***
Возможно, кому-то знакомо то самое пожирающее изнутри ощущение того, что от тебя попросту отвернулся весь мир. Хотя даже такое сравнение звучало слабовато, пожалуй, Танджиро оставил даже сам господь, неумолимо отпуская его мучиться в самых кошмарных пучинах ада. Камадо никогда не думал, что способен ощущать настолько сильные эмоции, которые сейчас просто разрывали его изнутри. Он действительно ощущал себя брошенным всеми. И даже тот человек, с которым делил ту самую пьянящую свободу, дышал одним кислородом и буквально рядом с ним задыхался, выставил его за дверь, благо, что не пинками, а Танджиро ведь заслужил. Сейчас он полностью осознавал весь ужас произошедшей ситуации и сомневался, что даже спустя время смог бы что-то внятно объяснить Хашибире и вымолить у него прощение за сокрытие такой, мягко говоря, неприятной правды. Он понимал, что тот вообще держался на высоте до последнего и не опустился до истерик и разборок, хотя Танджиро считал, что он имел на это полное право. Даже сейчас он не мог себе и близко представить, что же ощущал сам Иноске от того, что он случайно узнал, и как после этого вообще спокойно находился рядом с Камадо. Он ведь не раз видел, насколько сильная любовь тревожила сердце Хашибиры, с болью в сердце вспоминал все те очаровательные моменты, связанные с ним, и понимал, что подобного может больше никогда не повториться. Танджиро прокручивал всё это в голове, словно умалишённый, словно бы упивался своей болью и собственным мазохизмом, в какой-то момент понимая, что такими темпами он доведёт себя до психбольницы. Больше всего выбивала из колеи мысль, что он отныне не имел на Хашибиру никаких прав, не мог ему написать, позвонить, прийти в гости или просто случайно его увидеть, и именно сейчас, когда тот оказался настолько далёким и недосягаемым, Танджиро вдруг понял, что был готов ради него на всё. Просто не успел вовремя сформулировать это в голове из-за своей наивности и неопытности, а ситуация уже вышла из-под контроля и он попросту не понимал, как всё вернуть на свои места. С одной стороны он ощущал себя редкостной сволочью, это чувство не отпускало на протяжении всех их с Хашибирой непонятных отношений, сейчас же только многократно усилилось. А с другой становилось противно от собственной слабости, что он не умел правильно решать такие ситуации и даже друзей у него не наблюдалось, которые могли бы дать совет. Про собственную семью не стоило даже и говорить, от них поддержки Танджиро точно никогда бы не дождался. И оказавшись в сложном жизненном эпизоде, он искренне не понимал, что ему делать и откуда ждать помощи, чтобы хоть кто-то объяснил ему, как бы он мог справиться с навалившимися трудностями. Однако со стопроцентной уверенностью он понимал сейчас только одно: следовало поговорить с Канао и всё ей объяснить. Да, он, кажется, разбил бы ещё одно сердце, но посчитал, что это будет справедливо сделать сейчас, когда девочка ещё не сильно к нему привязана и сможет быстро оправиться. Как бы Танджиро не хотел, на протяжении всей своей школьной жизни, начиная со старших классов, обижал своими отказами многих девушек, и возможно поэтому карма настигала его именно сейчас, когда он готов был подарить всего себя без остатка полюбившемуся ему человеку. А с другой стороны жизнь и до этого не сильно его щадила. Остановившись на том, что себя жалеть ему следовало в последнюю очередь, он под странную улыбку матери сообщил ей, что направляется к Канао. Наверное, она подумала, что сын собирался пригласить девушку, наконец-то, на свидание или даже на выпускной бал, в целом, Танджиро это больше не беспокоило. Страх перед собственной семьёй неумолимо угасал на фоне того, что он боялся потерять Иноске навсегда. И это, возможно, служило какой-никакой мотивацией хоть немного прикладывать усилия и не падать духом окончательно. Добираться до поместья Кочо ему пришлось на автобусе, так как леди поселились чуть ли не на самой окраине города. По дороге он даже не обращал внимания на прохожих или пассажиров, совершенно погрязнув в собственном абстрактном состоянии, настолько окружение перестало его волновать. Его взгляд внезапно зацепился за рекламный экран, где крутили тот самый ролик с участием Иноске к показу коллекции его дяди. На секунду Танджиро показалось, что увидеть для него любимое лицо оказалось катастрофой, на губах непроизвольно скользнула грустная улыбка, быстро спрятавшаяся в тонкую полосочку, и Камадо отвёл взгляд куда-то себе под ноги. От накативших эмоций у него закружилась голова и его качнуло на повороте, отчего он покрепче вцепился руками в перила, опасаясь и вовсе упасть. Всё больше ему казалось, что та петля, которую он сам старательно наматывал себе на шею всё это время наконец затянулась и Танджиро лишился живительного кислорода. Возможно, дышать он разучился ещё тогда, когда за его спиной закрылась дверь квартиры Иноске, и где-то там он потерял нечто настолько ценное, без чего больше не ощущал себя живым. Без труда отыскав нужный дом, он позвонил в дверь массивной ограды, ожидая, что его кто-нибудь встретит и, надеясь, что младшая представительница семейства окажется на месте. — Т-Танджиро?.. — испугалась Канао, открыв дверь и увидев на пороге крайне неожиданного гостя. — Привет, — кивнул головой он в ответ, выдавив слабоватую улыбку. — Не против пройтись? — А… Да, конечно, — тут же занервничала Канао, бегая взглядом по земле и взволнованно теребя себя за рукава. Невооружённым взглядом было видно, в каком потрясении она находилась, совершенно не зная, куда себя девать от переживаний. — Подожди минут пять, я переоденусь, — уже более спокойно продолжила она, видимо, едва как собравшись с мыслями. — Без проблем, сколько скажешь, — Камадо даже проникся её волнением