need for freedom

запах масла и краски уже въелся в носовые пазухи — постоянно фантомно ощущается, куда бы пешков не пошёл. везде призраком следует за ним, не отпуская — вечное напоминание о том, кто он есть. серёжа не токсикоман, но запахом бензина, которым от свежезаправленной тачки несёт, готов дышать вечно. потому что этот запах означает, что можно малышку из сервиса вывозить и гнать по шоссе под двести, как только черту города пересечёт — полицейских там после девяти вечера уже не встретишь, а даже если и встретишь, то они все спят давно в салонах своих машин с печкой на максималке. серёжа на трассу знакомую выруливает, ашкой новой затягиваясь — ананас, кажется, аж язык вяжет от сладости, но вариантов получше не нашлось, — и окно приоткрывает, воздух прохладный вдыхая полной грудью. пряди кудрявые в стороны разлетаются, лучший обзор открывая, и пешков всматривается в пустынную дорогу, отголосками замечая свечение огней — уже все собрались. пешков вовремя приезжать не любит, да и работа в сервисе заканчивается поздно, поэтому и бровью не ведёт — без него всё равно не начнут. в конце концов, он один из виновников сегодняшнего торжества. чем ближе к месту подъезжает, тем ярче огни сияют и громче музыка звучит. зеваки и все желающие давно уже прохлаждаются толпой нескладной, переговариваясь громко и пиво потягивая, — только гонщиков ждут. пешков под гогот и выкрики заезжает на линию старта и на соседнее пустующее место косится — второй ещё не приехал. к тачке синди подбегает тут же, по окну ладонями стуча воодушевлённо. — блять, тань, не разъеби его лапами своими, я тебя прошу, — огрызается серёжа, из салона вылезая. не жалеет ни разу, что переодеваться из комбеза рабочего не стал — ткань плотная, мешковатая и греет, и комфорт доставляет. только пуговицы верхние расстёгивает, чтоб ворот не душил — футболка белая показывается, которая тепла прибавляет. середина весны как-никак — зимняя стужа ещё окончательно не отступила, оставляя после себя северный ветер по вечерам. — и тебе привет, — усмехается татьяна, не обижаясь уже — привыкла. — день тяжёлый? — заебался, — потому что и правда работы много было, как и заказов, пришлось даже на обеденном перерыве возиться с тачками чужими и запчастями. — побыстрее бы уже откатать и пожрать пойти, — выдыхает устало. — ты вообще готов сегодня? — да готов я, готов, — отмахивается, потому что переносить нельзя — коля ему весь мозг потом вынесет. пешков вообще-то гонки любит и чувство азарта сопутствующее тоже любит. нравится ему, когда ветер в лицо бьёт через приоткрытое окно, лёгкие воздухом наполняя, пока передачу переключаешь да газу прибавляешь. лететь навстречу ветру — вот что ему нравится. а то, что сейчас будет, это хуйня полная, потому что коля на понт его взял. коле просто опустить серёгу хочется, показать, кто тут главный, вот и бросил вызов тогда. а пешков согласился по глупости — не отказывать же, когда все смотрят выжидающе, когда откатал только выигрышную очередную и когда предложение это от авторитета местного исходит. вот серёжа и согласился. они даже деталей не обговаривали — сразу после отката серёжу синди утащила на тусовку в честь победы. только день и время ему передали через подругу следующим вечером. впрочем, пешкову плевать на условия — на чистом азарте и адреналине гоняет так или иначе. толпа снова криками взрывается — с утробным рычанием мотора подкатывает коля на своей выёбистой тачке и с неизменной пассией на пассажирском. серёжу чужие повадки на агрессию выводят — строит из себя невесть что, нашёлся король. но пока толпе нравится, пускай балуется — не первый он такой у них и не последний. правда, ничем хорошим подобное поведение не заканчивается. у каждой трассы крыша есть, а если кто-то под себя дела все подмять пытается, от него быстро избавляются — не буквально, конечно, а впрочем, кто знает. коля из тачки выходит, широко руки раскидывая, приветствуя толпу — серёжа усмехается