Этюд в Елисейских тонах

Темноволосый мужчина, в котором безошибочно узнавался отошедший на тот свет барон, остановился у закрывшейся за его спиной двери, воровато оглянулся по сторонам, натянул на себя солнцезащитные очки-авиаторы, выглядевшие в барочных стенах Елисейского дворца совершенно неуместно и нелепо, а потом молча покинул приёмную, даже не одарив нас парой слов на прощание. — Мда, — как только восставший из мёртвых миллиардер покинул приёмную, Селин вскинула свою графичную бровь и тихонько цокнула языком, — как обычно, ни здрасьте, ни до свидания, только когда что-то нужно все вежливые. Ты чего как будто приведение увидела? — Что? — от увиденного у меня, мягко говоря, челюсть провалилась куда-то в недра резиденции президента, поэтому слова изо рта выходили с огромным усилием, — нет, всё хорошо, просто… — Славно. Тебе, кстати, повезло, что у нашего всевышнего сейчас окно, — секретарша настолько флегматично потянулась к предназначенному для связи с президентом телефону, что даже неловко как-то становилось, и в голову невольно приходили мысли о том, что мне просто почудилось, — Господин Президент, к Вам Нина просится. Примете её? Получив утвердительный ответ, рыжеволосая сотрудница положила трубку на её законное место, а я, вероятно очень бледная и с глазами на выкат, двинулась в сторону двери, которую с дуру потянула не в ту сторону, хотя чуть ли не каждый день сие помещение посещала. — Что-то случилось, солнце? — Макрон, гревшийся в припекающих сквозь витражное окно лучах утреннего солнца, протянул руки в мою сторону, — иди ко мне скорее. Ноги передвигались с огромным трудом, и чтобы добраться до президентского стола мне пришлось приложить в несколько раз больше сил, чем обычно, а кровь в ушах всё сильнее пульсировала с каждым шагом, потому что ошибки быть ну никак не могло — мужчиной в дурацкой спортивной кофте однозначно был скончавшийся на днях банкир. — Маленькая моя, — Маню, недолго думая, обхватил мою талию руками и притянул ближе, а я лишь болталась в его руках, точно тряпичная кукла, — ты чего такая бледная? — Там… Там… Он же, — вместо связной речи изо рта выходили одни только обрывки фраз, — он вчера… — Что такое? — Эммануэль аккуратно коснулся моей щеки прохладными костяшками пальцев и легонько погладил в уже ставшем привычным успокаивающем жесте, — не забывай дышать главное, всё остальное решаемо. Ра-а-аз-два-а-а… Его размеренный и спокойный голос вкупе с попытками восстановить сбившееся от уже захлестнувшей мою светлую голову паники, действительно постепенно помогал мне успокоиться и не пороть горячку, а лёгкое поглаживание сосредоточило на себе все мысли, доселе заполненные восставшим из мёртвых миллиардером, который, по большому счёту, никакого отношения не имел ко мне. Вообще, понятия не имею, почему меня так зацепило его появление в стенах дворца после короткой новости по France-24, когда вокруг вещи похлеще происходит, но это уже детали. — Всё? — Маню уткнулся лбом в мою грудь и неожиданно тяжело выдохнул, выдавая своё некогда спрятанное за показательным спокойствием волнение, — хорошо, что в этот раз мы с тобой отделались лёгким испугом. — Это же был, — деликатничать не осталось ни сил, ни желания, поэтому вопрос получился прямой, как палка, — Ротшильд? Тот самый, который недавно… Ну… — А, вот оно что, — президент снова поднял на меня взгляд своих серо-голубых глаз, уткнувшись подбородком чуть ниже ключичной ямки, — понимаю, я бы тоже подумал, что крыша едет, но можешь не переживать. Иногда люди из высших кругов действительно идут на такой шаг, как инсценировка собственной смерти, чтобы решить определённый спектр проблем, а иногда и уберечь свою настоящую жизнь от «непредвиденных обстоятельств». — Честное слово, я думала, что умру от страха, — я легонько ткнула Макрона в плечо и как-то истерически хохотнула, потому что ситуация складывалась ну крайне абсурдная, — предупреждать нужно, что по дворцу иногда призраки хозяев мира ходить будут, так и до Кондратия недалеко… — Кондратия? — Эль немного