Дорога появляется под ногами идущего

— Ты только никому не говори, Касси, — большие руки мужчины тянулись к нему, поглаживая его по юношеской груди, — обещай, что никому не скажешь, иначе наши встречи придется прекратить. — Обещаю, — сказал он сразу, чувствуя волнение в груди просто от возможности потерять что-то настолько ценное для себя, — обещаю, что не скажу. Учитель улыбнулся ему, а затем продолжил целовать лицо мальчишки — мягкими губами прошелся по скулам, по маленькому сморщившемуся от волнения носику, чмокнул его в лоб. — Ты ведь знаешь, что никто не будет любить тебя как я? — Да, сэр… О Боже. О Боже, о Боже, о Боже. Почему сейчас?! Почему этот отвратительный человек приснился ему сейчас?! Почему из всех ночей его мозг выбрал именно эту — Касу осталось отдыхать совсем немного, и он надеялся выспаться, но теперь об этом не могло быть и речи. Напряжение внутри возрастало, ему казалось, что еще чуть-чуть — и он задохнется. Дыши, Кастиэль. Не слушай то, что говорит тебе твой больной рассудок. Не иди на поводу у кошмаров, у жуткого прошлого, преследующего по пятам. Это всего лишь… травма, которую не может окончательно пережить мозг. Продолжай дышать. Ты не проиграешь! Не проиграешь мерзкому ублюдку, растлившему ребенка, не предашь себя, потратившего столько лет на борьбу с самим собой. — Кас, это просто сон, — он не понял, как в комнате возникла его мама — возможно, Кас кричал, а она, будучи чуткой на слух это услышала, — я рядом, хорошо? Всегда рядом, когда это понадобится. Парень не стал отпираться — ему сейчас, как никогда, была нужна поддержка. Он прижался крепче к ее груди и заплакал. Горько и отчаянно, с надрывом, словно прятал все эти чувства долгие годы, а сейчас дал волю эмоциям. В родительском доме тепло и безопасно, здесь ему никто не навредит, но почему… спустя столько лет… Болит ничуть не меньше? — Дыши, Кастиэль. Милый, это просто мысли. Ничего общего с правдой они не имеют, — женщина поцеловала его в макушку головы, — всё уже позади. Конечно, она права. Кас правда старался убедить себя в том же самом — в одной книге по психологии вычитал, что во время панических атак нужно заземлиться, ощутить свои руки, описать все, что тебя окружает. Кастиэль цеплялся за мамин теплый жакет, судорожно щупая его шерстяную ткань. Он оглядывался по сторонам, стараясь обратить внимание на каждую деталь. — У мамы каштановые волосы, — говорил он, и со стороны мог показаться сумасшедшим, — на подоконнике гитара, которую мне подарил дядя Эндрю. Меня зовут Кастиэль. Недавно меня сделали репетитором Дина Винчестера. У Дина тоже каштановые волосы. Дин одевается как рок звезда, Дин воспитывает младшего брата, а еще у Дина большие теплые ладони. — Он, кажется, хороший парень? — Нет, Дин та еще заноза в заднице. Дин невыносимый, если честно! — у Каса образовалась складка между бровями, потому что он разозлился, вспомнив прежние выходки взбалмошного одногруппника, — но… не знаю, мне кажется… мы похожи. Мама удивленно вскинула бровь, ожидания разъяснений. — Не могу объяснить, мам, — слезы на щеках жгли, и кожа пощипывала, — просто он… пытался казаться неприступной крепостью, токсичным мачо, полным придурком! Но один вечер полностью изменил мое отношение к нему. Я как те девчонки из фильмов про хулиганов и зануд? Мне стало интересно его спасти? Элль рассмеялась, прижимая сына крепче. — Нет, я думаю, ты испытал интерес, потому что человек раскрылся с неожиданной для тебя стороны. Ты у меня всегда был слишком любопытным. Наверняка поставил себе цель разгадать новую загадку. — Я не отношусь к нему, как к загадке, — запротестовал парень, — просто чувствую в нем… что-то родное. Сам не могу понять… Мама почему-то вздрогнула, и Кас ощутил это всем своим телом. Он поднял на нее глаза и увидел на лице женщины удивление, странное предположение, которое она почему-то не высказывала вслух. — Что случилось, мам? — Кас внутренне напрягся, ощущая, как дыхание затрудняется. — Нет, милый, все в порядке! — поспешила его успокоить Элль, возвращая сыну теплую улыбку, — я просто задумалась. Ничего важного. Кас прижался к ней крепче, стараясь глубоко вдыхать и медленно выдыхать, как его учил психотерапевт. Минута за минутой, приступ закончится. Это всегда заканчивалось — даже в те моменты, когда ему казалось, словно он сейчас упадет безжизненной куклой на пол и больше никогда не откроет глаза. Ему понемногу становилось лучше. Он старался изо всех сил, потому что близился день возвращения домой — дополнительные выходные, предоставленные ему деканатом под давлением Стивена, заканчивались. Кастиэлю не хотелось появляться в университете помятым, не зря же он приехал в родительское гнездышко восстанавливать силы. Они с Дином занимались уже месяц. Винчестер странным образом успокоился, прилежно являясь на занятия и выполняя домашние задания. Пока Дин штудировал учебники