Четверг. 9 ноября 2017 года.
Сегодня улица, словно радушная хозяйка, встречала промозглой сыростью и пробирающим до костей безжалостным ветром, принёсшим с собой первый снег, напоминающий просыпанную с небес манку. Редкие, бесформенные и колючие снежинки при соприкосновении неприятно покалывали покрасневшие на морозе щëки и больно били по коже, норовясь осколками льда проникнуть между ресниц и попасть в глаза. Незначительный белый вихрь напоминал перемолотый в пудру сахар или дождь, капли которого обратились в застывшие поблёскивающие шары. Идти оставалось недолго, однако с каждым шагом ноги всё глубже зарывались в кофейно-молочную рыхлую кашицу. Захотелось поглубже укутаться в шарф, прячась до самого носа в рыхлой пряже. Прошло несколько дней с прошлого посещения, а мысли по-прежнему не устаканились. Проблески воспоминаний наплывали друг на друга, создавая побочные. Те, которых никогда не должно было существовать. Но каждый раз, примостясь на удобное кресло в светлом кабинете, в голове как будто бы растворялась вата, и оживший разум вновь слаженным механизмом гудел от усердия, заполняя грузную пустоту. Врач обладала особой магией, помогающей разобраться в себе. Даже когда мы молча сидим – она, делая записи в журналах и моей карте, а я, глубоко дыша и разглядывая кабинет, – окружённые серебряным полотном туч за окном, становится легче. Осознаешь, что поддержка бывает безмолвной, и зачастую нужны вовсе не громкие, пышные фразы, а обыкновенная тишина. Я прошёл в клинику, оставил одежду в гардеробе, неохотно расставаясь с любимым шарфом, и, уцепившись за мимолётные мысли, не заметил, как оказался у нужной двери. Ненавязчиво постучав, немного помедлил, распахнул её и вместе со сквозняком, гуляющим в коридоре, проник внутрь, на ходу стягивая ботинки и оставляя их на специальном маленьком коврике. Девушка подняла глаза, две большие оловянные капли, кивнула и вновь погрузилась в документацию, безмолвно приглашая присесть. Заняв привычное место подле её, некоторое время я нерешительно разглядывал молнию на рюкзаке, после, собравшись с силами, вытащил потрёпанную тетрадь, бережно положив её на стол. На главной странице красовались черные, строгие буквы, пародия мазков, украшающих иероглифы японских философов. "Ханта Сэро". Имя, ассоциирующиеся с мистикой, загадочной неизвестностью и дальней дорогой. Имя, окрашенное под цвет осени, листьев, усыпавших лес золото-медно-багряным морем. Имя, которое давно стало нарицательным для всех любителей творожных сырков, слоек и кофе. Имя, которое приятно теплится в груди, тая на языке карамелью. Имя, объединившее двух незнакомцев. – Добрый день. Вижу, Вы сразу решили перейти к сути? – она вскинула бровь, осторожно касаясь дневника. Не заметив возражения, раскрыла первую страницу и пробежалась глазами по острым пикам склонённого вправо, угловатого, узкого почерка, что-то выискивая среди неразговорчивых букв, напоминающих чёрные скалистые горы. Интересно, что они могли рассказать ей? Что можно найти в лишённых жизни чернилах, размазанных особым узором по бумаге? Я ничего не почувствовал, когда всю прошлую жизнь, длившуюся 21 год постранично перелистали за несколько никчёмных минут. Только во рту осталось послевкусие горчащих трав – человек, живший четверть века, навечно канул в лету, а о его существовании напоминает лишь сорок восемь расчерченных в клетку, отжелтевших листов. Как-то несправедливо. Будто жизнь ничего и не значит. Но ведь она гораздо больше, чем оставленный в истории след для потомков, масштабнее, нежели записи в документах. Ей должно незабвенно покоиться в памяти близких людей, превращаясь в зыбучею вечность. – Я бы хотел продолжить с того момента, на котором остановился в тот раз. Вы не против? – Ни капли, – врач отложила рукопись в сторону, обратив ко мне непроницательный взгляд. Лицо и истинные эмоции скрыла вуаль, сотканная из теней, отбрасываемых на лоб выбившимися прядками. Совсем как у Денки, когда он слишком увлечён делом. Любопытно, что творится в голове у этой женщины? Многолетний стаж и профессионализм сгладил некогда пробивающийся индивидуализм. Теперь из толпы таких же врачей её нельзя выделить чем-то особенным: такая же понимающая и тактичная, как и все. Только шальной блеск серых глаз выдавал с потрохами. Моя история и вправду её зацепила. Не только, как специалиста, но и как человека. И от этого особо приятно рассказывать ей о Ханте. Она оперлась руками об стол, положив голову на незамысловатое переплетение пальцев и слегка склонив её вбок, внимательно, но не пристально наблюдая за каждым движением. – Слушаю Вас. Я вновь взял дневник, зажал страницы меж пальцев и с трепетом провёл подушечкой большого по шершавой бумаге, будто мечтая с ней слиться, погрузившись в особенно полюбившуюся сердцу маленький обрывок записи, согревающей больше, нежели уютный, заношенный домашний свитер. От врача не скрылась эта деталь. Она в изумлении раскрыла и без того огромные на фоне худого, бледного лица серые глаза, топя в шлейфе туманов и брызг рьяных горных рек. – Мне особенно дороги эти моменты в прошлом. От них веет как-то душевностью и добротой, когда пытаешься их представить. Благодаря им, я … могу понять, почему бесповоротно влюбился в Каминари.***
– Что случилось? Мы сидели в кафе "TrueTenderness". В огромное панорамное окно ярко светило Солнце, приятно припекая кожу. Напевая неизвестный мотив, шумели кроны деревьев и свистел ветер. О чём-то тайно перешёптываясь, звонко щебетали юркие пёстрые птицы. Я отвёл взгляд от медных созвездий на руках Денки, пожимая плечами. –Кошмары, – легко говорить правду, когда доверяешь. Произнесённое вслух словно утрачивает изначальную значимость, нежели когда беззвучные слова томятся в уголках губ, в неподвижном воздухе, в вечном молчании, оседая на стенках гортани, обжигая горечью непролитых слёз и оставляя щелочные ожоги. Каминари заёрзал на месте, как и всегда, оказываясь слишком гиперактивным и неусидчивым, когда дело касалось меня. Осознание этой закономерности появилось ещё во второй день нашего знакомства, в тот момент, когда я встретил его с припухшими от слёз веками, а он всю дорогу старался понять, что же произошло, то