и сердце у него снова дрогнуло, когда он осознал, что эту девушку ему в скором времени придётся обидеть, однако всё ещё считал это правильным. Канао скрылась за дверьми, застучав каблучками по бетонированной дорожке — побежала, а Танджиро прислонился спиной к ограде, сунул руки в карманы и спустя несколько секунд осознал, что повторил позу Иноске, в которой тот любил стоять у самых разных поверхностей. Пришлось силой заставить себя сделать вдох, однако своего положения он менять и не думал, видя в этом нечто особенное. — Я всё, извини, что пришлось ждать, — смущённо улыбнулась девушка, выпорхнув из своей ограды. — Ничего страшного, — Танджиро словно перенял настроение Канао и тоже начал нервничать перед предстоящим разговором. Больше всего ему не хотелось, чтобы Канао вернулась домой в слезах и пожаловалась своим родным, обвинив во всём его, а сию непростительную новость в стенах родного дома тут же подняли бы на шум. Так же он понимал, что и прощения не заслуживал в какой-то мере, хоть и по факту не должен был ничего ни Канао, ни её семье. — Ты хотел поговорить или просто молча прогуляться? — осторожно спросила спутница, видимо, устав от воцарившегося молчания. — Я вижу сквер, давай присядем, — Камадо насколько мог дружелюбно улыбнулся, указав рукой в сторону небольшого парка. — Я и правда пришёл с намерением поговорить. — Хорошо, — в ответ девушка лишь кивнула и засеменила следом за уверенно шагнувшим Танджиро. Вечер стоял тёплый и портить его неприятным для обеих сторон разговором вовсе не хотелось и в какой-то момент Камадо хотел даже передумать и просто пройтись с Канао. Вспоминая, как он недавно обидел Иноске, от самого себя становилось невыносимо противно, что он то же самое собирался совершить с другим человеком. Но что-то внутри подсказывало ему, что это неслабый шаг к тому, чтобы стать мужчиной и научиться принимать непростые, но справедливые и правильные решения. — Прежде, чем ты что-то ответишь, просто выслушай меня, хорошо? — присев на первую попавшуюся пустую лавочку, попросил Танджиро, даже не глядя на опустившуюся рядом Канао, чтобы случайно не заглянуть в её большие наивные глаза. — Поняла, — девушка положила ручки себе на колени и приготовилась слушать, лишь едва заметно дёрнув плечиком так, будто заранее догадалась, о чём пойдёт разговор. — Моя семья слишком помешана на старых традициях, суровых законах и строгом воспитании. Возможно, тебе это даже знакомо, я судить не берусь. И вся проблема в том, что наше с тобой знакомство и все встречи это всего лишь навязанная идея моей семьи, не более того, — Танджиро сделал паузу, удивляясь тому, как легко ему давались слова. — Я вовсе не готов к женитьбе и совместной жизни, в конце концов, нам лет-то ещё мало для столь серьёзных шагов. И поэтому я больше не хочу фальшивить и лицемерить перед тобой, хочу быть честным. У нас ничего не получится, и я понимаю, что для тебя это звучит жестоко, но лучше я буду говорить правду такой, какая она есть. «Я и так достаточно натерпелся лжи, недомолвок и дурацких тайн». Мысленно поблагодарив Канао за то, что она всё ещё его не перебила, он продолжил: — Я искренне надеюсь, что на выпускной бал ты пойдёшь с более достойным человеком, чем я, который будет готов дарить тебе свою любовь. Но я не тот парень, что тебе нужен. Прости меня, если сможешь. Какое-то время над ними нависала угрожающая тишина и Танджиро начал думать, что Канао сейчас просто встанет и молча уйдёт, а посмотреть на неё он так и не решался. Наконец, девушка тихо заговорила: — В тот момент, когда мои родители предложили познакомиться с тобой, я была так рада, что совершенно не задумывалась о твоих чувствах и бежала на каждую встречу, словно помешанная. Я может и наивная, но не глупая, и прекрасно видела, как тебя что-то тяготит. Я лишь надеялась, что смогу стать той, кто разгонит эти тучи в твоей душе, но не судьба, — вместо слёз на лице Канао появилась улыбка. — Я не собираюсь навязывать тебе свои чувства и дома меня поймут, мало ли, что между людьми бывает, правда? Танджиро был тронут до глубины души тем, что услышал от Канао, потому что такую речь он готовился услышать в крайнем случае. Он ожидал как минимум того, что девушка заплачет, и это ещё раз убедило его в том, что он не заслуживал людей из своего окружения, потому что все они так или иначе казались сильнее его. — Ты и правда заслуживаешь гораздо большего, — покачал головой Камадо, не зная, что ещё сказать. — Спасибо тебе за понимание и, бога ради, прости меня. — Я не могу сказать, что всё в порядке, мне грустно, но я не смогу тебя удержать. Поэтому, что ж, давай на этой ноте разойдёмся. Конечно же на её лице пролегла тень печали, но она изо всех сил старалась её подавить и спрятать от посторонних глаз, и сейчас Танджиро понял, что дома она, скорее всего, всё-таки заплачет. Ни в коем случае это не вызывало осуждения или презрения в её сторону, она имела полное право на проявление своих чувств и, появись она в его жизни пораньше, у неё были бы все шансы. Сейчас же всё сознание, сердце и душа Камадо насквозь пропитались синевласым чудом, которое тоже следовало как-то возвращать и убеждать в том, что сам Танджиро не настолько подлый, коим наверняка ему казался. — Извини, что заставил тебя выйти. Идём, я провожу, — Камадо шагнул было в сторону дома Канао, однако она его остановила. — Не стоит, я сама дойду и на дворе не поздно. Здесь в пару метрах останавливается автобус, так что тебе явно ближе. Спасибо за то, что был честен со мной. Прощай. На последних словах её голос и правда дрогнул, отчего Танджиро как стоял так и примёрз к месту, понимая, что идти за ней и правда не стоило. — Пока, — тихо сказал он и махнул рукой, но Канао никак не могла этого увидеть, удаляясь от