по юриспруденции, Кас искал медицинские материалы по загадочной цветочной болезни, завладейшей младшим братом его ученика. Повлиял ли на это откровенный диалог, который они вели, будучи закрытыми в одном помещении? Это, несомненно, помогло им понять друг друга. Но мог ли один только разговор вызвать настолько резкие перемены? Радовало, что теперь они могли вести хотя бы небольшие отвлеченные беседы, пусть и гнетущая неловкость никуда не исчезла. Кас не знал, одинок ли он в своих ощущениях, но чувство стеснения при Дине почему-то возрастало в геометрической прогрессии. — Мама, что ты знаешь о болезни Ханахаки? — вдруг Касу пришло в голову спросить об этом у Элль, доктору с большим опытом. — Знаю немного. Это очень тяжелая болезнь, которая лечится только любовью, — взгляд мамы помрачнел, — в моей практике было несколько подобных случаев, успешным оказался только один. Понимаешь, Кас, можно выписать болеющему лекарства, они облегчает его существование, но не более того. Мне однажды довелось увидеть умершего от Ханахаки пациента, и это жуткое зрелище. Необъяснимая тоска тронула его сердце. Сам факт смерти от подобного явления звучал странно — есть серьезные заболевания, вызывающие ужас при одном упоминании, а среди них затесалась цветочная херня. — Я читал несколько исследований по Ханакахи. В итоге все сходится к тому, что причины ее возникновения кроются в ментальном состоянии пациента. Чаще всего заболевают две категории людей — гиперчувствительные и очень сдержанные в проявлении чувств. Поэтому все выдающиеся терапевты по Ханахаки живут в Японии, оттуда и название болезни. Что тут говорить, если даже фразу «Я люблю тебя» они заменили на поверхностное «Ты мне нравишься». — Всё верно, Кас, — мама положительно кивнула, — если рассматривать физические аспекты организма, то у нас нет предпосылок для развития Ханахаки. Но когда человек держит переживания в себе, постоянно страдает, тревожится, в общем, находится в перманентном стрессе, можно заболеть чем угодно. — Младший брат Дина заболел Ханахаки. Мы пытаемся найти способ избавить его от этой мерзкой штуки, но пока у меня только больше вопросов возникает. — С каких пор ты помогаешь Дину в таких вопросах? Касу вдруг стало неловко — он раньше не спрашивал себя об этом. Сам вопрос показался ему некорректным. В конце концов, разве это странно — стремиться помочь человеку, оказавшемуся в столь ужасной ситуации? Причем здесь вообще Дин? — Разве ты не поступила бы так же на моем месте? Мама вдруг замолчала. Она думала о чем-то своем, и тема с Винчестером ее заметно тревожила. Кас и сам внутренне сжимался, как только вспоминал о Дине, но пока не понимал своих ощущений. Он стремится помочь только из-за человеческого сочувствия, или за этим кроется что-то еще? Винчестер симпатичный, мужественный, от него хорошо пахнет. Кас — гей, открывшийся семье еще в пятнадцать лет. Как бы он ни бежал от невесомого очарования, витающего в воздухе рядом с его одногруппником, оно все же оказывало на него влияние. Кто бы вообще мог не проникнуться симпатией к Дину Винчестеру? Ростки чувств, которые он только начал осмыслять, были спрятаны далеко, потому что Кас не хотел разбираться с ними сейчас. — У меня есть приятель, врач из Японии. Мы познакомились на семинаре, посвященном увеличению заболевших Ханахаки в 2019 году. Я обсужу с ним вопрос Дина Винчестера, посмотрим, что с этим можно сделать, — сказала Элль перед тем, как поцеловать сына в лоб и выйти из его комнаты. Мамино неравнодушие заставило Каса тепло улыбнуться. Не зря он любил свою семью — его родные были добрыми и эмпатичными людьми. Мама всегда пыталась помочь болеющим и страждущим, а папа таскал домой бездомных котят, выхаживал и берег их, как собственных детей. Им предстояло проделать большую работу, но Каса это почему-то совсем не тяготило. Было между ними с Дином то, в чем Касу еще предстоит разобраться, но он знал одно — та связь, сложившаяся между ними (возможно, только в его глазах) не позволяла Кастиэлю оставить Винчестера наедине со страшной бедой, коснувшейся его самого близкого человека. Следующий день стал последним в череде беззаботных деньков, проведённых в уютной домашней суете. Кас хотел разделить его со своей сестрой, но та уткнулась в телефон сразу после возвращения со школы. Он тяжело вздохнул, мысленно ругая само явление подросткового возраста. Как с подростками вообще взаимодействовать? Он говорит ей приятные вещи, а сестра с отвращением закатывает глаза, пытается поддержать советом — раздраженно отмахивается, словно прожила добрую сотню лет и не нуждается в наставлениях. Кас забыл, как общаться с ней. Он чувствовал, как между ними увеличивается пропасть и ужасно боялся этого. Попытки узнать ее интересы поближе заканчивались полным отказом сестры и причитаниями о том, как он ей надоел. Вот и сейчас Ханна читала корейские