поменял своё положение в кресле и мягко утянул меня к себе на колени, а я и не противилась совершенно, скорее даже напротив, — это что за зверь такой? — Это не зверь, это фигура речи такая, когда говорят о сильном испуге. Инсульт или апоплексический удар на Руси называли «кондрашкой», отсюда и производные типо «Кондратий обнял», «Кондратий хватил» и всякое такое… Просто в народе о разного рода бедах говорили иносказательно, вот смерть, к примеру, именовали «костлявой», чтобы не накликать случайно. — Каждый раз диву даюсь, насколько интересна славянская культура… Европейская, безусловно, мне роднее и ближе, но мы просто обязаны наведаться в какой-нибудь интересный музей в подобной тематике. Наведаться в какой-нибудь интересный музей в компании президента не по долгу службы, вероятно, мне светило исключительно в следующей жизни, но на подобным чрезмерно оптимистичным заявлениям я со временем перестала придавать какое-либо значение, хоть иногда от этого и кололо сердце какой-то тупой и бессмысленной обидой. Таков уж был президент Франции, и делал он это совершенно беззлобно, в святой надежде на реальное осуществление предложенного им где-нибудь в дальнейшей перспективе, а именно — «после выборов», потому что это событие должно было дать ему возможность вдохнуть полной грудью и больше не думать о том, как бы сохранить свой светлый лик в глазах избирателей и избирательниц… В прочем, этого мне знать уже не дано, но оно, наверное, и к лучшему, потому что обещанного три года ждут, а я, молодая и красивая, на такие подвиги оказалась не готова, сколько бы не шутила про жену декабриста. — Не переживай так, — Эммануэль убрал упавшую на лицо светлую прядь и мягко прикоснулся к моей щеке губами, — в кругах политической элиты и не такое случается, как-нибудь расскажу тебе парочку воистину удивительных историй под бокальчик-другой красного сухого. Какие у тебя планы на сегодня? — Да вот по этому поводу и пришла, — на месте, куда ранее опустился поцелуй, остался влажный след, и я почувствовала, как к щекам приятно прилилась кровь, — мне в галерею нужно, а Настю куда девать не знаю… Хотела с тобой посоветоваться. — А, не парься, — Маню всё не мог перестать гладить моё лицо своими едва тёплыми руками, а я лишь ластилась к нему, точно котёнок к вернувшемуся с работы хозяину, — созвонился с Педро, он в ближайшие пару часов пришлёт за ней вертушку… Интересный такой, всё шифруется, будто не родной. Тебе привет передавал, кстати, звал в гости. От одного только упоминания мерзопакостного премьера в контексте каких-либо личных контактов к горлу подкатил комок тошноты, и я в ответ лишь молча передёрнула плечами, потому что в очередной раз вспомнила то отвратительное чувство беспомощности, когда рукой-то пошевелить сложно, что уж говорить о попытках отбиться от двухметрового мужчины, на досуге игравшего в любительской баскетбольной команде. — Нин, — Эммануэль, к моему сожалению, столь «красноречивую» реакцию стороной обходить не стал, — расскажи мне, что с тобой происходит. Я ведь не маленький мальчик, чтобы верить в твои сказки про «всё хорошо, просто устала». — Да правда всё хорошо, просто… — с каждым днём от этого нелепого вранья прямо в глаза становилось только хуже, но рассказать всё как есть мне, скорее всего, просто не хватало храбрости, — нет, не просто. Наоборот, очень сложно как-то… — Ну так давай попробуем вместе сделать так, чтобы это «сложно» превратилось в «просто», а там уже справимся как-нибудь. Не сочти за бахвальство, но я всё же не фасовщик с ближайшего пивзавода, и некоторый спектр вопросов моё служебное положение таки способно разрешить. — Да я понимаю, — с тихим вздохом я отвела глаза в сторону, и в носу противно защипало от внезапного осознания того, что все мои беды уже начали напоминать огромный снежный ком, что катился с вершины Эвереста и с каждой минутой только больше становился, — как-то всё это… Пока я мялась и всё никак не осмеливалась сказать хоть слово по делу, один из трёх лежавших на президентском столе смартфонов