и дело нервно теребя лямку рюкзака и дёргая мой рукав. Совсем как маленький, преданный щенок. Слишком заботливый и беспокоящийся. Это простосердечие задевает струны души, те самые, что скрыты от посторонних за сводами собственноручно возведённых стен. Только один Денки смог преодолеть их, заняв особенное место в груди. – Снова? – В последнее время всегда, – я тяжело вздохнул, ощущая, как на плечи навалилась сокрушительная усталость, вдавливая неподъёмной тяжестью в землю. Сны стали ассоциироваться с озером маслянистого, вязкого дёгтя. Такие же мерзкие. Каждую ночь они напоминают о себе абстрактным предупреждением, своеобразным криком о помощи: цикличные возрождения и убийства, где блондин в роли главной жертвы, а мне остаётся лишь беспомощно наблюдать; где юноша тонет в тёмных глубинах северно-ледовитого океана, а я кидаюсь на помощь сиреной, превозмогая животный страх и лютый холод, пробирающийся в самые кости; где стою над могилой, глотая солёные слезы, а он подбегает сзади, не понимая, что происходит, но протягивая руку и зовя отправиться вместе с собой. Жутко. Лишь от одних мыслей по пробегают мурашки. – Возьми. Подарок, – он осторожно коснулся предплечья, робко взялся за мою руку, переплетая пальцы, и улыбнулся столь мягко и нежно, что бабочки в животе тотчас распахнули крылья, окропляя стенки желудка радужными брызгами. Я застенчиво опустил взгляд ниже, на мгновение задержав дыхание от приятного ощущения, покалывающего кожу и поднимающего волосы дыбом. Раньше подарки нужно было заслужить, никогда не доставалось что-либо просто так: не то чтобы я осуждаю родителей за их метод воспитания, просто констатирую один факт о своей жизни. Наверное, тишина длилась слишком долго, поэтому Денки в нетерпении потряс невесомым белоснежным вихрем прямо перед моим застывшим лицом. По помещению тут же распространился запах шерсти и сбитых подушек, а ещё примесь аромата, витавшего в комнате бабушки раньше: тёплые, недавно родившиеся котята в сочетании с парным молоком. Жемчужные перья, свисающие ледяными подтёками с бархатных лент цвета сгущёнки, мягко пощекотали, скользя пушистыми кончиками по коже. Я взглянул выше, прямо на холодящие ментолом звёзды-бусины, выполненные из дерева с темными и ореховыми переливами. Плетёный, плотный, но при том воздушный ажур, напоминающий паутину, намекал, что это ручная работа, выполненная от всего сердца. Улыбка возникла сама собой на губах вместе с влагой в уголках глаз: ещё не набухшие капли, но трогательная слезливость. Пальцы осторожно дотронулись до безукоризненно круглого каркаса, обвязанного бечёвкой, ощущая чувствительными подушечками шершавость кофейных нитей. Идеальный, прекрасный ловец снов. – Денки, ты... Даже не знаю, что сказать и как отблагодарить. Это так неожиданно. Мне, правда, очень приятно, – юноша засиял от восторга, обнажая очаровательные ямочки на щеках. Вместе с тем, видимо, судьба повелевала пропасть в недрах искренней радости, плещущейся в глубине коньячно-медовых глаз. Вот она, заветная нирвана и настоящая благодать, умещающаяся в одном человеке. Будто бы блондин – собирательный образ всего хорошего, маленькая бутылочка, заполненная до краёв множеством идеально гладких, изнутри мерцающих маленькими гирляндами шаров, состоящих из искромётного счастья, надежды и лучистого оптимизма. Я прижал ценный дар к груди, тут же спрятав от посторонних в карман худи. Эта маленькая безделушка отныне – целый мир, молчаливое откровение. Украдкой взглянув ещё раз на завораживающий узор из пряжи, в мыслях вдруг пронеслось – ничего дороже для меня больше нет. И никого – тоже. – Серьёзно, спасибо большое. Каминари беззвучно засмеялся, крепче сжав мою руку. Озорное сияние янтаря блёстками пламени на миг озарило лицо, но тут же сменилось на притаившуюся хитрую темень, хотя свет из окна по-прежнему шёлком струился по коже, усеянной медью веснушек, дробясь об раскидистую листву на мелкие лоскутки. От проницательного взора бросило в жар, затем в дрожь: способен ли юноша прочитать самые сокровенные мысли, словно раскрытую страницу книги? – Сэро, чтобы ловец помог, нужно повесить его правильно, – голос столь мелодичный и певучий, что волей-неволей наслаждаешься каждым растянутым слогом, мягким, карамельным звучанием и томным придыханием, вкупе с гипнотизирующей интонацией и завлекающим тембром, так что совершенно теряется суть слов, смешиваясь с будоражащими ёжиками по плечам и предплечьям. Хмелеет трезвый рассудок. Но, кажется, я понял, к чему он именно клонит. – Денки, если ты хочешь в гости на бесплатный чай, то так и скажи, – из груди вырвался вздох, затем тихо и хрипло, будто боясь, что услышат,– тебе не нужна причина, чтобы прийти. Он в смятении опустил веки, отбрасывая ресницами тень, оттягивая воротник рубашки и прикусывая пухлую губу, совершенно по-детски наивно и очаровательно. Провокация, чтобы я пропустил мимо ушей последующий вздор. – Значит, я могу потревожить тебя даже в два часа ночи? – невинный маленький дьяволёнок. Где же ты спрятал когтистые крылья и юркий хвост? Я ведь вижу в твоём взгляде что-то не от мира сего: тайную силу над моим телом, необъяснимую весёлость и очумелую игривость. Для тебя мои эмоции – лишь забавная шалость. Распалишь искру и наслаждаешься потрескивающим костром, да запахом жжённой плоти. – Денки! – и хотя мне пришлось прикрикнуть, вслух выразив возмущение, вместе с тем в унисон в мыслях промелькнуло другое: "Конечно. Всегда буду рад тебе". Себя обмануть не получится. – Шучу-шучу, ха-ха-ха! Конечно же, я могу! У тебя самый вкусный чай во вселенной. К тому же доброе дело сделаю, зря, что ли, часами пыхтел над ловцом? Мы продолжили диалог ни о чём, безобидно дразнясь и подшучивая друг над другом, пока к нашему столику не подошла Мина, явно мечтающая нас подловить на неосторожном словце. Такая уж наша подруга, ребячество у неё в венах. Еле сдерживаясь от заразительного хохота, она нарочито протяжно, с демонстративной деловитостью спросила, видимо, воображая себя сотрудницей ЗАГСа: "Что будете заказывать, голубки?" Мы решили подыграть. – Один кофе. Ванильный. Сэро чай матча. И два миндальных круассана, – ответ удовлетворил девушку и, кивнув, она