Ювелирка

– Поверить не могу, что они согласились, – качал головой староста группы, передавая Сюаньюю пачку рисунков. Почти все те, что были нарисованы во время мастер-класса Не Хуайсана. Сюаньюй и сам поверить не мог, у него до сих пор голова кружилась, как он начинал думать: у него получилось! Ну, пока еще только в теории, но все-таки. Получилось через менеджера магазина, где он подрабатывал, выйти на бухгалтера, а через бухгалтера – Сюаньюй уж точно знал, как с этой братией общаться – на маркетологов и прочих пиарщиков, которых Сюаньюй друг от друга не отличал. Конечно, прямо-таки целую презентацию ему провести не дали, но Сюаньюю хватило и того, что его согласились выслушать. В тесном боксе, который служил вроде как кабинетом, при двух замученных женщинах с огромными кружками кофе, Сюаньюй чувствовал себя как в огромном конференц-зале и сиял, показывая свою мальву. Прошла целая неделя, прежде чем наверху зашевелились, прежде чем с Сюаньюем связались женщины-с-кофе. Целая неделя, в которую Сюаньюй попеременно порывался то прорыдать подушку насквозь, то уничтожить запасы шоколадных конфет дома и в ближайших магазинах, то взять себя в руки. Он думал: вот Яо ведь так не отчаивался никогда, хотя и у него наверняка бывало что-то ужасное. А он брал, вставал и снова шел вперед, иначе был бы он крутым бухгалтером? Ну, насколько вообще может бухгалтер быть крутым. Или вот: Не Хуайсан тоже не смог бы стать таким восхитительным мастером, если бы отчаивался! И уж тем более: Минцзюэ вообще выглядел так, будто не знал слово «отчаяние» в принципе. Теперь Сюаньюй готов был одногруппникам в ноги кланяться. Почти все они согласились поучаствовать в мероприятии сети ювелирных магазинов. Хотя и ничего удивительного: Не Хуайсана тоже позвали участвовать, а от студентов-то только и требовалось, что дать свои рисунки для выставки в магазине. Сюаньюй даже не был уверен, что выставка состоится. Женщины-с-кофе по телефону звучали не очень уверенно, но теперь Сюаньюй хотя бы мог сделать что-то сам, от него что-то зависело. Все-таки эта неделя, когда он ничего не знал и в кровь искусал все губы от осознания собственной беспомощности и бесполезности, когда он никак не мог повлиять ни на что, была сущим кошмаром. Хотя если спросить продавца сладостей рядом с домом Сюаньюя, то он бы точно ни на что не пожаловался. Бережно сложив все рисунки на столе в кабинете-боксе и отметив, что чашки с кофе стали как будто еще больше, Сюаньюй почувствовал душевный подъем. Если все получится, если… нет-нет, нужно так: когда все получится, Не Хуайсан приедет к ним в магазин, будет улыбаться журналистам, обмахиваться веером, может, даже повезет, и он решит примерить какие-нибудь украшения… И если – нет, когда! – когда за ним в магазин зайдет Минцзюэ, то… Тут Сюаньюй еще дальше не придумал, потому что если честно, то хотелось обнять его крепкую сильную руку, повиснуть, зажмуриться и никогда не отпускать. Но вряд ли такое понравится Минцзюэ, который видел Сюаньюй всего раз, да и журналистам, которые там будут… вот им понравится, но это будет плохо. Впрочем, вслед за сладкой грезой о крепкой сильной руке к Сюаньюю приходили страх и неуверенность. Он старался дышать глубже, делал себе чай, заставлял себя жевать конфеты хотя бы не так быстро. Даже… ох, об этом было даже сложно думать – даже если Не Хуайсан не согласится, не приедет, все равно выставку можно будет провести. Это будет не так уж круто, конечно, но по крайней мере будет. Сотрудничество ювелирки с академией искусств – это тоже все-таки инфоповод. Когда еще через неделю в сети и в городе стала появляться реклама с рисунками цветов, на фоне которых блестели изящные украшения, Сюаньюй чуть прямо на остановке, где ловил автобус, не взвыл. Выглядело потрясающе, лучше, чем Сюаньюй воображал себе. А в центре даже повесили билборд с серьгами, которые словно причудливо вплетались в линии картины самого Не Хуайсана. Мо специально поехал посмотреть, остановился через дорогу от билборда и смотрел, не моргая, и дышал, дышал – так, что плохо стало и в глазах потемнело. Яо уже через полчаса перестал реагировать на сообщения, состоящие сплошь из кричащих смайлов и фотографий рекламы, но Сюаньюй даже не обиделся. А вернувшись домой, крепко обнял Яо – так, что тот даже стал отпихиваться и вырываться – и запищал ему в плечо. Ощупывая ребра и стараясь отдышаться, Яо с прищуром посмотрел на Сюаньюя: – Я смотрю, ты вырос, и вместе с тобой выросли размеры помешательства. Тут уже все три недели. А со мной тебя хватило на три с половиной дня. – Хватит мне напоминать! – Сюаньюй возмущенно покраснел. – Я был юн и глуп и ничего не знал. – Ну а теперь ты зрел и мудр, – протянул Яо. Сюаньюй еще более возмущенно, гневно даже ахнул. Но улыбка так и пряталась в уголках глаз Яо, он не давал уличить себя в издевательстве. – А тут все серьезно! – Сюаньюй тряхнул волосами и вздернул нос. – Насмехаться над чужими светлыми чувствами и душевными порывами – верх снобизма! Стыдно! – он погрозил Яо пальцем. Тот мягко рассмеялся, поднял руки и примирительно обменял чашку чая на флаер, который Сюаньюй принес с собой. «Души прекрасные порывы» – значилось там. Витиеватыми иероглифами были выписаны место и время. На фоне цвела мальва, оттенившая сияние перстня с драгоценным камнем.