прервал меня зажигательными звуками «One more time», и мужские руки, некогда гладившие мои щёки, теперь целиком и полностью были отданы сему чуду техники. В общем-то, обычное явление, потому что кому, если не президенту Франции решать сто-пятьсот миллионов вопросов в час? — Bon matin, господин Гросси, — приняв телефонный звонок, Маню коротко кивнул мне головой и жестом указательного пальца попросил чуть-чуть подождать, поэтому я даже с колен его подниматься не стала, тем более, когда его ладонь снова опустилась на поясницу, — ох, должно быть, вчера Селин пропустила Ваш звонок в силу невероятной загруженности, но я, конечно, помню о нашей сегодняшней встрече, не беспокойтесь так. До встречи, всего доброго! Как только из динамика послышался характерный гудок, Макрон с тяжёлым вздохом небрежно откинул осточертевший аппарат в сторону, и что-то мне тогда подсказало, что ни про какую встречу он не помнил, и вообще видал этого вашего господина Гросси… Где-то очень далеко, скажем. — Нет, безусловно, МАГАТЭ столь дотошный лидер идёт исключительно на пользу, но… Из души три души вытянет, честное слово, — Эммануэль вдруг притянул меня к себе, прижал к груди так крепко, будто я сбежать от него куда-то пытаюсь и шумно выдохнул в макушку, — солнце моё ясное, прости меня, пожалуйста, давай я заеду к тебе вечером, как освобожусь? — У тебя очень много дел, — когда хватка его чуть ослабла, я наконец поднялась на ноги и тут же спрятала руки за спиной, — так что, наверное, не стоит. Отдохни лучше, если такая возможность будет, ты мне обещал. — Обижаешься на меня? — Нет, конечно, — я вдруг поняла, что, наверное, чересчур резко вскочила с его колен, и это действительно со стороны могло выглядеть как-то неоднозначно, — мне просто на работу сегодня, а ещё хочется уже скорее разрешить этот красноволосый оппозиционный вопрос… — Удивительные у тебя друзья, конечно, — ну вот, опять он просто посмотрел нашкодившим котёнком, и это дурацкое чувство вины непонятно за что накрыло меня с головой, — Педро сказал, что она в целях культурного обогащения поехала сюда… В поисках острых ощущений, так сказать. Скоро заберут на личном транспорте, можешь не беспокоиться. — Поеду в галерею тогда, — напоследок я всё же опустила ладони на его отчего-то очень сильно напряжённые плечи и плавно помяла их массирующими движениями, — надеюсь, скоро увидимся. — Обязательно увидимся, — рука президента опустилась на затылок, а губы мягко коснулись моих в лёгком и каком-то невероятно ласковом поцелуе, — я всё же постараюсь заглянуть вечерком, очень уж соскучился, так что напиши мне, как освободишься. — Ладно, — сердце глухо и тревожно ёкнуло от мыслей о том, что грядущей ночью мы снова окажемся в одной кровати, но отказать ему не хватило воли, потому что как-то погано на душе было от того, что мне вот так вот внезапно расхотелось «быть ближе», — надеюсь, по пути не встречу какую-нибудь восставшую из мёртвых Жанну Д’Арк, по старой дворцовой традиции… — Нет, её не должна, — только я собралась наконец покинуть рабочую обитель французского лидера, он вновь ухватил меня за руку, заставив тем самым обернуться, и это уже слегка раздражало, — если подождёшь полчасика, могу тебя докинуть, мне всё равно в твои… — Нет, — не успел Макрон договорить, я перебила его на середине предложения, потому что с каждым его словом внутри меня копилось какое-то беспричинное раздражение, — что тут идти-то… — Нин, — президент вновь потянул меня на себя, но теперь уже безуспешно, потому что если опять упаду к нему на колени — непременно вывалю все накопившиеся со временем претензии, а это сейчас ну совсем не нужно, — точно не обижаешься? Это ведь из-за того, что… Про командировку соврал тебе? — Всё нормально, правда, но я очень сильно опаздываю, — ладонь из крепкой мужской хватки я попыталась освободить крайне деликатно, чтобы этот бессмысленный разговор не затянулся на всё оставшееся свободное время, — до вечера, я тебе напишу. На том я наконец вырвалась на волю, и если бы не сидевшая на своём