внесла позиции в блокнот, причём, как обычно, не упустив возможности съязвить. – Словно семейная парочка. Каминари уже научился читать твои мысли, Сырок, или позволяешь выбирать за себя? – не раздумывая, я взял со стола салфетку, смяв её в кулаке и бросил в Пинки. Гогоча от восторга, она ловко поймала самодельное оружие и неспешно удалилась в сторону кухни плавной походкой, эффектно покачивая бёдрами. В последний раз видел её такой неугомонной и радостной, когда девушка цвела от чувств к бывшим. Пришлось осмотреться, выискивая новый объект обожания влюбчивой девушки. Слишком хорошо я её знаю. Здесь точно кто-то замешан ещё. Помимо нас её провожала взглядом Очако, украдкой наблюдая из-за барной стойки, лёжа на предплечьях и склонив голову вбок. Объёмный каскад струился по спине, ложась на стол, точно припороша его орехово-шоколадной пудрой. –Эй, кажется, я придумал, как можно вернуть должок Ашидо за неуместные шутки,–наклонившись ближе, так, что между нами остались лишь считанные сантиметры, Каминари бесстыже растянул губы в лукавой усмешке, предвкушая сладкую месть. Юноша заговорческим шёпотом поведал план, пока я старался успокоить противоречивое чувство тревоги. Оно было столь неоднозначным, в какой-то степени даже приятным, как будто трепетное благоговение с примесью некой мнительности и капелькой всех эмоций, на которые только способно человечество. С трудом заставив себя сосредоточиться, мне с трудом довелось вслушаться в то, что говорил блондин, – ...посмотри, как Урарака на неё смотрит. Заметил? Она явно не равнодушна к нашей подружке. Почему бы не использовать это против них? Замечательная контратака. Что думаешь? Во рту пересохло. Стало нечем дышать. Кивнул, так как не был способен сейчас что-либо произнести вслух. Денки вновь отстранился, садясь на место с максимально самодовольным видом, а я разочарованно, но с облегчением выдохнул, больше не ощущая его дыхания, щекочущее мочку уха. Вскоре по комнате разнёсся знакомый стук каблуков, шелест накрахмаленной юбки и фартука. Мина с осанкой, достойной царицы, прошла к нам, ловко расставив чашки и десертные блюдца. Наверное, здесь есть своя иерархия: сначала непременно напитки, затем основная еда и столовые приборы, искрящиеся в лучах солнца, а чуть позже сладкие лакомства. Словом, мысли концентрировались на самых различных мелочах, оттягивая момент. Но, как ни желай, время не остановится. – Приятного аппетита, женишки, – прикрывшись рукой, девушка приподняла голову, смотря свысока, по-доброму насмехаясь. Воочию мне не довелось лицезреть её ухмылки, но она отчётливо чувствовалась в сузившемся до нас троих пространстве. Ухмылка львицы, подобная полукруглому кусочку арбуза. Воздух вокруг наэлектризовался. Вспыхнул разряд. Денки открыл ответный огонь на поражение. Мне оставалось лишь тихо сидеть, с неподдельным интересом наблюдая за перестрелкой. – Кто бы говорил. А сама-то ходишь и красуешься перед Уравити. Даже платье и туфли надела, хотя не очень-то жалуешь их обычно. Неужто пытаешься выглядеть поприметнее? Я ожидал словесной войны, но вместо этого повисло оглушающее затишье. Ашидо опустила взгляд, в котором суетливо зашевелился отблеск далёких галактик. Казалось, жидкий мёд забурлил, раскалился, морскими волнами сдвигая молочные прожилки и перламутровые блики. Зрачок мягко расширился, вытесняя игру оттенков в вспыхнувшей золотым светом радужке. Официантка робко сложила руки в замок, нервно оглянувшись назад, проверяя, не услышала ли Очако разговор. – Это так очевидно? – не ожидая меткого попадания в мишень, мы оба поперхнулись воздухом. Денки в ошеломлении, не мог поверить, что угадал, ну, а я только ободряюще улыбнулся, легонько стукнув его по плечу. Чтобы живенько подобрал упавшую челюсть. –... Хорошо, 1:1, мальчики. С меня бесплатный кофе и сырок, – злорадство раззадорило и меня. Пока Каминари, все ещё, до конца не веря, пытался проморгаться и успокоиться, я демонстративно изогнул бровь, подложив под щеку ладонь. Настало моё время смерить девушку высокомерным взглядом. – А ещё, Мина, с тебя бесплатный чизкейк, и тогда обещаю, что ни словом об этом не обмолвлюсь с Ураракой. – Чтоб я ещё раз так лоханулась... Ладно, чёрт с вами, придётся заплатить в кассу самой, – раздосадовано фыркнув, она топнула ножкой, уперевшись руками в боки, напоминая маленькую капризную принцессу. – Это был самый лучший каминг-аут на свете! – рассмеявшись, блондин ухватился за живот, надрываясь от хохота. На светлых, как лучи Солнца, ресницах блеснули маленькие самоцветы. А впрочем, если задуматься... Романтичная, нежная, чуткая Очако и озорная Ашидо. Удачный контраст, прекрасно сглаживающий недостатки и дополняющий друг друга. Урарака безмерно заботливая, ненавязчивая, но проницательная, хотя порой и настойчивая, в то время как неугомонная, слишком энергичная Мина только и ищет приключения на свою голову, да наслаждается безобидными шутками, лёгким флиртом и всеобщим вниманием, ведь к такой яркой девушке невозможно остаться равнодушной: её либо обожают и боготворят, либо завидуют и ненавидят. Она никогда не позволит заскучать, в то время как Уравити убережёт её от неприятностей, согреет в своих тёплых руках. – Думаю, тебе стоит ей рассказать, из вас бы вышел отличный дуэт. Знаешь, как шоколадный сироп и блинчики, по отдельности хорошо, а вместе – лучше! – я осторожно похлопал по месту рядом, намекая на разговор по душам, невзирая на ждущих клиентов. Сейчас ей требуется поддержка. – Не знаю, это так сложно. А вдруг я ей не нравлюсь в этом плане? – девушка-розовый-взрыв села за столик, уронив голову на руки. Её щеки с каждой секундой становились всё более ярко-алыми и горячими, а дыхание рваным и поверхностным. – Вдруг я разрушу нашу дружбу? – Если она настоящая подруга, то признание не изменит её отношение к тебе. Неловкость, но не более. К тому же живём один раз: не попробуешь – не узнаешь. Рискни, я уверен на 99 и 9, это взаимно! Даже взять меня и Сэро, – юноша кратковременно взглянул на меня, игриво подмигнув, от чего меня как будто слегка ударило током, – если бы он признался мне, а я ничего не чувствовал в ответ, то всё равно не стал бы его избегать и тому подобное, он