Башкирские мемуары

"После исчезновения матери, я ждал ее достаточно долго. Съев все то, что было в юрте я вышел ее искать. Теперь никто не смог догнать меня, вернуть в родную юрту и я шел вперед. Тогда еще я не знал, что с этого момента потом долго буду терзаться одиночеством. Ведь детство я провел в своем маленьком мирке, в котором были годы, юрта и мама, чье лицо я позабыл. Но то тепло, которое мне она дала, греет меня до сих пор. Я не так долго был один. Пришли они: мои многочисленные родственники, знакомые отца и другие. Мама дала научила меня своему языку, насколько я знаю отец говорил ином. Только теперь неизвестно на каком, но все же хорошо, что я говорил с новыми родственниками на одном языке. И теперь я буквальном смысле пошел по рукам: меня воспитывали разные народы: кипчаки, печенеги, киргизы и другие. Я впитывал культуры как губка. Мой отец был воином и кузнецом, поэтому выбора мне никто не дал: куй оружия и борись. Спасибо дяде, старшему брату мамы, хоть выделил время, чтобы выучить меня к тюрской рунописи. А потом обнаружилось еще кое-что: у меня был звонкий голос, богатая фантазия и любовь к песням. Я умел петь и в шумные семейные вечера, в праздники развлекал своих родственников и гостей песнями, сказками, легендами, рассказанными матерью. Вот так вот шла моя жизнь. Обычная кочевая. Я смутно помню это время, был слишком маленьким, поэтому некоторые моменты могу упустить или вспомнить неправильно. Но помню, что никому сыном я не стал, от природы замкнутым, я дичился других. Меня не оставили одного, заботились. Очень жаль, что я не ценил их. Был слишком занят самобичеванием и своим одиночеством и не пустил к себе никого. А хотя окружающие хотели мне помочь. Мои родные...Ведь и вас я тоже позабыл! Как жаль, я не смогу их отблагодарить. Ни отцовских друзей печенегов, ни материнских родственников кипчаков, ни родственников со стороны отца киргизов. Было еще одно олицетворение, оно запомнилось мне ярче выше перечисленных странная молчаливая женщина с льдисто-голубыми глазами и белыми волосами, мамина подружка из леса, ходила к нам редко, а потом вовсе исчезла. Некоторые звали ее племя чудь и я понятия не имею кто она, откуда. Вероятно, эта родственница удмуртам, а может коми. Уже не угадаешь, даже следа не оставила в этом мире. О ней только в легендах, да и парочка олицетворений помнят о ней или упоминание о ней. А мне повезло с ней познакомиться. Хорошо ее запомнил, она была необычной внешности. Таких белых и светлоглазых олицетворений больше никогда не видел. Когда я жил в семье кипчаков у родного дяди,брата мамы, ходил в избу к чудь. Я понятия не имею, как узнал, где она живет и с чего это я решил ходить в гости к этой странной женщине. Помню, что потолок у нее был обвешан травами, мелкими мертвыми зревушками сушеными и другими странными вещами. Но у нее было интересно, уютно, я не боялся того, что там творилось. Да и она была невероятно добра ко мне, поила меня странными напитками, а кормила отвратительно: сырым мясом. Но я ел, потому что неприлично отказываться от угощений и показывать, что тебе неприятно. То, что она была ведьмой я не понимал. А когда семья дяди матери узнали, куда я хожу, не пускали меня в лес. А сами начали охоту на нее. Эта женщина была другой, слыла темной силой, была другой веры, очень жуткой и кочевники, возмутившись дерзости жить слишком близко к ним, начали прочесывать лес. Видите ли, именно она и посылает падеж скота, засуху, болезни и прочие несчатья. Поэтому меня еще долго мучили благовониями, молитвами и обрядами, чтобы я не привел в племена темную магию. А чудь бедолага металась по лесу, натыкаясь на отряды. Ее народ не был столь кровожадным, как кочевники. К тому же кипчаков было больше. Я все это знал, видел ее во снах напуганную, истерзанную и уставшую. Тогда во мне впервые шевельнулось что-то внутри, впервые я почувствовал сострадание. Дети ведь не сразу понимают,что кому-то больно или что кому-то они причиняют боль. Меня одного не пускали с кочевья, но все же я незаметно прошмыгнул через спящих ребят и спустился к реке искупаться. Я не сразу узнал свою знакомую. И раньше поразительно тонкая и худая, она была теперь как скелет, обтянутый кожей. Расстеряла всю свою красоту,узнал только по белым волосам и тусклым льдистым глазам. Я замел, пытаясь скрыть страх, напуганный ужасами, которые мне наговорили родня. А она, пошатываясь, приблизилась ко мне. Когда я уже готов был бежать, она воскликнула: - Касма! Это было первым и единственным словом, которое я услышал от нее на моем языке. Она просила меня не убегать. Не знаю, почему я решил остаться. Она взяла меня за руку и увела за кусты, а потом достала нож с пояса. До сих пор не понимаю, почему я позволил ее увести меня и не убежал, когда увидел нож. Вероятно, в детстве я был глуп, впринципе не только в детстве. Она достала чашу из раковины и плеснула кинжалом по своему запястью. А потом заставила пить наполненную раковину с кровью. Она держала крепко и чашу и мою голову, но этого не нужно было, пил я покорно. Потом шептала что-то на своем языке и выводила пальцем на оголенной груди символы. А я сдерживал тошноту, чтобы не вырвало противной слизкой кровью, кажется даже плакал от происходящего. Что за сила заставила остаться и подчиняться этой странной женщине? Вероятно, не зря она так долго поила меня своими зельями. Я смотрел на нее скрозь слезы, чувствовал ее прикосновения, слышал шепот. Вдруг она начала гладить меня по голове, ласково напевая, обняла и...Не помню, как она ушла или исчезла. Но я оказался один на берегу и меня трясло. Когда я вернулся в юрту все только вставали. Я им сказал, что был на реке, замерз и бухнулся обратно в постель. Все удивлялись, как в разгар лета можно так сильно заболеть от купания в относительно теплой речке. А ведь кто-то из старших однажды бросил подозрительный взгляд, заставив мое сердце екнуть, заявил, что так болеют от сильных потрясений. Потом выяснилось, что племя чудь сбежали на мои земли. Тут я впервые проявил характер и запретил кипчакам заходить на мою территорию. Ох, злились они долго. Так я научился отстаивать границы. А ее, ту женщину не нашли. Все решили, что она сгинула от слабости. А кто-то предположил, что она убила себя сама. Я не стал ничего рассказывать про тот странный ритуал. Но колдуном я не стал, да и больше ничего со мной странного не происходило. Вероятно, она, действительно, сгинула. А надо мной колдовала, чтобы я не обижал ее людей. Да я и так бы их не тронул. Шарлатанка. А может это все было в моих фантазиях или снах?" Байрас откинулся на спинку стула и прикрыл усталые глаза. Через раскрытое окно проникал душный, еще не остывший от дневной жары воздух. Башкир тяжело вздохнул и прислушался. С стойбища доносился звук фырканья засыпающих лощадей, скрежетанье сверчков и кучу непонятных звуков доступных лишь ночью. Он наконец закончил свои дела. День уходит на бытовуху, а ночь заставляет вспоминать прошлое, рассуждать и погружаться в мысли. Ну как тут не писать? - На сегодня достаточно- прошептал Байрас неведимому собеседнику- Надеюсь, что сниться мне не будешь...