парня слегка торопливыми шагами. Вместо ожидаемых угрызений совести на душе отчего-то наконец наступило долгожданное просветление и Танджиро расценил это как то, что он нашёл-таки верный путь, по которому следовало двигаться. Быть может, судьба на сей раз окажется более милостивой и сжалится над ним, подарив возможность снова увидеться с Иноске и поговорить обо всём? Дорога домой заняла гораздо меньше времени, а может Камадо его просто уже не замечал. Возвращаться не было никакого желания, стены собственной квартиры давили на его сознание невидимыми тисками, словно отражали все его страхи и тревоги, возвращая в двойном размере. А потому он вышел из автобуса гораздо раньше своей остановки, решив прогуляться. Мать не станет его беспокоить, думая, что он сейчас с Канао, а потому грехом было такой ситуацией не воспользоваться. Пока он бездумно слонялся по улицам, сам не понял, как зашёл в огромный торговый центр, попадая в эпицентр скопления людей, голосов, музыки и самых разных звуков. По большому счёту его мало волновало куда идти, а потому он неспеша побрёл вдоль стеллажей, изредка разглядывая витрины и то, что на них находилось. Внезапно, словно бы внутри сработал некий звоночек, его взгляд зацепился за незамысловатое украшение в виде колечка с изумрудным камушком посередине, который своим цветом напоминал глаза Иноске. Кольцо выглядело довольно грубо для женской руки и явно являлось атрибутом для мужчин, и Танджиро, повинуясь странному инстинкту, шагнул в помещение бутика. Среди множества различных украшений именно это кольцо особенно выделялось в глазах Камадо, словно чем-то цепляя. — Добрый вечер, извините, можно вас? — обратился он к продавцу, что уже несколько секунд заинтересованно за ним наблюдала. — Здравствуйте, конечно, чем могу помочь? — приветливо отозвалась девушка, подходя ближе к покупателю. — Можете, пожалуйста, вон то кольцо показать, — Танджиро насколько мог указал на нужную ему вещь и продавец лишь активно кивнула, приоткрывая витрину. Кольцо нравилось Камадо всё больше и на секунду он разрешил себе представить, что когда-нибудь подарит такое Иноске, однако даже в голове такое звучало непозволительно смущающе. Он уже хотел вернуть украшение обратно в руки продавца, но что-то внутри его уверенно останавливало, и он снова решился на отчаянный шаг. — Упакуйте, пожалуйста, я беру, — вежливо попросил Танджиро, аккуратно укладывая колечко на стеклянную витрину. — Молодой человек, оно достаточно дорогое, — предупредила его продавец, видимо, посчитав парня всего лишь несостоятельным школьником. Камадо лишь отмахнулся и достал карточку, наблюдая за тем, как девушка-продавец всё ещё подозрительно упаковывала украшение. Оплатив свою покупку, Танджиро вдруг осознал, что кольцо стоило примерно столько же, сколько и та лимитированная книга, которую Иноске ему подарил и которая повернула их жизни на триста шестьдесят градусов. Вернувшись домой, он лишь перекинулся с матерью короткими фразами, умалчивая о сути разговора с Канао, чтобы не разжигать конфликт прямо сейчас. На удивление она приняла фразу сына о том, что у него могут быть секреты хотя бы в отношениях с девушкой и он не должен об этом распространяться, но косо всё равно глянула и скрылась в своей комнате. Сейчас, казалось, работы у неё стало поменьше и кое-какую её часть она могла выполнять прямо из своего рабочего кабинета, что значительно усугубляло положение Танджиро, который видел теперь её почти каждый день, хоть толком они и не говорили. Хотя бы в своей комнате он мог скрыться от посторонних глаз и отдаться на растерзание своим удушающим мыслям, которые к вечеру снова вернулись и даже разрешившаяся ситуация с Канао больше не спасала. Это был некий временный глоток кислорода, который неумолимо иссяк, и сейчас Камадо снова начинал задыхаться. Он опустился на край своей кровати, с особым трепетом доставая из сумки коробочку с украшением и осторожно, почти боязливо открыл её, словно кто-то подглядывал за ним и мог уличить в том, что он занимался чем-то запрещённым. Колечко блеснуло в свете лампы своим изумрудным переливом и Танджиро закрыл футляр, пряча покупку обратно в сумку, словно и правда в страхе быть замеченным. Прокручивая в голове некоторые моменты из всего, что между ними с Иноске происходило, снова накатывала некая ненависть к себе, потому что их чувства, кажется, неслабо так различались. Танджиро пришёл к выводу, что всё же по большей части на Хашибиру сначала откликнулось его тело, совершенно логично требуя больше физических контактов, ведь именно с них всё и начиналось. И только сейчас он осознал, что постепенно этот невозможный парень покорил и душу, и сердце, однако Камадо слишком поздно это понял. Точнее, он совсем опоздал. Ему невероятно хотелось вернуться в те времена, когда Иноске тянулся к нему, словно к единственному источнику света, и вокруг него не находилось столько хороших людей, способных его отвлечь. Осознание того, что ценить начинаешь лишь тогда, когда упустишь, угнетало больше всего. Танджиро всегда казалось, что Иноске просто не способен был куда-то от него деться и даже не смел переживать на этот счёт. Сейчас же так было мерзко на душе от того, как сильно он ошибался, что стоило пойти навстречу этим чувствам ещё тогда, когда они только зарождались, и пусть он не был уверен, зато сейчас не занимался бы самобичеванием по поводу того, что своими руками отнял у себя своё счастье и не мог придумать, как вернуть обратно. Ему стоило больше делать, чем думать и бояться всего, и как же ему хотелось вернуться в те дни, когда они спокойно занимались учёбой в библиотеке и Иноске был рядышком, буквально под боком. И если раньше Танджиро ощущал, что ему многое дозволялось в его отношении, то сейчас понимал, что