же в первую очередь мой друг! И останется им несмотря ни на что. – В этом есть доля здравого смысла, – неохотно признала курчавая, искоса смерив взглядом уснувшую девушку, – но, если что-то пойдёт не так, я вас придушу и похороню в одном гробе! А сейчас мне нужно вернуться к работе, пока-пока, сладкая парочка! Вскочив, точно заводная, она тут же смерчем понеслась к другому столику принимать заказ. Ненадолго над нами повисла тишина, нарушаемая лишь хрустом слоёного теста и слайсами миндаля. – Так значит, если влюбишься, ты бы признался мне? – насмешливо и больше ради шутки спросил я, игнорируя небольшой ком в горле. Неловкость щипала каждую клеточку кожи, но необдуманные слова сами собой слетели с языка. Юноша почесал затылок, откинувшись на спинку диванчика и безмятежно прикрыв веки. – Я уже знаю, чтобы ты ответил, поэтому это не имеет никакого смысла, – хотелось бы знать, что это всё значит, но парень отмахнулся от темы, с удовольствием вернув внимание десерту. Раздосадованный, я тоже последовал его примеру, кладя ложку с ванильно-ореховым кремом в рот. Но в мыслях по-прежнему вилась таинственная, смутная фраза, с каждой секундой всё больше напоминая головоломку. "Это не имеет смысла". Рикошетом по головному мозгу. И ножом по сердцу. О чём это он? Что творится в его голове, кишащей разношёрстными мыслями?***
Так и началась моя "новая жизнь": будни, заполненные звонким смехом, разговорами ни о чём и в тоже время обо всём на свете, забавными селфи, ежедневными прогулками до поздней ночи, недосыпами из-за переписок и совместными прогулами не шибко важных и нудных пар. Денки привнёс множество красок в моё существование, напомнил каково это улыбаться до боли в щеках, хохотать, пока не заискрятся звёздочки в глазах и не начнёшь задыхаться, научил волноваться о ком-то сильнее, чем о себе, и просто чувствовать что-то большее, чем тревожную щепетильность. Он моя панацея, причина, по которой коротит мозг на контрольных. Стимул стать лучше. Каждую нашу встречу блондин медленно, но верно заполняет пробелы, недостающие кусочки пазла. С ним рядом первым снегом тает неуверенность, испаряется дождевыми подтёками на стекле и улетучивается нерешительность. Понимаю, наверное, нельзя так сильно привязываться, но ничего не могу поделать с собой: без него, точно без частички души – возможно, но тяжело. Честно, я даже не заметил, как посиделки в гостях переросли в ночёвки, как видеть его стало потребностью, а не просто желанием, как тысячи сообщений вошли в привычку. И теперь предложение проветриться в два часа ночи – обычное дело. Хотя меня по-прежнему преследуют кошмары. Каждое новое утро он развеивает их, доказывая, что всё хорошо, что он рядом, что я действительно важен для него. Так хочется, чтобы всё эти слова были не просто пустым звуком. Чтобы они хоть что-то значили. Каминари способен возвысить меня к Солнцу, вознести к небу. Он же в силах и столкнуть в пропасть. А может, и ниже. Вставив ключ в замочную скважину, я открыл дверь, уже на ходу стягивая носочками пальцев обувь. Наклониться и развязать шнурки – необъяснимо неохота и лень. В коридоре пахло яичницей и свежезаваренным чаем, потрясающее сочетание, особенно когда голоден. С наслаждением втянув носом побольше приятного аромата домашней стряпни, мне захотелось скорее прошмыгнуть на кухню. – Привет, Киришима. Ты сегодня рано. Как день прошёл? – парень метнул взгляд в мою сторону, слегка приподнимая уголки губ. Ласковая полуулыбка. В глубине алого омута вспыхли рубиновые искры, заплясал багряный огонь, преломляющий дневной свет и дробящий его на множество красновато-карминовых отблесков. Брови в изумлении приподнялись. Эйджиро какое-то время смотрел сквозь меня, словно ожидая кого-то увидеть позади. – Каминари сегодня не с тобой? – я в недоумении уставился на него. Чувствуя тяжёлый, буравящий взгляд чёрных дыр, он, замявшись, поспешил оправдаться. – В плане, просто неожиданно, ха-ха. Дела нормально. Рано, потому что препод не почтил нас присутствием на паре, вот и мы всей группой сбежали. Садись, я как раз нагрел воду. Обширный румянец сам собой окрасил щёки и уши в бледно-малиновый, покрыв матовыми румянами. Стыдно. Я нервно хрустнул пальцами в растерянности. Неужели мы так часто с Денки заходим? Не замечал даже. Мозг отказывался воспринимать данный факт. Но мой друг не из тех, кто трепет языком и болтает невпопад, поэтому, наверное, и вправду перебор со своим «увлечением дружбой». Что могу сказать по этому поводу: «Паршиво получилось». – Сам виноват, что не явился вовремя. Правильно сделали! Уверен, это была математика, – замявшись, всё же решился спросить.– Тебе некомфортно, когда я привожу Денки? – С чего бы? Он хороший парнишка! Я очень рад, что у тебя появился такой близкий друг. Но иногда немного ревную, ха-ха. Раньше всё внимание доставалось мне. Не переживай, я просто шучу. Общаться нужно со всеми, – На миг почудилось, что он огорчён тем, как часто я провожу свободное время с блондином, но, может, это все моя излишняя мнительность и навязчивый страх? Или всё же примирившаяся тоска? В его непроницательном взгляде все ответы канули в раскалённой лаве. – Надеюсь… А, знаешь, что? Давно мы не смотрели никаких фильмов. Какой жанр выберешь? – если я прав, то постараюсь вновь не терять крышу и не пренебрегать старым другом. Было бы неплохо проводить больше времени наедине. Ведь он для меня, по факту, давно стал родным человеком, заменившим семью, оставшуюся за много сотен километров отсюда. Нельзя причинять ему боль. Нельзя потерять его. – Определённо что-нибудь про спасение мира. Хочется чего-то зрелищного и захватывающего. – Что ж, прошу последовать со мной в страну годного кино сразу же после трапезы, – театрально отчеканив и одобрительно кивнув, я хлопнул товарища по плечу, радушно принимая идею. – Хах, так точно, Капитан! Мы одномоментно прыснули в кулак, наслаждаясь глупыми шутками. Хорошо, когда у тебя есть такой потрясающий сосед. Хорошо, что я заметил, что нехотя оттолкнул его, пока ещё не стало поздно. Я обязательно всё исправлю. Нам ни к чему извинения и выяснение отношений за пустой беседой. Нужно доказывать свою преданность действиями.***
Осень.
