Ночь, опустившаяся на верхушки деревьев плотным звёздным покрывалом, летом всегда опаздывала. Каждый день она приходила всё позже, бессовестно невозмутимо обрушиваясь темнотой в любой ей угольный момент. Тем не менее, принимали её хоть и журя, но радушно, как старую-добрую подругу, а та в благодарность прятала жителей леса от посторонних глаз, обладатели которых переодически совали свой длинный нос не в те кусты.
Птицы постепенно замолкали, а сверчки и жабы у озера наоборот, начинали распеваться. Шуршали травой мелкие грызуны. Неспешно продвигался по привычному маршруту здоровяк-лось. Семейство зайцев забиралось в свою нору, а редкая лиса рыжей вспышкой мелькала в густых зарослях дикой ежевики.
Здесь всегда было невероятно тихо и спокойно, водилось много всякой живности, но это всё не значило, что лес был хоть на долю
гостеприимен: чужаков не любил никто, будь это даже случайно забредшая деревенская овечка.
Он любезно показывал дорогу к выходу, но если по пути дорогого гостя выхватывали местные волки —
увы и ах, оставалось только сделать вид, что никто сюда не забредал последние лет сто, да и вообще: идите куда шли, а то мало ли, что может случиться.
Вот и сейчас, услышав негромкий хруст веток, лесные жители было не обратили на это внимание, но…
Сложно оставаться невозмутимым, когда чужак оказывается нетипичным.
Особенно, если он человек.
И особенно, если это
вопящий на всю чащу человек.
— Помогите!
Лес мигом встрепенулся: «Что происходит? Близится опасность?!» — зверьки, беспокойно запищав, исчезли в норках, озёрный хор умолк, а в небо взвилось несколько беспокойно закаркавших ворон.
Раздался быстрый топот и на поляну выскочил молодой человек. Его длинные волосы торчали в разные стороны, кофта в нескольких местах разорвалась, а красивое лицо было перекошено ужасом.
Он огляделся по сторонам и прошипел себе под нос что-то нечленораздельное, в панике заметавшись из стороны в сторону.
Лес настороженно пригляделся к нему и удивлённо зашелестел кронами деревьев: «А он ведь не чужой… Но и не свой. Волк отчасти, но без густой шерсти».
«Волк» враждебно настроенным не выглядел, а вот страхом от него буквально
воняло за километр и это усилилось, как только вдалеке послышались шаги.
Они не были быстрыми, но с этим настолько чёткими и уверенными, что становилось не по себе. Как-будто паук, в чью паутину
уже заползла муха, просто продвигается к добыче, зная, что та уже никуда не денется.
Помогать большого желания, на самом деле, не было, но и оставлять на растерзание
кому-то не хотелось.
Одно из деревьев как-бы невзначай поднесло крепкую ветку ближе к земле и парень, удачно оглянувшийся, заметил это и тотчас кинулся к ней. Запрыгнув на ствол и начав быстро перебирать руками и ногами, он залез довольно высоко и затих.
Спустя несколько минут тяжёлые шаги стали слышны уже отчётливо.
Это шёл точно не обычный человека, потому что они уж точно не издают
механические поскрипывания при ходьбе. Несмотря на это, некто, что не вызывало сомнений, действительно мог быть опасен.
Лес замер, но лишь на секунду. Человечишка, в ужасе сцепивший зубы и почти вросший в ствол хоть и раздражал, но его нужно было спрятать, потому что если преследователь всё же настигнет его — случится что-то страшное.
Единственный вариант, который и вправду мог помочь — это сделать вид, что жизнь леса тут никто не тревожил.
Лягушки как по мановению руки заквакали, а сверчки подхватили песню громкой трелью. Парень сквозь листья заметил, как мимо прошествовала пара оленей. Землеройки зашелестели опавшими листьями.
И всё как ни в чём не бывало.
Некто вышел на поляну и огляделся. На его лице не просматривалось ни одной эмоции, но он замер, точно был озадачен исчезновением преследуемого им человека.
Неожиданно, он поднял голову вверх и взглянул на одну из крон, и, кивнув самому себе, начал медленно осматривать все деревья.
Его рука скользнула в карман брюк.
Парень затаил дыхание и закрыл глаза. Руки вцепились в кору так, что побелели костяшки и он едва сдерживался, чтобы не начать стучать зубами.
В голове набатом била мысль о том, что его, блять, обнаружат, а если это случится…
Неожиданно справа от него раздался шум.
— Как я убегу, уноси ноги отсюда! — парень вздрогнул. Ему показалось, что
чей-то шёпот просто разорвал своей громкостью воздух.
