Paradise

*Гудок* *Гудок* *Гудок* … — Алло, Вениамин? Это Артур. — … … — Доброй ночи, господин Шестоковский. Чем обязан в такой поздний час? — … … — Хочу вас обрадовать. Время пришло. — … … — … — … … — Она здесь? — … … — Да, наши часовые засекли ее. Она направляется в Москву. С ней два пацана, приказ их не трогать — … … — Чей приказ, малой? *смешок* — … … — Вышестоящих лиц. — … … — В Москве только одно вышестоящее лицо и это я. — … … — Огнева с вами не согласиться. *смешок* Да и Астрагор тоже. Не забывайте с чей руки вы едите. — … … — А ты, пацан, не указывай мне что делать! — … … — Давайте не будем создавать конфликт. Ваша цель совпадает с нашей, и разногласия тут ни к чему. — … … — … — … … — Вам она нужна мертвой? — … … — Улавливаете ход мыслей. — … … — … — … … — Она уничтожит меня, если все сорвётся. — … … — Так сделайте так, чтобы ничего не сорвалось. В противном случае вы под нашей защитой. — … … — За меня не беспокойтесь. Позаботьтесь о моей семье. Я хочу, чтобы она не смогла их достать. — … … — Неприменно. Наши люди будут ждать их через час возле ворот вашего дома. Не облажайтесь. Конец связи. — … *Гудок*

Крыши манили запахом дождя, который вот-вот должен был разразиться и залить пустынные ночные улицы, утопив фонари города в лужах. Фэш смущённо, но уже не так растерянно улыбался, когда голова обеспокоенного Ника показалась из-за цветных полосок стен наверху: — Вы чего тут кричали? Случилось что? Василиса поймала осипший взгляд Драгоция, и с готовностью взяла слово на себя. — Ничего особенного, Ник. Мы немножко… Повздорили, но уже все выяснили. — Значит Фэш возвращается?! — глаза блондина загорелись, буквально воспламенились, Огнева слегка придушила свое эгоистичное желание соврать. На душе завелись кошки, которые своими когтями полоснули ей пол души и немного голосовых связок заодно. Драгоций сконфузился, совсем чуть-чуть придвинулся ближе к другу и тихо, доверительно сообщил то, от чего улыбка Ника мгновенно слетела с его веснушчатого лица: — Слушай, Ник… Я… Пока не решил. Василиса сказала мне, что сможет меня устроить, так что… Я пока не уверен, чего я хочу. Пойми пожалуйста. Я очень не хочу бросать вас, но… Я не хочу больше встречаться со своим дядей, — Василиса пораженно стоит в стороне, ее сердце начинает отчего-то биться силой при виде этого мнительного, нервничающего Фэша. Что-то прошедшее, уплывшее давно от них проскочило в этот миг. — Фэш, но как же… Как же… — Ник, — Кололева сжимает своих собственных кошек-душегубов и запихивает их в переноски, подальше от своей реальности. Голос спокоен, стойкий, но с каким-то отрывом на недавний инцидент с черными тварями. — Мы уже это обсуждали. И мы договорились, что я могу поговорить с ним. Но это выбор его, понимаешь, не наш, а его. И если он захочет сбежать, твой долг только предоставить ему шалаш посреди леса, где его никто не найдет под чужим именем. Это ясно? Лазарев не хочет утихомирить свой язык, открывает рот, но тут же закрывает под уже раздраженный взгляд подруги. — Это ясно?! Мальчишка хмурит брови, борется сам с собой, но все же в конце обречённо кивает, принимая в себе эту сторону конфликта. — Вот и ладненько, — с воодушевлением хлопнула в ладони рыжеволосая, улыбаясь шире. И Фэшу почему-то кажется, что эта улыбка какая-то дежурная, деловая, но не искренняя. — В таком случае, все довольны, пока Фэш подумает над своим решением, сгоняем в город. Устрою вам экскурсию, — глаза часодеев занялись нехилым интересом. — Пошлите. — А на крыльях не быстрее, темнота? — ехидно подтрунивает Драгоций, который был уже на низком старте, чтобы рвануть в самый центр мегаполиса без оглядки. — У нас вообще-то Ник ещё есть, мой дорогой. К тому же… Три, две, одна… — Огнева со смехом начала отсчёт под ошарашенный взгляд пацана на прозвище, после чего их оглушил гром и полилась дождевая вода. Девчонка, довольная собой, поймала рукой пару капель, когда их близнецы начали капать ей за шиворот. — Понял, — только и успел сказать Драгоций, когда его потянули в сторону входа в подъезд. Ник едва успел залететь в него, как за спиной громко хлопнула металлическая дверь. — В общем, так! Спускаемся, — провозгласила Василиса, бодро шагая по лестнице на последний этаж дома, прочь от чердака. — Лифт наверняка работает. А если нет — пробежимся по лестнице. — Что за лифт? — осторожно спросил Ник, переглядываясь с другом, Огнева издала смешок. Как только они очутились в маленькой, тесной кабине, Василиса достала телефон из кармана. В уведомлениях царили тысячи сообщений из разных мессенджеров, разобрать которые рыжеволосая и пытаться не будет. Последний раз она пользовалась гаджетом где-то лет двадцать назад, когда была на Остале. Ей нужен был лишь один контакт, и Василиса молила всех богов, лишь бы Юсупов додумался сделать её жизнь проще в такую погоду. — Не переживайте, — успокоила их Василиса, краем глаза наблюдая их нервотрёпку. ВКонтакте, Телеграмм… Ну конечно, что ещё можно ожидать от князя, как не сообщение в доисторическом Ватсапе. Хорошо, что хоть не общается через открытки в Одноклассниках, гребанный старовер. — Лифт — это что-то вроде кареты, которая передвигается на тросах. Сообщение содержало все: номер машины такси, ФИО водителя и его номер телефона. А следом было въедливое до кончиков пальцев: «Все ради вас♥️» Василиса закатила глаза, и быстро напечатала нерадимое:

«Не пытайся меня подкупить своими смайликами. Через час будем, ±10 минут на светофорах. Ты в «Ванили»?»