Дождевые капли мерцали отблеском пламени, подрагивая подобно звёздам на тёмной, залитой светом фонаря материи купола зонта, который раскинулся космической живописью. Стекающие перламутровые бусины оставляли за собой серебристые хвосты комет. Над головой горела вселенная, а под ногами блестела чёрная лента мокрого асфальта. Разлетаясь на платиновые частицы, ливень набирал обороты. Лишь трава мерно искрилась зеленеющим золотом под искусственными лучами импровизированных Лун, навеки заточенных в стеклянных склепах. Денки шёл рядом, ухватившись под руку, чтобы не вымокнуть на одну сторону, я же ради него был не против пожертвовать и целым плечом, наклонив зонт набок. Время от времени он притягивал меня ближе к себе, обжигая теплом, и мне в радость бы приклеиться к нему магнитом, прижаться, соприкоснувшись каждой клеточкой влажного тела, да только идти неудобно. Сразу чувствуешь себя косолапым неуклюжим медведем. Каминари каждый раз тихо бранился, вызывая приступы смеха из-за комичности и нежного умиления: беспокоится же всё- таки, а забота, как правило, способна и лёд растопить, и глыбам придать гладкость. В груди от такого что-то теплится, грея расслабляющим потрескиванием костра. Я рассмеялся, а он, хомяком надув щёки и причитая, приобнял, расположив ладонь под лопаткой. Касания его пальцев подобны маленькой вспышке тока – внезапные, запоминающиеся, будоражащие. По спине тут же пробежались мурашки. "Замёрз?"– настороженным взглядом спросило божество. "Глупый, – безмолвный ответ, – разве с тобой это возможно?" А дождь продолжал упрямо разбиваться на прозрачные осколки небесных светил, обдавая прохладным бризом. Листья, безмятежно шелестя, напевали однообразный мотив, аккомпанируя ливню. Мы шли рука об руку, прислушиваясь к гулкому шлёпанью капель, втягивая сырой аромат земли и хвои.***
Весна.
– Сэро, как думаешь, почему звёзды так далеко, но мы способны их разглядеть? Мы лежали среди влажной травы, разглядывая небосвод, разрываемый напополам молочной россыпью драгоценных, фосфоресцировавших камней. Пока вниманием Денки всецело завладели искрящиеся огоньки, я украдкой рассматривал его профиль, покрытый мягкой вуалью сумрака: мягкая линия скул, веснушчатые щёки, глаза, в которых плещется золотыми волнами целый океан. На звёзды мне тоже довелось взглянуть, ведь они отразились в карамельном янтаре, утонув в нём и рассеявшись бледным туманом галактик. – Не знаю. Наверное, они очень яркие. Юноша очаровательно буравил черноту космоса, широко распахнув веки. Сердце пропустило удар. Я судорожно вдохнул свежий аромат сырости, радуясь, что темнота со мной заодно и спрячет нелепое смущение в отбрасываемой обширной тени. Наверное, это глупо, вот так стесняться и млеть по вине трепетной нежности по отношению к лучшему другу. Нет. Лучшему и понимающему. Надёжному. Тому, которому не страшно довериться. Слишком близкому. Есть ли способ обличить все одним метким словом, или буран из эмоций не подвержен лаконичным обобщениям...? – Интересно, уже все заснули? – мы одновременно повернулись к палаткам и глухо рассмеялись. Читаем мысли друг друга. Затем прислушались к сопению, шорохам, дыханию леса, зияющему черным пятном на линии горизонта. Тишину нарушал лишь стрекот сверчков и тихий шелест изумрудных крон. – Думаю, да. – я придвинулся ближе, случайно касаясь его плеча. Стало теплее. Вырвавшийся из груди вздох опалил грудь, обжигая горячим, сухим жаром кожу. Мир закружился в вальсе перед глазами, слились в единые полосы звёзды цвета сгущёнки, напоминая лучи. Разболелась голова. Так силён был восторг, слившийся с волнением, казалось бы, от простого соприкосновения. Думаю, это самое идеальное время. Пора. –Денки, я хочу кое-что рассказать тебе. Обещай не смеяться, – во рту пересохло. Я действительно готов? Остаётся только верить в удачу подобно тому, как священники – в бога. Он обернулся, робко улыбнулся и кивнул, в умиротворении прикрывая глаза, точно кот, пригретый солнечными зайчиками на полу. А я всё смотрел и смотрел, понимая, как с каждой минутой смягчается проницательный взгляд, как теряется в невесомости паранойя, подозрительность и предчувствие чего-то плохого, как лёгкость наполняет полые области тела, вынуждая парить в наступившем спокойствии. – Никогда не смеялся, Сэро. И не стану. Здесь и сейчас, Ханта. Я не могу вновь отступить, сдавшись своей нерешительности. Хватит бояться, вечно играя в прятки со своими страхами. Настала эра действий! – Прежде чем мы познакомились... В это трудно поверить, знаю, но я видел тебя во снах,– мне пришлось осторожно и медлительно подбирать слова, наблюдая, как побледнел Каминари, как его зрачки невольно расширились и, словно язычки пламени, слизали весь цвет, вытесняя желтизну и дрожащие блики преломлённого света, сияющего огранёнными бриллиантами.– Мы никогда прежде до этого не встречались. Нет ни единого шанса, что я знал тебя. Да, звучит как глупая шутка, но это правда, клянусь. Положив его руку туда, где лихорадочно билось сердце, я, преодолевая мандраж, поднял взгляд, пересекаясь с его растерянным, утопая вместе с ним в смятении. – Однажды Киришима сказал мне: "Жизнь даёт нам тех людей, в которых мы нуждаемся". Прошу, Каминари, поверь мне. Ты для меня дороже всех. Я лишь хочу убедиться, что ты в порядке, – но как ни старайся, блондин надолго затих, тщательно обдумывая каждое слово, каждый мой жест или движение. Каждую мелочь. Я нервно сглотнул, понимая, что сейчас он вынесет окончательный вердикт, словно мы на заседании суда, где он – неподкупный судья, а я – верящий в правосудие подсудимый. –Что тебе снилось? – надломленный голос. Вот он, итог моих промахов и неуверенности. Стыд обжёг стенки желудка, вызвав тошноту. Пришлось протолкнуть липкий ком дальше, игнорируя возможность задохнуться. – Кошмары. Каждую ночь. Что-то случалось, ты всегда был в беде. Просил остаться, не