«Привычка не показывать своих
чувств въелась настолько,
что стала инстинктом»
Впервые за долгое время Микки проснулся с улыбкой на лице. Такой тупой улыбкой, которая никак не хотела пропадать. Чистил зубы — она на месте, завтракал — всё ещё здесь, ехал на работу — ну тут уже были некоторые изменения — улыбка стала только шире и тупее. Он скользнул глазами по сестре, когда переступил порог больницы, но Мэнди лишь коротко кивнула, а потом отвела взгляд. Микки пожал плечами, не давая ничему и никому испортить своё прекрасное настроение. Милкович вошёл в ординаторскую, где уже собрались интерны, и ухмыльнулся, увидев их, склонивших головы над какими-то учебниками. — Что происходит? — спросил он, но ответом ему послужила тишина. Тогда ординатор громко откашлялся, из-за чего три головы синхронно поднялись. — Доброе утро, Микки, — сказала Рейчел и встала из-за стола. — Хотите кофе? Не дожидаясь ответа, она подошла к их маленькой кухне и налила ему в кружку свежесваренный кофе. Ли и Харпер переглянулись между собой, а потом снова склонили головы, продолжая что-то читать. Микки не хотел кофе, но ему было неудобно отказываться, поэтому он принял кружку из рук Рейчел и улыбнулся ей. — Спасибо, — сказал он. — Так что у вас здесь происходит? — Мы соревнуемся, кто сможет запомнить больше медицинских терминов за двадцать минут, — неловко призналась она. — Но, кажется, я проиграла. — У тебя всё равно не было шансов, Рейчел, — сказал Харпер, прочитывая одну и ту же строчку раз за разом, чтобы лучше запомнить. В любое другое время Микки бы их отчитал за занятия ерундой вместо того, чтобы проводить осмотры, но, кажется, интернам сегодня повезло, ведь их ординатор пребывал в хорошем расположении духа. Он сделал глоток кофе, а потом призадумался. — Ладно, как насчёт другой игры? Я называю термин, а вы трое даёте ему определение. Кто проигрывает — остаётся со мной на ночное дежурство, а двое других вечером идут домой, — предложил Микки. Харпер и Ли подняли на него глаза, а Рейчел обернулась с непонятным выражением на лице. Кажется, они были удивлены неожиданным поворотом событий. — Что такое билирубин… — Микки посмотрел на всех по очереди, но взгляд остановился на Хонге. — Ли? — Вещество, выделяемое эритроцитами при их физиологическом распаде и удалении из системы кровообращения. — Верно, а теперь более подробное понятие, — сказал Микки и сделал глоток кофе. — Билирубин поступает в печень и становится составной частью желчи, которая используется организмом для переваривания жиров в тонком кишечнике. Повышенное содержание билирубина в крови может говорить о повреждении клеток печени. — Верно. Харпер, интерферон. — Защитное вещество белковой природы, вырабатываемое организмом в ответ на проникновение вирусной инфекции. Микки перевёл взгляд на Рейчел и задумался. Он планировал, чтобы кто-то из парней остался сегодня на ночном дежурстве, но не она. Так что, немного поразмыслив, он выбрал одно из общих понятий, которое должен был знать каждый. — Мононуклеоз и как он передаётся. Рейчел посмотрела на Харпера и Ли, которые трясли руками, как будто вызывались к доске в школе, а потом опустила взгляд на свои руки, сцепленные в замок. Понятие было одним из самых лёгких, к тому же, Микки сам уже дал подсказку, когда задавал вопрос. Однако, девушка молчала. Через минуту Милкович понял, что так и не дождётся от неё ответа, так что махнул парням, чтобы кто-нибудь из них ответил. — Это инфекционное заболевание, для которого характерны болезненность и воспаление горла, утомление и беспокойство, лимфаденопатия, увеличение печени. Передаётся воздушно-капельным путём, при пользовании общей посудой, постелью, полотенцами, при поцелуях, — сказал наконец Ли, за что заработал недовольный взгляд Харпера. Микки был расстроен тем, что одна из лучших интернов так и не смогла ответить. А ещё не мог не заметить странную реакцию Рейчел, когда он сказал про совместное ночное дежурство. Так или иначе, пациенты не могли ждать, пока они наиграются. — За работу, девочки. Мэнди даст вам пациентов, — сказал Микки, допивая свой кофе. Он поднялся с дивана и подошёл к шкафу, когда интернов как ветром сдуло. Милкович открыл шкаф, переоделся в медицинскую форму и надел халат. Микки засунул руки в