комиксы, не позволяя брату взглянуть, что там вообще происходит. — Ах, комментарии так раздражают, — вдруг сказала она, и парень поднял на неё глаза, — все расстроились, что герои универсалы. Но ведь это прошлый век — думать, будто геи действительно строго делятся по ролям. Нет никаких активов и пассивов! Да… это точно не то, что ожидаешь услышать от младшей сестры. Но ещё большей неожиданностью стали собственные слова, случайно вырвавшиеся изо рта: — Может быть, хватить решать за геев, как им нравится? Ханна ошарашено взглянула на Каса. Он пожалел о сказанном в ту же минуту, потому что открытые диалоги по поводу его предпочтений в их доме никогда не велись. Кас сам был инициатором этого негласного правила, потому что знал, как сложно было отцу принять эту часть его жизни. — И в чем же я не права? — ее длинные пальцы с короткими чёрными ноготками отложили телефон в сторону. Она не нажала на кнопку блокировки, так что в глаза ненароком бросилось изображение весьма… откровенного характера. Что эта девчонка вообще себе позволяет? — Геев много, и все разные. У каждого из нас свои предпочтения, своё видение правильного и удобного. Есть мужчины, которым нравится только одна роль в постели, есть универсалы, есть те, кто вообще не использует… проникновения. Люди, которые ничего в этом не понимают, пытаются сказать за нас, как мы хотим быть воспринятыми. Но вы не можете. Особенно такие яойщицы, как ты. — А какая роль нравится тебе? — Ханна, кажется, совершенно не удивилась неожиданной тираде Кастиэля. Гаденькая ухмылочка вернулась на ее лицо, и она готовилась выдать очередную издевку. — Это не твоё дело! — рявкнул Кас, вспомнив, что он, вообще-то, старший брат, которому не следует вести подобные разговорчики, — господи, никакого уважения. Не стыдно общаться со старшим братом на такие темы? — В этом нет ничего предосудительного, — пожала плечами Ханна, — чего психуешь? Ну да, действительно. Обсуждать без контекста сексуальные позиции — это обычная для семейной беседы тема. Что с ней вообще не так? Или с ним проблема, раз слова сестры его так сильно смутили? Кас был достаточно консервативным в подобных вопросах. Он считал, что детей следует беречь от информации о сексе и всех его подробностях, но в современном мире это не представлялось возможным. Ханна научилась использовать телефон раньше, чем выучила буквы. Разумеется, со временем, она научилась обходить родительский контроль, и тогда для Ханны открылись все прелести интернета. Когда он собрал семью, чтобы рассказать о своей ориентации, первым, что она спросила, было: — А ты пассив или актив? Тогда родители поставили ей ограничители на все возможные приложения. Было бы славно оставить эти правила до ее совершеннолетия! — Знаешь, не очень приятно обсуждать с младшей сестрой свою сексуальную жизнь, — с осуждением в голосе ответил он. — Как будто она у тебя есть, — усмехнулась Ханна, снова вернув внимание к происходящему в комиксе. Он был в шаге от того, чтобы вырвать гаджет из рук сестры и сдать его на хранение родителям. Глупая девчонка! — Придушить бы тебя, — сказал он сквозь зубы. — Не получится, у меня уже коричневый пояс. — И о чем мне это должно сказать? — О том, что любая попытка заткнуть младшую сестрёнку закончится твоим унизительным поражением. Как она может говорить такие вещи с беззаботным лицом?! В кого Ханна вообще пошла — бессовестная грубиянка, не знающая границ! Первым на ум приходил покойный дедушка — сварливый и чрезвычайно вредный, он изрядно потрепал нервы маме прежде, чем испустить дух. «Никто не уважает меня в этом доме», — подумал он с мрачным выражением лица. Он не собирался оставаться в ее комнате ни секунды! Кас торопливой походкой вышел в гостиную. Ему захотелось что-нибудь разбить от прилива агрессии, застрявшей в грудной клетке. Нужно выпить чаю с мелиссой! Звук уведомления заставил его отвлечься от неприятной ситуации — он достал телефон, найдя там одно непрочитанное сообщение. Сообщение от Дина! «Привет! Завтра в 6 вечера, как и всегда?». Кастиэль, на самом деле, не планировал занятий в первый же день своего возвращения. Ему требовался денек, чтобы очухаться, разобрать вещи, морально настроиться на учебу. У него завтра официальный выходной, вообще-то. Защищать личные границы не представляло для него труда, но сейчас Кас замешкался. Злость, которую он чувствовал еще минуту назад, сейчас потерялась где-то на фоне. Пришло время паники. Встретиться с ним или лучше не стоит? Вообще-то, Стивен еще не утвердил план и формат занятий для нового семестра. Встречаться с ним не было надобности, но так хотелось…увидеть его. Господи, нет! У этого парня уже слишком много власти над Кастиэлем, следует ли позволять ему вносить корректировки в свои планы? «Я только сейчас понял, что у тебя завтра последний день каникул. Извини. Отдыхай, пока можешь». Смешанные чувства, которые