даже просто прикоснуться к нему он не смел. А изнутри ломало от желания сжать его в своих объятиях, вдохнуть уже такой привычный аромат, ощутить пальцами мягкость его волос и вместе утопиться в эйфории своих чувств. И сейчас это уже не являлось физическим желанием чужого тела, основанным лишь на постоянных контактах и ощущении тепла другого человека, Танджиро погряз в этих чувствах гораздо больше и раз от воспоминаний сердце разрывалось на части от тоски, значит и оно полностью принадлежало Хашибире. Он снова достал заветную коробочку с предполагаемым подарком и трепетно сжал в руках, прикрывая глаза и пытаясь хотя бы мысленно вернуться в те времена, когда всё было относительно хорошо и душа не ломалась с хрустом на части от осознания собственной беспомощности. Во времена, когда Иноске с замиранием сердца ждал объявления результатов каждого экзамена, а Камадо с каждым разом всё больше проникался ответными чувствами. Когда они готовились к экзаменам в его уютной квартире и Танджиро мог наслаждаться атмосферой спокойствия и забвения, где словно замирало само время. Когда они отдыхали за городом и искренне веселились, позабыв обо всех тревогах и невзгодах этого мира. Когда они могли прятаться от чужих глаз и целоваться так, что сердце останавливалось, что не хватало кислорода в лёгких, когда чувства брали над разумом верх и, казалось, что мир вокруг стирался до границ их личного пространства, где они были увлечены друг другом. Танджиро понимал, что все эти моменты приобретали настоящую и свою особенную ценность только сейчас, раньше он не чувствовал себя настолько зависимым. Голова пошла кругом и он упал на кровать, пряча футлярчик с кольцом под подушку, словно оберег, и закрыл лицо пледом, чтобы даже призраки его страхов и тревог, прячущиеся по углам, не видели его слёз.***
Закончив с завтраком, Доума вдруг подумал, что неплохо было бы провести время с племянником где-то вне рабочего пространства и времени, а посему принял решение устроить очередной прокат на байке, потому что Иноске всё ещё слабо держал равновесие. — Как насчёт пойти покататься? — предложил он младшему, который вызвался помыть посуду. — Прямо с утра? — посмеялся тот в ответ, но, в целом, поездить на своих новых «колёсах» ему бы очень хотелось, он всего пару раз катался и сейчас ужасался тому, что тогда в истерике, не будь рядом дяди, он бы сел за руль и мог бы запросто разбиться. — А чем тебе не нравится утро? Людей немного, на работу нам только к вечеру требуется прибыть, у нас есть свободное время. — Тогда закончу с посудой и пойдём, — улыбнулся Иноске, для пущего утверждения кивнув головой. Доума отправился на сборы, младший остался хозяйничать на кухне с уборкой, и спустя около пятнадцати минут в дверь внезапно позвонили. — О, я смотрю, вы куда-то конкретно намылились, — заявившийся с утра пораньше в гости Аказа застал обоих членов семейства собранными. — Ты как всегда без звонков и предупреждений, — дружелюбно съязвил Доума, закрывая шкафик для обуви ногой. — И даже без приветствий. — Благодарю за внезапные факты обо мне, я знал, что ты меня любишь, но не настолько, чтобы с порога сыпать комплиментами, — клыкастенько улыбнулся Аказа, складывая руки на груди. От такой утренней внеплановой перепалки даже Иноске, трущийся позади дяди, прыснул в кулак, искренне стараясь подавить смех. В то время, как он сам страдал от чувств к парню, его такое конкретно забавляло и он всё ещё не понимал, что мешало этим двоим перейти на другой уровень отношений. Он даже не брал в счёт воспоминания о том, что Аказа самым наглым образом пытался склеить его на той вечеринке, пока не узнал, чей он племянник, и даже после не особо сбавил пыл в осыпании комплиментами и окружении заботой. Крайне интересные и непонятные отношения дяди с его другом вызывали даже большее любопытство. — Ты чё хотел-то? — как ни в чём не бывало спросил Доума, завязывая шнурки. — Да я собственно не к тебе и пришёл, — Аказа пожал плечами, однако проходить вглубь квартиры не решался, понимая, что явно сейчас этих двоих задерживал. — Справедливо, — покачал головой хозяин квартиры. — Мне вас оставить в таком случае? — Будь так добр. Я не займу много времени. Доума, словно бы это не его выперли из собственного дома, кивнул и вышел из квартиры, лишь сказав племяннику, что ждёт его внизу и как раз подгонит за это время байк. — Ты хотел о чём-то поговорить? — уточнил Иноске, когда Аказа всё-таки прошёл в квартиру. — Да. Только не думал, что это будет наспех, но раз уж я здесь, то скажу всё, что хотел. А вот здесь младший откровенно насторожился и даже заволновался, потому что он вроде бы доверял своему наставнику и в то же время порой не понимал, что у того на уме на самом деле. — Пойдём, я хоть чаю налью, дядя подождёт немного. Иноске поманил старшего за собой на кухню, но тот поймал его за руку, показывая, что это вовсе необязательно. — Я всё думал о том, как сказать тебе, ведь я же дал обещание, что доведу тебя до успеха. Дело в том, что мне предложили очень выгодную работу в другой стране, а я давно хотел открыть своё дело и подумал, почему бы не воспользоваться таким шансом. — Ты… Хочешь уехать?! — Иноске даже не ожидал, что подобная новость его настолько шокирует, но у него даже сердце волнительно замерло на секунду, когда он подумал, что это реально. — Да, малыш, я собираюсь уехать. И я думал об этом не один день, чтобы принять решение. Ты вдохновил Доуму на исполнение своей мечты и я, кажется, этому влиянию подвергся, теперь тоже начинаю думать, что и я могу сделать что-то своё. — А как же показ? Я не смогу выступить там без тебя! — уже откровенно запаниковал младший. — Я уеду сразу же после показа, я не посмею тебя бросить там, что ж ты обо мне так плохо