карманы, где у него обычно хранилось бесчисленное множество всякой ерунды: бумажки, фантики, ручки, таблетки, перчатки. И вдруг, обнаружил что-то, что по ощущениям не было похоже ни на что из перечисленного. Это был аккуратно сложенный в два раза маленький кусочек бумажки. Микки развернул его и обратил внимание на аккуратный почерк. «Ты пойдёшь со мной на свидание?» Ни подписи, ни опознавательных знаков. Но это мог быть только один человек, чей почерк Микки узнает из тысячи. Человек, который вчера уже предлагал ему пойти на свидание. Человек, который бессовестно хорошо целуется и заставляет внутренние органы Милковича завернуться в узел — Йен блядский Галлагер. Внезапно из головы пропало всё — переживания по поводу Рейчел, совместное ночное дежурство и странные отношения с сестрой. Теперь там был только Йен и его дурацкая записка. А на губах снова эта глупая улыбка.***
Мэнди выловила его на обеде и сразу же озадачила последними новостями. — Адвокат назначил дату, — сказала она, осторожно присаживаясь рядом с Микки на лавочку. Она держалась поодаль, — во всех смыслах — как и Микки, который опустил взгляд на тлеющую сигарету в руке и тяжело вздохнул. Они знали, что этот день настанет, но были совершенно к нему не готовы. Чтение завещания должно было всё расставить по местам и определить, в заднице они или нет. — Квартира записана на тебя? — спросил он сестру. — Я не знаю, — на выдохе сказала она и поджала под себя колени, обнимая их руками. — Блять, Мэнди, какого хуя? — обречённо сказал Микки и потёр глаза большим и указательным пальцем. — Ну, знаешь, мне было как-то неловко спрашивать после того, как он отвёз меня туда и сказал, что это всё моё. Микки очень хотелось обнять её, поцеловать в висок и сказать, что всё будет хорошо. Он так и сделал. Скользнув по скамье, он закинул руку сестре на плечи и прижал её к себе, давая понять, что он рядом, чтобы не произошло. Неважно, останутся они на улице и без гроша в кармане или им будет принадлежать всё нажитое отцовское имущество. Они вместе — это самое главное. Мэнди обернулась на него и посмотрела таким взглядом, который можно было бы описать так: «Мне жаль, что нам приходится это переживать, даже если нашей вины в этом нет». А Микки ей ответил взглядом: «Мне тоже».***
Милкович не находил себе места в больнице последние два дня, всё время пребывая в каком-то заведённом состоянии. Казалось, что брюнет даже перестал спать. Причина, которую в этот раз он даже не собирался скрывать, была рыжей, высокой и бесящей. Как на зло, их смены перестали совпадать именно после того вечера, когда они не могли рук друг от друга оторвать. Микки молился об этом два месяца, пока они питали неистовую ненависть друг к другу, а сейчас, когда он вроде как был не против случайных касаний и неловких взглядов — ничего, абсолютно ничего. Справедливости ради стоит заметить, что несмотря на то, что его тянуло к Галлагеру здоровенным мощным магнитом, он его до сих пор ненавидел. Чуть-чуть. Немножко. На самом донышке. На самом деле, Микки никак не мог разгадать его до конца. Они не были знакомы достаточно близко для того, чтобы судить о том, какой Йен человек, что у него в голове и что им движет. Но от этого было не только ещё интереснее, но и страшно до усрачки. Микки боялся подпустить его к себе близко. Переживал, что потом сильно об этом пожалеет. И если быть честным, то на это были свои причины. Понимая, что он уже несколько минут пялится на пустую кружку и держит в руках кофейник, Милкович всё же решил заполнить её кофе, как и планировал изначально. Четвертая кружка будет его последней за сегодня, потому что походка уже пружинит, руки немного трясутся, а ночью он определённо об этом пожалеет, но плевать. Микки решает стырить батончик Галлагера несмотря на то, что у него есть свои, которые к тому же ещё и вкусные, и несмотря на то, что само воровство батончиков потеряло свой смысл в тот момент, когда Йен узнал об этом. Но сейчас Микки чувствует себя похитителем чего-то дорогого и очень ценного, когда протягивает руку в коробку и вместо батончика обнаруживает снова лист бумаги. Его сердце замирает, когда он разворачивает его и читает красивые буквы.«Видишь этот средний палец, который нам показывает вселенная? Я тоже вижу.