Абонент немедленно ответил в немного насмешливой форме: «Как же вы угадали?)» Василиса почувствовала тишину, и повернула голову в сторону, как раз в тот момент, когда любопытный нос Фэшиара Драгоция отскочил от нее и принял равнодушное выражение лица. Ник старался не сдавать друга, не смотря девочке в лицо. Огнева покачала головой и с ложной горькой утратой в голосе сокрушенно ответила: — Не доверяете мне совсем? А я между прочим тут с человеком договариваюсь, чтобы вы не просто пошарились под дождем. — Нет, Василиса, ты чего… Ты просто так… Ничего не говоришь вообще, мы и не знаем, что происходит, — неловко подал голос блондин, придумав самую что ни на есть очевиднудную отговорку, пока Королева четко перебирала пальцами фыркающее:

«Вас нетрудно раскусить, ваше преосвященство. Все вы, дореволюционники, дотошные до веры. Я сбагрю тебе пацанов и помчусь по своим делам, ты на подхвате.»

— Если я ничего не говорю, это ещё не значит, что я от вас что-то скрываю. Мы сейчас выйдем на улицу, сядем в такси и поедем к моему… давнему знакомому, он за вами приглядит, пока я потащусь по своим делам. «Вечно мне самая грязная работа, что мне с ними тут делать? В шашки играть?» — Стоп-стоп-стоп. То есть, ты с нами не поедешь? — Драгоций высоко поднял свою бровь в вопросительном жесте, когда лифт немного тряхнуло и все его недовольство на секунду схлынуло с лица.

«По городу поводи. На Красную площадь в конце концов. Они ж зелёные ещё совсем, ничего про остальцев не знают. Для них старый Арбат будет выше крыши. Включи свое обаяние и знания, как маленький ребенок, ей богу.»

— Слушай, Фэш… Вы… Эм… Как бы это сказать… В общем, неместные. А в моих проблемах важно быть незаметным. Так что, не обижайтесь, но вы будете меня тормозить. Давайте сделаем так, чтобы все остались в плюсе. Я подъеду к вам позже, а ты будешь в состоянии сделать выбор. В конце концов, ты должен понять где хочешь остаться. Остала это не только технологии, это ещё и мир без часодейства, к чему тебе придется привыкнуть, — Василиса видела как росла новая волна недовольства мальчишки. Его остановили только открывшиеся двери от лифта. Огнева скрывает взгляд разочарования, ведь по сути врёт самой себе в этот самый момент. Это она подтолкнула его к престолу тогда. Она затащила, она все это устроила, потому что сострадание к собственной нерожденной сестре было сильнее ее. Потому что она позволила себе быть жертвой, она позволила себе поддаться на манипуляции взрослых. Потому что она была четырнадцатилеткой без представлений о последствиях своего выбора. «С вашими друзьями из реального времени и то проще было.» Василиса оторопело смотрит на экран телефона. Голова обрабатывает буквы раз за разом, но сути понять Огнева не может. Мальчишки затихли, поглядывая как палец девчонки застрял на весу. У Василисы снова что-то переворачивается в голове, когда она все же набирает простое отдаленное:

«Не прикидывайся. Справишься.»

