Какая жалость!

Танцую под дождём, я — распятый Иисус. Я растворюсь в воде и потом ей же напьюсь. Я выживу, ведь я — мечтатель, я — безумец ядерный. Я внутри гнию, но для всех вокруг я правильный. Поливай, как из ведра, я превращу тебя в вино. Нет, не утихай, или я выпрыгну в окно. Я сойду с ума, если тебя вдруг не услышу. Я легко найду не запертый путь на крышу. Пасмурное небо, объятое тишиной. Мы боролись за свободу, но сейчас ты не со мной. Наша армия в Вальхаллах — вместе отмечают мир, Но я пропущу всё торжество, весь вычурный их пир.

      Хёнджин поставил точку в последней строке и задумался. Он сидел в семейной библиотеке и снова пытался написать хотя бы что-то. В последнее время ему едва удавалось изложить все свои мысли и чувства чётко, проникновенно, так, что бы кололо в сердце и лёгких, а потом отдавало где-нибудь в селезёнке. С начала лета он много тревожился и нервничал. В голове сотни мыслей и чувств. По ночам болит горло, а из глаз беспощадно катятся слёзы. Порой в его теле настолько не хватает силы, что Хван не может встать с кровати. Он всё время лежит на боку, отвернувшись к стене и кричит в одеяло, кашляет от нехватки воздуха, и затем снова кричит. Он приподнимается на локте, но понимая, что тело его, кажется, давно испустило последний дух, он снова падает на матрас кровати и рыдает ещё сильнее от собственной слабости и никчёмности. Последние месяцы всё, что он делает — корит себя, и этими укорами блондин кормит чёрную дыру внутри своей Вселенной.       В комнате парня всегда темно. Шторы раскрываются только на момент заката и рассвета, которые Хван никогда не пропускал. Он встречал и провожал каждый, ибо теперь его единственными друзьями были Солнце и Луна. Хотя бы что-то. Хотя бы появились друзья. В комнате блондина иногда включён телевизор — Хван иногда смотрит фильмы и мультики или слушает музыку, пытаясь снова вернуться в детство, где было тепло, безопасно и спокойно. Когда мама будит по утрам, кормит кашей, целует в румянистые щёки. Бабушка рассказывает сказки, учит различать между собой деревья, ягоды, грибы, готовит пирожки или другие вкусности, после которых живот набухает и чуть ли не лопается. Потому что съел больше, чем в тебе самом веса, хотя и не голодный, а просто вкусно. Папа читает газеты за столом или в кресле, уходит на работу, приходит с работы, по выходным водит в цирк или зоопарк. Дедушка учит кататься на велосипеде или плавать, запускает с тобой воздушного змея, или пускает бумажные кораблики по воде. Хёнджин так скучает по детству. По детству, которого у него никогда не было.       У него никогда не было доброй бабушки. Они с дедушкой развелись задолго до рождения Хвана, и мальчик её никогда не видел. Дедушка не особо интересовался жизнью внука. Он приезжал только на самые важные праздники. Дарил дорогие игрушки и книжки. Драл уши, называя позором семьи. Когда блондину исполнилось восемь, дедушки не стало. Родителей со стороны матери он никогда не знал и не видел. В их семье было не принято говорить об этой ветви, как-либо вспоминать о ней, или упоминать её в разговорах. Мама и папа Хёнджина всегда были заняты работой. Они вели себя очень холодно по отношению к сыну: никогда не проявляли нежности, заботы или ласки, откупались дорогими подарками. Отец иногда позволял себе бить ребёнка по голове, потому как считал его безмозглым. Мать мальчика часто кричала на него и всячески унижала. В десять лет Хёнджин понял, что мама его не любит, когда услышал, что мать жалеет о том, что родила его. Маленький Хван всё время воспитывался нянями и гувернантками, которые позволяли себе всячески унижать ребёнка. А в двенадцать лет его отправили в своеобразную ссылку. Парень закончил пять классов в Китае — в стране, где каждый ребёнок учится так, как работает заключённый на БАМе. Все эти пять лет он был окружён гениями, целеустремленными детьми и просто теми, кто очень хорошо трудился. Кто поистине любил трудиться. Все эти дети, как и он сам, жили в достаточно обеспеченных семьях, даже богатых, если оценить их качество жизни. От этого конкуренция была ещё выше, а концентрация буллинга больше. Хёнджин чувствовал себя белой вороной среди этих детей и хотел сбежать. Родители забрали его только после десятого класса. Вернувшись в Россию юноша понял насколько он одинок. Он слонялся по улицам, заглядывал в магазины, библиотеки, кафе, аптеки. Всё казалось незнакомым, страшным, пустым. Москва была шумной и грязной, пыльной, так что блондин периодически сбегал загород. Он просыпался в четыре утра, собирал рюкзак: камера, карандаши с бумагой, телефон, зарядник, бутылка воды и пару сэндвичей. К этому времени метро уже открывалось. Юноша добирался до вокзала, садился на первую попавшуюся электричку и ехал до конечной. Загородом было хорошо. Тепло и свежо. Временами душно и жарко. Иногда Хван бродил по незнакомым деревням, общался с местными, играл с детьми. Однажды он ушёл с одним старичком на рыбалку, парень помог тому донести ведра с уловом до хаты, за что дедушка напоил его чаем из самовара. В другой раз он уехал в иную деревню. Там молодой парень пас стадо коров, и Хёнджин присоединился к нему. Всё это оставляло самые счастливые воспоминания в светлой голове Хвана, и каждый раз, когда он снова слышал крики своих родителей, ругающихся между собой, он доставал рисунки, сделанные в сёлах и деревнях, просматривал фотографии, и снова оказывался в самом тёплом и дружелюбном уголке этого мира.       