подумал. — Всё равно это как-то дико, — более спокойно ответил Иноске. — Хотя если это то, чего тебе и правда хочется, то я буду только рад, если ты откроешь своё дело. — Я знал, что ты меня поймёшь, — улыбнулся Аказа так, как улыбался, пожалуй, только Иноске. — Но это ещё не всё. Я всё думал над тем, что бы мне оставить тебе после себя и не придумал ничего лучше, чем отдать свою квартиру в твоё пользование. Летом ты уже будешь совершеннолетним и было бы неплохо покидать родное гнёздышко, а в моё отсутствие квартирка будет одиноко пустовать, так что после моего отъезда она будет принадлежать тебе. То, как вытягивалось лицо Иноске по мере поглощения его мозгом информации, старшего даже позабавило, он как раз ожидал примерно такой реакции. — Это правда слишком, я не заслуживаю таких дорогих подарков. Мне всё ещё некомфортно из-за байка, но Доума мне хотя бы родной дядя, а ты же мне совсем ничего не должен! Это я наоборот обязан благодарить тебя за всё, что ты для меня сделал! — Малыш, это не обсуждается, я в любом случае оставлю ключи тебе, а ты уже решай, жить тебе там или нет. И прекрати думать, что ты должен мне за потраченное время. Ты же не забыл, да? Для меня самая главная награда — твоя улыбка и, между прочим, в последнее время ты очень редко стал улыбаться. — Я правда не знаю, я в шоке просто, — Иноске опустил голову, глядя себе под ноги. — Успокойся, ради бога, я делаю это потому что мне так хочется и не обязываю тебя ни к каким благодарностям. Ну и к тому же, это загладит мою вину перед тобой за отъезд. Так что, получается, всё довольно справедливо, — Аказа осторожно приобнял младшего за плечи, заставляя того поднять голову. В момент, когда он заглянул в зелёные глазки, в очередной раз проклял себя за то, что слишком рано родился. — Спасибо тебе за всё, я вообще не заслужил такого человека рядом, как ты, — пролепетал Иноске, утыкаясь лбом в чужую грудь. — И что, ты уедешь сразу после показа? — Да, у меня забронирован билет на вечер, как раз к тому времени закончится вся основная программа и я смогу спокойно отчалить. Доуме явно не будет дела ни до чего, пожалуй, до ночи, пока он не разберётся со всеми нюансами и как следует потом не отпразднует. — Погоди, а как же твоя машина? — Оставлю здесь. Кстати, ключ от гаража тоже тебе отдам, можешь там мою тачку протирать иногда от пыли и хранить свой байк. Да и к тому же, я собираюсь приезжать в гости и было бы неплохо иметь здесь транспорт. А если у меня всё хорошо сложится на новом месте, то просто закажу перевозку, вот и всё. — Мне надо свыкнуться с этой мыслью, — покачал головой Иноске. — Я ещё пятнадцать дней буду осознавать то, что ты уедешь. Это кошмар. — Улыбнись, мелочь, — Аказа яростно потрепал его по волосам, превращая младшего во взъерошенного птенца, на что тот ожидаемо недовольно замычал. — Доума тоже с таким лицом стоял, будто хоронить меня собрался, ей богу, вот в этом вы с ним просто одинаковые. Внешне абсолютно разные, но на ваши реакции если посмотреть, сразу становится понятно, что вы одного поля ягодки. — Никогда не замечал сильного сходства с дядей, — пробурчал Иноске, пытаясь пальцами разгладить растрепанные волосы и вернуть их в прежнее положение. И чего все так к его волосам цеплялись? — Ладно, мы тут с тобой уже чуть ли не час болтаем, пора бы спускаться, а то влетит обоим. Иноске лишь кивнул головой и, взяв с тумбочки свой рюкзак, приготовился к выходу, всё ещё не соглашаясь принимать новость о том, что его наставник собирался уехать и, быть может, даже навсегда. Это печалило с одной стороны, а с другой он понимал, что Аказа получил замечательную возможность заняться тем, чем ему бы хотелось, а это должно было радовать. Двоякое ощущение вызывали эти мысли, а то, что старший решил оставить ему свою квартиру, и вовсе в голове не укладывалось. Иноске до сих пор справедливо считал, что не достоин настолько дорогих подарков и вообще, если быть честными, не заслуживал столько внимания и заботы со стороны Аказы, по-прежнему стыдливо вспоминая щекотливую ситуацию, что случилась между ними в той самой квартире. А старший спокойно ему простил ту выходку, хоть и после неё, как заметил младший, немного утихомирил свои бешеные комплименты и знаки внимания. Сейчас Иноске понимал, что Аказа относился к нему на ином уровне, скорее, как к миленькому младшему брату, о котором хотел заботиться. И это больше не пугало и не настораживало, хотя собственные воспоминания о внезапных вспыхнувших чувствах в его сторону всё ещё нагоняли лёгкую тревожность. — Так может ты присоединишься к нам, раз пришёл? — поинтересовался Доума, когда друг и племянник соизволили-таки спуститься вниз. — Да, точно, давай, — поддержал идею дяди Иноске, вспоминая, что в прошлый раз они втроём неплохо провели время. Аказа замолчал, раздумывая над предложением, видимо, у него были какие-то дела и он решал сейчас, мог бы он отменить их или перенести. — Ладно, уговорили, — кивнул он, наконец, заставляя младшего просиять и уверенно взяться за руль байка, чтобы докатить его до парка, где они уже катались. Уютный, но довольно обширный сквер с широкими тропинками находился практически возле дома, следовало лишь перейти дорогу и можно было с лёгкостью в него попасть. Вся троица неторопливо влилась в тень близстоящих деревьев, что жаркими летними днями укрывали страдающих от духоты людей своей обширной листвой. Иноске всё ещё с опаской уместился на сиденье, чуть покачиваясь из-за того, что снова терял равновесие, но Доума с лёгкостью подхватил байк и помог племяннику выровняться. — Давай тихонько один кружок и возвращайся. Не гони сильно, а то управление потеряешь, — раздал он указания младшему, на что тот понятливо кивнул и завёл мотор, что приятно заурчал. Иноске помаленьку