И непонятно кому, Юсупову или себе. — Все равно ты что-то скрываешь от нас, Огнева, я по глазам вижу. Я тактично промолчу, в знак перемирия, но не думай, что я забыл, — самодовольно заявил мальчишка, когда они вышли на клетку подъезда и вздрогнул, когда двери за ними закрылись. Ник уже потерял всякое желание участвовать в разговоре и с восторгом смотрел на лампочку у двери на выходе, которая, иногда мигая, напоминала, что она требует замену. Как в принципе весь подъезд. Желательно, с капитальным ремонтом. В полумраке глаза Огневы переливаются иначе. Фэш четко прослеживает эту растерянность на ее лице. И какую-то вымученность. Словно через ткань на ее лице на мгновение хлынуло что-то постороннее, не характерное девчонке. Что-то, чего объяснить он не смог. — Вот и ладно, — сухо заключает Огнева, прячет лицо в полумокрых лоскутах волос и толкает старую дверь, запуская внутрь озоновый запах дождя. Дождь тарабанил не со всей силой по железному занавесу, будто оттачивал чечётку. В лужах мощных улиц далеко по дороге растворялись неоновые огни вывесок и дешёвых витрин с всяким барахлом. Город тонул вместе с ее владелицей. Василиса прячет телефон, рукой проверяя заначку денег. На месте. Под ребра дует ночной промозглый ветер. Холодно. Обнимает себя руками. Одиноко. — Странно здесь все устроено, — Фэш облакачивается рядом, старается поднять Огневу на разговор, Ник стоит в стороне с такой же позой, спиной к доске объявлений, между «Потерялась собака» и «Сантехник надому». Девушка глупо думает, как работник жилищных услуг может работать не на дом. — Значит, говоришь, у вас все работает на… электричестве? Мы проходили это в школе… Изобретение электрической энергии стало началом новой эры, и эпоха механизмов практически ушла в прошлое. Поэтому на Эфларе не используют ничего электрического: оно губит дух Времени, а следовательно — и часовую энергию. В Змиулане электричество тоже почти не используют… — Он замолк. Королева фыркает, стараясь не показывать вселенскую дрожь у себя на затылке в этой тонкой блузке. — Электричество не губит дух Времени. Иначе бы Эфлара давно сгинула от него, излучения от электрических магнитных волн огромно. Оно просто искажает путь потока, только и всего. Достаточно просто направить время по изогнутой волне, и поток будет работать туда куда тебе надо. А если сделать эту изогнутую волну максимально маленькой, разницу вообще не увидишь. Достаточно поиграться с характеристиками электрического тока и часодейство возможно можно ещё и усилить в несколько раз. Не отрицали бы эфларцы элементарной изученной веками физики, давно бы уже шагнули вперёд, — Василиса не знает что сломало ее табу об неразглашении знаний будущего. Это нарушения практически собственных заповедей. Но как же на это было уже… Насрать. — Гордыня — один из самых страшных грехов и Вы вполне за нее расплатились, тормозили десятилетиями прогресс. Хорошо что, — она быстро бросает взгляда с плывущего пейзажа города на Ника и назад. — Не все часовщики звезданутые на всю голову своей уникальностью. Обескураженные баррикудные лица не хуже любых возмущений выражали всю бедственность ситуации от внезапно выплывшей тирады. Огнева невозмутимо на рефлексах тянется к сигаретам, но отряхивает себя. Как-то она слишком часто начала ими травится, бессмертие-бессмертием, но о своей психологической зависимости забывать нельзя. Ни в коем случае. Особенно когда одна сидишь в пустой комнате и орёшь. До потери сознания, до крови на ногтях, до ломки голоса. Никто не услышит, но почему-то становится легче. — Врешь ты все. Откуда ты все это можешь знать? — Фэшиар отрицает все свои чувства, всю свою интуицию, но что-то встаёт снова перед ними, как тогда, на крыльце домика в утренней тишине лагеря. Он отчётливо не мог уловить этот ее непроницаемый заслон. Ее настроение, повадки, поведение менялись по щелчку, как затухающий танцующий огонь. Она могла по-детски обидится, но открыто перечить, да ещё и кому, Великому Духу, на его собственной территории, могла сделать шалость, но тут же достать сигарету, и с равнодушным видом сообщить, что неизлечимо больна и нужно стащить лекарства. Эта девчонка была кем угодно, но точно не той, кто в первый раз смущённо махала ему рукой, а после краснела от лжи или недовольства. — Вру. Да, Фэш, может я и вру. Может я и правда все это выдумала. Но проблема в том, что вы слышате, но не слушаете, и даже не стараетесь хотя бы намотать себе на ус или сделать банальные наблюдения и выводы, — Василиса устала. Устала врать, притворяться тем, кем она не является. Как же это смешно, притворяться быть самой собой. Устала пытаться защитить их от ее ошибки, устала пытаться узнать что-то об этом чертовом Безвременье. Тишину разрезает спуск шин. Василиса прерывается, наблюдая как из угла вылетает, слегка покорябанная облезлая машина такси. Телефон тут же пиликает, Огнева даже не читает, быстро увидев знакомую последовательность на номерах. Машина затормаживает и девочка тут же прыгает с занавеса, прямо в дождь, лишь бы избежать продолжения разговора. Холодные капли попадают на лицо и стекают на блузку, когда стекло машины лениво опускается. На месте водителя сидит молодой парень, с небольшой бородкой по периметру лица, шальной улыбкой. Глаза у него большие, с небольшими складками, волосы черные, жёсткие, вываливающиеся из-под кепки. — Вы заказывали, красавица? — акцент с протяжным «э» выдает в нем южного жителя России, вероятно кавказца, судя по тому, что на бардачке лежит маленькая книга с витиеватым названием, то ли Библия, то ли Коран. — Ага. Подвезешь? Плачу двойную цену, — Огнева наклоняется к стеклу, парень весьма интересной внешности, улыбается на ее хитрые черты лица. Девчонка меняет свою ровность на игривые углы усмешки. — А что дети делают тут в такое время? — парень спрашивает не злобно, но настороженно, как бы извиняющимся за такие формальности. — Тройную. — Замётано. Залетайте, —видимо, даже такие правила не столько важны в их работе, Василиса открывает дверь машины и залезает в нее, доставая наличку и телефон. Фэш и Ник стоят в нерешительности, машина такси пугает их словно маленьких детей, но Василиса взглядом и кивком в сторону показывает, мол, садитесь и не рыпайтесь. — Братья твои? — водитель сбивает счётчик такси, нажимая на какие-то кнопки, Огнева пожимает лишь плечами, невинно улыбаясь. Пацаны хлопают дверьми под недовольную оглядку таксиста. — Друзья. Из Питера, на Москву посмотреть приехали. — У меня там сестра учится. На айти, — кепка закрывает козырьком пол его лица, он откидывает ручник и машина трогается. Василиса слышит скрип со стороны двери от ногтей Ника, который сел с ее стороны. — Трудно наверное. — Не сложнее, чем мне на медицинском. Куда едем? Василиса судорожно снова открывает Ватсап, листает сообщения. Немного погодя, вспоминая пару цифр, отвечает незамороченное: — Павловская 16. «Эмиль Валуев К., заказ в обработке. Номер водителя +7965…» Дальше девушка даже не пытается вчитываться, оставляя телефон в покое. Альфа-центавра поселилась где—то под ребрами, поглощая и сжигая свой собственный водород и гелий. И немного кислород. Было тревожно, ладони от чего-то постепенно потели от одной мысли поехать в клуб, хотя она уже тысячи раз делала это. Тысячу раз напивалась до забытия, тысячу раз забирала свою долю выручки, тысячу раз наказывала тех, кто возомнили себя выше ее. Но легче от этого не становилось. Не смей раскисать, Огнева, слышишь? Не смей порождать этот страх, они чуют его, они же твои звери, научены твоим трюкам. Приди, возьми свое и исчезни, как и всегда. Василиса выдыхает, облокачивается на сиденье. Ткань блузки местами мокрая, прилипает к телу, кресло холодит кожу, чувствуются слегка воткнутые в обивку колени Ника. На стекле мыльные разводы жемчужин дождя, плавали, рисовали ветром узоры, отображали тысячи вселенных. Они доехали до светофора, когда девушка заметила первые оттенки нового дня на горизонте. Часы показывали полчетвертого. На языке варятся слова, но ничего вразумительного не получается. Рыжеволосая край глаза бросает на зеркало заднего вида, в нем нервничающий Фэш стучит пальцами по подлокотнику и восторженный Ник, который с усилительным детским восхищением рассматривает каждую витрину, вывеску или человека, которых было немного в столь поздний час. — Радио можно включить? — полусонные глаза обращаются к таксисту, ее клеело в сон. Она должна побегать половину ночи, после чего обещает себе точно выспаться. — Конечно. Василиса пальцами крутит колёсико, громкость прибавляется, из потусторонних сигналов радиостанции весёлый дикторский голос сообщает об очередном хите эстрады. Василиса оживляется, когда слышит его название. Градусы орут во всю на колонках, Огнева открывает окно, раздается скрип. Под затылок дует ветер, Василиса промокла до нитки, но пальцами ловит поток.

