Эффект Правды

      Камико Миямото была счастливым ребёнком, чей мир был наполнен ярким теплым светом и улыбками родной бабушки. Маленький уютный дом, солнце над головой и тьма в далёком прошлом. Все это было частью её жизни. Она любила запах домашней еды, который давал ей этот мир, заканчивающийся стенами и маленьким двором у океана, в городе Манадзуру, недалеко от Токио. Она охраняла и лелеяла его в своем сердце, ведь он был прекрасен в своей ограниченности. Он был прекрасен во всем этом мягком свете детства.       Камико не похожа на мать, Ран Миямото, от слова «совсем»: тощие ручки и ножки, бледное лицо с тонкими аристократическими линиями, явно принадлежащие неизвестному отцу с европейскими корнями, блеклые серо-голубые глаза и черные материнские волосы. Ран возненавидела её с момента осознания беременности, но бабушка не позволила сделать дочери аборт и забрала девочку под свою опеку сразу после рождения...       Пожилая женщина многому научила Камико, находя время на неё даже в самый загруженный рабочий день, а школа подарила ей ещё больше новых эмоций, событий и, конечно, друзей. Но больше всего девочка любила читать, ведь это открывало тысячу дверей в другие миры, поэтому она часто сидела за книгами, предпочитая их играм на улице.       Девочка росла очень любопытной, медленно впитывая в себя знания.       Единственное, что пугало её — уродливые чудовища с человеческими конечностями повсюду... Невидимые для обычных людей монстры, о которых бабушка строго-настрого наказала молчать и не говорить никому. Камико и не говорила: сама понимала, что это не входит в понимание «нормального».       Но они не трогали их семью. Миямото чувствовала их страх перед чем-то внутри неё и пользовалась этим, избегая опасности. Только вот... Её бабушка не видела чудищ, а Камико — видела, поэтому часто ловила на себе огорчённые взгляды в спину от единственного родного человека. И все же в больницу для душевнобольных почему-то её не вели.       Загораясь любопытством и желанием понять, что же с ней не так и кто такие эти чудища, Камико все чаще подмечала, что мелкие особи этих существ паразитировали на людях, высасывая из них негативные эмоции. В редких случаях это были совсем неплохие чувства, а любовь и счастье, что делало неказистых уродцев совсем уж мерзкими в глазах девочки. Она смотрела на них и часто думала, что монстры — это такое сосредоточения всего отвратительного в людях, сама суть человеческого зла, которая обрела физическую форму.       Всему пришел конец, когда ограниченный забором мир рухнул.       Когда Камико исполнилось шесть, её родная бабушка умерла, поэтому позаботиться о девочке больше никто не мог, кроме законного опекуна... Ран Миямото. Она неведомым образом забрала из школы все документы Камико и увезла девочку в неизвестном никому направлении, оставив ответственных за соблюдение прав ребенка в полном неведение и недоумении. В Японии было незаконным лишать детей образования и переводить на домашнее обучение, лишая ребёнка возможности социализироваться... Девочку и её мать начали искать, но едва ли успешно.       Жизнь девочки оказалась в руках женщины, раздвигающей ноги перед всеми желающими за деньги и наркоту. Таким же способом появилась и она. Ублюдок семейства Миямото и мать, которая ненавидит собственное нагулянное дитя.       Теперь все, что оставалось в её мире от прошлого счастья — серебряное почерневшее кольцо, которое девочка когда-то нашла с бабушкой на чердаке... Камико спрятала украшение в трещине между шкафом и полкой, где теперь был её «дом», чтобы мать не нашла и не заложила её единственную драгоценность и память о настоящей семье.       Камико голодала днями, сидя в шкафу, где её запирали. Она замыкалась в себе, но ещё держалась за осколки воспоминаний о доме и бабушке, ставшими непонятно чем... Её мир будто сошел с ума, потеряв все ориентиры и краски. Но в столь ужасающих условиях существования она поняла, что вспоминает свою другую жизнь, нет, прошлые жизни...       Ребёнку казалось, что это были её (только её!) воспоминания и никого больше! Столь глубокие видения с реальными чувствами просто не могли не быть её... Находясь на грани помешательства, она не поняла, когда эти не-еë-воспоминания начали вытеснять маленькую-её, замещая сознание чём-то искажённым, больным, безумным и...       Одиноким.       