он обнаружил у себя в груди, пугали. С одной стороны, Кас ощутил облегчение — не нужно заморачиваться с планом занятия, морально готовиться к взаимодействию с Винчестером и вить из себя верёвки, но с другой… едва ощутимое огорчение коснулось сердца. И это было неправильным. Это ощущалось противоестественным. Он обещал себе, что больше никогда не даст мужчине касаться своего сердца, пусть это и было на уровне влечения к симпатичному одногруппнику. Находить кого-то красивым, обнаруживать приятное волнение, разглядывая чье-то лицо, теперь казалось чужеродным. Дин Винчестер, в конце концов, натурал. Влюбляться в него почти незаконно. «Привет. Рад твоему рвению к учебе. Увидимся послезавтра», — напечатал Кас почти не глядя. Если долго думать над текстом сообщения, станет ещё страшнее отправлять его. Ему не хотелось, чтобы Дин решил, будто Кас думает над ответом часами. Их взаимодействие становилось проблемой. Кастиэль жил спокойно с пятнадцатилетия, а теперь нежные чувства снова превращают его в сливочное масло. Не стоило напиваться в кабинете Стивена… он всегда плохо переносил алкоголь. Завершающий день поездки к родителям закончился благополучно — мама приготовила индейку и овощи, а затем они всей семьей поиграли в настольные игры. Их досуг всегда выдавался спокойным. Нахождение в родном доме дарило энергию и облегчало жизнь. В мире, полном неопределённости, только в родном гнездышке было спокойно. Поэтому, уезжая, Кас не мог справиться с тоской на сердце — теперь целый семестр без каникул, поэтому приехать получится только на пару дней. Он, на самом деле, был, что называется, домашним ребёнком. Пока все остальные познавали радости подростковой жизни на школьных тусовках, Кас читал фэнтези романы и устраивал марафоны хоррор фильмов. Он познавал мир через искусство, поэтому бытового житейского опыта ему не хватало. Поэтому… когда Кас встретил мистера Паркера, он не имел понятия, в какую ужасную историю попал. «Нет. Не надо вспоминать», — решительно сказал Кас самому себе, пытаясь сместить внимание на пейзаж за окном. Дом встретил его молчаливым уютом. Легкий слой пыли покрыл мебель, а в остальном все осталось по-прежнему. Дорога слегка вымотала Каса, но в целом он был позитивно настроен на предстоящий период учебной жизни. У него было хорошее предчувствие, несмотря на постоянно мучающую разум тревогу. Оставалось только забрать Кроули у подруги и привести себя в порядок. Из мелких дел — прошерстить дневник занятий с Винчестером, приготовить поесть, чтобы собрать контейнер на завтра, почитать пару глав того бульварного романчика, который он купил из интереса к изучению низкопробного чтива. И просто отдохнуть перед новым полугодием, где придется работать еще больше, потому что теперь он отвечал не только за себя. Сначала следовало вернуть песика домой — Кроули, наверное, совсем по нему истосковался. Мама подарила ему красивую оверсайз рубашку нежного небесного цвета, идеально подчёркивающую оттенок его голубых глаз. Кас прошёлся отпаривателем по нежной ткани и поспешно надел ее, дважды застёгивая пуговицы заново. Зеркало льстило ему —не мог Кас стать таким симпатичным из-за правильного цвета рубашки! Он не любил свою внешность, но в такие моменты… ему казалось, что не так уж все плохо, и у его лица есть шансы понравиться кому-то ещё. Черт! Бесит! Вечно угнетающие мысли лезут, куда не просят. Сейчас нужно сконцентрироваться на важных делах, а не позволять себе падать все глубже в пучину страданий. Однако самокритика стала не единственной преградой, разделяющей Каса с Кроули. Телефон вдруг зазвонил, и он было подумал, что это подруга звонит спросить, где его носит. Но экран телефона показывал издевающееся «Винчестер. Сердце забилось быстрее, а остатки разума окончательно перестали иметь хоть какую-то власть над этим телом. Зачем он, черт подери, звонит? Договорились же на завтра! — Да, Винчестер, что случилось? — Кас нашёл в себе мужество ответить на звонок. — Привет, Кас, как добрался? — раздалось по ту сторону. Он что, теперь интересуется его делами? Какая вообще Дину разница? Ещё и голос приглушённый, с легкой хрипотцой, и это бесит ещё сильнее. Он не будет сохнуть по Дину, как сопляк. Кас собирался сохранить чувство собственного достоинства! — Я что, твоя подружка? — с ноткой иронии в голосе спросил Кас, на деле скрывая нервозность, вызванную малейшим проявлениям заботы со стороны другого человека, — у меня все нормально. Ты по срочному вопросу или просто поболтать захотелось? Кас понимал, что звучит несколько шероховато, знал, что Дина может расстроить его манера общения, но ничего не мог с собой поделать — внутреннее беспокойство, похожее на шуршание насекомых в животе, возрастало. До каникул ситуация была менее плачевной — он только украдкой любовался красивым лицом Винчестера, пока тот общался с девчонками в колледже или