законном месте секретарша — обязательно сползла бы по узорчатой стене вниз и сидела там до тех пор, пока тупое чувство тревоги под рёбрами не угомонится. За четыре месяца этого идиотского хождения по мукам, почему-то именуемого светлым чувством любви, накопилось много всякого негатива, а над головой, по ощущениям, нависла грозовая туча, из которой непрерывно лил дождь, и время от времени молния била прямо в макушку, прямо как в американском мультике каком-нибудь. — Au revoir, Нина, — Селин, не отвлекаясь от созерцания своего отражения в карманном зеркальце, махнула мне занятой помадой рукой, — заходи почаще, посплетничаем. — Да-да, всего доброго, Селин. Из приёмной президента меня как ветром сдуло, и я только на полпути к выходу поняла, что забыла самое главное — обрадовать свою горемычную подругу тем фактом, что совсем скоро её приключение, обернувшееся для меня той ещё головной болью, закончится. В общем, волей-неволей пришлось возвращаться, как бы сильно мне не хотелось покинуть этот дурдом, почему-то именуемый в народе Елисейским дворцом. — Можешь ликовать, — Дубровскую я нашла ровно на том же месте, и это даже в какой-то мере спасло окружающий мир от возможности испытать на себе мой праведный гнев, — договорился, что тебя прямо отсюда и заберут через пару часов, так что постарайся не попасть за это время ни в какие неприятности. — Ура, наконец-то, — Настя вскинула руки и потянулась вверх, громко хрустнув затёкшими от лежания в неудобной позе позвонками, — а мне тут понравилось, кстати, красивенько, но жить здесь просто ёкнешься… Меня, кстати, накормить завтраком обещали, присоединяйся. — Нет, спасибо… Ну, я поехала, — если честно, я не особо понимала, как себя вести, потому что с одной стороны как-то совесть мучила, что бросаю подругу на произвол судьбы, а с другой очень уж хотелось закрыться в галерее и не разговаривать ни с кем до тех пор, пока посетители не наведаются, — пока? — А, ну, — Анастасия, слегка поникшая, поднялась на ноги и поцокала своими неимоверными по размеру каблуками в мою сторону, — спасибо, что договорилась, я бы без тебя точно на небо в клеточку смотрела… Я обниматься никогда особо не любила, но когда звезда артхаусного кино сгребла меня в охапку и прижала к себе, на душе даже как-то тепло стало, потому что мы очень давно не виделись, а я жутко соскучилась, хоть и бубнила постоянно в нежелании говорить об этом вслух. — Да не за что, — мягкая шуба защекотала нос, и я чуть-чуть отошла в сторону, чтобы ненароком не дать волю эмоциям, — позвони хоть, как доберёшься. — По старой постсоветской традиции пришлю тебе открыточку в Ватсапе, — Настя щёлкнула пальцами и весело расхохоталась, — надеюсь, увидимся не через три года, как обычно. На том мы наконец распрощались, и я, засунув свою ностальгическую тоску подальше, наконец вызвала такси до дома. На всё-про всё у меня ушло часа полтора, поэтому в галерею я попала уже около десяти, и в спидран-режиме принялась за уборку: за несколько дней моего отсутствия всё вокруг покрылось пылью, духота стояла неимоверная, и я уже задумалась о том, что пора бы уже перестать жмотиться на уборщицу или вообще нанять помощника, который будет за всем этим хозяйством следить… Но во втором случае проблема была даже не в деньгах, а скорее в том, что я понятия не имела, кого можно на эту должность пригласить, и кто вообще в здравом уме согласится на подобное, ведь даже студенту среднестатистическому никакого резона работать здесь на совесть нет. За размышлениями о тяжести бытия художника и галериста в одном лице уборка пролетела незаметно, и к положенным двенадцати часам моя скромная обитель уже сияла чистотой, что просто не могло не радовать, потому что в запасе оставался целый час, за который можно метнуться вниз и бахнуть кофейку с какой-нибудь вкусной булкой. Можно было бы метнуться, не нарушь мои планы резкий запах палёного и последовавший за ним хлопок, от которого даже открытое на проветривание окно с характерным грохотом захлопнулось, чудом не разлетевшись на кусочки.