Fuсkin heights

Люси сидела в пыльном шкафу под шубами и пальто и боялась пошевелиться. Айвори опять буянил под воздействием алкоголя, бил всех, имевших несчастье попасться ему на пути, и крушил мебель, выкрикивая нецензурные проклятия. Пряталась, кстати, не только Люси – нянюшка Нелли сидела в шкафу с маленьким Гэртоном, сыном Айвори. Зануды дворецкого, Джозефа, в поместье не было, а Хитклиф, как всегда, отсиживался в конюшне, занимаясь непристойностями с лошадками. Все просто пережидали, пока Айвори устанет и заснет. В шкафу было темно и скучно. Шубы казались Люси огромными секвойями, шляпы, лежащие на полке, - бурундуками, а роль пеньков исполняли мешки, набитые прочей одеждой. Надо было сидеть тихо, но запах нафталина, как назло, щекотал ноздри. Чтобы отвлечься, Люси стала вспоминать приют «Солнечный дом». Она попала туда после смерти родителей, когда ей было около семи лет. Поначалу ей было там плохо, очень плохо. Она плакала каждую ночь, а спала по пять часов в сутки. Они ничего не ела, а в ответ на все вопросы лишь испуганно молчала. Краем уха Люси слышала что-то о том, что у нее «расшатанная психика, слабые нервишки и неслабая расторможенность», но по малости лет девочка не понимала смысл этих слов. Но за черной полосой всегда следует белая, и жизнь в «Солнечном доме» заиграла красками. У Люси появилась подружка – Ронда Блю, уютная беленькая девочка с румяными щеками и брекетами на верхних зубах. Люси нравилось учиться в школе – особенно легко девочке давались сочинения. Люси нравилась в приюте атмосфера упорядоченности и размеренности – сейчас же ей этого очень не хватало… Тогда она, по крайней мере, знала, чего ей ожидать в ближайшее время. А еще Люси нравились пушистые серые беретики, входившие в приютскую форму. Девочка, если ей бывало грустно, представляла, что берет – это ее котенок, снимала его и с ним играла, расчесывала и гладила. Несмотря на свою внешнюю невзрачность, девочка была добрая, вежливая, угодливая и покладистая, поэтому очень нравилась взрослым. Воспитательницы, большие, строгие женщины преклонного возраста, одетые наподобие сестер милосердия, гладили Люси по голове, приговаривая: «Ах ты заинька, умница ты наша, благослови тебя Бог!» Поварихи, за расторопную сервировку столов, угощали девочку добавочной порцией воздушной овсянки на сливках. Начальница приюта, миссис Беррингтон, ставила Люси всем в пример и поправляла ей на ночь одеяло. Опять же, от всей этой «бомбежки любовью» у Люси были проблемы – в детском коллективе не жалуют любимчиков. Сверстники ее на дух не переносили, презирали, обзывали «паинькой» и «подлизой»… Только благодаря заступкам Ронды и страху перед миссис Беррингтон над Люси не учиняли физическую расправу. Люси вздохнула. Да, у нее было счастливое детство. Девочка вспоминала, как они с Рондой по ночам секретничали и шепотом придумывали откровенно бредовые, но креативные сказки, делали с ней из пластилина фиолетовых зайчиков, а на уроках ИЗО рисовали их воображаемый дом, где они планировали жить вдвоем со своими мужьями и детьми, когда вырастут… Как они всем приютом на празднике шли по улице и во все горло пели развеселые песни, а их румяные лица целовал легкий теплый ветер, и все взрослые – от сгорбленных, немощных, но чопорных старушек до высоких, тучных, надменных полицейских, - смотрели на них с умилением и жертвовали на приют… Как они все делали подарки воспитателям на Рождество и рисовали друг другу открытки… А в десять лет Люси забрал Айвори Эрншо. Девочка даже отдаленно не могла представить, что ее ждет – пропитанное ненавистью поместье, мрачные слуги, дядюшка-алкоголик, которые сделает ее не девочкой уже в одиннадцать лет, совершенно одичавший, капризный двоюродный брат Гэртон… Но все это ни в какое сравнение не шло с Хитклифом – сошедшим с ума цыганом после смерти своей возлюбленной Кэтрин, сестры Айвори. Хитклиф даже снял скальп с ее трупа, сделал из него маску, надевал ее на коней и совокуплялся с ними, представляя, что они – Кэтрин. Иногда этот цыган ходил по дому с топором, многозначительно и коварно улыбаясь. Из шкафа Люси услышала, как ее дядюшку кошмарно выворачивает прямо на ковер. «Зачем же столько пить? Какое удовольствие сначала разгромить дом, а после – проблеваться и заснуть?!» - недоумевала девочка. Впрочем, в ее нынешней жизни тоже бывали просветы: Айвори иногда бывал приятным человеком – любил Люси, покупал ей все, что бы она ни попросила, тискал ее и расцеловывал, говорил комплименты, на которые его племянница была очень падкой… Правда, трезвым он никогда не бывал, во всяком случае, за четыре года, проведенные на Грозовом Перевале, девочка его таковым никогда не видела. «Хотя эта его любвеобильность – наилучший вариант опьянения – во всяком случае, лучше, чем когда он бывает плаксивым или агрессивным», - задумалась Люси. В шкаф деликатно постучались. - Это я, Нелли. Мистер Эрншо наконец-то заснул, - с облегчением доложила нянюшка. – Можете смело, но тихо выходить. - Нелли, ты такая добрая, спасибо тебе! – Люси прижалась к ней, хлюпнув носом. - Полно вам, мисс, - смутилась та. – Вы, наверное, единственный человек в этом доме, способный на человеческие чувства, - покачала Нелли головой. – Джозеф только и знает, что фарисействовать. Мистер Эрншо – пьяница и богохульник, уж не знаю, как вы, Люси, его терпите; Гэртон ведет себя, как маленький звереныш, а когда я вижу Хитклифа, то сомневаюсь, человек ли он! Хотя что это я, не слушайте меня, старую дуру, пойдемте лучше, я вам ужин согрею! – нянюшка спохватилась, вспомнив, что сплетничать о хозяевах непрофессионально. Люси хмыкнула, подивившись ее стеснительности, но, промолчав, стала спускаться на кухню (в столовой, огромной, пустой и темной, ей ужинать не хотелось). Спускаясь, она с почтительным ужасом оглядывала бардак, устроенный Айвори. «Да, похоже, завтра меня и Гэртона ждет сцена его бурного раскаяния... Надо подумать, какие бы подарки попросить у него в этот момент», - задумалась практичная Люси, приучившая себя во всем видеть хорошее.