Хван любил частенько запираться в мастерской и рисовать там, пока во рту не станет кисло от голода и жажды, или заседал в библиотеке. Хёнджину нравился этот запах книг. Временами он даже не читал ничего, и ничего не писал — просто ходил между стеллажами, рассматривал книги: их корешки, размер шрифта, отделку страниц и обложек. Он вдыхал этот запах пожелтевшей старой бумаги, или совсем новой, почти глянцевой. Иногда слышал хруст меж страницами, и внутри него селилось нечто приятное, вроде светлой надежды на то, что когда-нибудь он сбежит ото всех и будет счастлив.       Хёнджин недооценивал свои способности. Он не любил себя. Он себе не нравился. Блондину часто казалось, что он делает недостаточно. Но что такое — это достаточно? И когда оно наступит? Вернее… Когда Хван достигнет этого «достаточно»? Иногда от отчаяния и всеобъемлющего недовольства собой юноша ел краски. Иногда они даже казались ему вкусными, и в такие моменты Хван понимал, что он постепенно сходит с ума.       Он мог часами сидеть, пялясь в одну точку и пытаться понять, что сейчас с ним происходит. Что происходит внутри него. ВСё это казалось таким глупым и бессмысленным. Всё: его существования, его старания, достижения, его «шедевры искусства». В какой-то момент блондин понял, что теперь всё настолько пустое и пластиковое, что ему больше не страшно умереть. Он разучился плакать, радоваться, бояться, и его картины выглядели соответственно: блёклые пейзажи, написанные акварелью, с большим количеством воды, почти серые, иногда голубые. И везде только вода и лес.       Последние несколько месяцев Хван часто не доводил дело до конца. Он не дописывал стихи, временами даже бросая их на середине строфы или строчки. Он бросал свои картины, потому как кисти его ослабевали и после были ни на что не годны. Гниющая слабость пробирала его тело насквозь, и Хван чувствовал как весь покрывается мхом. На самом деле он был несколько этому рад: может он в итоге превратится в лешего, кикимору или водяного? Кто знает… Парень подумал, что он просто устал. И завёл новое хобби. Хёнджин начал вязать. Но и тут надолго его не хватило: частенько он недовязывал свои изделия, вместо этого желая примотать себя пряжей к стулу и исчезнуть от кахексии.       Хвану нравилось засыпать на полу в мастерской или за столом в библиотеке. Он рыдал там несколько часов, чувствуя боль в горле и недостаток воздуха в лёгких, а потом засыпал от собственного бессилия. Он перестал ухаживать за своими цветами, и они все стали увядать. Ему никогда не было так стыдно. И ведь самое главное то, что никто о нём не заботился. Родителям было всё также наплевать, даже если их сын не ел несколько дней, прислуга о нём не заботилась — им нужно было сдедить за порядком в доме и наличием еды в холодильнике. Блондин был предоставлен самому себе. Заботился о нём только Кками. Он нашёл этого щеночка в приюте, когда снова слонялся по городу. Питомец был обозлён и истощён. Хван подумал, что они довольно похожи, поэтому забрал животное к себе, и был удивлён, когда ему не сказали ни слова. Теперь он каждое утро выводил Кками гулять и брал с собой в поездки. Кажется, чёрная дыра начала по-немногу затягиваться.       Хёнджин ни разу не стригся с осени прошлого года, а в начале августа осветлил волосы и проколол уши. Теперь он чувствовал себя чуть более свободным и полноценным. Он вёл профиль в инстаграме, и некоторые девушки под его фотографиями теперь писали, что он похож на принца. Стало чуть легче дышать. Парень даже начал улыбаться.       А потом началась школа. В первый же день его привлёк один из одноклассников — Ким Сынмин. Что-то было в нём такое доброе, притягательное, словно в мультике из детства. Он смотрел на щеночка, а в голове начинала играть песня: «Мы весёлые медузы, мы похожи на арбузы…» Как он был счастлив просто приходить в школу и смотреть на него, как он был счастлив от общения с этим драгоценным человеком. Ах! как радостно билось его сердце, когда друзья Кима стали его друзьями. Хёнджин понял, что теперь он чувствует себя полноценным и счастливым, когда сидел с друзьями в кофейне после школы, поедая хачапури с брынзой и зеленью, слушая смешные истории. Что-то внутри него загудело, запело, и по телу пробежали волны тепла. Как хорошо ему было сидеть, прижавшись плечом к плечу с Феликсом. Как хорошо ему было, когда цыплёнок заплетал прекрасные волосы принца в косичку, нежно прочёсывая кистями рук. Как здорово теперь ему было приходить в школу, играть в спортзале с друзьями и чувствовать особую связь с ними. Как рад был парень пойти прогуляться с Сынмином. Просто пройтись по парку, послушать тишину, посмотреть как играются два щеночка между собой. Как приятно было впервые попробовать покурить, а потом пойти и поесть с Кимом мяса. Не хватало только выпить и поцеловать одноклассника. Тогда Хван бы впал в состояние эйфории дней так на цать. И как здорово было ехать домой, переписываясь с Сынмином и слушая вместе музыку, хоть и находясь на довольно большом расстоянии друг от друга. А какой прилив нежности вызвало простое «Спокойной ночи <3». От этих слов щёки Хвана покраснели, и он действительно спал спокойно всю ночь, словно младенец, видя в своём сне прекрасного Ким Сынмина, бегающего по полю и улыбающегося во все тридцать два.       Хёнджин отложил рукопись в ящик письменного стола и отправился спать. Теперь он больше не будет одинок. Никогда.