невольно, возомнил себя железным человеком, ну-ну. взглядом коротким пассию окидывает — кажется, раньше синие волосы на тон светлее были. впрочем, на волосах интерес к этому пацану заканчивается — пешкову и так есть, кем полюбоваться, а чужие подстилки, тем более колины, его мало интересуют. — здорово! — наконец-то вниманием удостаивает своего оппонента, ладонь протягивая дружелюбно так с виду, а сам акулой в глаза карие смотрит — хищником себя ощущает, который уже в лапах жертву свою держит, остаётся только съесть. но серёжа на жертву ни разу не похож и проигрывать не собирается. потому что даже если на понт взяли — это всё ещё вызов. а вызовы пешков любит даже слишком. — мы условия гонки так и не обкашляли, да? — серёга кивает, краем глаза замечая макушку синюю — рядом маячит постоянно, куда бы хозяин не пошёл. у серёжи от таких шавок зубы сводит — смотреть неприятно. — так вот, как ты смотришь на то, чтобы провести ночь с этой деткой? — и пальцем себе за спину указывает, зная прекрасно, что парень там ошивается, далеко не отходя. первым делом серёжа думает, нахуя ему эта детка сахарная сдалась. но потом снова взгляд бросает и глазами сталкивается с синеволосым. даже с расстояния цвет глаз чужих подмечает — два омута, тиной подёрнувшиеся, в которых пустота плещется ощутимо так, что пешков вздрагивает даже. губы тонкие в кривой ухмылке растягиваются — до глаз не доходит. не по себе становится от этого взгляда. серёга думает, какая ему разница, что он за победу получит, если всё дело в азарте и очередной порции адреналина, пущенной внутривенно — торкает похлеще любого наркотика. думает, что необязательно ему парня этого трахать — возьмёт его с собой пожрать тогда уж, а то вон худой как палка в своём этом топике и юбке, едва бёдра прикрывающей. пешков языком цокает, глаза отводя от бёдер молочных — надо же было парня так нарядить. — идёт, — кивает серёжа, дверь машины открывая, но его останавливают, за плечо придерживая. — не хочешь узнать, что будет в случае твоего проигрыша? — если честно, не очень хочется, но слишком самодовольно прозвучит, если ответит так — чересчур самоуверенно, даже если правдиво. — ну? — тачку мне свою отдашь, — выдаёт, лыбу противную давя. у серёги на мгновение торкает под рёбрами где-то — слишком долго он эту малышку собирал, чтоб потом какому-то крашенному уебану отдать за просто так. торкает, но не настолько, чтобы отказаться — в себе он уверен, а малышка его точно не подведёт. — идёт, — и коле в спину смотрит, когда тот к своей машине возвращается, руками махая фанатам, словно он уже победил — клоун. а пешков, вдоль тачки проходя, ладонью по чёрному боку скользит, на котором пламя синее разверзлось — единственная аэрография, которая зацепила, — и на водительское сидение усаживается. безпальцовки кожаные натягивает и по рулю любовно скользит руками. — ну что, малышка, откатаем? — и в окно выглядывает, чтобы синди подмигнуть — а то же переживать будет, что он не в духе и всё равно участвует. она кивает в ответ и зовёт кого-то — через зеркало серёга видит того синеволосого, который впервые, кажется, улыбается чуть мягче, прежде чем подойти к ней и рядом встать. руки заламывает неловко, цепь на юбке теребя нервно — переживает за своего папика или что в лапы к другому мужику попадёт? вопрос хороший, но неважный сейчас для серёжи, когда предупредительный гудок раздаётся сквозь музыку приглушённую — пора приготовиться. ремень пристёгивает и машину заводит, показушно мотором ревя — из соперничества элементарного, чтоб колину тачку своей заглушить. и толпа отзывчивая ревёт столь же громко. когда последний гудок раздаётся вместе со взмахом флага, трогается плавно, разгоняясь неспеша, смотря, как оппонента резко вперёд дёргает от линии старта — у серёжи своя тактика. трасса небольшая, метров девятьсот, резкий разворот и обратно — всё по классике. пешков лошадиные силы для разворота бережёт, немного газу прибавляя, чтоб