Временами в Камико почти не оставалось человеческих чувств, но даже так девочка находила в себе силы сопротивляться, цепляясь за неясные картинки прошлого с бабушкой и калейдоскоп воспоминаний о других свободных мирах. Она зависимо пересматривала и повторяла их, точно заучивая, и надеялась на чудо... Которое никто не мог сотворить для неё.       Через несколько месяцев такой жизни на место рациональных доводов пришло животное желание выжить любой ценой: выбраться, поесть и обрести безопасность. Камико теряла человечность... Каждый раз, когда мать оказывалась в её поле зрения, она хотела напасть, чтобы выбраться из шкафа и вздохнуть полной грудью добытую свободу, но от нападения на эту сумасшедшую всегда что-то останавливало.       И это был её взгляд.       Взгляд.       Глаза в глаза.       Отвращение, пренебрежение, ярость.       Все это принадлежало человеку, давшему ей жизнь.       Девочка замирала перед матерью, как мышь перед удавом, когда оглушающее понимание собственной незначимости било сознание сильнее настоящих ударов: она была никому не нужна; в мире больше не было места куда бы она могла вернуться; её никто больше не ждал.       Камико ненавидела свою способность видеть людей насквозь: поверхностные чувства, вибрации голоса и даже лёгкие движения мышц... Когда она начала по-настоящему понимать людей и их мимику, она осознала, что, в большинстве своем, люди не так добры и милы к ней, как ей казалось... Она уже потеряла надежду и веру в себя и видела только зло в других: зло в улыбке, зло в движениях, зло в голосе и море силы, вырывающейся из тела матери. Своей злобой она создавала этих чудищ. Этих пугающих существ, что облепили её «логово» в шкафу... Ей некуда было бежать.       Сила внутри девочки ровными потоками сдавливала органы, не выплескиваясь за грани тела. Сдерживаясь. У этой женщины такого не было: её «сила» вырывалась в мир резко, с пламенными чувствами и тихой ненавистью. Это привлекало невидимых монстров, поэтому в самые страшные дни девочка забивалась в шкаф как можно глубже и боялась того, что могло произойти дальше. Она еще не знала, что это был самый обычный инстинкт магов...       «И что в ней нашла эта старуха?» — часто звучало из уст Ран, но Камико не понимала ничего, что та пыталась до неё донести.       Воспоминания прошлых жизней медленно уничтожали маленькую девочку, заменяя её на более взрослую версию, но этого было мало, чтобы она могла вырваться из порочного круга зависимости и непонимания происходящего. Будто в её памяти чего-то не хватало, чтобы, наконец, покинуть систему из боли и пренебрежения. Ощущения себя как отдельной личности — необходимая деталь, крупный кусочек целого, не хватающий Миямото... Это продлевало мучительную жизнь.       Мать перестала быть человеком в глазах дочери давно, но сбежать из этого Ада не было никакой возможности: дверь в шкаф и на улицу запиралась, а все, кто мог помочь ребёнку — клиенты этой женщины, которые все чаще предпочитали видеть Камико во время их соития.       Но попытки побега были. И надежды каждый раз разбивались в прах, когда Ран Миямото находила свою дочь вне шкафа и разрешала очередному клиенту провести вечер с ребёнком в наказание. А когда Камико не делала того, что ей говорили, она получала порцию ударов и дни голода. Но разве этого было мало?       Мужчины обычно быстро останавливались и уходили, когда заканчивали с ней, им надоедало тело Камико... Её пустые глаза и холодное синюшное тело мало располагали к возбуждению, но находились и любители такого. Тогда девочка вновь оказывалась в шкафу наедине с чудовищами и болью в животе.       Тьма медленно начала наполнять не только шкаф, но и саму Камико. Особенно когда мать за тонкой стенкой мебели стонала во все горло слишком громко, или когда очередной хахаль этой женщины заставлял смотреть девочку на то, как стонет под ним эта женщина. Многие пытались добраться до неё, но мать никогда не продавала тело дочери по низкой цене. Только истинным ценителям.       Камико не тошнило, потому что она видела, как других людей ели заживо, перекусывая пополам, разрывая и отрывая конечности. Мир может быть ещё беспощадней... Прошлая жизнь была явно отвратительнее, чем эта, и все же Камико было страшнее, когда её игнорировали и не замечали.       Вакуум безразличия и пустоты.       Стать ничем для других.       Пустота поглощала её...       Так месяца с похорон бабушки превратились в целый год.       