очаровывал преподавательниц своей улыбкой. Но когда Кас уехал, и они с Дином почти не общались, чувство, бывшее только зародышем раньше, модифицировалось в нечто большее. И это оказалось катастрофой. — Могу я… к тебе прийти? — спросил Дин робко, в совершенно не свойственной ему манере. Только сейчас Кас понял, что Винчестер какой-то необычный. Немного растерянный и подавленный, даже беззащитный в своей кроткой просьбе. — О боже, что случилось? — Касу вдруг стало неспокойно за одногруппника, и тон его смягчился, как шоколад на солнце. Ну и позорище. — Мне просто нужно поговорить, — объяснил Дин, — извини, глупая идея. Ты только что приехал, тебе нужен отдых, я все понял. — Нет! — слишком громко крикнул Кас — нет, конечно, я не против. Приходи, Дин. Только… у меня дома нет ничего из еды, я специально оставил холодильник пустым, когда уезжал. Знаешь, чтобы ничего не испортилось… поэтому мне совершенно нечем тебя накормить. Причём тут еда, если человеку просто хочется поговорить? Кас все ещё оставался таким нелепым, когда дело доходило до общения с объектом симпатии. Чем больше стараешься не ляпнуть чего-то глупого, тем хуже выходит. — Это не проблема, Кастиэль. Ты любишь лапшу? — Да, с креветками. — А я нет. Будем есть бургеры, — он издал свой дурацкий издевательский смешок. — Глупец. Ты когда придешь? — Примерно через час, — ответил он, задумавшись на секунду. — Отлично, я пока заберу Кроули у подруги. Кас обрадовался удачному стечению обстоятельств. Дин попрощался, и звонок закончился. Касу нужно было пару мгновений, чтобы переварить осознание — Винчестер сейчас придёт сюда, к нему домой. Кастиэль не любил неожиданностей, особенно неожиданных визитов. Как тревожный человек, он нуждался в контроле, в том, чтобы тщательно планировать дни, быть определенным в том, что произойдёт завтра или послезавтра. А здесь человек вносит изменения в его четко выстроенную действительность… Так Кас и вышел из дома, полный тревожных размышлений о предстоящей встрече с одногруппником. Благо, подруга жила недалеко, и ему не пришлось долго таскаться по страшному февральскому морозу. — Касси! Наконец-то! — едва он успел нажать на кнопку дверного звонка, Анна налетела на друга с крепкими объятиями, — зайдёшь? — Прости, не сегодня. Где мой малыш? — Сейчас, — сказала девушка, забежав обратно в комнату. Вскоре она вышла с Кроули на руках. Кас заулыбался, взглянув на любимого питомца. Как же он скучал! — Возвращаю в целости и сохранности, — Анна передала Кроули в руки Кастиэля, а затем всучила ему сумку с необходимыми для песика вещами, — черт, я успела к нему привязаться… каждый раз одно и то же, когда ты решаешь укатить домой на каникулы! — Я твой должник, — Кас зажмурился из-за Кроули, вылизывающего ему лицо, — мне пора бежать! Они попрощались, и Кас неуклюже побрел по сугробам, прижимая к себе пса, задрожавшего от мороза. Тепло дома прошлось приятной волной по телу, как только они вернулись. Новак разложил вещи Кроули по местам и включил чайник. Если Дин придёт вовремя, то это последние спокойные тридцать минут жизни на сегодня, поэтому Кас собирался в полной тишине выпить любимый чай. Он старался подавлять волнение, но оно отзывалось ощущением холода под лопаткой. От этого стало совсем печально. Кас пытался… быть нормальным… все это время. Он обещал себе! Больше не питать иллюзий по поводу гетеросексуальных мужчин. Кас зарекся в целом… не влюбляться. Раны прошлого болели слишком сильно. Воспоминания ударили по сердцу острой режущей болью, и обычно любимый привкус ромашки сделался тошнотворным. Нельзя было сейчас словить паническую атаку. Кас не хотел казаться уязвимым, или не дай бог раскрывать душу Дину Винчестеру. Он просто выслушает своего одногруппника, потому что тому больше не к кому прийти со своими проблемами. Кроули радостно подбежал к входной двери. Кас понял, что Дин уже на подходе к дому — его пёс слышал шаги поблизости, особенно в такой мороз, когда каждое движение сопровождалось скрипучим звуком снега. Вскоре раздался звук, и Новак вскочил, бросившись к двери. Попутно он разлил на новую рубашку остатки чая, благо, уже тёплого. Какой позор! Выглядеть прилично — единственная задача, которая перед ним лежала, но Кас даже с ней не справился! Дин на морозе казался забавным — серьёзное и утончённое лицо, будто сотворенное из мрамора, сейчас покрылось ярким румянцем и потеряло свое обыденное величие. Он выглядел таким живым сейчас, и Касу понравилось быть свидетелем этого, открывать для себя Винчестера с новых сторон каждую их встречу. — Не пустишь? — раздумья Каса затянулись, а бедный Дин продолжал мёрзнуть на пороге его дома. — Боже! Извини, да, конечно, — Новак отошёл от прохода, тем самым приглашая Дина внутрь. Кроули радостно прыгал, заметив гостя — Кас почти никого сюда не приводил, поэтому его маленький глупый пёс радовался любому новому