коле в спину дышать, а перед поворотом передачу переключает. разворачивается с лёгкостью, словно машина и грамма не весит — ни секунды лишней не теряет, — и жмёт на педаль газа, не жалея на этот раз. успевает только в зеркале боковом заметить, как коля на повороте мешкается — занесло бедолагу. заминка крошечная — минус первое место, — и даже когда коля почти равняется с пешковым, тот педаль сильнее прожимает, оставшихся лошадей выпуская, чтоб напоследок оторваться и с рёвом финишную черту пересечь под крики громкие. толпа расступается, когда гонщики мотор глушат. но стоит серёже из салона вылезти, как девчонки облепляют со всех сторон, пока парни кричат что-то одобряющее, а пешков усмехается только, высматривая синди в толпе, которая рукой ему машет. и едва шаг навстречу делает, как его за плечо хватают снова, повернуться вынуждая. — ладно, на сегодня он твой, — коля в сторону синеволосого, который жмётся неловко за спиной у синди и глазами асфальт сверлит, кивает, губы в ухмылочке мерзкой кривя. — отвезёшь его потом, куда скажет, — и отваливает обратно к своей тачке. надо же, несильно он о своей пассии заботится — ему, похоже, вообще плевать, что серёжа с этим парнишкой может сделать. но ничего делать он, конечно, не собирается. взгляд глаз болотных ловит, снова чувствуя, как в пустоту его затягивает — синеволосому, кажется, тоже плевать, что с ним будет. рюкзак на плече поправляет только и татьяне улыбается уголком губ, когда та его по спине хлопает ободряюще. — да не съест он тебя, малой! — не съем, не парься, — отзывается пешков, ухмыляясь. — максимум, за бочок кусну — попробовать, — на что парень бровки свои хмурит — почти очаровательно, если бы серёгу заведомо не тошнило от таких, как он. — поехали уже, я щас с голода помру. синеволосый на заднее сидение запрыгивает и, стоит им от толпы отъехать, в рюкзаке начинает копаться. серёжа через зеркало заднего вида смотрит заинтересованно, и тогда пацан глаза на него поднимает. — я тут переоденусь. не смотри только, ладно? — ничего не обещаю, — фыркает пешков, взгляд на дорогу возвращая и слыша чужой облегчённый вздох. но ненароком замечает кожу бледную да рёбра выпирающие, когда вместо топика худак огромный натягивает. а когда юбку снимает, пешков окончательно отворачивается — на такие ноги ему лучше не смотреть, а то встанет ещё. но не удерживается от шпильки: — милые ножки, — на что синеволосый цокает громко, спортивки надевая, и запихивает своё прежнее облачение в рюкзак. — ты же меня трахать не будешь, да? или я зря переодевался? — спрашивает опасливо. боится, что слишком расслабился. — не буду, — в глаза чужие смотрит, пытаясь хоть толику облегчения углядеть, но там по-прежнему прочитать ничего невозможно. — у меня на смазливых мальчиков не встаёт, — врёт внаглую, но не стыдно ему ни капли, потому что на этого смазливого мальчика у него вставать и не должен — как минимум потому, что не его этот мальчик. — как тебя зовут-то хоть? — ваня, — такое нежное имя вообще не вяжется с волосами синими да топиком, пупок оголяющим. хотя в своих шмотках выглядит попроще намного. — я, если что, не всегда одеваюсь, как шлюха. только на сборища ваши, — поясняет зачем-то, взгляд отводя. — сам прикид выбираешь? — смешно, — однако не усмехается даже, ладони в рукава пряча. как будто и так не очевидно, кто ему шмотки подбирает — не зря же у него папик имеется. впрочем, для пешкова совсем не очевидно, потому что сегодня он впервые внимание на ваню обратил — не привык на чужих пассий заглядываться. оказывается, зря — чем дальше, тем любопытнее становится. — курочку любишь? — спрашивает, пересекая черту города и на знакомую улицу выруливая, по памяти помня, где кфс ближайший находится — живот от голода сводит неприятно. — люблю, — в голосе даже заинтересованность проскальзывает — надо же, хоть что-то этого ваню интересует. серёжа замечает почти загоревшееся любопытство, мелькнувшее в болотных глазах, когда