Пошли на свидание, Микки. Клянусь, что сделаю его незабываемым.»
Галлагер самый настоящий идиот. Идиот, от которого у Микки рвёт крышу. Боже, как же сильно он вляпался.***
Йен должен быть на осмотре уже как десять минут, но ничего не мог поделать с тем, что его кривые руки не слушались и не могли красиво написать следующую записку. Он всю ночь думал о словах, которые хотел бы сказать, и о том, как оставаться анонимным, если кто-то другой случайно найдёт то, что предназначается только для Микки. Ведь если с первой запиской в халате проблем не было, то подкладывая вторую в коробку с батончиками, он сильно рисковал. Йен не был уверен, что прочитает её именно Микки, — по сути, это мог быть любой, у которого хватило бы наглости взять чужое — но всё равно решил попытать удачу. Было в этом что-то детское и захватывающее — писать записки, ждать следующей встречи и подбирать правильные слова. Йен сам не осознал тот момент, когда стал смотреть на Микки по-другому. Они как будто долго-долго взбирались на гору, подошли к обрыву и вместе сиганули вниз. Вот такие чувства вызывал у него Милкович — чувство полёта, освобождения и страха перед неизвестностью. Одно Галлагер знал точно — он хочет узнать Микки. Не строгого и хладнокровного ординатора Милковича, не надменного врача, чей отец купил эту больницу, не того, кто бесил его до белой горячки. Он хотел узнать заботливого старшего брата Микки, того, кто готов не спать сутками для того, чтобы спасти пациентов, того, кто скрывался за суровой внешностью. Настоящего, искреннего, ранимого. Того, кто ходит смотреть на детей и выглядит таким счастливым, когда думает, что его никто не видит. Поэтому он пишет не то, что предлагает ему мозг, а то, что шепчет сердце, складывает бумагу в два раза, засовывает её в карман и выходит из ординаторской. Теперь нужно узнать пациентов хирургического отделения, которых наблюдает Микки, у Мэнди, но её рабочее место пустует. Йен оглядывается по сторонам, но старшей медсестры нигде не видно. Он хмурит брови, ждёт ещё пару минут, а потом уходит на осмотр, планируя найти Мэнди позже и серьёзно с ней поговорить. У них были хорошие отношения и Йену не особо хотелось с ней ссориться, но он уже подустал от её отсутствия, которое в последнее время стало систематическим. Он подходил, чтобы отдать амбулаторные карты — её нет, подходил, чтобы узнать информацию — её нет. Если, когда Галлагер придёт после осмотра, её снова не будет, то серьёзного разговора не миновать. Йен зашёл в палату, где Рейчел проводила осмотр, и встал около дверей, не собираясь вмешиваться в её работу. Харрис была ответственным и добросовестным интерном, она почти никогда не задавала вопросов и обращалась к ординаторам только в случае необходимости. Но Йен не мог не заметить того, что её отношения с Микки были теплее, чем с ним, и это расстраивало Галлагера. Он никак не мог понять, в чём причина. Рейчел поставила диагноз, назначила лечение и повернулась лицом к своему ординатору. Йен посмотрел на неё и улыбнулся, хотя улыбка получилась грустно-вынужденной. Он обожал учить интернов, подсказывать, помогать, направлять. Йен чувствовал себя лучше зная, что люди, которых он взрастил, выйдут из этой больницы через два года хорошими специалистами. Это было то, для чего он жил — оставить после себя след, не остаться безликим в безграничном пространстве. Стать запятой, точкой, чьим-то смыслом вставать по утрам, поэтому его работа была идеальным способом для этого. Йен чувствовал себя на вершине мира, когда ещё один человек получал лечение и выздоравливал, а после вспоминал про него по дороге домой. У него не было ничего другого, кроме безумной цели спасти мир. Только семья, которая даже не родная. Ну и пациенты, делающие его жизнь лучше. Через пару часов, когда закончился осмотр, Йен вернулся в главный холл, где снова не было старшей медсестры. Тогда он перехватил по пути Ли, который выходил из ординаторской. — Ты не знаешь, где Мэнди? — спросил Галлагер у интерна. — Её нет уже минут 15, но она должна скоро вернуться. Передать ей что-нибудь? Йен нахмурился и обернулся через плечо, чтобы посмотреть на пустующее рабочее место. — Нет, не