существу. — Держи, — Винчестер протянул два объемных крафтовых пакета. — Спасибо, — преодолевая неловкость, возникшую между ними, Кас старался смотреть Дину в глаза. Он же не спешил отводить взгляда. Дин смотрел, останавливаясь глазами то на его рубашке, то снова разглядывая его лицо. Нехорошо… атмосфера здесь становилась нехорошей. — Красивая рубашка, — подметил Дин, по-видимому, стараясь разрядить обстановку. — Да, спасибо, — сказал Кас, и показался самому себе самым глупым человеком на свете, — сейчас я все разложу, а ты пока садись, где тебе удобно. Кухня у него была соединена с гостиной, поэтому далеко идти не пришлось. Дин же сел за барную стойку, служащую, своего рода, разделителем комнат. Кас приятно удивился, заглянув в пакеты — там и лапша, и бургеры, две бутылочки колы и крепкого немецкого пива. Он, на самом деле, не особо любил алкогольные напитки — то же какао ни в какое сравнение не шло со всем остальным. Но… если нужно составить компанию, то Кас будет пить вместе с одногруппником. — У тебя… что-то произошло, Дин? — сказал Кастиэль после долгой паузы, когда на столе уже лежали вкусности. Он только сейчас осознал, насколько голодный — запах креветок ласкал ноздри. — Сэму стало хуже. Кас ни разу не видел Винчестера младшего, но ему показалось, будто сердце раскололи на куски одной фразой. Как же так… Его здоровье портилось с необычайной для Ханахаки скоростью. Обычно больные проживали по стадии каждые пять лет, а здесь ухудшения в течение полутора! — Боже, Дин, — только и смог сказать он, впервые прикоснувшись к своему пиву. Даже Кас ощущал потребность выпить сейчас! — Иногда не понимаю, зачем я здесь. Знаешь, я редко жалуюсь на свою жизнь, но сейчас просто… блять. Больше нет слов. Только блять. — Нет, Дин, пожалуйста, ты не должен сдаваться, — спешил поспорить Кас, но тон его был нежным, как французский зефир, и ему стало тошно от самого себя, — я поговорил с мамой, она обещала помочь. У нее на примете есть врач. Если мама за что-то взялась, она сделает все от нее зависящее. Нам нужно немного времени. Но Дин, погруженный мрачными мыслями, никак не реагировал на его слова. — Сложно, когда надежды не остаётся. За окном потемнело, и разразилась метель. Только тихий гул звучал в комнате, отягощенной молчанием. Дину не нужно было говорить, чтобы Кас понял весь страшный водоворот чувств, накрывших его в момент отчаяния. Бессилие ранит человека больше всего. — Мы обязательно придумаем что-то, — Кас чувствовал, как начинает хмелеть (он выпил только половину бутылки, но, кажется, ему хватило бы понюхать крышку), — обязательно, Дин, слышишь? Винчестер посмотрел на него странным взглядом своих тёплых зелёных глаз, напоминающих лес после дождя, где он любил гулять в детстве с родителями. Если в первую их встречу глаза Дина казались ему холодными, он бы даже назвал их стальными, то сейчас… словно чистое июньское поле, в которое хочется провалиться. Прикоснись — и почувствуешь приятную гладь травы, ляг на это зеленое покрывало, и услышишь запах лета, вспомнишь дни, лишённые забот и тревог. — Почему ты пришёл изливать душу мне, а не какой-нибудь из своих девчонок? — спросил Кас, у которого под влиянием выпивки развязался язык. — Нет у меня никаких девчонок, — поморщился он в ответ. — С трудом верится. Ты же Дин Винчестер. — Неужели я создаю впечатление безмозглого бабника? — почему-то возмутился парень. Кас понял, что ответить честно, на этот раз, не получится. «Именно такое впечатление ты и создаёшь», — подумал он, но решил сгладить углы: — Нет, просто девчонки на тебя вешаются. До всей этой затеи Стивена я ни разу не видел тебя без сопровождения кого-то из них. Дин, было, хотел уже что-то возразить, но, сложив дважды два, мысленно признал правоту Кастиэля и снова отпил пива из бутылки. — И вообще, когда тебя вдруг стало интересовать мое мнение? Дин слегка нервно улыбнулся. Касу показалось это странным. По правде сказать, все сегодня было странным. Он чувствовал, как его тело понемногу расслабляется, и постоянный флёр тревоги, с которым Кас живет всю жизнь, рассеивается. Это единственное, за что следовало любить алкоголь — он отбивал нервозность, позволяя Касу быть собой и не переживать по этому поводу. — Ты прав, Кас, — вдруг сказал Дин решительно, — я не имею право сдаваться. Винчестеры не сдаются. Красивый до безумия и отчасти загадочный Дин говорил неловкие вещи, поэтому магический ореол, которым он его окружил, понемногу рассеивался. Его почти влюблённый мозг не хотел признавать, что Винчестер — такой же, как и все, способный ляпнуть глупость и смотреться при этом совершенно не пафосно, поэтому Касу вдруг стало нестерпимо грустно. — Нельзя говорить глупые вещи малознакомым людям, иначе они перестанут воспринимать тебя всерьёз, — сказал Кас поучительным тоном. — Что не так я сказал, профессор Новак? — Дин немного отвлёкся от