И вроде всё в порядке в этот вечер И на неделю план уже намечен Над головою пули не летают А я по мелочам переживаю…

У Василисы нет ни плана, ни мелочей, по которым она переживала. А вот заноз из будущего дохера, столько, чтобы она осознала. С ней не все в порядке.

Научиться бы не париться по пустякам И не болеть с утра по понедельникам И от того, что не нравишься, не мучатся И быть уверенным, что всё получится…

Огнева подпевает под нос, дико хочется снова курить, но сейчас уже нельзя, таксист точно этого не оценит. За порогом дверей проносятся мостовые, парки в ночном сиянии, кирпичные советские дома, населенные совершенно нецелесообразно и безвкусно с новостройками в соотношении горящих окон одного к сорока двум. С дуру девушка начинает считать их.

Куда то не туда меня ведёт моя звезда Температуры перепады чаще, чем всегда Но вроде голова на месте и голос не дрожит И вряд ли кто-то сможет мне испортить аппетит

У Василисы горят колени, когда она замечает знакомые повороты. Она ломает пальцы, оглядывается по сторонам и немного ошеломленно осматривает проносящиеся мимо здания. Старенькое, всколоченное, заремонтированное чуть ли не досками и грязью. Но все же свое. Родное. Даже ближе, чем Черновод или Расколотый замок. С своей заляпанной табличкой «МБОУ школа номер 1345» оно похоже на дом престарелых в ночной темноте. Она провожает силуэт где-то за спиной и тупо вставляется в бардачок машины. Не так она себе представляла возвращение в родимые дали. Но, в конце концов, голубой пожар не заметался, а она не Есенин чтобы ловить его в строчках. К «Градусам» она в этом плане ближе:

Спели все песни в каждом подъезде В стену соседей добрые вести Как бы не случился день сурка Научиться бы мне не париться