двинулся с места, вспоминая прошлые два раза обучения и изо всех сил стараясь держать равновесие. В его голове поселилась навязчивая идея покатать на своём байке Танджиро когда-нибудь, и поэтому он всей душой желал научиться ездить хорошо, ведь если он себя не мог удержать верхом на мотоцикле, как он собирался двигаться с пассажиром? — А разве ты не мог оттянуть отъезд на подольше? Отметил бы с нами открытие коллекции как следует, там грандиозное мероприятие директор планирует, — словно бы между делом спросил Доума, успевая следить за тем, как отдалялся от него племянник и краем глаза наблюдая за Аказой, что стоял рядом. — Я бы и рад, но по идее, я уже должен был уехать, — развёл тот руки в стороны, показывая, что он бессилен в этом вопросе. — У человека, что предлагает мне работу, горят сроки, а ты сам понимаешь, что это деньги, летящие в воздух. Я смог лишь выпросить отсрочку до вечера дня открытия, самолёт полетит почти под ночь и утром я уже должен быть на совещании. — Ты действительно так этого хочешь? — сейчас Доума уже не смотрел на друга, разглядывая всё ещё опадающие редкие лепестки сакуры. — Я помню твои слова, где ты накричал на меня и сказал, чтобы я занимался тем, что мне нравится, но здесь ситуация немного иная, — Аказа замолк резко, обдумывая, как бы лучше сформулировать ответ. — Да, я правда хочу начать это дело. К тому же, на примере Иноске видно, что с ролью наставника я справляюсь неплохо, думаю, смогу я воспитывать моделей и давать им указания на будущее. Это интересно, это вдохновляет меня. Наблюдать за тем, как юные прекрасные люди совершенствуются и достигают высот — это прекрасно. Так что ты зря волнуешься. — Понял тебя, — улыбнулся, наконец, Доума, решая больше не поднимать тему об отъезде своего друга и коллеги по совместительству. — Тогда буду ждать от тебя весточек для начала о твоих собственных достижениях в новом деле. Как и обещал, Иноске проехал круг на довольно низкой скорости и за всё время даже ни разу не качнулся, хотя на его пути встретилось несколько поворотов. Думать о том, чтобы Танджиро оказался его пассажиром было приятно до тех пор, пока он не вспоминал о сложившейся ситуации и снова не начинал загоняться и переживать. Как бы он ни старался смириться с мыслью о том, что он поступил верно и Камадо стоило отпустить, сердце просто кричало об обратном и требовало свою ответную любовь, отзываясь болью в груди. Хашибира выдохнул и затормозил, прогоняя мысли о Танджиро, он ведь обещал себе, что не будет падать духом хотя бы пока не выступит на показе, а дальше время бы всё рассудило. Он любил Камадо и никто не отменял этого факта, но иногда следовало более правильно расставлять приоритеты. — Могу тебя поздравить с тем, что ты не упал, — по-доброму посмеялся Доума, вспоминая, как в первый раз Иноске разодрал колено и дома они обрабатывали ему рану, словно тот был ребёнком и неудачно грохнулся с велосипеда. — Ну спасибо, — нахохлился ожидаемо Иноске и даже сложил руки на груди, чем рассмешил старших ещё больше. — Да ладно тебе, я когда за руль первый раз сел, у меня вообще колени дрожали, — поделился интересным воспоминанием дядя. И тут уже пришла очередь Аказы истерически закатываться, а потом сквозь смех и слёзы заговорил: — Я помню это, боже мой. Видел бы ты, малыш, как твой дядька со страху уссыкался на своём первом вождении, такая умора. Иноске попытался представить эту картину и никак не мог, потому что с тем, как Доума аккуратно и профессионально водил машину сейчас, это никак не вязалось. Но всё равно позволил себе улыбку, потому что Аказа помог ему отомстить старшему за то, что тот над ним пошутил. — И зачем я вспомнил, — попытался скорчить угрюмую физиономию Доума, но смех друга был слишком заразительным, поэтому он не мог спрятать улыбку. — Так, ну, мы же кататься пришли, а не утро воспоминаний устраивать, так что всё, мелкий, вперёд, тебе ещё учиться и учиться, прежде чем я тебя на дорогу выпущу. — А то есть тебя не смущает то, что у меня нет прав? — усмехнулся Иноске, оперевшись на руль. — Что? Не расслышал тебя, — Доума театрально приложил к уху ладонь, якобы стараясь услышать что-либо получше. — А я ничего и не говорил, — пожал плечами племянник и завёл мотор, осторожно разворачиваясь и думая о том, что у него самый лучший в мире дядя. — Балуешь малого, — посмеялся Аказа, подойдя ближе к другу, и теперь они стали похожи на двух родителей одного ребёнка. — А кто, если не я, — пожал он плечами и тепло улыбнулся вслед племяннику. Потратив на увлекательное занятие около двух часов, Иноске порядком запыхался, потому что байк был тяжёленьким даже для него, хотя сил у парня хватало дай бог каждому. Было решено возвращаться домой и отдохнуть перед рабочими часами, к тому же все за это время проголодались. Аказа попрощался с семейством, ссылаясь на то, что и так опаздывал по своим делам, а потому Иноске с дядей возвращались домой вдвоём. Судьба, однако, не желала оставлять их в покое на сегодня, поэтому в дверь снова позвонили, стоило только им зайти в свою квартиру. На пороге показалась Даки, чем-то до одури довольная, и Иноске понял, что сейчас что-то будет. — Мои дорогие, мои хорошие, — начала она, бесцеремонно направляясь в своё пристанище, которое почти полноправно принадлежало ей, разве что ключи от квартиры она самолично сдала. — Я привезла просто шикарную штучку для Иноске. Названный даже заинтересовался, проведя внезапную параллель с тем, что все трое его старших разом задумали что-нибудь ему подарить. — Я посмотрела, какая парадная форма используется в Канаоке, но на выпускной у вас разрешается надеть просто что-нибудь строгое, поэтому, — Даки закопалась в своей сумке, вынимая оттуда аккуратно укрытый чехлом для одежды костюм или что-то