нужно. Лучше скажи мне, кого сейчас наблюдает доктор Милкович? Ли почесал голову, пытаясь вспомнить хоть одну из фамилий, а потом пожал плечами. — Не знаю, если честно. Но завтра у него операция, Вы можете спросить у Эллисон. Точно, и как только Йен сразу не подумал об этом. Но ему не очень хотелось говорить с Элли, потому что от этой женщины нельзя ничего скрыть. Она догадается о том, что между ним и Милковичем что-то происходит, просто посмотрев Йену в глаза. — Ладно, спасибо, — он опустил взгляд на наручные часы. — Кстати, ты куда? Время обеда. На лице Ли появилось замешательство, а щеки вспыхнули, когда тот неловко стал смотреть куда-угодно, лишь бы не встретиться глазами с ординатором. Йена такая реакция позабавила, и он догадался, что, кажется, тут дело в чём-то трепетно-нежном. — Впрочем, это неважно. Увидишь Мэнди, скажи, что я её искал, — подмигнул ему Йен и, обойдя Ли, зашёл в ординаторскую. Пока ещё никого не было, он решил проверить, обнаружил ли Микки записку, оставленную в коробке батончиков. Йен улыбнулся, когда понял, что да — он нашёл её. А потом зачем-то решил проверить карманы халата доктора Милковича, хотя знал, что первую записку тот точно видел. Он открыл его шкафчик и запустил руку в один из карманов, нащупывая две записки, а кроме них — ничего. Микки выбросил весь мусор, оставляя лишь его послания. Йен усмехнулся и задел рукой халат, когда убирал руку, из-за чего запах ударил в нос. Запах Микки, который заставил его забыть о том, что он планировал остаться незамеченным, вместо этого привлекая ближе. Йен наклонился и практически коснулся носом белой ткани, поглубже вдыхая и мечтая о том, чтобы аромат въелся в мозг на всю оставшуюся жизнь. Запах Микки, который отключил его от реального мира на пару секунд и расслабил настолько, что он совсем не заметил зашедшую в ординаторскую Рейчел. — Йен, что Вы делаете? Это же шкафчик доктора Милковича, — сказала она немного недовольно. Галлагер отскочил от шкафа так быстро, как только смог, а потом нацепил самое невозмутимое выражение лица. — Микки попросил меня кое-что забрать из его халата, — ответил он, захлопнув дверцу и направившись в сторону кухни. — И что же? Йен нахмурил брови, а затем повернулся к Рейчел, которая выглядела как-то немного враждебно. Она увидела взгляд своего ординатора, поэтому смягчилась. — Это тебя не касается, — ответил Галлагер. Йену не нравилось, каким тоном разговаривала с ним девушка. Он не потерпит к себе неуважения со стороны кого бы то ни было. Кажется, она тоже это поняла. — Извините, — тихо сказала она и опустила глаза. Напряженное молчание прервал Ли, который сразу с порога заявил: — Мэнди вернулась. Всё хорошее настроение Йена улетучилось, когда он вышел в коридор. Младшая Милкович уже смотрела на него и понимала, что ничем хорошим этот разговор не закончится. — Где ты была? — строго спросил её Йен. — В другом отделении. — А два часа назад? А вчера? Тоже в другом отделении? Мэнди молчала, осознавая, что в данной ситуации была виновата сама, а Йен прав. — Несколько раз я подходил к твоему столу, не застав тебя, а сотрудники больницы сообщают мне, что тебя часто нет на рабочем месте. Мне нужно напомнить тебе твои обязанности, Мэнди? — она мотнула головой. — Надеюсь, что это последний наш с тобой разговор на эту тему. Мэнди поджала губы, а потом посмотрела на Йена. — Извини, такого больше не повторится, — ответила она, на что Галлагер кивнул. — Кому завтра делает операцию Милкович? Девушка открыла одну из вкладок на компьютере, а потом начала печатать на клавиатуре. — Остин Уорд, пятая палата. — Спасибо. Йен отправился туда, куда сказала Мэнди, намереваясь сделать то, что должен был ещё в начале дня. Останавливаясь около лифта, он обернулся назад и увидел, как Ли протягиваем Мэнди шоколадку из автомата, а та ему искренне улыбается.***
