Этюд в Елисейских тонах

Я подступилась ещё на шаг, боясь позволить себе хоть одно неправильное движение, но всё надеялась, что мне удастся подойти совсем близко, чтобы в воздухе снова запахло терпкой перечной мятой с мандариновыми нотками. Он выглядел так, будто оказался здесь случайно. Я тоже, но это пока. Скоро всё изменится: я превращусь в бледного бюрократа в составе его предвыборной кампании, а он останется тем, кем был, но начнёт нечеловечески меня раздражать своими дурацкими выходками на публике. Но всё это будет позже, а пока я стояла напротив, слегка растерянная от нелепости всего происходящего, а Эммануэль лучезарно улыбался.    — Очень рад видеть Вас. Дружеские обнимашки?   Он вдруг утянул меня к себе в объятия, а я тогда даже не понимала ещё, что безнадежно попалась, попросту влипла, как наивное дитя.   — Если Вам неловко, некомфортно или что-то в этом роде, — он наконец отпустил меня, и на предплечьях, которых он коснулся в таком панибратском жесте, осталось приятное чувство тепла, — не стесняйтесь, я не обижусь. — Всё хорошо, — я потёрла правое плечо левой ладонью и неловко заулыбалась, — я просто что-то… День сумасшедший, ничего не успеваю. Бриджит попозже будет? — А Вам недостаточно моей компании? — Макрон беззлобно хохотнул, — Бриджит вся в делах, вся в заботах, загорелась идеей открыть благотворительный фонд на базе Вашей шк… Оу, кажется, я сболтнул лишнего. Присаживайтесь, не стесняйтесь.   Макрон сел на своё прежнее место дислокации, а я припарковалась в угловой части дивана, практически напротив него, и сразу потянулась к увесистому меню, оформленному в привычных тонах сего заведения.   Красный, золотой, чёрный.   — Могу посоветовать буйабес, он здесь бесподобен. Или, например, бёф бургиньон с алиго, — видимо, Макрон здешнее меню знал чуть ли не наизусть, потому что к своему он даже не притронулся, — в принципе, здесь все блюда по-своему хороши, так что ни в чём себе не отказывайте. — Доверюсь Вашему вкусу, — я коротко кивнула, продолжая листать меню в поисках раздела с винной картой, потому что после такого насыщенного дня лишним бы не было, — алкоголь? — Однозначно бургундское, не прощу себя, если позволю пропустить Вам мимо себя этот шедевр французского виноделия.   *** За диалогами тет-а-тет мы просидели не до утра, но, когда десерт был уничтожен, стрелка настенных часов перевалила за десять вечера. Время в компании Эммануэля летело быстро, он уже не казался мне таким чопорным душнилой, как в первые встречи, а напротив — всё больше в моих глазах раскрывался как общительный и по природе своей добродушный мужчина.   — В общем, в детстве я хотел стать космонавтом, но надо было много учиться, поэтому я стал президентом, — мы весело захохотали, пока Макрон прикладывал телефон к портативному терминалу в руках молодого официанта, — можете быть свободны, спасибо.   Когда сотрудник ресторана собрал со стола грязную посуду и спешно удалился, политик подвинулся ещё ближе и, с пару секунд помедлив, аккуратно приобнял меня за плечи, горячим дыханием щекоча мочку уха. И я сначала отшатнулась, а потом, к собственной неожиданности, вдруг поймала себя на мысли, что прерывать это не хочется и что президента я бы с радостью забрала к себе, унесла домой и усадила на полку, как плюшевого медведя, чтобы по утрам целовать в лоб, а ночью слушать его голос, и не волнует.   — Я водителя отпустил. Покатаемся немножко? Обещаю, что доставлю тебя домой в целости и сохранности, котёночек. — Я не котёночек, — я бесцеремонно пунькнула политика в нос, растеряв худые остатки субординации, — я тигр… — Доставлю тебя в целости и сохранности, тигр, — Макрон театрально посерьёзнел, благодаря чему пьяная раскосость в его глазах стала ещё заметнее, — нет, ну этот вообще не звучит… Если тигр, то кто кого повезёт ещё. — Зрите в корень, господин президент. Так что, давай-ка, либо возвращать твоего водителя обратно, либо я поведу.   Если сравнивать количество выпитого алкоголя, я в этом вопросе явно Макрону уступала и из целой бутылки выпила только два неполных бокала, поэтому он действительно выглядел хоть и не безбожно пьяным, но таки порядочно окосевшим, а разбиться за ближайшим поворотом мне в тот момент хотелось в последнюю очередь. У меня диссертация, у него выборы, сами понимаете, дела-дела.   — Ладненько, твоя правда, но ты мне должна пообещать, что домой сразу не поедем, хочется проветриться. Все эти парчовые шторы и золотые унитазы так угнетают порой…   Ой, бедный-несчастный, кому суп пустоват, а кому жемчуг маловат. В общем, на такой страдальческой ноте мы потихоньку начали собираться, а минут через пятнадцать уже двигались по узкому тёмному коридору в сторону запасного выхода на внутреннюю парковку, что смотрела прямо на парламент, расположившийся на другом берегу Сены.   —  С Вашего позволения, — из внутреннего кармана длинного клетчатого пальто я вытянула прямоугольную пачку насыщенно-бирюзового цвета, зажала губами тонкую сигарету с зелёной кнопочкой на фильтре, а после протянула руку в сторону Эммануэля, — м? — Ментоловые сигареты, ты серьёзно? — Макрон вздохнул со всем своим французским артистизмом, — я думал, славянские женщины не курят, а тут ещё и такая гадость… — Передаю привет борцам со стереотипами, — щёлкнула перед сигаретой зажигалкой с забавным гусем на корпусе, а глаза куда-то в мозг закатились, — женщины курят независимо от этноса. Если бы ты сказал подобное мигрантке из какой-нибудь Зимбабве — давно бы уже по щам схлопотал, а мне оскорбляться не положено. — Ну не язви, я не хотел тебя обидеть, — президент уморительно склонил голову к плечу, наблюдая за выпускаемым мной дымом с насыщенным запахом ментола, — дай угадаю, закурила с переездом в Париж? — Закурила с переездом к бате-алкоголику, — я слегка поджала губы и подняла голову вверх, где, наверное, уже рассыпались звёзды, свет которых заглушало городское освещение, — совесть Парижа чиста. — Оу, — в тот момент Эммануэль, кажется, понял, что пора бы уже прикусить язык и не лезть туда, куда не просят, — извини, мне не стоило… — Не стоило, но что уж, — остатки сигареты полетели в ближайшую мусорку, — давай по коням уже, княже.   ***  — Знаешь, чего мне сейчас хочется больше всего? — по ночному Парижу мы катались уже около часа, болтали о всяком, поочередно рассказывали эпичные истории из собственного опыта и, в общем-то, здорово проводили время, но после такого томного вопроса стало слегка не по себе, потому что ответ на него был очевидным, — а вот и неправильно, дорогуша, хочу в Макдональдс. Ты давно там была в последний раз? — Утром сегодня. С одним коллегой традиционно гоняем туда на завтрак раз в две недели. — Эх, здорово, — Эммануэль покрутил на безымянном пальце обручальное кольцо, — а я и не вспомню уже… Наверное, ещё до того, как стал президентом. Кажется, только вчера выборы были, а уже и срок к концу подходит, подумать только, куда время летит… — Не знаю, куда-то, — пожав плечами, свободной от руля рукой я смахнула экран блокировки телефона, и игравшая в салоне музыка остановилась, сменившись коротким «блюм», — Сири, найди ближайший Макдональдс. — По адресу улица Эжен Варлен, четырнадцать есть ресторан Макдональдс, работает круглосуточно, сейчас открыт, — холодный голос актрисы, что подарила искусственному интеллекту возможность говорить, монотонно оповестил нас о том, что до американской обители зла осталось ехать всего ничего, — около километра от Вас. — Боже, — президент с досадой почесал затылок, — представляешь, я даже улиц таких не знаю…   Как я потом убедилась, его Париж всегда был невелик, он заключался в тесном кольце между Елисейским дворцом, Парламентом, Оперой, аэропортом и двумя-тремя ресторанами — эти точки соединялись в его представлении лишь кратчайшими прямыми линиями; шаг в сторону — и Эммануэль оказывался на неведомой территории: под ногами дикими джунглями лежал метрополитен, а окраинные кварталы простирались, как пустыни.   — Не волнуйся, их никто не знает, — протяжно зевнув, я прибавила газу, дабы поскорее отравиться картошкой-фри и шоколадно-карамельным «макфлури», — просто мне в студенческие годы приходилось на общественном транспорте в разные части города на пленэры и к заказчикам ездить, по виду ориентируюсь, а названия ни одного не запом… Да чтоб!   Перед самым носом помахал полосатым жезлом инспектор в ярко-зелёном светоотражающем жилете. Вот только этого мне до полного счастья не хватало, посреди ночи быть остановленной за превышение скорости под градусом с, мать его, президентом на переднем пассажирском.   — Неловко получается, — Макрон не выглядел сильно разочарованным происходящим, ему скорее интересно было, чем всё это закончится, — не переживай, горюшко моё, я всё решу. — Двое дерутся, третий — не лезь, — машина съехала на обочину, товарисч полицейскай двинулся в нашу сторону, а я сама полезла всё в тот же карман за правами и паспортом, — СТС-ку давай, решала. — Здравствуйте, мисс, — в опущенном тонированном окне появился круглый лик стража порядка, говорившего с явным американским акцентом, — Ваши документы, пожалуйста. Почему нарушаем в жилом районе? Думаете, раз на авто таком солидном, можно про ограничения забыть? — Пожалуйста, — когда документы благополучно оказались у телепузика в руках, он наконец глянул на единственного пассажира в машине, который уже крутил в руках какой-то документ в кожаной обложке, — что-то не так? — Ну надо, — мужчина прищурил один глаз и присвистнул, — сэр, можно я с Вами сейчас сфотографируюсь? А мужикам на работе скажу, что президента видел! Вы просто так на него похожи, один в один прям, в кино играть можно. — Я? На президента? — Макрон театрально вскинул брови и положил руку на сердце, — никогда не задумывался… — Да не, — я, с божьей помощью состроив серьёзную мину, небрежно отмахнулась, — вообще не похож, господин инспектор просто льстит тебе. — Либо штраф, либо фото, выбирайте.   Мужик мгновенно посерьёзнел и посмотрел на меня так грозно, будто сейчас не фотку с «левым челом» выпрашивал, а вот-вот собирался вернуть Тайвань в «объятия Родины».   — Ради Бога, только не ругайтесь, — Эммануэль вскинул руки в капитулирующем жесте, — кто накосячил — тот и фотографирует, дерзай.   Президент беспечно выпрыгнул из машины и двинулся в сторону настырного французского гайца с таким титаническим спокойствием, будто подобные ситуации у него по пять раз на дню случались. А вдруг это вообще какой-то маньяк, который нас выследил ещё у ресторана? Или, может, желтушник под прикрытием, который завтра с утра пораньше распространит это фото под всратыми заголовками?   — Очень остроумно и целесообразно, мистер президент, — я закатила глаза и вылезла следом, — жандармерия поставила лайк, а ЦРУ респостнули. — Ой, теперь будешь меня так на постоянной основе называть, — по кому-то здесь явно плакал факультет театрального искусства в Сорбонне, как только шарообразный полицейский подошёл ближе, радушный политик сгрёб его одной рукой в охапку, а второй показал знак мира, — мне нравится. — Улыбаемся и машем, желательно молча.   Несколько раз щёлкнула камера старенького айфона, а потом телефон вернулся в руки хозяину. Потом ко мне. Потом опять ему. И так раз пять точно. В конце концов, когда одна из тысячи фотографий всем понравилась, нам пожелали хорошего пути и отправили восвояси.   — Господи, ну что за цыганский цирк? — я подпёрла голову ладонью и заулыбалась, глядя на ухохатываюшегося на соседнем сиденье президента, — даже ксивой светить не пришлось, видишь, какие у нас правоохранительные органы изобретательные. Будет теперь ходить, затирать коллегам, что президента штрафанул, а ему ж никто не поверит. — Ой, ну, — Макрон вытер пальцем выступившие от смеха слёзы и наконец разогнулся, — очень хочется верить, что ему никто не поверит, потому что сложно будет потом объяснять эту ситуацию общественности. И Бриджит. Перед Бриджит тоже будет неловко.   Мы встретились взглядами, и в автомобиле повисла тишина, нарушаемая лишь негромким шумом двигателя. Не знаю, сколько мы сидели вот так вот, глядя друг на друга и придурковато улыбаясь, но как только Эммануэль попытался приблизиться, я, от греха подальше, отвернулась к бортовому компьютеру в попытке разрядить обстановку.   — Мы в Мак-то едем, начальник? — я начала тыкать на кнопочки навигатора, который уже сбился за время импровизированной фотосессии, — а то у меня уже…   Когда вместо ответа он потянулся, чтобы повернуть мою голову в свою сторону, я уже думала пощечину ему от досады отвесить, но вместо этого просто положила ладонь на его щеку, и сердце глухо ёкнуло от того, что Макрон сразу же так доверчиво подставился под эту ласку. Теперь нам обоим не отвертеться.   Он тогда целовал меня жадно, отрывисто и нервно, потому что знал: это большее из того, что он может себе позволить.