***
Снова алгоритм в последовательности аэропорт–такси–улица–отель–номер. Но пункт «восхищение отелем» уже выпадает из этого и без того небольшого списка. Хотя интерьер достаточно красив — все отделано в белых тонах и немного приукрашено золотистым цветом. Однако единственная мысль, которая возникает у Антона — это «Слава Богу, что не черный». Номер выполнен в современном стиле, что создаёт некий диссонанс с коридором, который напоминает дом какого-то графа из века девятнадцатого. Шастун падает на кровать и осознает одну очень важную вещь — он во Франции. В той самой стране любви, в которую все так стремительно стараются поехать. После он понимает, что приехал не один, а с любимым человеком. Комбо везунчика. Жаль, правда, что не Париж… Но Монпелье тоже неплохо. Да и он все равно входит в список красивейших городов Франции. А в город любви они обязательно отправятся после соревнований. — О чем задумался? — Арсений нагло прерывает мечты Антона, врываясь своим голосом в его мозг. — Да так… Думаю, как тебя уломать на Париж, — говорит он и поднимается, чтобы прилипнуть к Попову. — Мы же поедем туда? Да? Да? — привстает на носочки, чтобы оставить короткий поцелуй на чужих губах. — Если ты хочешь, то, конечно, поедем, — мужчина кладет свою ладонь на плечо подростка и ведёт ей выше, к шее, а после обхватывает ей острый подбородок, желая оставить на розовых губах нормальный поцелуй. — С Питера мечтал об этом моменте. — Ой всё, — Антон начинает неистово краснеть, что является причиной его попыток спрятаться от Арсения в его рубашке. — Кстати… почему ты постоянно ходишь так, словно сейчас придёт начальник и будет проверять твой внешний вид? — Я думал, что тебе нравится мой стиль в одежде… — недоумевает Попов, выгибая одну бровь. Однако продолжает улыбаться так по-доброму, без капли насмешки. — Да и… не солидно взрослому дяде одеваться, как подростку. — Слышь… — За углом поссышь, — подмигивает старший и треплет мальчишку по голове, пока тот начинает закипать и чуть ли не задыхаться от своего негодования и недовольства. — В поле мышь, блин! — возмущается Шастун, параллельно пытаясь легонько стукнуть мужчину по первому попавшемуся месту. — Не надо тут что-то говорить о моём внешнем виде. — Ладно, молчу, — Арсений поднимает руки вверх, как бы признавая свое поражение. Однако проигравшим чувствует себя Шастун. — Я все же предлагаю отдохнуть. Тренировка будет только вечером, а потом, может быть, мы пойдём гулять. Все зависит сугубо от твоего поведения. — Даже ворчать на тебя уже не буду. Сил нет никаких, — надулся мальчишка и, скинув с себя только толстовку, лёг на кровать. — Ну кто ж так делает, а… — вздыхает Попов. — Сейчас мы это подредактируем, — он без всякого стыда и сомнения стягивает с подростка штаны. Последний, конечно же, начинает возмущаться, но Арсению на эти восклики абсолютно ровно. И только тогда, когда парень остаётся в одних трусах, мужчина, удовлетворенный своими действиями, садится на свою кровать. — Ну и куда ты сел? Ты меня поцеловал, раздел и типа… лежи ты, Антош, один? — парень выгибает одну бровь дугой и ставит руку на локоть. — Ну и как это называется, м? — Антон Андреевич, Вы оказались куда более интересной личностью, чем я предполагал, — смеётся старший, стягивая с себя рубашку. — Подождите секунду, ладно? — Окей. На первый раз прощается.***
Антон, как и раньше, надевает коньки, быстро их шнурует отточенными за несколько лет движениями и встаёт на ноги, гордясь своим внешним видом. Точнее… нет. Выглядит Антон как-то странно: повидавшие виды треники, не менее избтая жизнью футболка, а апогеем становится толстовка, на которой некогда золотыми буквами на черной ткани написано «RUSSIA». К слову, она была не то, чтобы оверсайз, но после какой-то неудачной стирки она растянулась. Вот это действительно парадокс — у всех вещи «садятся», а у Шастуна, судя по логике, толстовка «встала». Однако остальные фигуристы выглядели дорого, красиво, аккуратно. На их фоне Антон кажется каким-то бомжом, который каким-то чудным образом оказался в самой многолюдной стране. Но, конечно же, ему на это абсолютно насрать. — Антон, ты готов? — спрашивает Арсений, а потом смотрит чуть ниже, осматривая парня с ног до головы и пытается то ли не смеяться, то ли не плакать. — Отлично выглядишь, да… — Спасибо, Арсений Сергеевич, — спокойно отвечает Шастун и плавной походкой направляется в сторону арены. — Боже мой… — только и шепчет Попов, следуя за подростком.***