Микки знал, что третья записка не заставит себя ждать. Йен уже не раз показал, что не собирается опускать руки ни перед чем. И, если быть честным, то Милкович уже заочно согласился ещё в кладовке, но потом Йен начал закидывать его записками, что умиляло Микки, так что пусть продолжает. Тот ещё не знает, что для Галлагера его ответ всегда будет «да». Микки искал третью записку. Он заглядывал в свои карманы и карманы Галлагера, книги и коробки, амбулаторные карты, смотрел в кухонных ящиках, но всё было безуспешно. А потом он понял, что вообще-то на работе нужно работать (и кто вообще придумал это идиотское правило?) и отправился в отделение хирургии, где его ждал Остин Уорд и плановая операция. Пожалуй, самой частой операцией была операция по удалению кист. Были ещё сосуды, опухоли и аневризмы, но кисты — в большинстве. В головном мозге Остина Уорда была опухоль, которую Микки собирался вырезать и подарить ему ещё много-много лет жизни, если всё пройдёт хорошо. Он зашёл в палату, поприветствовал пациента, который сразу же протянул ему записку. Сердце Микки забилось в горле. — Что это? — спросил он, хотя знал ответ. — Вам попросил передать один врач. Я не читал, не беспокойтесь, — ответил мужчина. — Но Вы должны её прочитать после операции, это одно из условий. Микки улыбнулся, когда осознал, что Галлагер заботится о нём даже тогда, когда его здесь нет. Он кивнул, спрятал записку в халат и отправился на операцию. Через полтора часа Милкович вышел из операционной полностью вымотанным, вытер пот со лба и прислонился спиной к стене коридора, переводя дух. Операция была сложной и Микки в какой-то момент подумал, что Остину не выжить, но всё обошлось. Они нормализовали давление и пульс, а жизни мужчины больше ничего не угрожало. Но на голове Микки явно прибавилось пару седых волосков. Он задумался о том, как седеют рыжие — он никогда в жизни не видел рыжих стариков. А может они все доживают только до сорока, а потом их похищают инопланетяне? Микки достал записку из кармана. «Я надеюсь, что ты читаешь эту записку, прислонившись спиной к стене около операционной после, а не перед операцией. Микки, ты вызываешь во мне что-то такое, чему я не могу дать определение. Я хочу показать, что могу быть не только занудой, если ты тоже покажешь мне, что ворчание — не твоя сильная сторона. Опусти брови…» Микки вдруг обнаружил, что действительно машинально поднял брови, пока читал.«…хотя это и сексуально. Согласись, прошу.
Спрошу ещё раз, Микки Милкович хочешь ли ты пойти со мной на свидание?».
Микки опустил записку и прикрыл глаза, не в силах сдержать смех, рвущийся из горла. — Это «да»? — послышалось сбоку от него. Милкович поднял взгляд и не поверил своим глазам, когда увидел перед собой Йена. — Разве у тебя сегодня не ночная? — спросил он первое, что пришло ему в голову. Он чувствовал себя настолько неловко, что избегал смотреть второму ординатору в глаза. Йен сделал два шага вперёд, оказываясь к нему достаточно близко для того, чтобы по коже Микки пробежали мурашки, и недостаточно близко для того, чтобы вызвать подозрения. — Помнится мне, что ты ругал меня за то, что я отвечаю вопросом на вопрос, но я прощу тебе это. Считай, что я пришёл работать бесплатно, — сказал он, не сводя взгляд с лица Микки и облизывая губы. Милкович был почти готов стечься в лужицу от того, как Йен смотрел на него. Никогда в жизни на него так не смотрели. Он отвёл взгляд в сторону и кивнул Галлагеру в сторону кладовки. Не дожидаясь ответа, брюнет пошёл в её направлении, спиной ощущая, как за ним шаг в шаг следует Йен. Микки не успел переступить порог, как сильное тело прижалось к нему сзади, вталкивая его вглубь помещения, носом в коробки. — Я не получил ответа, Милкович, — слышит он из-за спины и хватается руками за железные опоры одного из стеллажей, когда Йен врастает в него сзади и кусает шею. — Мне нужно ещё подумать, — дразнит он. — У тебя есть пять, — он ведёт носом по шее, — четыре, — кусает тонкую кожу, — три, — крепко сжимает бедра руками, — два, — кусает за ухом, — один. Йен резко разворачивает его и целует так настойчиво, что Микки теряется на секунду, но потом отвечает на поцелуй, притягивая рыжего за затылок ближе к себе. Он скользит рукой выше, зарывается в волосы и стонет, когда его нижняя губа оказывается в плену острых зубов. — Отвечай, — шепчет Йен между поцелуями, а потом решает убить Милковича, хватая его за задницу и соединяя их промежности. Он пытается говорить, правда