Когда они паркуются, Василиса судорожно сбавляет громкость, чтобы, не дай бог, бабушки-стервятники не прознали про возращение блудной Василиски с четвертого этажа. Она поспешно сунула таксисту крупную для этих лет пятитысячную купюру, и даже не оборачиваясь, вышла из машины, ставя ультиматум: — Получите столько же, если подождете нас. Мы ненадолго. Девчонка старается ни на что не смотреть и не рассматривать. Потому что кажется, что все это один сплошной сон и не более того, только остановишься на деталях, и все начнет вытекать толстым слоем жира из маринованной форели. Аллея у подъезда укутана кустами акации, молодые стручки серёжками ловят живительную влагу с неба, они колышется на ветру в переливе лампочки подъезда. Огнева перебежкой достигает двери, шаги мальчишек где-то сзади, Василиса даже не ждёт их, не маленькие в конце концов, догонят, домофон все равно с ее рождения сломан. Она оказывается на лестнице, перешагивает через каждые две ступеньки, пацаны еле-еле поспевали за ней, на втором этаже девушку настиг злобный: — Огнева, да подожди ты, черт возьми! Василиса сжимает перила, выдыхает свою нервозность и с некоторым изъяном тихо сиплет, когда голова Фэша выглядывает из сумрака лестничной площадки: — Что? — Где мы для начала? — А моем доме. На Остале. Мне нужно забрать некоторые свои вещи, — о том, что они находятся в совершенно другом конце Москвы, она решает промолчать. — Зачем? — Считай, что во мне сыграла ностальгия, — Огнева бросает колкость, чтобы скрыть свое несовершенство. Она… Не знала зачем она тут. Не знала почему ее так потянуло сюда.Не знала, какого черта вообще сорвала этот адрес с языка, это сорняк, а не красивый цветок, его не надо беречь, только сжигать. Огнева чувствует, как теплеет металл браслета под блузкой, когда стрела лениво змеёй стремится наружу. Делает совершенно машинально, на подсознании, и только потом понимает почему ее инстинкты сработали. Судорожно рассуждает, что сказать, когда неизбежное случится. Перепрыгивает ещё один каскад лестницы, остаётся последний. Не просто так она сюда тащилась, чтобы резко развернуться и уйти. Оказывается на четвертом этаже, когда запыхавшиеся парни тащутся, держась за поручни. Василиса рассуждает, что для часовщиков с их неограниченным ресурсом часодейства с непривычки довольно неприятна эта маленькая кардиологическая нагрузка, поэтому разумно обещает себе удержать очередную язву. Впрочем, Драгоций тут же это обещание ставит под угрозу. — Остальцы просто сумашедшие. Неужели вы не можете передвигаться на ваших лифтах? — Лифты разрешено ставить только в высотках в целях безопасности. У остальцев, в отличие от вас, нет никаких способностей, чтобы просто взять и начасовать что-то готовенькое, выкручиваемся как можем, — едкость разливается в коже, когда она замечает удивленный взгляд Ника на ее стрелу. — А сейчас пожалуйста, не встревайте, как бы сильно вам этого не хотелось. Я потом вам все объясню. Она смело подходит к уже до дыр осмотренной двери и жмёт звонок. Вздрагивает от его визга, который доносится откуда-то далеко. Расстояние можно измерить в световых годах, а в следующий момент этого измерения не хватит и на атом. За дверью слышатся тяжёлые шаги, Огнева напрягается, пряча рабочую руку за спиной. Она в состоянии сейчас только сузить весь свой мир в один порез на кожаной обивке двери. Тумб. Звук замка долбит по черепной коробке. Тумб-тумб. Часовая стрела, кажется, сейчас выскочит из влажных рук. Тумб. Щелк. Старая дверь, слегка скрипит, давит на барабанную перепонку, после чего резко издаёт протяжное эхо, выпуская на лестничную клетку запах чего-то кислого и пряного, похоже, голубцов с мариновыми огурцами. На пороге возвышался мужчина, недовольный как тысячи чертей и растекшийся желейной лужицей из-за сорокоградусного напитка, крепкого наверняка. От него буквально несло алкоголем и постсоветской безнадегой. На вид его клетчатых подштанников, заляпанных каким-то соусом и майки алкоголички, заправленной наполовину, Огнева ничуть не смущается, и не таких людей видела, уж насмотрелись на виды померзотнее этого. В отличие от часовщиков, которых берег их мир без бедности и экономической разрухи на фоне развала страны. Парни переводили взгляды на потолки, стены, ручки ближних дверей, и снова возвращались к мужчине, и снова отворачивались под его недовольный оскалившийся взгляд. — Вы ещё откуда тут, шпана?! А ну проваливайте! — Здравствуйте, дяденька. Простите, что явились в столь поздний час. Меня зовут Василиса, а это мои друзья, — приветливо и без негатива пропустила мимо поток ругательств Огнева, улыбнувшись в ответ совершенно невинно, соответствующее образу тринадцатилетки. — Дело в том, что я жила здесь три месяца назад с моей опекуншей, Мартой Михайловной, может, слышали о такой? Мужик нахмурился сонно, с похмельем, в глубине дома раздался плач ребенка. Видимо проснулся от трели звонка. — Управляющая что-то вроде говорила… Ну и что? — Я забыла некоторые вещи. Мы хотели приехать к вам в обед, но поезд задержали, мы добрались только четыре часа назад, — в проёме коридора за спиной у мужчины показалась сорокалетняя женщина, уставшая и серая, смятая как бумажный лист. Ее вяленое лицо едва могло передать хоть какие-то эмоции. — Вить, кто там? — Да дети какие-то. Говорят, раньше жили с Мартой Михайловной какой-то… — Ну и чего ты ляжки тянешь? Была, была в документах. Эта… Как ее… Ну скажи мне… Управщица показывала… У нее ещё фамилия птичья была… Огнева мысленно произнесла свое часовое имя, поглядывая на женщину в тапочках. Розовых таких, нескладных, выпыленых в годах. Спиной девчонка чувствует всю смущенность мальчишек, которые наверняка уже почувствовали ее активную часовую ауру. — Синицина. Марта Синицина. Я ее правнучка, Василиса Огнева. — Во-во. Синицина, — женщина замолчала, поглядывая на детей. Огнева скрепила зубы, когда увидела у нее на руках младенца. Тоже мне, мамаша… Кто идёт встречать чужих людей с годовалым ребенком? Теперь пробраться будет сложнее. — А чего за вещички-то? Мы заезжали, все пусто было. — Да пустяки маленькие, — с готовностью радушно ответила девочка, глазами следя, как мать укачивает свое дитя. Тот слегка верещал, у уставшей рыжеволосой это вызывало мигрень. — Но они очень нужны моей бабушке. Дороги ей как память, ну вы знаете, пенсионеры все такие. Позволите войти? Мы с поезда прямиком сюда, без зонтов, промокли, боюсь, простыть можем. — Конечно, конечно, заходите, — женщина тут же толкнула мужа в плечо, недовольно осматривая его внешний вид, мужик фыркнул, но дал переступить незнакомцам порог. — Вы подождите, я сейчас ребенка уложу… Василиса сложила всю свою волю в кулак, приготовясь мгновенно среагировать. — Тише, тише… Дамочка аккуратно положила затихшего ребенка в люльку и укрыла одеялом. Больше Огневу ничего не останавливало. Один короткий выпад, и спираль из стрелы влетела в мужика, тот, издав жалостливый писк, облокотился на стену и рухнул прямо возле неё, наверняка разбив себе лоб или нос. Женщина, увидев такую картину, тут же захотела заверещать, но Огнева направила стрелу с небрежным: — Не ори, дура. Спираль вылетела из конца стрелы повторно, врезалась в немолодую мамашу, после чего та потеряла сознание. Огнева быстрее ошарашенных мальчишек достигла ее, придержав за предплечья, и помогла мягко осесть. Ее ей было намного жальче, чем подвыпившего пьяницу. Проверила пульс, вена на шее показывала хорошие результаты. Просто летаргический сон. — Хорошо, что побочек нет, — прошипела себе под нос, заглядывая в двери комнат. — Никого. — Огнева! Ты с ума сошла?! Ты что творишь?! — если можно было показать человека в гневе, достаточно было этого простого восклика. Фэш, ни секунды не задумываясь, поравнялся с ней, она дышала ему в плечо, та и носом не повела, заглядывая в ванную. Гели стояли чужие, ванна была не такой покоцанной, над раковиной появился шкаф для другой косметики. Только лампочка иногда мигала. По-старому. — Ты понимаешь, что ты натворила?! — А что я натворила? — как ни в чем не бывало, хлопает дверью, и упрямо оборачивает, глядя на него снизу вверх. Вроде он должен давить своим ростом, да вот только Василису это не интересовало. — Как по-твоему мне доставать вещи? У меня их много, если они увидят, где они лежат, в сохранности не оставят, тут уж не пеняй на себя. — Зато они видели как ты часуешь, это ничего, нормально по-твоему? — Огнева рассматривает его глаза, в них плещется что-то яростное, злое, но… Они иные… Не те, которые были в ее времени… Другие… Чистые, прозрачные… Драгоций был прекрасен в своем гневе. — Не кричи. Ребенка разбудишь. Они не так восприимчивы к эферам, — Огнева машинально заглядывает ему за спину, туда, где раздовалось посапывание младенца. Она огибает фигуру Драгоция, не глядя на застывшего в дверях Лазарева, и завороженно склоняется к малышу. В следующее мгновение ее парализует от накатившего холода. Что-то было в этих мирно закрытых глазах, подрагивающих ресницах, пока светлых, прозрачных волосиках и маленьких тоненьких пальчиках. Что-то давно ушедшее, забытое. Огневу будто бьёт назад, опрокидывает на спину какая-то сила, выбивает из нее теплившуюся жизнь. Прошлое. Ее собственное прошлое, которое она поклялась забыть, чтобы никто не посмел его тронуть. Прошлое, где детский смех ещё вдыхал в старинный замок сущность, где маленькие ладошки путались в ее волосах, слегка подергивая, а родные глаза мужа отражались в всегда маленькой Веронике. Где Василиса Огнева была счастлива. Фэш хочет разбить все это помещение. Хочет встряхнуть рыжеволосую, чтобы она наконец одумалась. Хочет, чтобы она перестала творить всякую дичь. Однако, когда он оборачивается, все слова застывают на языке янтарем. Картина, открывшаяся перед ним хрупкая, Драгоций судорожно соображает, почему остановился. Что-то приоткрылось. Ещё одна грань Огневой перевернулась, приоткрыла засов, впуская его к себе. У Василисы в глазах что-то отражается. Снова. Фэшиар думает, что сходит с ума, потому что в голове рисуется статная женщина, а не девчонка-подросток с озорным взглядом, которая была здесь секунду назад. Василиса переживает метаморфозы, и Драгоций почему -то кажется, что он наконец-то видит в ней что-то оголенное, не наигранное. Последний раз такое было в ночь у его озера, однако это… Глубже. Интимнее. Не просто провести по руке пальцами, тихо шептать всякие приятности на ухо. Это коснуться самой души, начала, нутра. Самой сущности. — В-василиса? Все нормально? — Ник не был Фэшем. Он не орал, не пытался докопаться, предпочитая соблюдать дистанцию. Он каким-то чудом понимал, когда ей требовалось молчание. Он просто был рядом, за это Огнева ему была благодарна. Как и за пистолет. Его шаги раздались с боку, а горячая рука, положенная на плечо вывела из транса. С Василисы снова стекает в глубокие воды все настоящее. Она снова стальная с острыми краями, цементная, с известью. Оглядывается судорожно сначала на притихшего Драгоция, затем на добрые сострадающие карие глаза и отводит его руку в сторону. — Д-да. Да, все в порядке, — она чувствует себя загнутой в угол, мелкой букашкой. Из-под завалов поднимает голову болезнь, желудок болит и ноет, Василиса не знает куда снова себя деть от боли. Отступает к двери, хватается за ручку, после чего закрывает, бросив напоследок: — Я с-скоро. Не заходите сюда, и, ради бога, ничего здесь не трогайте.