уходить, помочь. Умолял пойти за собой следом, но я не мог. Всегда что-то плохое. Мне было дурно: вдруг у тебя проблемы, вдруг эти сны вещие? А если это предупреждение? Встретив тебя, живого, заразительно смеющегося, сразу же понял: не важно, что я его даже не знаю, хочу разобраться в чём тут дело, хочу защитить. Честно, ты обладаешь природным магнетизмом, и меня так и тянет к тебе, словно... к родственной душе, что-ли? Недоверчивость тихо сменилась удивлением, заплясали ошеломлённые коньячные искры в прозрачной глубине лимонных долек, тут же померкнув и вспыхнув новыми – осознанием, непринятием, раздражением. Как глубоко может ранить чужое презрение, отразившееся в скованности лица, в насупленном носе, нахмуренных бровях и поджатых губах, в застывшей маске разочарования и резкой интонации с металлическими нотками? Если кратко и подражая манере Чехова, единственное подходящее слово – агония. – Сэро, ты стал общаться со мной лишь из-за жалости? Нещадно режет по живому. Без шанса на побег. Я болезненно поморщился, точно от удара исподтишка, пока изнутри прорастали цветы досады, подпитанные подступающей солью. Страх потерять друга накрыл с головой, пока на шее незаметно затягивается петля. Сам себя загнал в ловушку. Представляю, что чувствует сейчас Денки: бессилие. Бессилие, что струится сквозь поры, отражается в треморе пальцев, ресниц и губ. Бессилие от того, что вся наша дружба – ложь, а я просто преследовал свои цели. Мне представилось узнать Каминари слишком хорошо, чтобы не заметить подсознательную тревогу. Не заподозрить наличие комплексов и чувства неполноценности. Был бы я более решительным, ничего бы такого не произошло. Это моя вина. Моя ошибка. И мне нужно её исправить. Слова, как колото-резанные удары, украшали кожу шрамами в виде хвостов, отвалившихся от комет. Звёзды сгорели, оставляя белесоватый рубец. В голове царит полный хаос, властвует своевольный сумбур и стоит тяжёлый гул роя мыслей. Я сглотнул, вновь упуская драгоценное время. – ...Что? Погоди... Нет-нет! Конечно, нет! Денки, прошу, выслушай, я... – Ты обещаешь? – слишком быстро и резко. Конечно, ему не нужны оправдания. Только истина. Светло-чайные глаза с влажным блеском, готовые отыскивать скрытые знаки. Тёплые мягкие руки, что схватились за мои, холодные и сухие. Рвущиеся на части звёздное небо и огромное блюдце Луны. Все смешалось в одно единое биение сердец. Обличённые, наши страхи тоже едины. Мне показался в его взгляде притаившийся ропот, тихий шёпот поступающей безысходности. Слюна стала горче, наполняя рот привкусом ржавого металла и желчи. Хочется оглушающе завопить: "Пожалуйста, не смотри на меня! Ты вскрываешь грудную клетку, разламывая в щепки щит из костей, испепеляешь каждую клетку, перерезаешь каждый сосуд, пока кровь бьёт горячим ключом. Не смотри, не смотри, не смотри!". Сладко облизывается ужас, высовываясь из-за плеча. – Обещаю. Конечно же, обещаю! – хотелось кричать до потери голоса, через спазм связок, невзирая на жжение диафрагмы, но мои друзья спят, а на дворе поздняя ночь, объятая густой тьмой. Надеюсь, что Каминари в очередной раз сможет прочитать мысли. Посмотри, как сильно дрожит моё тело, почувствуй, как лихорадка бросает то в жар, то в холод. Но в ответ юноша лишь натянуто приподнял искусанные губы. В глубине глаз – северо-ледовитый и льдинки печали. Как бы хотелось, чтобы они бесследно растаяли. –Ты мне не веришь? – до боли банальный вопрос, которому следовало бы так и остаться незаданным. Ведь я уже предполагаю ответ. – Не знаю. Это так странно. Наверное, мне нужно время. Знаешь, всегда так получалось, что многие мои бывшие друзья общались со мной, просто чтобы не обидеть. В общем, друзей не осталось, как и доверия к людям. Это тяжело. Прошу, только не обижайся, ты многое для меня значишь! Честно. Но мне нужно всё это переварить, постараться осознать, что я нужен тебе, что это не розыгрыш или шутка. Понимаешь? Сожаления и скорбь незаметно подкрались, схватились за шею, сжав до удушья. Я кивнул, потому что выбора не было. Вот каково это – добровольно затянуть кандалы слабости, кованные отчаянием. Мне страшно. Так сильно, что кровь отхлынула от конечностей, а тепло тела вытекло сквозь борозды пальцев, оставляя тело окоченевшим.***
Мы отдалились, став расстоянием от Земли до Луны и обратно. Я больше не способен понять его. Разом оборвались все красные нити. Что же мне делать? Как их соединить, как стереть кляксы в чистовике, как притянуть ближе, если отныне мы однополярные? Простая физика. Химия. Биология. Невидимые границы. Цепи. Сломать, разрушить, распотрошить. Раскрошить бы эти стены вдребезги. Неважно, что придётся сломать костяшки. Я готов абсолютно на всё. Но вопрос вовсе не в этом: готов ли сам Денки сделать шаг навстречу? Вот здесь – лабиринт, выстроенный из гипотез и предположений. Не отвергает, но с каждым днём отталкивает всё дальше, ластится, но бьёт по рукам, жаждет приблизиться, но продолжает оставаться на месте, жестоко мучая измотанную душу. Каждая ночь – бессонница. Кошмаров не будет, если не спать. Киришима снова волнуется, но что мне ему сказать? Прости, я влюбился, но осознал это, когда стало поздно, поэтому, скатываюсь на социальное дно и потянулся к сигаретам, хотя никогда до этого к ним не притрагивался? Просто потому, что, оказалось, чувства никому не сдались, а я, как дурак, упиваюсь горем? Потому что не могу отпустить? Потому что он вырвал моё сердце, а вместе с тем невозмутимость и самообладание? Вот и сейчас, стою на общем балконе, в скорби согнувшись и сжавшись в комок, облокачиваясь острыми локтями об каменные своды, уронив забитую очередными истязаниями голову на ладонь и буравя взглядом серую повседневность и блеклую пепельницу, усеянную обуглившимися ошмётками. Наверное, если бы существовал объект для отражения всех эмоций, кипящих во мне, то выглядел бы точно так же – остывший, чёрствый, раздробленный в сизую пыль пепел. Тлеющая сигарета венцом разочарования покоилась в замёрзшей руке меж одубевших пальцев, белеющих тонкой корочкой льда в рассеянном свете. Терпкий, пряный дым тонкой струёй поднимался вверх, улетучиваясь, растворяясь в сыром воздухе, оставляя после себя витиеватые клубы облаков и древесный шлейф, забивающий бронхи и вызывающий головокружения. Мечтаю наконец-то забыться. Можно ли потерять себя хотя бы на время, чтобы не страдать, не чувствовать ничего: ни сожалений, ни одиночество, ни опустошения с примесью всепоглощающей вины и тревоги? Только равнодушную пустоту. Стало бы чуточку легче. Так что же мне делать...? Следует ли прекратить борьбу или вцепиться зубами в угасающие отношения, стараясь их реанимировать? Впрочем, от философии боли и её принятия отвлекла назойливая трель звонка. Я неохотно достал телефон, прикрывая створку рвущейся на части души, и, взглянув на загоревшийся дисплей, тут же с облегчением выдохнул пар, хрипло отвечая, сразу даже не узнав своего сиплого голоса. Видимо, простудился собачьей тоской. – Привет, – вот так: бесцветно и тихо, точно давно неживой. И вправду, лишь тень из прошлого. Никакой связи с настоящим, просто тело, всё ещё одержимое судорожным дыханием. – Привет. Сэро, взгляни вниз,– опустив голову так, что перьями повисли графитовые пряди, взгляд тут же упёрся в кудрявую девицу. Она, насупившись, с неодобрением смотрела в ответ, порицая за отравление никотином. Мне сделалось так неловко, что рука сама собой вдавила тлеющий окурок в плоскую чашу. Откашлявшись в кулак, я постарался приподнять уголки губ, изображая подобие улыбки, – Сырок, что это с тобой? Давай, спускайся, поговорим. Только, пожалуйста, прихвати жвачку, не выношу запах табака. Хмыкнув, я механически кивнул, сразу же стерев с лица неудавшуюся гримасу, исчезая за дверью, ведущей на лестничную площадку. Забросив в рот пару мятных подушечек, спустился бегом, перепрыгивая через ступени, ведь на улице сегодня прохладно, небосвод заволокла стальная пелена и так и норовит заморосить ледяной дождь. Всю неделю погода стоит не ахти какая. Заставлять ждать Мину на пронизывающем сквозняке – некрасиво. Стоило только с усилием толкнуть железную дверь, как в помещение ворвался бушующий ветер, окатывая и без того продрогшее тело холодом и поднимая все волосы дыбом. Интересно, где же обещанное Солнце? Видимо ушло вслед за Каминари. Передо мной стояла недовольная девушка, скрестив тонкие руки на груди. Понимаю д причину её недовольства – но, что удивительно, Денки, который мне ближе всех, так и остался загадкой. Из-за этого глупого недоразумения изнутри грызло смятение, всё органы сжались до ноющей боли. До сих пор не могу поверить в то, что это реальность, а не очередной кошмар. Сейчас не хочу никого видеть и слышать, только стоять на балконе, подставляя лицо раздражённой стихии и накрапывающим каплям-розгам. Но, в ту же секунду наоборот, жажду не оставаться наедине с собой. Нельзя поддаваться унынию. Верю, наша история не закончится так. – Хей, расскажи, что между вами произошло? Сам не свой после похода, – ласковое касание к плечу, в глазах нет пронзающего копьями осуждения или презрения, только неподдельная обеспокоенность. Нежная забота. Я неосознанно поджал губы, мечтая больше не являться причиной чужой печали. С чего бы начать этот рассказ: стоит ли вести повествование издалека, выискивая причины, ведущие к оглушительному провалу, или обрезать прошедшее время, констатируя только факты? Важны ли мои чувства к Денки в этой истории или следует всё утаить, хотя истина, конечно, и так очевидна? Можно ли доверить своё бремя кому-то другому, облегчая ношу на плечах? Не эгоизм ли это? – Не знаю. Рассказал ему правду, то, что видел его во снах ещё до нашего знакомства,– я неспешно двинулся в неизвестность по тротуарам, надеясь найти тихую аллею или парк, утонувший в деревьях, без приглашения увлекая девушку за собой,– Кошмары продолжили мучить каждую ночь, я ужасно волновался: вдруг ему нужна помощь? А он воспринял все совсем не так, извращённо, будто бы всё, что было между нами – фальшиво и из жалости. И... Он перестал отвечать на звонки, сообщения, только сказал, что хочет побыть один, всё обдумать. Я усмехнулся, ощущая опасное натяжение каждой струны-нерва, и совсем не заметил, как на глазах навернулись слёзы, застилая водной пеленой обзор. Краски мира смешались в цветные, нечёткие пятна. Моргнёшь – солёные капли хлынут водопадом, заливая всё пространство вокруг: целые улицы, кварталы, районы. Люди бы погрузились под воду, огромные фасады домов навечно затонули б рядом с могилами гниющих кораблей. Нахмурившись из-за жжения, пришлось смахнуть хрустальные бусины негнущимися фалангами, надеясь, что Ашидо не упрекнёт в проявлении слабости. Жаль только, что мокрые ресницы и покрасневшая конъюнктива расскажут о ней куда более выразительно, нежели самые живописные в мире слова. – Ты понимаешь, Мина, что это, скорее всего, конец – вовсе не пауза, а жирная точка? Я... Я не знаю, что следует сделать, чтобы всё исправить, – от безысходности стянув пальцами волосы, я искренне попытался найти ответ на свои же вопросы, но в упор их не видел. Знаю, выход есть всегда, но, кажется, не в моем случае. Беспомощность, эмоциональное потрясение нужно ещё пережить, сделать частью прошлого. Конечно, легко сказать, но это ведь не кино, где на одном кадре рыдаешь в истерике, а на следующем – задыхаешься от самого заразительного смеха. Но этот самый «кадр» нужно преодолеть, пройдя через множество падений и ошибок, прежде чем достичь результата. Увы, я не главный герой экранизированной истории, чтобы так просто перепрыгнуть из одной действительности в другую. Просто человек, со своими горестями и маленькими победами, а в данном случае – огромнейшим поражением, – с ним нужно поговорить, но он не идёт на