Тренировка проходит, на удивление Антона, спокойно. Парень искал хоть малейший подвох все два часа, думая, что вот-вот его кто-то толкнет, ещё и неудачно, чтобы мальчишка наверняка сломал себе какую-нибудь часть тела. Видимо поэтому он и не мог сконцентрироваться на тренировке, чем очень напрягал Арсения. — Ну Антон, ну… О боги… — тихо возмущается Попов, натягивая коньки. — Убить тебя за такие движения мало. А Антон даже не подозревает, что его сейчас настигнет смерть не от рук соперников, а от собственного тренера. — Итак, — начинает Арсений грозным голосом. Таким, что Шастуну кажется, будто его сейчас будут бить. — Послушай меня внимательно, — мужчина оглядывается по сторонам, надеясь, что на них никто не смотрит. А после нежно обхватывает ледяное лицо подростка своими большими, тёплыми ладонями. — Никакая особь рода человеческого тебя не тронет. Особенно, рядом со мной. Они знают, что ты мой мальчик. А ещё знают, что я могу быть очень опасным дядей, ясно? Так что сконцентрировался и начал делать все по-человечески. Антон в ответ только лишь часто-часто кивает, не в силах протестовать и отнекиваться. Дальше все идёт как по плану: Антон делает все элементы правильно, в верном ритме, как будто чувствует на себе, как Арсений легонько стучит по бортику ритм музыки. А может, так и есть. Вдруг Шастун и правда чувствует Арсения душой? Звучит, конечно, как романтичный бред, но все же…***
На улице все ещё холодно, хотя снега уже нет. Антон идёт, держа за руку своего самого любимого преподавателя, который периодически целует его то в лоб, то в макушку. — Как же хорошо… — тихо говорит парень, крепче сжимая руку Попова. — Я иду по прекрасному городу, за руку с самым лучшим человеком на всем свете… — Ой, ну всё… Я сейчас растаю от твоих комплиментов, — улыбается старший, проводя большим пальцем по тыльной стороне озябшей ладони. — Ты же меня правда защитишь от них?.. — почти шёпотом спрашивает мальчишка, стараясь разглядеть какую-то пылинку на своей обуви. — Да, Антош. Никакая сволочь тебя не тронет до конца олимпиады. А до конца осталось… мало. Всего несколько дней, — Арсений улыбается слишком тепло для холодной вечерней улицы, ещё и фонарь светит за его головой, будто у мужчины есть нимб. Попов это замечает и добавляет, — Я буду твоим ангелом-хранителем. — Я, конечно, атеист, но в такое божество я верю, — парень подмигивает и резко вцепляется в тренера, заключая его в кольце рук. — Говорят, Бог любит людей… — Я тебя люблю, — Арсений обнимает парня в ответ, прижимая его ещё ближе, практически вжимая в себя. — И даже не представляю, как я буду жить без тебя, золотце. — Я тоже не представляю своей жизни без тебя. Ведь ты всегда был слишком близко, — бормочет Шастун в грудину Попова. — Только не надо себя накручивать после этих слов, пожалуйста. Если Вы отдалитесь от меня, я уйду из спорта. — Понял, принял, обработал, не выпендриваюсь, — сдаётся мужчина, поглаживая чужую спину. — Вот и отлично. А ещё, мне скоро мыться и баиньки. Согласны? — Истину глаголишь, Шастун. И твоя манипуляция засчитана, абьюзер маленький. Антон ничего не отвечает, лишь очень сильно закатывает глаза. Да так, что последние, наверное, увидели мозг. — Пойдём уже, арбузер.***
Антон стоит в душе, глядя в запотевшее зеркало. Сначала он просто в него тупит, потом начинает присматриваться к своему отражению, потом протирает его рукой, чтобы хоть что-то увидеть. И к своему шоку понимает, что худеть дальше некуда. Острые ключицы так и норовят порвать тонкую, нежную кожу, точно так же, как и выпирающие ребра. Про тонюсенькую шею даже говорить нечего. Шастун, кажется, не верит тому, что увидел, поэтому опускает взгляд на руки и ноги, которые больше напоминают четыре тонкие палочки. И тут он, наконец, понял нормальное стремление Лёвы и Арсения его накормить: он похож на какой-то букет из соломы. Парню кажется, что он в какой-то прострации, ведь ещё несколько часов назад он ощущал себя немного полноватым. Таким, каким он был ещё до своего психического расстройства под названием «нервная анорексия». Парень быстро смывает с себя остатки геля для душа и едва ли не пулей вылетает из душевой. — Арсений! — находясь на грани истерики кричит Антон, пока бежит к тренеру. — Что? Что случилось? — Попов садится на кровати, автоматически выпрямляя спину. — Что произошло? Ты заболел? Ударился? Сломал что-то? — Т-ты