***

Опять. Она бежит по замкнутой прямой. По дороге, где все следы уже давно знакомы, а грабли перебили ей тело. И все равно она умудряется на них наступать. Василиса спускается на пол, скользя по двери, облокачивается и сжимается в комок. Ей страшно от самой себя. Страшно от того, что она творит. Страшно от последствий своих поступков и страшно от своих собственных бесов. Шарит дрожащими пальцами по карманам. В следующую секунду гул раздается в сердце. Пусто. Ни одной капли жидкости, ничего, что могло бы сдержать эти минутные позывы кишонок выйти наружу. Ничего, что могло бы хотя бы намекнуть на спасение. Деньги, Айфон, ключи от квартиры. А шиммера нет. Мысли мечутся, страх сковывает ребра. Если так, но у нее не больше получаса. Пальцы сами набирают пароль на телефоне, и, иногда попадая мимо, печатают Юсупову мольбу о спасении. Тот отвечает запоздало, о том что все устроит и аккуратно спрашивает, в порядке ли она. Нихуя она не в порядке. Выдыхает через нос. Вдох. Мягкий выдох. Вдох. Мягкий выдох. Ровнее, чтобы монстры снова не вылезли из извилин. Думай, блять, думай! Итак, у нее в кармане сигареты, курнет в конце концов, надавит на жалость в машине, остановит в конце концов и блеванет в кусты. Или лучше подождать и проблеваться в туалете квартиры? Это было разумнее, вызвать рвотный рефлекс и дело с концом. Да вот только потом она будет чувствовать себя отвратительно, водяным овощем, не иначе. А пацаны только усилят это головной болью и глупыми вопросами. Дрянь медленно отходит на второй план, дышать становится легче. Интересно, а если бы не наркотик, то она бы уже давно лежала при смерти? Было бы классно… Блять, нет! Сосредоточься! Эти твари нарочно тебя провоцируют! Юсупов-клуб-деньги-домой. И только в таком порядке, не на шаг в сторону! Ныть от плохой судьбы будешь, когда все это нахер закончится, а Ляхтич будет отличаться снова в затерянных. Тогда и будешь рыдать на свою жизнь. Сейчас нужно думать о всеобщем благе. Благе твоей семьи. Твоей планеты, твою ж мать. Огнева, хватит! Надо на что-то отвлечься. Зачем она тут? Мысли все вертелись на медленном огне, но ничего специфичного не получалось. Взгляд проносился по комнате, и только потом, с последними остатками паники, она понимает, что на автоматизме она зашла в свою бывшую комнату. Ту самую, где провела свое детство. Огнева встаёт, потому что до нее дошло, что она испоганила все джинсы в известке. Комната была наполовину вынесенной, выкинутой, остался только шкаф с времён девяностых. В комнате она уже не была хозяйкой, лишь гостьей, что пришла на последний поклон. Все изменилось когда, она посмотрела на верхние антресоли. Ты идёшь в клуб! И не как стосорокалетняя мадам-хозяйка, а как трицатилетка. Если явишься в таком, тебя точно пошлют к своей мамаше слизывать молоко с губ. Стрела послушно слетела с руки…