похожее. — Самая обалденная вышла рубашка, мне показалось ты их любишь, так вот. Ты просто посмотри на неё, она сделана из потрясающей ткани, не мнётся и легко стирается, а по телу струится ручьём. Даки как всегда вдохновлённо вещала о том, что делала своими руками, завидев такое впервые, запросто можно было подумать, что у девушки явно не все дома. Иноске и правда любил рубашки, сам даже не знал почему, и принесённая Даки вещь выглядела действительно потрясающе. Чёрная атласная с золотистыми пуговками и синей бабочкой, которая прекрасно гармонировала бы с волосами парня, но отчего-то слишком порадоваться он не мог. — Тебе не нравится? — резко расстроилась девушка, видя, что Иноске не сильно вдохновился. — Нет, она замечательная, просто дело в другом… — он замолчал, пытаясь подобрать слова так, чтобы не обидеть швею ещё больше, она ведь старалась. — Я не пойду на свой выпускной. — Как это?! — враз спросили Доума и Даки, глядя на младшего круглыми от шока глазами. — Да что мне там делать? Диплом я могу забрать в другой день, а видеть своих одноклассников мне вообще не хочется. — Ну даёшь, малой, — покачал головой дядя, присаживаясь на диванчик. — Выпускной ведь всего раз в жизни бывает. — Вот именно! — подхватила Даки. — Не должны какие-то придурки тебе мешать! Это же выпускной бал, это важно. — Для меня неважно, мне всё равно, — пожал плечами Иноске, понимая, что по большей части сейчас не хочет идти на выпускной из-за страха встретиться с Танджиро, который, как лучший ученик, будет там главной звездой. Он понимал, что если увидит его, то мир под ногами уедет окончательно, а потому нервировать себя не решался. — Если ты не хочешь на торжественное вручение дипломов, то сходи хотя бы на вечерний бал, там вряд ли ты будешь часто встречать своих одноклассников, твой класс ведь не единственный, кто заканчивает школу. К тому же, разве тебе не хочется показать тем, кого ты недолюбливаешь, как сильно ты изменился? Пусть слюнями подавятся, а ты с гордостью покинешь школу. Звучало как интересная идея, Иноске однажды уже провернул нечто такое, заявившись на экзамен в необычном образе, от которого одноклассники, мягко говоря, обалдели. За их лицами в тот момент крайне интересно было наблюдать, но на выпускном всё ещё был Танджиро, и это по-прежнему отталкивало. — Я понимаю, почему ты переживаешь, но это наоборот должно придавать тебе сил, — Доума склонил голову набок, намекая на то, что он догадывается о страхе перед Камадо и говорит, чтобы Иноске его поразил. — Очень сложно, — младший понимал, что под уговорами начинает сдаваться. — Я подумаю, ладно? А рубашка очень классная, если не пойду на выпускной, то обязательно буду носить её куда-нибудь на выход. — Хорошо, — снисходительно улыбнулась Даки, снимая вещь с плечиков и аккуратно вешая на спинку дивана. — Здесь ещё брюки и кожаный ремень с золотистой бляшкой, которую я делала специально для того, чтобы она сочеталась с пуговками. А ещё если чуть закатать рукава рубашки, то ты увидишь синий подклад, который будет гармонировать с бабочкой и твоими волосами. Иноске уже не смог сдержать улыбку, видя, как сильно девушка заморочилась над тем, чтобы создать для него костюм на выпускной, и это отзывалось трепетом в душе, где разливалось тепло. — А ещё я подумала сначала сделать пиджак или жакет, потом решила, что это будет лишним и оставила всё так, как есть, — Даки волновалась из-за того, что созданное её руками могло не понравиться Иноске, но тот внезапно подошёл к ней и обнял, заставляя замолчать. — Мне всё безумно нравится, спасибо. Та в ответ улыбнулась и, растрепав голубые прядки, внезапно заметила одну интересную вещь: — Как у тебя волосы отрасли, ты заметил? Иноске отодвинулся и в два прыжка оказался у зеркала, действительно отмечая, что длина его волос кардинально изменилась – они струились уже намного ниже плеч, а он и не замечал. — Надо стричься, а то совсем на девочку похож буду, — поворчал он, оценивая своё отражение, отчего Даки внезапно захихикала. — Ты своего дядьку видел? У него волосы до жопы! Нет-нет, да и меня скоро догонит, — после этих слов она уже открыто рассмеялась. — И чего все сегодня решили резко надо мной поиздеваться? — нахмурился Доума, впрочем, без всякой злости или чего-то подобного. Старшие ожидаемо начали перепалку, чему Иноске только улыбнулся и подумал, что без них он бы точно сошёл с ума. Что дядя, что Аказа, что Даки дарили ему настроение, уверенность в себе, постоянно напоминали ему о его ценности и это то, что не позволяло падать духом, что держало на плаву, что заставляло идти вперёд и учиться отпускать прошлое. Если бы этих людей не было в его жизни, то страшно было даже представлять, где и как закончил бы тогда Иноске. — Хорошо, я схожу на выпускной, — внезапно выдал он, чему-то своему улыбаясь. — Но если мне не понравится, я сразу же уйду. — Ну, на том и порешаем, — кивнул ему Доума, а Даки просияла, довольная тем, что костюмчик, над которым она трудилась столько времени, выкраивая его в перерывах между коллекцией друга, всё же будет использован по назначению, а не повиснет мёртвым грузом в шкафу. Время неумолимо летело, с каждым днём словно всё больше разгоняясь, будто некто свыше постоянно его подгонял. И вот до показа оставалось всего каких-то два дня, подготовки окончились, но Доума не мог спокойно сидеть на заднем месте и беспрестанно всё проверял, каждый день посещая зал, отведённый для проведения торжества. Иноске всенепременно ездил с ним, отказываясь оставаться в одиночестве, и сейчас они возвращались, не торопясь, домой, слушая ненавязчивую песенку по радио и наслаждаясь постепенно погружающимся в сумерки городом. Несмотря на то, что на дворе вечерело, в машине всё ещё стояла духота и Иноске чуть приоткрыл