останавливается на пустынной парковке — пол двенадцатого ночи как-никак. почти — потому что гаснет в момент, как будто и не было его там. снова безэмоциональным становится, капюшон на голову набрасывая. — да не парься, тут район тихий, никто тебя за волосы крашеные притягивать не будет, — говорит пешков, дверь перед ваней открывая. в помещении тепло и пахнет вкусно — жареной курицей и сырным соусом. живот серёжин громче урчать начинает. в зале только парочка какая-то устроилась в уголке укромном и больше никого. — мы через полчаса закрываемся, — информирует девушка на кассе, а серёга кивает — на пожрать времени хватит. — ты что будешь? — ваня мнётся с минуту, меню осматривая, и просит греческий салат и кофе — серёга глаза только закатывает. — а из нормальной еды? — головой машет, и пряди синие из-под капюшона выбиваются — хочется обратно заправить, но он сам уже с ними возится, снова пряча. пешков заказывает им по большому твистеру, по стакану капучино и салат этот греческий. ваня смотрит недовольно — кажется, глаза его способны только негативные эмоции передавать, — но всё равно жуёт лепёшку несчастную, половину только съедая. — давай сюда, салат свой ешь лучше, — потому что сидит глаза лупит на оставшуюся часть и явно не вдупляет, что с ней вообще делать. зато салатом сразу хрумкать довольно начинает, кофе горячим прихлёбывая. — ну рассказывай, — дожевав, начинает серёжа, — как ты докатился до жизни такой? — а ты? — в ответку кидает, маслину вилкой цепляя и в рот отправляя — движения слишком элегантные, серёга даже залипает малость. — неужели уличные гонки — это верх твоих амбиций? — неужели быть шлюхой какого-то еблана-гонщика — это верх твоих амбиций? — парирует пешков, переводя взгляд на ванино лицо — так безопаснее. а тот плечами жмёт — не задевает вот ни разу. либо слишком сильно задевает, чтоб показать это. — знаешь, — начинает вдруг, пряди синие теребя нервно и вилкой помидорку наколоть пытаясь, — ситуации иногда безвыходные бывают, — и ещё что-то добавить хочет, но язык прикусывает в последний момент, не учитывая, что серёжа уже интересом загорелся. потому что в голове образ той детки в юбочке, которая просто приложением к коле идёт, не стыкуется с этим ваней, в худак закутавшимся, чуть ли не на нос капюшон натянув, и в салате ковыряющемся. пешков в принципе редко с людьми новыми общается — максимум, мимолётные знакомства на тусовках, девчонки фигуристые и мальчишки угловатые, которых в клубе цепляет периодически, да клиенты в сервисе. и никогда эти люди не интересовали его — не было в них какой-то изюминки, за которую зацепиться можно да ковырять усердно, до сути добраться пытаясь. серёже вообще нравится в людях копаться — пытаться понять мотивы чужие. это намного увлекательные, чем с собственной башкой разбираться. а ваня сам удочку закидывает словами неосторожными да действиями — переодеваться-то его никто не заставлял, мог бы и дальше при образе оставаться, вопросов бы лишних не возникло. но почему-то подумал, что можно завесу тайны приоткрыть, можно комфорт для себя построить в серёжиной компании — осознание это приятным осадком под грудью залегло. у серёжи симпатия к этому парню против воли наружу вылезает — слишком простой он на вид, слишком невинный, несмотря на волосы яркие. — почему синий? — само вылетает, когда на улицу вываливаются в ночную прохладу — морозить начинает сразу. вылетает прежде, чем серёжа поймать слова неосторожные успевает — не его это дело, да и какая ему разница. но ваня почему-то снова навстречу идёт, ещё дальше шторку двигая, за которой личность его скрывается. — глубина, — и в глаза смотрит, раздумывая, стоит ли продолжать — потому что сам, кажется, не знает, с чего вдруг разболтался. но серёжа доверие внушает, несмотря на слова свои колкие да взгляды острые — осуждением по коже режут. как будто ване и без того осуждения этого мало. и пешков в ответ бровь приподнимает — слушает. — синий — это цвет