п-посмотри… — парень натягивает шорты так, чтобы была видна ширина ног. — Честно признаться, не удивил… Я это каждый божий день вижу, — пожимает плечами тренер, немного откидываясь назад. — Но если ты хочешь сказать, что ты слишком толстый и тебе пора худ… — Нет! Это… это жесть! Я думал, что выгляжу иначе, японский бог! Что это за капец такой? — чуть не плачет Антон, падая в объятия мужчины. — Я только сейчас понял, как я выгляжу… это так ужасно… — Ну, солнышко… Хорошо, что ты это понял сейчас, когда можно спастись без врачебного вмешательства, — он аккуратно целует мальчишку в висок. — Мне надо поесть… — ворчит подросток, в плечо тренера. — Прямо сейчас. Срачно. — Ну срачно, так срачно, — с некой иронией говорит мужчина, выделяя первый слог. — Пойдём на ужин тогда? — Да! — Пойдём, — тренер снимает подростка со своих колен, аккуратно ставит на пол и направляется в сторону выхода из номера. — Какой же ужас… — продолжает ворчать парень, натягивая кроссовки. — А мы с Левой тебе говорили. Но ты не верил, — пожимает плечами старший и открывает дверь. — Почапали.***
Антон, как альтернативно одаренный человек, решил, что съесть свою месячную «норму» еды за вечер будет лучшим планом, несмотря на то, что Арсений чуть ли не отбирал у парня еду. Но, к сожалению, Шастун оказался более упрямым и хитрожопым, а ещё решил, что снова не будет слушать советы тренера. Хотя Арсений предостерегал последнего тем, что начнутся последствия булимии. Для парня это снова был пустой звук. Но ничего в жизни не проходит бесследно. И, собственно, как предупреждал мужчина, начались вечерние посиделки в обнимку с туалетом. — Боже, какой ужас, — тихо шепчет подросток, стараясь унять боль в желудке и пищеводе, что выходит весьма паршиво. — Антон, тебе нужна помощь? — обеспокоенно спрашивает Арсений, прижавшись ухом к двери. — Было бы славно, только я в душе не чаю, как ты мне поможешь, — вздыхает парень, снова наклоняясь на фаянсовым другом. — Открой дверь, — более требовательно просит мужчина. И, о Боги, Антон наконец-то его слушает. — Держи. Как бы ни было мемно, тупо и странно, но в руках у Арсения была банка полисорба и стаканчик, в котором он был разведен. — Да ты креативщик уровня креативщик… — усмехается Шастун, но стакан в руки берет. — И чё? Как это пить? — Ты будешь в шоке. Но берёшь и пьёшь. Ничего сложного. — Ладно, — парень выдыхает, а после залпом выпивает содержимое стакана и жестом просит Попова покинуть ванную. И где-то через пятнадцать минут мальчишка выходит в комнату, потом падает на кровать к мужчине, лицом в подушку и что-то ноет фальцетом. — Полегчало? — спрашивает Арсений, мягко поглаживая подростка по спине. — Угу… — тихо отзывается Шастун, приподнимаясь на локтях. — Но должно было потяжелеть, если честно. Как это все печально, а… Знаю, сам себя довёл, не надо напоминать. — Я и не собирался… — хмыкает он, а после теребит светлые волосы. — Но надо начинать восстанавливаться постепенно, понимаешь? Нельзя после голодовок сразу съесть половину меню и ждать, пока еда переварится, ибо желудок тебя пошлёт примерно к черту. — Я уже понял… — вздыхает мальчишка. — Теперь буду все делать так, как ты хочешь. Хорошо? — Всё-то не надо… Но лечиться ты будешь человеческими методами. Договорились? — Договорились, — подросток обхватывает мужчину за талию, прижимаясь к нему. — Давай спать уже? — Давай, — мужчина ныряет под одеяло, а после кладет одну руку под голову младшего, а другой прижимает его к себе. — Спокойной ночи, радость не только моя. — Почему не только твоя? — Антон выгибает одну бровь дугой. — Ты же радуешь ещё кучу людей… Типа… на катке, ещё правительство тобой довольно и ещё много кто, — поясняет он и целует фигуриста в лоб. — А-а-а… по-о-онев, — протягивает Шастун и закрывает глаза. И, несмотря на то что часть вечера он провел в туалете, он считает себя самым счастливым человеком на свете. Все проблемы резко уходят на дальний план, все трагедии идут лесом, пока он лежит в объятиях самого лучшего мужчины на свете. — Я тебя люблю, Арс, — тихо шепчет подросток, уткнувшись носом в ямку около ключиц. – Очень-очень сильно. – И я тебя люблю, горе моё луковое. А ещё ты наконец-то придумал мне нормальное сокращение имени, – улыбается старший, оставляя несколько нежных поцелуев в макушку. – Вот это я гений, конечно. Не всем такое дано, – гордится собой Антон, зевая. — Спокойной ночи, ещё раз. – И тебе спокойной ночи, чемпион.