And you got me like, oh

- Ты гребаная крыса, - Курапика прижимает пистолет к большому лбу Тонпы, глядя на то, как грязные зеленые глаза мужчины расширяются в ужасе. Как он и планировал. - Курапика, - пытается он, голос едва слышен даже в гробовой тишине пустого здания, - П-пожалуйста. - Вон, - приказывает Курапика, напрягая мышцы предплечья, так, что пистолет дрожит в его ладони. Он не лучший актер, но это достаточно убедительно, чтобы заставить мужчину уйти. Жизнь это жизнь, даже если конкретно эта не стоит ни пенни, - Сейчас же. Лихорадочно сверкающие глаза Тонпы прикованы к стволу, а Курапика борется с непреодолимым желанием нетерпеливо закатить глаза. Его челка прилипла к вспотевшему лбу, и он отчаянно хочет смахнуть ее с глаз. Курапика рассеянно обещает себе постричься, если он выживет. - Сейчас же, - рявкает он, и Тонпа наконец подчиняется с визгом, почти спотыкаясь об собственные ноги, как только он отрывает взгляд от пистолета и поворачивается, чтобы побежать в направлении выхода. Курапика сгибает свои руки в локтях, делая глубокий вдох. Он знает, что этот ублюдок - самая слабая цель из всех, не для устранения, а только для саботажа, и то, что он сломается – это только дело времени; и Курапика просчитал все идеально: оставшаяся часть его команды залегла в милях отсюда, совершенно не подозревая о том положении, в которое Курапика решил себя поставить. Участие Тонпы - это просто неизбежная мелочь, которую пришлось терпеть, чтобы убрать себя из-под его подозрения, и теперь его тоже нет. Все в безопасности, по крайней мере, на сегодняшнюю ночь. За исключением его самого. Но Курапика даже не помнит, когда в последний раз считал себя человеком. Его глаза уже привыкли к темноте, и он начинает двигаться по направлению к самому темному участку, удобно вписанному в стены конца коридора. Подходя, Курапика в мыслях воссоздает аксонометрическую проекцию здания, понимая, что она, скорее всего, приведет его на кухни и затем в главный конференц-зал. Он большой и симметричный, даже если банда Зазан выбрала другое место, чтобы переждать, эхо, в конце концов, приведет его в нужные комнаты. Они сломали слишком много стен, создавая легкодоступный лабиринт, чтобы максимально себя обезопасить. Остатки кухонь слишком темные, и Курапике приходится подождать несколько мгновений, чтобы рассмотреть, по крайней мере, силуэт. Он в плохом, очень плохом положении, но записи, которые он ведет, скорее всего, будут полезны, если он, в конце концов, столкнется с кем-то из банды. Он мастер грязных разговоров, особенно с криминальными элементами. Он хорош в том, чтобы заставлять их говорить, даже если все, чего они хотят - это дырка от пули в его горле. Аккуратно избегая издавания звуков, Курапика находит дверь. Она ведет его в коридор, воздух внутри которого затхлый и воняющий мертвыми крысами и бродячими собаками, тела которых сейчас пожирают черви. Зазан смехотворно амбициозный и отвратительно посредственный лидер, не может быть, чтобы она выбрала другое место в качестве укрытия. Другая дверь, эта ведет в секцию балконов над амфитеатром. Курапика облизывает губы, убирает волосы в сороковой раз за пять минут и делает шаг внутрь. Это темное место, но тихое из-за небольшого пространства. Вот почему не так сложно обнаружить чье-то дыхание. Курапика выпрямляет свои руки и, хмурясь, моргает несколько раз. Дыхание приглушенное, возможно, из-за ткани. Или маски. - Учитывая, что ты здесь один, - голос, едва ли громче шепота, раздается в нескольких метрах от него, - я бы не хотел делать глупостей. - Ты не человек Зазан. - Как наблюдательно, - он хмурится, чтобы в ответ получить темную ухмылку. - Просто проясняю. Курапика слышит что-то другое, перед тем, как голос обрывается, немедленно подается вперед и толкает своего невидимого компаньона вниз, так, что они оба падают на землю, покрытую толстым слоем пыли и грязи. Он почти что не удивлен услышать, как его собственная плоть рвется под жестким давлением пули, немного ниже сустава, который соединяет руку с телом. Счастливчик. Мог