Камико хотелось прекратить это все. Прекратить видеть сквозь предметы, прекратить слышать очередную похабщину за шкафом, прекратить чувствовать подбирающихся к телу чудищ с выпученными глазами и вздутыми телами. Мерзость отражалась в её глазах в деталях: как пёс перегрызает глотку соседскому коту прямо за забором; как она кривит лицо в очередной раз, увидев оголодавшую дочь; как страшно морщинки расходятся по красному лицу мужчин за деревянной стеной, а внутри них клубится тьма, выплескивающаяся наружу в неконтролируемом потоке гнева из-за отсутствия дозы.       У неё не было ничего, что могло бы дать надежду. Ничего, что дало бы ей силы сбежать. Только мутные приемы борьбы и уроки жизни, которые трудно было совместить с истощённым телом и разбитым разумом.       Ей не нравилась цифра семь, как и годовое отсутствие бабушки рядом. Но Камико семь лет, и она все чаще задумывается о том, как оказалась здесь.       Смерть пришла к ним в дом рано, потому что любимая бабушка была слишком доброй, слишком любящей свою испорченную дочь родительницей. Пожилая женщина отдавала все свои деньги с пенсии младшему ребёнку и работала не покладая рук в магазине уборщицей, чтобы получить хоть какие-то гроши на воспитание нагулянной Ран Камико.       Она считала, что чем-то провинилась перед Ран, поэтому она такая ужасная... Будто это была её... Вина. К старости она всегда заставляет людей совершать необдуманные поступки, верно?       Бабушка не давала любви своему старшему сыну, считая, что у него все есть. Он ведь достиг огромных высот в жизни! Только семьи-то у него не было, только дыра на сердце и боль от недостатка родительской любви.       Камико помнила, как дядя сжимал кулаки, когда навещал ещё живую бабушку и видел, что у той опять нет денег, потому что — будь проклята — его младшая сестра, Ран, опять забрала все её сбережения. Она видела, как сердце дяди заходилось в обидной ярости, а жуткая тварь на его груди глумливо хихикала. Он хмурился, а боль все усиливалась, тогда дядя обязательно думал вслух, что нужно обратиться к врачу. Бабушка ничего не говорила, а склизкое чудовище теснее прижималось к нему, хвостом обвивая шею мужчины.       Камико просто смотрела и молчала.       Она помнила какие взгляды он кидал на них. К собственной матери — сожаление и злость, к Камико — смятение и робкое принятие. Только оно не помогло девочке сбежать из нынешнего Ада к дяде под бок. Ей уже ничто не поможет, кроме смерти матери и своей собственной кончины.       Когда твой мир ограничен пространством вытянутой руки, хочется все уничтожить, прекратить чувствовать то, что ты чувствуешь. Но Камико не решается ни на что, потому что ей больно и выхода в угловатом пространстве нет. Если бы кто-то дёрнул за ручку и открыл бы её... Может быть... Она бы что-то сделала?       Камико Миямото не знает, что будет после того, как она сбежит, да и куда... Если отвратительное существование в коробке — всё, что она знает о мире, то возможно и этот мир такой? Но мир больше! Шире! Соседская девочка из дома напротив улыбается новой кошке... Семья любит её и хранит от всех бед. Только это «другой» мир, который уже никогда не примет её изувеченную и сломленую.       Лучше бы она не понимала, что жизнь может быть лучше.       А чудовища вокруг все прибывают и прибывают, облепляя тесный шкаф со всех сторон. Они ещё не прикасались к Камико, питаясь чувствами её матери и её клиентов, но она видела и чувствовала, что они становятся все сильнее, поэтому скоро их жертвой станет уже она сама. Хотелось кричать и плакать, но за каждым воплем отчаяния следовала боль, поэтому Камико роняла слезы беззвучно и тихо, чтобы никто не услышал и не дай, Ками, увидел.       В седьмой день рождения ей не повезло.       За шкафом раздались голоса: мягкий женский и грубый мужской. Девочка видела его: постоянный клиент, который любил смотреть на Камико, когда брал её мать. Пару раз он и её зажимал, пытаясь принудить девочку, но у того ничего не выходило из-за слишком большого размера члена и протеста матери из-за низкой цены.       Мерзость.       Дверь её мира отворилась, показывая покрасневшие от слез лицо двум взрослым.       Маленькое тело не дрожит, оно застывает.       