пытается, но язык такой вялый, а голосовые связки слишком заняты тем, что напрягаются из-за стонов, которые он уже даже не пытается сдерживать. Микки Милкович, блять, пропал. Целиком и полностью. Внезапно, Йен отстраняется, прекращая ласки, но в его глазах — огонь. — От твоего ответа зависит продолжу я или нет, — серьёзно говорит он. — Ты блефуешь, — догадывается Микки. — Да, — выдыхает он и снова возвращается к чувствительной коже шеи. — Да, — вторит ему Милкович. Йен возвращается к его губам, а потом до него доходит. — Ты согласился, — говорит он, на что Микки улыбается. Он кладёт руку на рыжую бороду и проводит большим пальцем по губам, стирая слюну — его, Галлагера или их общую, неважно. Ничего неважно в этот момент, кроме них двоих. Они снова целуются, но уже более нежно, осторожно. Больше нет грубых касаний, только забота и бережность. — Там интерны ждут меня на обед, присоединишься? — спрашивает Микки. — Конечно, пойдём. Они нехотя разъединяются, приглаживая друг другу волосы и поправляя одежду. Когда их внешний вид уже больше похож на обычный, Йен и Микки выходят из кладовой, оборачиваясь по сторонам и убеждаясь, что не привлекли ненужного внимания. — Поругал вчера Мэнди, — делится с ним Йен, ожидая негативной реакции от её старшего брата, но, кажется Микки плевать. — За что? — Постоянное отсутствие на рабочем месте. Микки хмурится, но он не зол, а скорее в замешательстве и расстроен. — Правильно сделал, — заключает он, но до сих пор о чём-то напряженно думает. — Если будешь хмуриться — отшлёпаю, — шепчет ему Галлагер, слегка наклонившись. — Ты не можешь говорить мне такие вещи на работе, — говорит Микки, когда они останавливаются около двери в ординаторскую. Йен снова ведёт себя по-детски, когда закрывает рот на воображаемый ключ и передаёт его Микки. Но на этот раз Милкович улыбается идиотскому поведению, берёт невидимый ключ, закидывает его себе в карман и по-джентельменски открывает дверь в ординаторскую, пропуская Галлагера вперёд. Запах еды стоит дивный, так что живот Микки начинает громко урчать. Он достаёт из маленького холодильника контейнер с едой, ставит его разогреваться и приваливается спиной к кухонной стойке, наблюдая за Йеном. Тот хватает пачку чипсов со стола и заваливается на диван, как вдруг обнаруживает, что не может есть с закрытым ртом и смотрит на Микки с мольбой в глазах. Милкович закатывает глаза, достаёт из кармана ключ и бросает его ему, пока никто не заметил их детских игр. Йен подмигивает ему и закидывает первую чипсину в рот. — Ты шлюха, — говорит Ли. Микки напрягается, когда слышит это, но оказывается, что оживлённая дискуссия велась задолго до того, как они зашли в ординаторскую, просто он её не слышал, находясь в каком-то романтическом пузыре. — Ты не знаешь правильного определения слова «шлюха». Я был бы шлюхой, если бы у меня каждую неделю была новая девчонка и я бы не хотел серьёзных отношений, — отвечает ему Харпер, совершенно без обиды в голосе. Ли смотрит на него как на идиота. — Так и есть, Харпер. — Нет, Ли. Я жду свою единственную, просто иногда ожидание становится скучным, — говорит Харпер и откусывает свой бургер. — Я тоже, но не трахаю всех подряд. — А что делать, если твой возлюбленный не занят, но не обращает на тебя никакого внимания? — внезапно спрашивает Рейчел. В комнате воцарятся тишина, пока все поворачиваются на неё. Только один Йен заметил, что во время своего вопроса она смотрела на Микки. Пазл в его голове сложился воедино. Желание быть интерном Микки, совместные операции, ревностное отношение к его вещам и странные взгляды. Она влюблена в своего ординатора, который является геем. Йен поймал взгляд Микки и улыбнулся, давая понять, что всё в порядке, хотя всё нихуя не в порядке. Дверь в ординаторскую открылась и за ней появилась голова Мэнди. — Вы все здесь? Отлично, у нас собрание через полчаса. Присутствие всех обязательно, — сказала она и ушла. Микки снова нахмурился, а Йен буравил его взглядом, желая понять, что происходит в его голове. Впрочем, это всё неважно. У него будет свидание с Микки, чьи губы он все ещё чувствует на своих. И вот это — важно, а всё остальное ерунда.