моря. и чем глубже я в это всё ввязываюсь, тем темнее оттенок выбираю, — и капюшон скидывает, пряди тёмные ероша. — они почти чёрные, — потому что из синего там отлив только остался — серёга помнит, какой яркой эта макушка была в их прошлую встречу с колей. и сейчас цвет насыщеннее намного, но в то же время темнее. — я в курсе, — потому что нечего ему тут добавить. потому что и так знает прекрасно, что уже по шею во всём этом — тонет, с макушкой под воду уходя временами, захлёбываясь почти, в последний момент вынырнуть успевая. — так до какой там жизни я докатился? — вспоминает серёжа, когда в салон тёплый возвращаются — ваня на спинку кресла облокачивается, глаза чуть прикрывая. — до гонок уличных? — это хобби, — потому что начиналось и правда как хобби, которое наркотиком уже стать успело. стоит ладони на руль положить, сразу спокойно на душе становится — сразу жить хочется и дышать, новую порцию адреналина ловя, когда стрелка на спидометре за двести пятьдесят переваливает. — опасное хобби, — тихо совсем бормочет, к окну отвернувшись. — жизнь вообще опасная штука, — впрочем, ване ли не знать. вряд ли быть рядом с такими ублюдками, как коля, вообще может быть безопасно. от него за версту чем-то нелегальным пасёт — и в прямом, и в переносном смысле. — ты никуда не торопишься? — я вроде как на всю ночь твой, — отзывается, не поворачиваясь даже — только пальцы снова в рукава прячет. — тогда съездим кое-куда, — потому что хочется погулять ещё, пока у них есть время — возможно, самому ване это даже нужнее сейчас.

blackbear — idfc (soft nightcore, reverb)

когда пешков чувствует, что теряется совсем в мыслях, а алкоголь не помогает расслабиться — только хуже делает, — он всегда в одно место ездит. — заброшенный парк? — раздаётся с пассажирского, когда фары вывеску дряхлую освещают. — был тут уже? — в детстве, — расплывчато, но пешков и не требует больших подробностей. серёга сначала думал, что здесь всякие бомжи да наркоманы шататься будут, но, к удивлению, место пустует обычно — возможно, опасаются, что обрушится какая-нибудь конструкция. — ну и что, на колесо обозрения полезем? как в каком-нибудь фильме сопливом? — усмехается ваня. — нет уж, извини, с колей своим полезешь, — потому что, как минимум, опасно, а, как максимум, тупо. да и серёже больше нравится в машинках зависать — жаль, что не работают только. — ты так часто его упоминаешь. завидуешь? — и со словами этими запинается о ветку, ойкая громко. серёжа за плечи ловит по рефлексу больше, чем из желания помочь. да и чего скрывать — жалко эту мордашку будет, если расшибётся. — если ты думаешь, что мне сладких мальчиков не хватает, то ошибаешься, — он, в принципе, редко с мальчиками связывается — почему-то проблем с ними больше, чем с девушками. навыдумывают себе всякого и давай мозги ебать — спасибо, проходили уже, больше не связываемся. серёжа чёрную машинку выбирает, сверху забираясь и, ногами отталкиваясь от земли, пытается её с места сдвинуть — ваня на чужие потуги смотрит скептически. а потом со спины подходит вдруг, просит ноги поднять и в спину его толкает едва ощутимо, чтоб прокатился примерно пару метров, снова останавливаясь — ладонь ледяная даже через комбез плотный касанием укусила. — ты замёрз? — и башкой своей патлатой машет — врёт очевидно, серёжа уже запомнил этот его жест. — сильно? — мычит в ответ, мол, несильно, и снова подходит, за плечи серёжины хватаясь вдруг. — ты чего удумал? — сначала назад его тащит вместе с машинкой, а потом разбегается и от земли отрывается, серёже на спину запрыгивая — машинка по инерции дальше катится с той же скоростью, пока в бортик не врезается со всей дури, а серёжа замирает, звук странный ловя где-то над ухом — ваня, наклонившись, смеётся, сильнее на пешкова наваливаясь и задыхающимся смехом прям в ухо гогочет. — мы и разъебаться могли, — бормочет серёжа, тоже усмехаясь невольно. — могли, — отдышавшись, начинает, — если бы в реальной тачке