бы остаться без руки. На несколько секунд все, что он видит – белизна, и не из-за выстрела. Боль живая, она крадет всю концентрацию, она жадная и продолжительная, маниакально посылая шоковые импульсы в каждую мышцу под его кожей, но Курапика ожидал худшего. Он сжимает зубы и выдыхает, пытаясь сфокусироваться на звуках вокруг него. Отвлечение – это тоже лекарство. Затем он передвигается и стреляет четырежды, с каждым выстрелом немного увеличивая угол. Чье-то тело падает вниз, звук очень живой и поэтичный в темноте, которая все еще поглощает его полностью, зудит на его коже. За ней следуют отвратительные булькающие звуки, но Курапика фокусируется на собственном дыхании, пытаясь успокоиться. Ебаный ублюдок. - Чувак, тебя подстрелили? О, да. - Нормально, - выдавливает он из себя, голос плоский, но все, что он слышит - это рев крови в своих ушах. И выстрелы. Курапика пытается подняться, но его ноги отказываются слушаться. Падение ранит его больше, чем пуля, все еще покоящаяся глубоко в его плоти. Перед его рубашки мокрый, и пока рана жжется горячее сахарского солнца, дрожь прошибает позвоночник Курапики. Легко представить, что это мягкое прикосновение его Смерти, викторианские поэты очень любят именно этот поворот перед отправлением своих цветущих лидеров в могилу. Он не уверен, но здесь есть кто-то, кто что-то ему говорит, лицо находится близко к его собственному, он не видит этого, но чувствует. Курапика вскрикивает, когда кто-то касается его раненой руки. Он никогда не был хорош в принятии боли, даже если он думал о чем-то другом. Последняя вещь, которую он замечает – это прикосновение холодных пальцев к его горящему предплечью. *** - С какой милой крошкой ты подружился, Фейтан. Голос незнакомый, и хотя да, спасибо большое, как будто Курапике до этого никогда не говорили, что он низкий, слова не звучат, как издевка. Как бы там ни было, они звучат… Тепло? Курапика хмурится, абсолютно нежелательная вибрация проходится по его коже. Никто не говорит с ним тепло, что за- Затем он вспоминает склад. Он резко открывает глаза, пытаясь сесть, но на его груди лежит сильная рука, прижимая его к какой-то горизонтальной поверхности, на которой он лежит. Курапика не может не надуться, его голова все еще кружится, а зрение нечетко, как если бы он надел чьи-то чужие очки. Он должен взять себя в руки, он, возможно, сейчас умрет к хуям. - Чщщ, милашка, еще несколько минут, и ты вырубишься. Курапика еще раз моргает и слегка поворачивает голову. Сзади на него смотрит пара очень темных, очень красивых глаз на таком же красивом лице, и Курапика напрягается еще больше, потому что - что за хуйня, он, должно быть, под кайфом, если позволяет своим мыслям течь в подобных направлениях. Он сжимает зубы и пытается выйти из транса, его взгляд сверлит лицо мужчины, которое сейчас переключается с вежливого спокойствия на легкое беспокойство. - Что, до сих пор больно? Его кожа бледная, почти прозрачная как воск, возможно, из-за холодного резкого освещения комнаты, которая, несмотря на свою уродливость, не может испортить изысканные черты лица мужчины - длинный узкий нос, бледные губы, нижняя немного пухлее верхней, природой изогнутая в экспрессивную линию, массивный подбородок, ведущий прямо к острым скулам, но его щеки изящно вырезаны, края выступающие, закругленные неуверенными руками бога, чтобы придать впечатление нежности, даже на таком привлекательном лице. Хотя Курапика думает, что глаза мужчины – это то, что выделяется больше всего – не черные, но очень темно-серые, как природный уголь, который академисты используют в своих эскизах обнаженных тел, бездна, тревожно пустая, с бесконечным потоком мыслей и эмоций. И татуировка. Пауки. Татуировки в виде креста между бровями мужчины достаточно, чтобы идентифицировать его. Странно, думает Курапика, он подозрительно спокойный, ему всего лишь немного за двадцать, но он совсем не выглядит, как преступник. Удивительно успешный, разыскиваемый преступник, лидер самой пугающей организации здесь. Труппы теней. Курапика, должно