Воскресенье 19.00

Павло бездумно пялился на стену. Вдруг послышался строгий голос, речь которого была окрашена в приказной оттенок. — Встань. Павло повиновался. Красивый парень лет 39 с кучерявыми каштановыми волосами и глазами цвета древесной коры, встал. Впрочем эти глаза были безжизненными, в них не было ни капли интеллекта, он просто бездумно выполнил команду. То, что произошло несколькими часами ранее можно было описать лишь как пытку. В него вкалывали какие-то препараты, били током, разрезали кожу, в, наверное, бессильных попытках разобрать его на органы заживо. Казалось, что прошёл уже месяц, но Павел знал, не прошло и четырёх часов. И сейчас, под действием очередного препарата, он неожиданно перестал контролировать свое тело. Тело у него было худое и высокое, про такое часто говорят: “хрупкое телосложение”. — Хорошо. Краем глаза Шипшина уловил силуэт ученого который скрупулёзно записывал каждый результат нового препарата. «Удивительно насколько...» Тут на его голову прицепили несколько датчиков. Ни чуть не смутившись Павел решил таки закончить мысль. «...бывают жестоки....» Экран, на который выводили данные датчики, пронзительно запищал. «...Люди с себе подобн...» — Не думать. Экран замолчал. Учёный обезумевшими, удивленными глазами уставился на него. — Как...? Не может быть... Невозможно.... Получилось! — и убежал с криками: "Господин Дагги, у нас получилось!", оставив Павла на едине со стеной и не возможностью даже размышлять. В мозгу билась какая-то мысль без возможности сформироваться и показать Шипшине её содержание. Мысль была явно мрачная. От тишины в мозгу, которую больше не заполнял внутренний голос, начала болеть голова. Казалось, что вот-вот произойдет что-то плохое, но что? Что может произойти плохого если он об этом даже не может подумать? Он упал на колени сжав голову с двух сторон в руках. Ноги тут же прошибло болью. Появилась, можно сказать, потребность встать. Как будто от этого зависит всё. Почему? Он не мог об этом задуматься. Появилась другая мысль, на смену первой, но и эти импульсы мозга Павел расшифровать не мог. Ему хотелось разбить голову об стену, чтобы потом увидеть как по ней стекают его мозги. Это желание было настолько не явное, скорее инстинктивное, что оно проникло в мозг к Павлу, так, что даже наркотик не смог блокировать его. Шипшина попытался подползти к стене, но ноги болели настолько нещадно, что он застонал от боли. Этот звук Павло услышал как со стороны. Стон прошиб его тело отбиваясь от пустых, от мыслей, стенок его черепного мозга. Голова начала болеть ещё сильнее. Притронувшись к ней холодной рукой он что-то почувствовал, кажется облегчение, но в который раз не смог расшифровать нервные импульсы своего мозга. Как будто это было не его тело, не его жизнь, не его органы, не его мысли..... Павло ещё раз попытался подползти к такой привлекательной стене которая могла избавить его от мучений, но скрипнула дверь и в комнату вошёл учёный вместе с человеком который Шипшине известен как Дагги. — ...интересно. Просто замечательно. — услышал Шипшина слова Дагги. «Что, интересно?» – подумал бы он если бы мог. — и? Какие есть ограничения у препарата? — Дагги, высокий, рослый мущина лет 40 с серо-зеленоватыми глазами и кучерявыми пепельного цвета волосами, опёрся спиной на стену и заинтересованно смотрел на учёного. — Все ограничения ещё не известны, известно что препарат заставляет реагировать объект на приказы, того голоса, чей услышит первым после вкалывания. — Прекрасно, невообразимо, хорошая работа, Егор. Можешь продемонстрировать действие препарата? — Как угодно, господин Дагги. — и несмотря на Павла произнёс — Не дышать. При попытке вздохнуть Шипшина закашлялся, мышцы, которые раньше сами по себе, автоматически, оснащая тело кислородом, теперь мертвым грузом сдавили грудь. В лёгких, кажется, бушевал огненный ураган, но осознать это Павло не мог, он ведь даже не мог об этом задуматься. Через пол минуты горло судорожно начало сжиматься в спазмах в попытке ухватить хоть каплю живительного кислорода, а в глазах окружающие предметы меняли цвет от тёмно-синего до черного цвета. Вскоре он вообще не мог видеть. Грудь аж плавилась от невообразимой боли. Тело на полу выгибалось в ужасной агонии. Дагги в восхищении наблюдал за этим. На часах было без шестнадцати минут одиннадцать. Откуда ему было знать что через 26 минут лабораторию сотрут с лица Земли?