окно, чтобы салон немного продувало и стало полегче дышать. Доума проследил за этим действием и отчего-то подумал, что именно сейчас следовало поговорить и попытаться хоть что-то выведать у младшего, чтобы узнать причину той самой его истерики. Времени прошло уже достаточно и он более менее очнулся от своего забвения, не то чтобы старшему хотелось напоминать, он лишь подозревал, что Иноске не забывал об этом никогда. — Скажи, пожалуйста, кто был виноват в той твоей истерике? Младший ожидаемо подвоха не чуял и не планировал разговора сейчас, а потому он в привычной манере испуганно глянул на дядю. — Я, наверное. — Что случилось? Иноске замолчал, формулируя в голове что-то похожее на ответ, даже не зная, с чего следовало начать. — У Танджиро всё это время была девушка. Поэтому я больше не могу ему навязываться. Доума непонятливо сдвинул брови, сворачивая на шоссе. Во-первых, откуда Иноске знал такие подробности, а во-вторых, причём там была какая-то девушка, если в его разговоре с Шинобу речь шла о знакомстве и возможной женитьбе, если бы всё хорошо сложилось. — Это он тебе сказал? — осторожно спросил старший, чтобы не спугнуть начавшийся разговор. — Ты же сам говорил об этом с какой-то девушкой, я не подслушивал, просто случайно услышал. — А у Танджиро ты спрашивал об этом? — Я же не девчонка, чтобы устраивать разборки и требовать объяснений. — Знаешь, в вашем случае стоило бы, потому что я могу сказать наверняка, что у Танджиро нет девушки. — Ты это о чём сейчас? — Это называется, милый мой, «слышу звон да не знаю, где он», — Доума искренне поражался тому, насколько эти двое сумели усложнить свои отношения и даже не додумались до сих пор спокойно обо всём поговорить. — Я не понимаю. — Когда я говорил с Шинобу, она сказала мне, что её младшую сестру лишь сватают Танджиро и они виделись от силы пару раз, меня берут большие сомнения, что они встречались с той девочкой. А ты даже не потрудился выяснить такую подробность. Я тоже довольно гордый, но ты так страдаешь из-за этого человека и любви к нему, что тебе просто необходимо было просто спросить, а правда ли это? Иноске подумал в этот момент открыть дверь и выйти из неё на полном ходу, потому что то, что говорил ему дядя, никак не сходилось с той реальностью, в которой он находился. И никак с ней не вязалось. В его понимании у Танджиро была девушка, с которой те встречались довольно долгое время и всё шло к женитьбе, а дядя сейчас разом всё это перечёркивал. Следовало просто спросить, а правда ли это. В тот момент Иноске так уверился в своём желании отпустить свою любовь, что подобную мысль даже не допускал до себя, вывернув почему-то всё происходящее в самом ужасном свете. До сих пор он не избавился от этой привычки. Ему казалось, что всё, что в его жизни случалось, изначально не могло иметь хорошее начало и потому совершенно искренне всегда выбирал самый худший вариант. У Танджиро никогда не было никакой девушки. И это шокировало настолько, что Иноске попросту не мог подобрать слова, чтобы составить подобие ответа. — Что, сказать нечего? — по-доброму усмехнулся Доума. — Даже если то, что ты говоришь — правда, я всё равно не знаю, как Танджиро на самом деле относится ко мне. — Это уже другой вопрос, — согласился старший. — Тебе тяжело и всё такое, но простой разговор разложит всё по полочкам, после которого ты будешь точно знать, стоит ли тебе ждать чего-то. Тебя больше терзают сомнения как раз из-за этого, потому что ты не уверен в своих будущих шагах. — Да я дебил, — горько усмехнулся Иноске и снова ощутил то состояние, когда ему хотелось и плакать и смеяться одновременно. — Не могу не согласиться. Я люблю тебя и всё такое, но в этой ситуации виноват по большей части ты, даже не дав Танджиро шанса объясниться. Так что и первый шаг делать тебе. А там видно будет, погибла твоя надежда или всё ещё нет. — Показ уже через два дня, мне сейчас надо сосредоточиться только на нём. Когда всё закончится, я обязательно найду возможность встретиться с ним и поговорить. Вновь вспыхнувший уголёк надежды в душе распалил Иноске ни на шутку, и он готов был бежать к Танджиро прямо сейчас, однако понимал, что их разговор может обернуться не совсем так, как он себе представлял, и тогда разочарования в жизни только бы прибавилось. А потому, как бы ни хотелось, встречу стоило отложить до лучших времён. — Погоди, — Иноске резко сел, отчего даже Доума чуть вздрогнул от неожиданности. — Я только сейчас понял, что наш показ и выпускной в школе на один день выпадают. — И в чём проблема? Мы же договорились, что ты сходишь на выпускной и если тебе не понравится, то ты просто вернёшься. — Так как я всё это проверну вообще? — У нас мероприятие начнётся в обед, а ваш бал только к вечеру. Ты же на утреннюю торжественную часть не собираешься, поэтому всё ты успеваешь. — Я не могу уйти с твоего вечера, это слишком важно! — Малой, после основной части тебе там станет настолько скучно, что ты начнёшь зевать. Взрослые дяди будут постоянно о чём-то говорить со мной, таскать за собой, поить вином и шампанским, а тебя я им на растерзание отдавать не хочу. Остался бы Аказа, я б ещё подумал, а так даже смысла нет говорить об этом, тебе попросту нечем будет заняться. Думаю, на выпускном всё же поинтереснее. Ну, а если уж нет, вернёшься обратно к нам и придумаем, что делать. А ещё, — Доума таинственно улыбнулся, — разве вечерний бал не крайне романтичное место, чтобы устроить разговор по душам? Иноске покраснел до кончиков ушей от последней фразы дяди и чуть скатился на кресле, пытаясь спрятаться, от чего старший откровенно засмеялся. — Ладно. Осталось всего два дня, я как-нибудь переживу, — промямлил он и отвернулся к окну, скрывая свою глупую, но в какой-то мере счастливую улыбку.