Бесконечная шутка

      Тяжелая занавеска скрипнула по гардине и плотно скрыла собой лучи закатного солнца. Теперь кабинет оранжево освещал лишь горящий на столе тусклый светильник. Павел убрал руки в карманы и развернулся к дрожащей Пушкаревой.       Склонив голову, стыдливо пряча взгляд, она медленно сокращала расстояние между ними. Всего несколько шагов отделяло ее от бездонной пропасти, в которую так давно хотелось прыгнуть. С самого первого дня, стоило ей появиться в этой компании и неудачно вписаться в поворот.       Она спешила на собеседование, а он… Он никуда не спешил. В излюбленной манере он стоял спиной у ресепшена и низким, спокойным голосом обсуждал что-то с секретаршей. В самый неподходящий момент каблук Пушкаревой неудачно подвернулся и заставил ее буквально влететь в крупную шатенку. Пирожное, которое та куда-то несла, улетело на пол.       — Простите, — на автомате пролепетала Пушкарева и, рухнув на корточки, зачем-то принялась собирать десерт, — извините ради бога.       — Да ладно вам, оставьте… — неловко усмехнулась та, — У нас уборщица есть.       И тут в поле зрения возникли жилистые мужские руки. Они помогли ей все собрать и аккуратно подняться.       — Спасибо, — еле слышно бормотала она, и дух ее падал: она уже и не надеялась получить здесь работу.       — Осторожнее, девушка. — раздался над головой его мягкий, низкий голос, — Нечего так спешить, никуда от вас работа не убежит.       Наконец, она решилась вскинуть взгляд к лицу своего добродетеля. И так глупо, как в интро какого-нибудь дурацкого сериала, время вокруг будто остановилось, а сердце молниеносно прошило электрическим разрядом. Она тогда так смутилась, что толком и не запомнила этот момент — перед глазами еще долго мелькали не связанные между собой картинки рук с длинными пальцами и выступающими венами, крошек от пирожного и черного ворота водолазки.       А потом пронеслась череда рабочих месяцев. Иногда веселых, но в основном — тоскливых, как дождь в октябре. Сердце оттаивало лишь когда он приезжал, а случалось это не так уж и часто. Повезет, если в месяц раз.       Чтобы унять тоску, она с головой погружалась в бумажки и сидела над документами буквально с утра до ночи. Самоотверженно трудилась на благо компании и его сына, для которого быстро стала правой рукой и самой незаменимой женщиной на свете. Все шло своим чередом ровно до тех пор, пока начальнику не попала вожжа под мантию, и он не начал совершать один опрометчивый поступок за другим. Поначалу Катя поддерживала его начинания, но потом дело дошло до просьбы о подделке документов и стало страшно. Когда она подделала первый отчет, в ней еще теплилась надежда на то, что все вернется в норму, но Андрей вдруг перестал ее слушать. А страх грыз, и совесть тут как тут. Смотреть Жданову-старшему в глаза теперь казалось просто невыносимым.       И тогда она решилась. Сжала руки в кулачки и достала из сумки телефонную книгу Андрея, которую всегда держала при себе. Пробежалась пальчиком по строчкам на страничке на букву «П», и глубоко вздохнув, набрала его номер. Разговор тогда не задался. Судя по звукам, Павел Олегович куда-то ехал и кинул лишь короткое «буду в ЗимаЛетто через неделю, обсудим при встрече». А когда неделя вязкой патокой наконец протянулась, он не приехал. У Андрея спросить было бы подозрительно, а звонить еще раз — стыдно и неудобно. Тогда мучительно и тревожно прошло еще две, и наконец, он, отряхнув пальто, вышел из звякнувшего лифта.       — Пал Олегыч! — радостным басом протянула Тропинкина.       Катя неподвижно стояла рядом, напрочь позабыв даже моргать.       — Здравствуйте, Мария, — тепло улыбнулся он и протянул девушке шоколадку, — с наступающим.       — Спасибо большое! — всплеснула руками та и закинула ее в сумку, — Будет, чем на перерыве подкрепиться. Катюх, идешь?       — Идите без меня, девочки, я присоединюсь позже.       Маша пожала плечами и ушла к лифтам. У ресепшена неуютно остались двое.       — Здравствуйте, Катя, — вежливо обратился он к ней и достал из нагрудного кармана такую же, — и вас с наступающим. Андрей у себя?       — А?.. — отмерла она, — Да, то есть, нет… Он уехал в банк…       В голове была густая, липкая каша из мыслей. Она вдохнула, чтобы добавить что-то еще, но вдруг поняла, что потеряла нить разговора и замолчала. Наконец, заметила протянутую шоколадку и дрожащей рукой забрала ее, забыв поблагодарить.       — У вас всё в порядке? — взволнованно спросил он.       — Да… — она опять запнулась, — Не знаю.       Тот поджал губы, сосредоточенно вглядываясь в ее лицо. Выглядела она взволнованной и потерянной, но проклевывалось наружу что-то еще, чего он раньше не замечал.       — Ну, раз Андрея нет, — он потер ладони, — давайте у него в кабинете поговорим? Кажется, вы хотели?       В кабинете было слышно, как тикают часы и прямо по затылку стучит секундная стрелка. Павел медленно подошел к окну, и в ожидании глянул сквозь жалюзи на открывшийся зимний пейзаж. Застыв столбом посреди кабинета, Катя боялась лишний раз вздохнуть.       — Я звонила вам почти месяц назад… — начала она, облизав абсолютно сухие губы.       — Я помню, — спокойно кивнул он, — не получилось тогда приехать. Но я разговаривал с Андреем, он сказал, что в ЗимаЛетто все хорошо. Да и потом, — он повернулся к ней лицом, — я подумал, раз вы не перезваниваете - значит, ничего срочного. Ведь ничего срочного?       Пушкарева принялась стыдливо рассматривать свои ботинки и заламывать пальцы. Больше всего на свете она ненавидела это чувство слепой беспомощности: когда не понимаешь, будет ли звонок или встреча наглостью или нет; что можно говорить, а чего нельзя. Павлу же поведение помощницы его сына нравилось все меньше и меньше. Господи, да неужели сын что-то натворил? Та от последнего вопроса совсем позеленела, кажется, даже глаза заблестели от слез.       — Вы ведь не стали бы ждать три недели, будь это что-то срочное, Кать?