быть, смотрит слишком бесстыдно, потому что мужчина поднимает свои темные брови и усмехается. - Мы сделали тебе местную анестезию, чтобы вытащить пулю, она находилась глубоко в твоем плече. Мачи заканчивает зашивать тебя, пока мы разговариваем. Рука возвращается на его грудь еще перед тем, как он решает двинуться снова. Курапика хмурится и отрывает свой взгляд от мужчины, чтобы увидеть других двух незнакомцев по другую сторону от него. Это девушка, розововолосая и краснощекая, брови хмурятся и плечи напрягаются, когда она видит рану Курапики, и другой мужчина, низкий, с банданой, прикрывающей его рот и нос, наблюдает за ним из-под длинной темной челки внимательным прищуром. Курапика сглатывает и пытается прочистить горло. - Что случилось? - Ты толкнул меня вниз и был подстрелен одним из людей Зазан, - объясняет человек в маске, его голос от природы тихий, хриплый и с акцентом, и Курапика осознает, что он был тем невидимым компаньоном в темноте фойе. - Рана не очень опасная, но человек стрелял с достаточно короткой дистанции, поэтому пуля вошла достаточно глубоко, - говорит женщина со взглядом, прикованным к коже Курапики. Ее голос глубокий, твердый, как ее маленькие пальцы, - И крови не много потерял. Ты будешь в порядке. - Спасибо. Девушка - Мачи – кивает, низкий мужчина не отводит глаза от Курапики. Его злит, что он теперь перед кем-то в долгу, и это можно понять. Преступники обычно не делают так, но Курапике, должно быть, очень повезло. Его труп мог бы гнить сейчас, забытый на грязном полу, утопленный в собственной крови. С мягким звуком, Мачи обрезает шов и встает. - Данчо, - она опять кивает и оборачивается, чтобы посмотреть на мужчину с татуировкой. Он тоже смотрит на него со спокойной улыбкой в уголках губ. Дверь закрывается и рука, о которой Курапика забыл, исчезает с его груди. Он непроизвольно вздрагивает, заставляя мужчину снова усмехнуться. - Вот, - он прикладывает стакан с водой к губам Курапики, та же рука, которой он удерживал его, сейчас мягко придерживает его голову. Курапика пьет, с болью осознавая, что это не просто вода. Он невероятно глуп для федерального детектива. Он винит в этом анестезию. - Что случилось с Зазан? – спрашивает он, допивая жидкость. Мужчина ставит пустой стакан на стол и смотрит на часы. - Она мертва, - отвечает он как бы невзначай, пока Курапика изучает его лицо, - Почему ты был один? - Извини? - В подобные места не стоит ходить без команды, - объясняет он, наблюдая за тем, как Курапика смотрит на него. Жалко, что он хладнокровный убийца. За это лицо можно умереть. Курапика в мыслях протыкает себе глаз ножом. - У меня были… причины, - становится тяжело говорить, но Курапика сосредотачивается на лице мужчины, чтобы оставаться в сознании как можно дольше. - Твоя самоотверженность это что-то, чем стоит восхищаться, не так ли? – тихо говорит он, и есть тепло в его низком голосе, в котором абсолютно нет необходимости, учитывая обстоятельства, - Спасибо, что помог Фейтану. Курапика кивает, дыша тяжелее. В его волосах рука, но он не уверен, появилась она только сейчас или была там все это время. - Не сопротивляйся этому, милый. Тебе надо отдохнуть. Он бы сделал все, что угодно, лишь бы его называли по имени, все, что угодно, лишь бы вернуть себе свое ебаное достоинство, но он не может. Ебаный в рот. Эти глаза никогда не покинут его сознание, большие и круглые, с тяжелыми веками и темными закрученными ресницами. Как только Курапика думает, что поймал вспышку света в темных радужках, новый взгляд доказывает ему обратное. Он хочет забраться внутрь этих глаз, чтобы найти путь в космической бездне, чтобы решить уравнение, чтобы увидеть внешний мир отсюда. Он хочет купаться в холодной тишине, чтобы задержать свое дыхание и увидеть, насколько долго он продержится. - Было приятно встретиться с тобой, мистер Курута, - он слышит голос снова, не думая ни о чем, кроме глаз. Курапика молится, что он случайно не сказал то же самое в ответ, когда слышит тихий мелодичный смех, окончательно сдаваясь и закрывая собственные глаза.