Свет на секунду слепит её, но глаза девочки как всегда быстро адаптировались к изменениям. Чужие руки грубо выдернули не сопротивляющуюся маленькую тушку из темноты. И тут Камико поняла, что этот раз был совершенно другим. Мать была одета, в отличие от её клиента, который сразу начал распускать руки в сторону девочки и что-то невнятно говорить на счёт того, чтобы она слушалась его и что, мол, больно совсем не будет.       Тошнота подошла к горлу резко и обыденно. Кожа, где касались руки мужчины, казалось отмирала и начинала заживо гнить.       Липко.       Невыносимая необходимость высвободиться из потных рук породила жёсткое сопротивление со стороны Камико. Боль и отвращение больше не могло держаться внутри, но жёсткое и ограниченное чувство безысходности, невозможности вырваться, давило лучше взгляда Ран Миямото.       Было удушающе страшно. Хотелось застыть, но больше не было желания только смотреть.       Камико пронзительно закричала, когда губы и язык мужчины начали лобызать кожу на шее, медленно спускаясь ниже и ниже к животу. И тут ее горло в судороге ужаса захрипело, когда шею сжали мужские руки, призывая её заткнуться. Ладони девочки слабо упирались в голые плечи насильника, но сопротивление сходило на нет. Его лицо скривилось в отвращении.       Больно.       За безумный укус девочка получила удар. Голова закружилась.       Ран безразлично отошла к окну, туша в стакане сигарету.       Камико ещё раз затошнило, и на этот раз ей не удалось сдерживать рвотный позыв, вывалив желчное содержимое на себя и насильника. Воздуха не хватало. Клиент остановил свои ладони, скривился и кинул лёгкое тело на кровать, разворачивая к себе спиной. Ему было плевать на рвоту. Да и вообще на всё.       Раньше… Он только просил трогать его…       Девочка ослепла от слез, но её глаза не давали и шанса перестать осознавать, что сейчас произойдёт: морщинистое лицо в родинках, тучное тело, нависающее сверху, мощные и мозолистые руки на её ногах.       Вот бы ослепнуть. Не смотреть. Не быть. Не чувствовать.       Мимо окна пролетели вороные птицы. Твари вокруг хихикали.       Гул в голове нарастал.       Горькая субстанция на языке отрезвляла, а сброшенные в пропасть безразличия мольбы исчезли из головы с простым пониманием: не поможет.       Как же голова болит-то.       Это бесполезно.       Не двигайся.       Может все прекратиться и так?       Как всегда?       Глаза из блеклой поволоки серости стали преображаться в мутное стекло: Камико увидела слепящие далёкие звёзды, безумные черные образы каркающих птиц за окном, множество точек сходящихся в одной линии к телам людей и к ней самой. Она будто резко проснулась в осознании чего-то действительно важного, цельного и ясного.       Теперь ей стало понятно абсолютно все.       Причины, из-за которых она оказалась здесь.       И все последствия, вытекающие из принятых кем-то решений, в том числе, и её.       Странные линии, которых никто больше не видел, брали свое начало из тел чудовищ и сходились на Ран Миямото и мужчине над самой Камико.       Чудища — сосуды энергии, как и сама Камико, а линии — это проводники энергии до конечной цели. А что если дернуть их? [Нет] Тронуть пальцем и пустить импульс для изменения? [Да] Задать меняемое условие? [Да]       [Условия не соблюдены]       Неважно.       Последовала незамедлительная реакция.       Тело ребёнка неестественно выгнулось, а тьма внутри забурлила в бурном потоке. Она вырвалась и пустилась вскачь по невидимым линиям из тела девочки до проклятий вокруг и обратно в нее, наполняя тело ребёнка ненормальным количеством энергии. И тут... Проклятая энергия вошла сплошным потоком в людей.       Тело Камико разом будто прошло через мясорубку. Губы беззвучно прошептали какой-то несвязный бред, а пальцы сжали грязную простынь. Клиент матери над ней что-то сказал, касаясь побелевших на мгновение волос девочки, и сразу отшатнулся, когда эта белизна захватила всю длину её волос.       Сегодня был седьмой день рождения Камико Миямото и он стал одним из самых значимых дней в её жизни, когда все сменило свои полярности: её воспоминания пробудились и сняли ограничения с проклятой энергии, что дало девочке возможность использовать врождённую технику в полной мере, но лишь на краткий миг.       Старшая Миямото в тревоге обернулась к дочери, не заметив, как из окна на неё смотрела обезображенная морда духа третьего ранга. Кривой оскал окончательно уничтожил все человеческие черты его лица, когда он потянулся к женщине.       А потом был свет и кровь повсюду.