клана Топпат, даже если скрывает свои биологические оружия, ядерные бомбы, клоны людей — всё это не пойдёт против кучки воришек, собравшихся в организацию. Но даже так, с Чарльзом было намного интереснее бороться, не на кулаках, как делают вонючие потные мужланы, а на тактике и проработке плана, как делают вонючие мужланы в трико с бабочкой — умники, тупее пробки, выскочки, но гениальнее каждого любого второго. Кто побеждает — получает ценный приз, проигравший уходит в больничную койку на недельку, отлёживается и сразу встаёт на ноги, чтобы придумать план покрупнее. Пока что эти планы не заходили слишком уж далеко. Ну или... Чарльз облажался. — Нет, — Реджинальд потом мрачно добавляет. — К сожалению. Генри едва не вздыхает, и еле удерживается от закатывания глаз — настолько ему на данный момент осточертенели паузы Реджинальда. Он смотрит на начальника, и у того в глазах стоит немой вопрос: "Что дальше?". — Так интересно узнать, что случилось с Кельвином? Да. — Нет. Острый взгляд Реджинальда пронизывает насквозь, словно сотня маленьких иголок, уткнувшихся в ни в чём не повинную тряпичную куклу, оставив за собой в два раза больше дыр. Он видит под фасадом хладнокровного спокойствия и раздражённой усталости некую малюсенькую часть беспокойства. Просто в один миг. Может Генри волнуется о том, что сам не прикончил Чарльза, или боится, что придут за ним. Пока Генри сидит на одном месте, ему ничего не угрожает. Разве что, собственная скука, появившаяся от отсутствия развлечения. Копперботтом знает одну маленькую детальку на этот счёт: Генри определённо станет скучно, а без своего вечного соперника, он вообще скиснет. Просто расползётся в лужу и будет хандрить. — Он сейчас лежит в медпункте военной базы. Реджинальд хитро сузил глаза и подмигнул, перед тем как Генри встал и вышел из кабинета. А когда эхо шагов стало тише, то победно ухмыльнулся. У военных всегда была лучшая охрана, пока солдафоны не стали понимать, что никому нахер не нужны раненные люди, поэтому санчасть базы охранялся довольно таки скудно. К проникновении в медпункт Генри не потребовалось много усилий, он даже не пошевелил ни одной извилиной мозга, чтобы без сучка и задоринки незаметно проползти мимо скулящих и ноющих жалобным стоном умирающих котов палат. Зато Чарльз поймал его с поличным, когда тот тихонько закрывал дверь, боясь разбудить уже не такого уж и спящего пилота. — Что за хрень, Стикмин? Чарльз, раньше живой и энергичный, сейчас весь забинтованный а-ля мумия, неподвижно лежит на койке. И голос у того хриплый, без яркой нотки веселья, яростных выкриков о великих планах да о габаритных пушках. — Привет..! — слова затухают в конце, когда он замечает окно с улицы. Генри смутно понимает, что спешил, раз решил бездумно пойти противнику в лоб, вместо того, чтобы заходить с тыла. Он мысленно чертыхается. Чарльз просто угрюмо угукает в ответ. — Я принес яблочки! Кельвин недоверчиво сверлит лицо с безупречной улыбкой, потом переводит взгляд на гладкую кожаную бежевую перчатку, держащую за ручку белый пакет из какого-то маркета. — Я не люблю яблоки... А потом внезапная вспышка боли, когда вор щёлкает тому по лбу пальцами, и невольный "ойк!". Генри ржёт, тыкая в щёки озлобленного Чарльза.