Открыв глаза, он увидел, что сказавший это
кто-то спрыгнул с соседнего дерева и помчался прочь, даже не оглянувшись. Некто тенью кинулся за ним и вскоре оба пропали из поля зрения.
Парень удивлённо выдохнул. За несколько секунд ситуация круто изменилась, но чьими стараниями — узнать уже было невозможно, к сожалению. Появлялось желание сначала отвесить спасителю подзатыльник за непрошенное вмешательство, а потом рассыпаться в благодарностях, потому что
ебать, пожить ещё хотелось.
Насколько минут не было слышно ничего, кроме уже привычных звуков чащи.
Высунув голову из кроны, парень заметил, что действительно больше никого, кроме него, не было.
«Уноси ноги отсюда!». Он помнил о сказанном ему странным спасителем и начал спускаться вниз.
Было невероятно любопытно, кто решил подвергнуть себя опасности, только чтобы спасти его зад, но время поджимало, а страх гнал вперёд.
Несмотря на странно усилившийся шум ветра, парень спрыгнул на землю и сделал несколько шагов в сторону выхода с поляны.
Лес почти выл:
«Не иди! Не надо!», но люди часто оказываются глухи к неочевидным знакам.
Над его ухом раздался ужасающий скрежет, заставляющий похолодеть до мозга костей.
Парень закрыл глаза, стараясь не задрожать всем телом и прошептал:
— Я долбоёб.
В загривок врезались острые когти.
Перед глазами пронеслись впечатавшиеся в память картинки. Мимо, как летящий вникуда поезд, неслись воспоминания: чьи-то сверкающие глаза, острые, белёсые клыки и рыжая девочка, с тянувшейся по шее рваной раной, из которой хлестала кровь.
Они блёкли и исчезали, словно кто-то стирал их ластиком.
Голова начала кружиться, почти раскалывалась, а в мыслях стучало только
я умру меня просто сотрут и я умр-
Неожиданно его толкнули на землю. Перед глазами повисла пелена, а ватные ноги позволили телу безвольно повалиться.
Перед закрывающимися глазами появилась пара тяжёлых ботинок, уходящих прочь, и даже спокойные шаги выглядели ужасающе неживыми.
***
Парень вздрогнул и открыл глаза. Не сразу поняв причину своего пробуждения, он перекатился на спину и уставился в…
Голубое небо.
С какого-то хрена это был не потолок.
Оглядевшись по сторонам, парень во второй раз убедился, что да, это действительно
нихуя не его комната.
И ещё что-то пищало… Это бесило.
Он нахмурился:
— Что я здесь… Ой! Вот чёрт! — неожиданно до него дошло, что вообще-то, громкая трель — это голосящий что есть мочи телефон.
На экране появилась фотография хорошо знакомого ему человека и если самого парня волновали странные и смутные события ночи, то
этому человеку будет на них совершенно наплевать, пока он не пройдёт стадию ярости.
Дрожащими руками ответив на звонок, он пискнул:
— Да? — и сразу убрал телефон подальше от уха и греха подальше.
Не зря.
— Лиам, что за хрень?! Ты вообще где?! Родители ищут с вечера, обзвонили всех, кого только можно, почему ты не дома?! — «Очевидно, он ещё злится».
— Я… Я понятия не имею! Я в ебучем
лесу, Мейсон, и я не помню, как здесь оказался! — собеседник растерянно умолк.
— Та-ак, ладненько… В
том самом лесу?
— Да.
— Мы с Кори скоро приедем, только выйди, пожалуйста, к дороге. И учти: допрашивать я тебя буду по всем фронтам.
— Хорошо, — вздохнул Лиам.
Любить Мейсона можно было хотя-бы за то, что он, во-первых, безоговорочно верил Лиаму, а во-вторых, не задавал лишних вопросов.
Сбросив вызов, Лиам мельком глянул на экран и застыл.
Почему-то у него был открыт не главный экран, а одна из заметок, но это бы не было так примечательно, не будь в ней написано то, заставило внутренности завязаться узлом и сковаться льдом к чертям собачьим.
Большими буквами значилось тревожное:
«РАССКАЖИ ВСЁ ЧТО ПОМНИШЬ РЭЙКЕНУ»
Лиам тихо выдохнул и прикрыл рот ладонью.
Смущало не наличие какого-то загадочного Рэйкена, а то, что он не помнил буквально
ничего связанного с этой фамилией.
Лиам заблокировал экран и прижал телефон ко лбу, сморщившись. Походу, забытое им ночью
что-то имело большее значение, чем хотелось бы.
— Походу, я снова крупно влип. Твою-ж мать…
Лес молчал.