проблем из-за болтовни одногруппника, и на его лице засияла саркастичная улыбка. Ему шло улыбаться. Просто удивительно подходило. Кас не сразу понял, что улыбался в ответ — это произошло против его воли, уголки губ потянулись сами собой. — У тебя есть выпить? Я думал выпить, чтобы немного отвлечься, но теперь хочу надраться. Где-то в глубине души Кас знал, что это плохая идея. Завтра первый день нового семестра, нельзя было начинать его с похмелья. Но азарт, какой обычно случается, когда пробуешь делать что-то совершенно для себя нетипичное, охватил его. В глазах заплясали чертики, и на все доводы рассудка стало наплевать. — Я редко пью, поэтому бутылка виски лежит у меня в шкафу уже целую вечность. Подруга подарила. Он встал из-за стола и открыл один из кухонных шкафчиков. Бутылочка ожидала своего часа, и он, наконец, настал. Два небольших стеклянных стакана быстро оказались в другой руке Каса. Он положил их на стол, а затем протянул спиртное Винчестеру, потому что понятия не имел, сколько виски обычно наливают. — Может, тебе уже достаточно, медвежонок? — спросил Дин, прежде чем наполнять второй стакан. — Не говори со мной как с ребёнком, — поморщился Кастиэль, и теперь его выражение лица ещё больше походило на детское. Виски был отвратительным на вкус. Он схватил свою порцию, пока Дин не успел залить спиртное колой. Кас, оскорбленный словами одногруппника, совершенно забыл тот факт, что этот напиток почти невозможно пить без традиционной добавки в виде колы. Или, по крайней мере, его нельзя пить залпом, как это сделал глупый Новак в своём стремлении что-то доказать. — Ты безнадёжен, — Дин покачал головой. Кас мог бы понимать этот простой факт, если бы ему не ударило в голову. Пиво на голодный желудок (он так и не притронулся к лапше, которую хотел весь день) заставило его захмелеть, а виски, терпкий и мерзкий, довел дело до конца. В глазах вдруг потемнело, а височная зона головы нестерпимо заболела. Что с ним вообще происходит? Как мистер-отличник докатился до пьянки с мистером-двоечником, словно они оказались героями дурацкой дамской прозы? — Эй, ты в порядке? — голос Дина вдруг оказался совсем близко, и это почему-то напугало Каса. Он широко распахнул большие глаза и увидел Винчестера, стоящего рядом с ним с тревожным выражением лица. О боже. О боже! Главное не покраснеть, не сказать глупость, не ударить его и не прикоснуться под влиянием момента. Но сознание плыло, и все его чувства обострились. Дин был красивым. Тем самым человеком, родившимся под счастливой звездой. Прекрасные глаза сейчас казались ещё более насыщенными, но теперь напоминали скорее лес после дождя. Он смотрел в них и видел боль, сдерживаемую каждый день, слезы, которые хотели политься чистым честным ручьём, но так и остались в глазах. Видел едва заметные морщинки на лице, оставшиеся после бессонных ночей в заботе о брате, ночей, полных страха за их будущее. Сейчас все казалось нестерпимо очаровательным— всё в Дине было идеальным. Будучи подростком, Кас часто представлял мужчину своей мечты. Это непременно был высокий, крупный мужчина с симпатичным лицом и безупречным характером. Дин казался подарком судьбы — он лучше, чем в любом самом смелом сне, лучше, чем можно придумать. — Кастиэль? — снова подал голос озадаченный Дин. Но Кас не мог ничего ответить. Глаза должны были сказать за него. Он даже не подозревал, каким просящим выглядел сейчас, как сильно дал себе слабину. И снова… под воздействием алкоголя. — Кас, — его руки легли на щёки парня, моментально вспыхнувшие жаром стыда, — посмотри на меня. Слышишь? Почему голос Дина звучал сейчас так пленительно? Почему отравленный рассудок Кастиэля узнал в этом тоне заботу, искреннюю обеспокоенность и даже… нежность? Кастиэль давно забыл, что внутри груди может не болеть от горестей, а цвести от счастья, и ему не требовалось ничего, кроме этого прекрасного лица, его глупой улыбки и колких шуточек. Когда он стал чувствовать это? В какой момент Кас позволил себе свалиться в пропасть, которую обещал оставить позади навеки? — Слышу, — только и смог произнести Кас, изо всех сил стараясь не смотреть на губы напротив себя. В меру пухлые, идеального размера для такого мужчины, как он, правильной формы. Интересно, какие она на вкус? О боже, что это? В нем сейчас заговорила девчонка из фанфиков? Каким на вкус может быть рот — вообще-то, он всегда обычный, только если твой возлюбленный не съел чего-нибудь вкусного перед поцелуем. Или не пожевал мятной жвачки, например. — Тебя не тошнит? — С чего бы меня тошнило? — Кас заулыбался, даже не подозревая, что он кокетничает, пусть это и выходило непроизвольно. У Дина на лице возникло легкое замешательство — словно у человека, не понимающего мотивов другого, но не берущегося его осуждать. — Ты же чувствительный ребёнок, — Дин улыбался в ответ, обнажая свои идеально белые зубы. Небольшие