***

Дверь отворилась, стрелки на глазах в полумраке практически не видны. Фиолетовые блёстки на щеках добавляют образу безрассудство и совсем немного — отсылку из сериала. Шаль перьями щекотит кожу на шее, искусственные чешуйки золотят сердце и возвращают ощущения прошлого, взрослого тела. Статного. Пришлось уменьшить вещи, чтобы они не сидели одним сплошным мешком, периодически отбегая от замазанных краской стен, чтобы не испачкать. Огнева несколько раз порывалась выбежать, чтобы проблеваться, но сила воли была сильнее. Все в порядке. Нужно просто достать у хозяев таблетку от тошноты. Хоть это то у них должны быть, мужик явно не святоша и знает, где спрятаны все бутылки водки. На каблуках и прямых брюках, доходящих до каблука было уже не так привычно, как в удобных сапогах, но терпимо. Она и похуже носила на приемах, спасибо сердечное Черной Королеве. Василису шатает из-за мигрени, которая вошла в интеграцию с тошнотой, в рту появлялся постепенно кислый запах. Своих находит на маленькой кухни. До нее хозяева, слава богу, с инструментами пока не добрались. Фэш и Ник сидят на стульях, ее появление впечатывает в их лица удивление и поднимающееся где-то в лобной доле поражение, Огнева рукой приказывает им замолчать. Грубо, должна признать, но сделано это было в порыве жуткой беспредельщины в организме. Открывает знакомые шкафы (теперь на каблуках она способна более-менее до них дотянуться) рыщет руками в вазе, где Марта хранила свои таблетки от давления. Закидывает одну на всякий случай, жует, чтобы быстрее всосалось и запивает невскрытой минералкой, стоящей возле холодильника одиноким товарищем. Рыщет дальше, пусто, призраком идёт в их комнату без всякого сожаления о потерянном приличие. Комод, с виду новый, Огнева тут же открывает его. Неизвестная женщина была мамой орущего от любого повода создания, и Василиса не верила, что у нее не завалялось хотя бы таблетки от мигрени. Лакомый Аспирин в знакомой упаковке находится под стопкой детских вещей. Огнева запивает сразу две таблетки и закрывает отдел. Возвращается на кухню, в абсолютной тишине открывает в столешнице последнюю надежду и, о чудо, в ней был Мезим. Для детей правда, видимо, для их общего маленького знакомого, но ничего, Огнева в конце концов в этом теле всего на сто двадцать месяцев старше указанных лет на упавке. Прорвёмся. Выпивает сразу три, пробегаясь глазами по упаковке с дозировкой. И облокачивается на резную поверхность. Легче стало совсем чуть-чуть, внизу по прежнему теплилось что-то отвратительно чёрное, девушка уже научилась отличать позывы болезни. Чувствовала себя как онкоположительный. Наверное, даже так перспективы бы были ее радужнее. Не пришлось хотя бы выживать тысячу лет. Пудра и тоналка скрывала неровности и болезненность всей ситуации. Боль в голове беспокоит меньше и постепенно отступала на второй план. Девушка поворачивается, на нее по прежнему смотрят две пары глаз. Хочет что-то сказать, но не может, не знает что. Сейчас в пантомиму играть ей совершенно в тягость, поэтому молча выходит в коридор, пацаны разом встают. Бегло просматривает младенца, супружескую храпящую пару, себя в отражении зеркала и выбегает из квартиры. Непонятно, от себя или от уже неродного дома. Пацаны догоняют ее на лестничной площадке. Василиса на такой высокой платформе уже не такая прыткая, поэтому Фэш с силой хватает ее за предплечье уже на лестнице к третьему этажу. Его глаза горят недовольством и открытым раздражением, Василиса другого и не ожидала. Накрашенные в алый губы сворачиваются в трубочку, предполагая скандал: — Можно меня так не хватать? Мне больно. — Да что ты говоришь. А по-твоему нормально то, что ты творишь? — Вполне. Вырывает руку и спускается невозмутимо дальше, только пятки сверкают. Драгоций нагоняет ее и спускается в такт ее каблуков. — Ты можешь объяснить, что с тобой происходит?! Куда тебя постоянно несёт?! — Ты повторяешь одни и те же вопросы, — фырчит, уходит от ответа, они оба сейчас готовы разорвать друг друга на части, Огнева только может понять, что Лазареву придется смотреть на их гладиаторские бои. — Так может ты наконец начнёшь на них отвечать? — повышает голос, он хрипит, Василиса с рычанием оборачивается. — Послушай теперь сюда, Драгоций. Я, кажется, явно дала понять, что не стоит вам совать свои носы в мои дела, вас они никак не касается. Я помогла Нику найти тебя? Помогла. Обещала, что все сделаю, если ты захочешь здесь остаться.? Обещала. И я это выполню, — она смотрит ему прямо в глаза, Фэшиар не ожидал такого отпора, поэтому затыкается, хморо продолжая слушать. — Остальное — не ваша забота и уж тем более не ваша зона влияния. Я в ваши дела на Эфларе не лезла, не считая Черного Ключа, поэтому сейчас требую от вас того же. Помочь мне вы ничем не сможете, как и понять меня, поэтому, ради бога, просто следуйте за мной и больше не затрагивайте эту тему. Злобно смотрит сначала на одного, потом на второго, затем заканчивает свое короткое путешествие, громко хлопая дверью подъезда. — Что делать будем? — Ник забывчиво оборачивается к другу, ища хоть какую-то поддержку и очертания какого-то плана. Драгоций сцепляет зубы, взлохмачивает волосы, произносит короткое: — Пока ничего. И выскакивает наружу.

