Увидимся в галерее

Антон нервно стучал позолоченными украшениями пальцами по несчастному столику в очередной дешевой питерской кафешке. — Извините, а мы с- сслучайно не знакомы?— Подошел он в тот день к такому знакомому незнакомцу. Конечно, его руки сразу охватила дрожь, и пот лился с его ладоней, и не стояли смирно коленки. Его последняя надежда была в этих глазах в случайном продуктовом. В ответ он сначала не ответил ничего. Спрятав тревогу с глаз, он помедлил, но ответил.— Нет.— И его губы задрожали. И он знал, что Антон это видит, он знал, что простым недопониманием надежду в этих глазах не истребить, но все равно решил солгать. — Можем познакомиться.— Арсений вытянул губы в наигранной улыбке.— Вас как зовут? Теперь молчал уже Антон. Никакие слова не могли вырваться из его горла, ни одно слово не описывало бы ту рану, которая сейчас не просто кровоточила, а из которой кровь сейчас просто била, брызгала, резала.— Антон. — Очень приятно.— настало молчание. и в этом молчании они оба кричали, но докричаться друг до друга не могли.— Арсений. Может встретимся завтра в «Люди Любят» у Площади Восстания? В пять например?— слова рассыпались— в них не было никакого смысла, его глаза были абсолютно пусты, Антон это видел. — Может. Весь в ноябрьском снегу, он отряхнул свое пальто и серый шарф, прошел как будто не напряженной походкой сначла к кассе, потом уже к столу.— Привет!— Он сверкнул улыбкой и уткнулся в свой кофе. — Зачем ты притворяешься будто ничего не было?— Антон не выдержал напряжения. — А что- то было?— Арсений пожал плечами и с той же ублюдской улыбкой отвернулся в окно. — К чему весь этот спектакль!? Ты знаешь меня и я знаю тебя.— Антон подскачил из- за стола.— Не знал бы ты меня, не пригласил бы сюда, в кафешку, из окон который я вижу эти ебаные сгоревшие, черные стены! Я думал ты умер или бросил меня или сошел с ума.. — Ну с ума я и правда сошел..— Все так же холодно, наигранно попивая кофе бросил Арсений. — Как ты можешь так спокойно об этом говорить! Ты забыл нашу музыку, твой кабинет, наш блять секс!? Ты не мог это просто взять и выкинуть из головы, нет блять, я знаю твою больную голову. Ты меня бросил, одного, поломанного, истощенного, ужасно в тебя влюбленного! Ты не можешь себе представить что я чувствовал, когда пришел в твою пустую квартиру! Я каждый день тебе звонил, каждый день рыдал под этот ужасный синтетический голос автоответчика! Я страдал, я ревел, я был полонам навсегда! Но знаешь что? Я тебя прощаю, мне все равно, мне похуй на боль, на мои шрамы, на слезы, которые я лил каждую ночь, и каждую ночь просил, чтобы вселенная вернула тебя мне, и она меня наконец- то услышала! — Прошло уже полтора года.. — Да что для меня эти полтора года! Ты— для меня бесконечность, только тобой и твоими вздохами я и могу измерять время!— Антон тяжело и часто дышал. Арсений спокойно выслушал все эти пламенные плевки, подождал когда Антон успокоится, поставил кофе и поднял свои морские глаза. (морские потому что соль в них больно щипет) — Я уже не тот человек, каким был. Пойми, я нездоров, мне нельзя доверять.— Холодно отрезал Арс.— Да и тебе видно тоже. — Всмысле? — А как ты мог столько страдать по человеку, с которым ты и год не был знаком? — Ты был для меня всем! — А был ли я тогда вообще?— И вдруг они замолкли. — Я повторю, я нездоров, и нездаровому уму не стоит доверять. Да, мы тогда любили, целовались, трахались, но я еще тогда был треснут. Я нестабилен, я не могу сказать что ждало бы тебя тогда если бы я не отступил, а остался навсегда. Ты был бы давно уже таким как я, безумным, жалким, а я был бы еще страшней. Больные люди лучшие любовники, но отвратительные мужья. И я уверен, тебе будет лучше без меня. — Как ты можешь такое говорить?— щенячие глаза намокли, растеклись по всему лицу, а кудряшки на лбу скромно дрожали. — Понимаешь, я не хочу сказать, что наши отношения были ошибкой. Да, я поступил плохо, я тебя ранил, но ведь это же была всего лишь эйфория, мимолетная влюбленность— она ничего не стоит! Тебе нужен кто- то кто подходил бы тебе больше, тот человек из- за которого ты бы светился, а не страдал. Ты должен повзрослеть, оставить этот спектакль в прошлом и двигаться дальше. — Арсений был спокоен, даже скорее холоднокровен. Его грудь была выпрямлена, голос не дрожал, а выточенная укладка и опять идеально выглаженная черная рубашка звенели будто лед. Никаких чувств, никакого сожеления, только горькая правда.—Хотя нет,— вдруг поменялся в лице Арсений.— эти отношения были ошибкой, мне жаль, что они были, я был молод, глуп, инфантилен и так попросту страдал. Поэтому лучше просто забудь и притворись будто ничего этого не было. — Я не смогу. Я не могу вот так просто все забыть.. — … Я тоже