гневные зародыши воспылали в нем, но быстро потухли. Слишком хорошо было сейчас. Ему не хотелось портить момента, ведь это все, что оставалось — наслаждаться мимолетной близостью мужчины, не способного ответить ему взаимностью. — Ты все это от зависти говоришь, — самодовольно сказал Кас, положив ладонь поверх пальцев Дина. Винчестер не спешил убирать свою горячую руку с лица Кастиэля, а теперь их контакт стал теснее, трепетнее, интимнее. Ну почему Каса так влекло к самому очевидному натуралу из всех, что он знал? Много красивых и забавных геев живет на планете, но душа, вопреки доводам разума, тянется к недосягаемому. Дин Винчестер идеальный пример образцового американского мужчины — сильный, стойкий и трудолюбивый. Он вышел и ростом, и комплекцией, и лицом — такой, как Дин, не имел права на бездетную гейскую жизнь. Хорошие гены должны были послужить материалом для симпатичного потомства, иначе выйдет как с Люком Эвансом, чьему лицу суждено кануть в небытие. — И чему же я завидую? —голос Дина перешёл на шёпот, и атмосфера накалилась ещё сильнее. Сердце Каса трепетало. Впервые за долгие годы он почувствовал себя живым. Впервые… с пятнадцати лет… душе снова стало радостно. Дин смотрел прямо в глаза, и взгляд его был странным, уже изрядно охмелевшим. Кас знал, что это нужно прекратить, но прерывать чудесный миг не осталось никаких сил. Внутреннее сопротивление цветущей влюбленности к одногруппнику и так выматывало его, а сейчас, когда Дин был таким нежным, просить его перестать для Каса оказалось почти физически невозможным. — Что я пьянею так быстро, — он улыбнулся, и по ощущениям улыбка вышла неловкой. Губы Дина сейчас были так близко — выдастся ли в жизни такой момент ещё раз? Захочет ли Винчестер иметь с ним что-то общее, когда пьяная пелена спадёт с его глаз? За окном уже вечер, и снежинки кружатся в своём резвом танце. Жизнь снаружи продолжалась, но в этом доме время остановилось. Дин должен был оставаться трезвым и не допустить таких издевательств над Кастиэлем — его сердце стучало так сильно, словно сейчас выпрыгнет из груди. Как же ему хочется… стать тем, о ком Винчестер первым делом думает по утрам, о ком он мечтает по ночам, не в силах сдержать улыбку. Касаться его, когда захочется, держать за руку, дарить дурацкие подарки на 14 февраля и называть каким-нибудь приторным прозвищем. Кас только сейчас понимал, как он истосковался по нежности, с которой смотришь на любимого человека. Ему стало так нестерпимо жалко себя, так горько, что он, под влиянием одной только мысли об упущенных сейчас возможностях, прильнул к Дину ближе. Дин прекрасно пах. Его горячее сильное тело ощущалось как рай на земле — кажется, оно было создано, чтобы к нему прижимались. От него веяло духом большого крепкого мужчины, и рядом с ним невольно ощущалась защищенность. Вопреки ожиданиям Каса, Дин не сдвинулся с места и ничего не сказал. Атмосфера, какой обычно поддаются выпившие парни и девушки, сейчас целиком окутала их. Кас поднял голову и посмотрел на Дина жалобным, полным сожалением взглядом и встретил спокойные глаза Винчестера, словно понимающего желания одногруппника и мирящегося с этим. Боже. Как стыдно! Как стыдно, как стыдно, как стыдно, но так необходимо, так желанно… И Кас стал причиной, почему их горячие губы соприкоснулись. Он сто лет не целовался, поэтому забыл, как это делается. Забыл, каково терять голову, растворяясь в другом человеке. Млеть в тёплых нежных объятиях, доверяя себя чужой воле. Вопреки самым страшным предположениям Кастиэля, Дин и не думал отстраняться — его руки, от которых веяло незримой силой, крепче сжали парня за талию. Когда он притянул его ближе и углубил поцелуй, Кас окончательно лишился способности мыслить. Мозги расплавились, а сердце, все эти годы обливающееся кровью, теперь тонуло в безграничной нежности. Дин был таким милым сейчас, таким осторожным, и Касу вдруг захотелось расплакаться — до того он был счастлив. Темный мир, в котором Кас жил, сейчас обретал краски. Причиной тому стало то невероятное, то впервые настоящее чувство, которое он испытывал к Дину. Новак и сам, по правде говоря, не разбирался в оттенках всего многообразия, взрывающегося фейерверками в его душе. Последний раз ему приходилось влюбляться в 15 лет, то чувство было совершенно наивным, незрелым и даже отчасти фальшивым. Он, будучи подростком, жаждал ласки, поэтому… поэтому… Нет, пьяный мозг, он не позволит тебе испортить ему лучший момент в его жизни. Не позволит добавить чёрных чернил в мгновение, светящееся золотым цветом. Где-то внутри оставался трезвый Кастиэль, который понимал — действие виски закончится, и карета снова станет тыквой. Сегодняшняя метель самая тёплая, и этот миг — все, что у него есть. Но завтра случится новая катастрофа, которой суждено изрезать его сердце, однако сейчас Кастиэля это совершенно не волновало.