***

Такси оказывается на кольцевой, когда Василиса наконец подаёт голос: — У вас сегодня есть ещё заказы? — На дворе ночь, так что вряд ли, — таксист с новоявленным именем Эмиль бросает на девочку мимолётный взгляд, поправляет инстинктивно козырек кепки, передача движется по строгой линии. На ее новые одежки водитель тактично промолчал, предпочитая перевести взгляд на окно, докуривая сигарету. Огнева оценивающе думает, что за столько много лет не забыла как водить машину. — Вам ещё куда-то с друзьями надо? — Не им, а мне. Предлагаю стать моим шофером на этоту прекрасную ночь, — из ее уст в этом теле это не слышно настолько пошло, но Василиса тут же вздергивает свой язык под удивленный взгляд Валуева. Дышать постепенно становится тяжелее, Огнева на негнущихся ногах еле-еле добралась до сидения, хотя дождь снова начал лить в полную силу. — Будете возить меня из места в место. Каждое время ожидания тоже оплачу по тарифу, каждую поездку — по двойному. Согласны? — Кисунь, я конечно все понимаю, у нас двадцать первый век на дворе, детки уже более самостоятельны, но… Ты не думаешь, что с моей стороны есть сомнения насчёт вас? — его своевольное прозвище Василиса пропустила мимо ушей, она и не такое слышала. Девушка закатила глаза, впустила в лёгкие воздух и с некоторым раздражением вынесла: — Во-первых, не смейте так со мной обращаться, я вам не знакомая, племянница и не подружка. Я проявляю вам должное уважение, согласна с обращением на «ты» в силу разницы возраста, прошу той же субординации от вас, — сквозь эту мягкую плоть тканей ее прошлой «я» на свет вскрывался ее внутренний стержень в скелете. Она обнажает все свои бывшие ужимки, и открывает то, что нужно закопать, пока кто-то не догадался. К сожалению, ее эго покарябано слишком сильно, чтобы придуриваться малолеткой в такой ситуации. — Во-вторых, если вам так нужно, мой брат, к которому мы сейчас едем может написать письменное заверение на любую официальную формулировку, нужную вам, — она провела на интуиции пальцами по шее, глаза слегка закрывались в полудрёме, дорога уматывала. — Я вообще не понимаю, какое вам дело куда мы поедем и сколько мне лет? Вам предлагают заработать месячную зарплату за пустячную подработку, что ещё вам нужно? Валуев застывает, отводит взгляд, смотрит на дорогу, но Огневе кажется, что она докопала до его сути. В глубине каждый из них не тот, кем хочет казаться. И если у Василисы в душе шипы, черные смольные крики и бездушные заученные куплеты речей, то у этого паренька скорее неуверенность, собственная молодая неопытность и пелена, за которой скрывается голая неопределенность. — Я жду ответ. Откажитесь сейчас, закажу другого водителя, который будет более сговорчив, — без аппеляций, без путей отступлений. По правде сказать, это выглядит, как будто она уговаривает согласиться, хотя на самом деле ей все равно, провернуть пару словечек с оператором за телефоном не составит труда. Просто разговаривать сейчас с кем-то не хочется. До конца поездки остаётся минут пять, Огнева узнает знакомые здания, на автомате смотрит назад через зеркальную гладь выше своей головы. Мальчишки притихли, стараются сделать непричастных вид, с выдуманным удовольствием бегут глазами по пешеходным тротуарам, но на лицах читается… Что-то смущённое, свороченное в простыню, чего отрывать пока лично девушке не хочется. Потому что знает, что в этом импровизированном мешке скрываются их вновь возникшее подозрение и недоверие. — Я согласен. До семи утра, — ноты завуалированы напускной уверенностью, но за кашлем скрывается перегибы неловкости, с какой пацан способен повести девушку на первое свидание. Огневу это нисколько не волнует. — Замечательно. Ждите тут. Машина останавливается у входа знакомых дверей ресторана, под занавесом которых стоял Юсупов в обычном сером худи, попивающий газировку из трубочки. Василиса бегом выскакивает из машины, заворот снова накрапывает дождь, и бросается на мужчину с крепким объятиями, позабыв о внезапно возникшей разнице в росте. Со стороны это наверняка выглядит глупо и нелепо, но Огневой абсолютно плевать. Кишечник поворачивается в очередном спазме. Феликс оторопело принимает ее, а затем аккуратно обхватывает ее талию в дружеском жесте. Для конспирации или из нужды в человеческом тепле, она не в курсе, однако чувствует, как его шальные пальцы суют в карман одежды две колбы. Всё-таки нужного человека она выбрала себе в приближенные…

От сомненья до веры — мгновенье одно. От любви до измены — мгновенье одно. Посвяти это краткое время веселью, Ибо жизни размеры — мгновенье одно!

Омар Хайям