были, то могли, — и прав он ведь, но серёжа и без сопливых в курсе о всех рисках. он никак иначе свою смерть и не видит — рано или поздно разъебётся на какой-нибудь трассе, вмазанный чувством адреналина и без капли страха в крови. всяко лучше, чем от старости сдохнуть — немощным и больным, к постели прикованным. ваня затихает, но со спины так и не слазит — греется сидит. у серёжи ощущение, что он котёнка с улицы подобрал — накормил, напоил, пригрел. но от того горше в горле становится — ваня, кажется, к любой руке ластиться готов, которая погладить тянется, а не ударить. — часто тебя так на спор ставят? — само слетает с языка, но спросить он должен. знает, что не понравится ему ответ, но узнать всё равно хочет. — было уже дело, — и грудью к спине теснее жмётся. — но пусть меня лучше тебе проигрывать будут — так мне больше нравится, — почти шёпотом откровение вырывается, а у серёжи под рёбрами болит — за пацана этого болит, хоть и не знает его совсем, всё равно болит. хочется ещё что-то узнать, но не может он откровенностью чужой пользоваться — почему-то именно сейчас не может. — ещё покатаемся? — как хочешь, — дыханием затылок щекочет — серёга осознает вдруг, как тесно ваня к нему прижался. стоит только в голове поселиться мысли о том, как это приятно — не только в постели тепло чужое ощущать, — ваня отстраняется тут же, вставая, и снова разгон берёт. у серёжи глаза от усталости слипаются, но он думает, что готов всю ночь этой хуйнёй страдать, если ваня так искренне смеяться будет каждый раз, когда машинка о бортик ударяется. но всё хорошее рано или поздно заканчивается — в реальность вернуться приходится. — куда тебя отвезти? — и навигатор протягивает, чтоб ваня адрес вбил. а тот глаза свои поднимает на серёжу и смотрит внимательно так — мурашки по загривку бегут. словно до последнего сомневался, что ничего у них не будет — в глазах болотных сомнения плавают, только сейчас развеиваться начиная. телефон возвращает — ехать минут двадцать. когда трогаются, ваня голос подаёт: — ты же знаешь, что он реванша потребует? — знает, конечно — это же коля. странно будет, если не потребует. — значит, я ещё раз его обгоню, — потому что других вариантов быть не может — у серёжи всё просто. — только теперь что-то посущественнее проси за победу, ладно? — ладно, — отзывается, замолкая на повороте. краем глаза видит, как ваня вздрагивает самую малость, но вида не подаёт. — попрошу вместо ночи целый день с тобой провести. такое пойдёт, как думаешь? — а ваня молчит, потому что голос улыбку растянувшуюся выдаст. но пешков и так в свете фонарей, улицу освещающих, ловит улыбку чужую, когда в боковое зеркало взгляд бросает. на оставшееся время серёжа врубает радио, чтоб тишина облаком не нависала над ними. ваня походу тоже устал — к окну приваливается и засыпает почти сразу, музыкой спокойной убаюканный. приходится за плечо его потрясти, когда пешков у нужного подъезда тормозит. ваня в самом обычном районе живёт — ничего примечательного, и невольно прокрадывается мысль, почему его коля куда-нибудь не пристроил. райончик спокойный, конечно, но ваня со своими синими волосами слишком выделяется. впрочем, теперь понятно, почему он выбирает тёмную одежду оверсайз — в другой тут попросту опасно ходить. — увидимся? — как-то машинально вырывается, но ваня смотрит спокойно, плечами пожимая. — скорее всего, — однако оба понимают, что это не то совсем будет. так, как сегодня, они уже маловероятно увидятся — ваня всё ещё коле принадлежит, а серёжа будет и дальше жить как раньше. уверен, что забудет это всё, как приятный сон, который на душе бальзамом разлился, и даже смутные воспоминания о нём настроение поднимают. поэтому улыбается только ване, взглядом за спиной удаляющейся наблюдая — горбится, чтоб меньше визуально казаться. и когда дверь подъездная за ним закрывается, из двора чужого выезжает, оставляя после себя только отзвук мотора ревущего, тишину ночную разрывающий.