контакт. Может, действительно, всё оставить как есть на время, самому многое переосмыслить, но это невыносимо, не могу найти себе место. Вот, так и докатился до сигарет... Они не особо помогают, только немного успокаивают на время. Прозвучит жалко, но Эйджиро постоянно упрекает меня за это, пытается помочь, а я, как дурак, по-прежнему убегают от проблем вместо того, чтобы посмотреть им в глаза. Девушка задумчиво огляделась, будто боясь, что её подслушают, после чего посмотрела в мои глаза, накрыла и сжала горячей рукой мою ладонь с потрескавшейся кожей и с пониманием кивнула, тихо лепеча. – Я никого не оправдываю и не пытаюсь намекнуть, что тут есть чья-то вина, но... Только представь, насколько он закомплексован. Не хочу тебя обидеть, но, серьёзно, просто подумай, как много ему нужно времени, чтобы всё осознать. Уверена, вы просто не сможете друг без друга, вы как детальки одного механизма. Рассмотри его молчание, как попытку защититься. Он боится, Сэро. Боится, потому что ты самый дорогой для него человек. Ты можешь возвысить к небу, можешь и сбросить в пропасть. Ты знаешь, куда больнее ударить. Успокойся, развейся, не изводись. Вы оба должны принять чувства друг к другу. Уверена, они имеются и не хилые. Как только он отойдёт от шока, постарайся вести себя, как и прежде, звони, пиши, предложи прогуляться. А я с ним поговорю, не волнуйся, ничего лишнего не расскажу. Просто хочу узнать, как он там. Знаю, тебя тоже беспокоит его состояние. Но хей, Сэро, улыбнись, все будет в порядке. Мы с Киришимой всегда рядом, чтобы тебя поддержать. Пинки подошла так близко, что её дыхание согревало от мерзлоты, прогоняя тоску, приподнялась на цыпочках, обхватывая мои плечи руками, слегка хлопнув по ним, а после, заскользив наискось вниз, к лопаткам, крепко и бережно обняла, вжимаясь в грудную клетку. Вдруг поднявшийся ветер перестал изводить лютым морозом, обессилевшая тревога сдалась, отступая на шаг, внутри всё заполыхало пожаром, а под рёбрами гулко застучало очнувшееся от комы сердце. Я зацепился за её слова как и за тело, словно за последний клочок надежды, поверил так сильно, как люди – в богов. Хотелось взорваться вскриками, рыданиями, чем угодно, но тело онемело и мне оставалось только стоять, до побеления пальцев сжав её в ответных объятиях. По щеке бесшумно прокатилась одинокая слеза, разбиваясь о персиково-клубничные кудри. А потом вторая. И третья. Я никогда не отличался особой стойкостью в такие моменты. Всё изнутри рвалось и металось, точно хлипкое пламя свечи на ветру. Носом уткнулся в розовую макушку, прячась от всех и жадно вдыхая аромат малинового варенья и сахарной ваты, скучая по родной сырой хвое и грозе.. – Спасибо тебе большое... Ты не представляешь, как много твоя поддержка для меня значит, – Ашидо приглушённо засопела, выдохнув горячий воздух в толстовку от удивления. Тут же пробежались мурашки, вновь поднимая пушок на руках дыбом. Чувствую на себе прилипшие взгляды прохожих: кто-то смотрит с безмолвным восторгом, кто-то – с удивлением или презрением – но мне абсолютно плевать, лишь бы теснее прижиматься к подруге, растворяя в нашем общем сердцебиении всю скопившуюся печаль. – Спасибо...***
«Ашидо, Очако, Киришима, привет. Вероятно, Вы не хотите меня сейчас даже знать, но, пожалуйста, мне нужна ваша помощь. Понимаю, я совершил глупость... Огромное недоразумение. Я сделал Ханте так больно. Непростительно больно. Поверьте, мне сейчас тоже не лучше. Так стыдно. Но мне хочется постараться всё изменить, извиниться. Мне нужно поговорить с Сэро. Я смог всё обдумать и разобраться в себе. В какой-то степени эта пауза была необходима, чтобы двигаться дальше. Вы согласны мне помочь…?» Солнце ненавязчиво грело, косыми лучами проникая под воздушную ткань футболки. Наконец-то холода отступили, и на улице воцарилась приятная теплота, разносимая в каждый уголок маленького города ласковым ветром, вместе с запахом цветущих яблонь и черёмухи. Во всем своём великолепии властвовал прекрасный май: горело зелёным пламенем разнотравье, ярко-малахитовые кроны деревьев сияли, залитые ляпами платинового света. Каминари, находясь в замешательстве, не обращал внимание на красоту, робко топчась на месте из-за волнения, окатывающего волной тошноты, мучившись от ожидания, тревожно оглядываясь и нервно теребя лямку рюкзака. Звенели металлом многочисленные значки, гремела одинокая цепь, закреплённая на замке собачки. Весеннее ласковое тепло проходило сквозь него. Промерзали и синели кончики пальцев. Колотило от невыносимого холода, точно всё изнутри застыло, покрываясь голубоватым инеем. С каждой минутой страх захлёстывал всё сильнее, подкашивая ноги и сбивая и без того прерывистое дыхание: вдруг он не придёт, не захочет видеть? А если от него вновь отказались? Денки сглотнул вязкую пену вместо слюны, не желая больше думать о возможном печальном исходе сегодняшней встречи. Разве он не должен радоваться хотя бы возможности вновь увидеть его? После месячных угрызений совести и панических атак, разве секундное присутствие парня-спокойствия не благодать? Даже если придётся вырвать эту крупицу безмятежности у времени, прежде чем Ханта развернётся и растворится в пустоте улиц, блондин будет ему благодарен. Позади раздались шаги. Каминари спешно обернулся. Сердце обмерло и упало, провалившись камнем в желудок – не он. Может, Сэро настолько не желает его больше знать, что даже не явится? Может, он слишком наивен, доверчив? Может, про него уже давно позабыли, спрятал в затворках памяти, покрытых вековой пылью? Сплошные сомнения. Не они ли всё в своё время разрушили? Как можно дорожить человеком, если не веришь ему? Ужас пополз по спине, сжимая все мышцы: хотелось сорваться с места и бежать без оглядки, но исключительно силой воли, парень заставил себя остаться на месте. Вот снова тень чьего-то движения за спиной. Денки ощутил пристальный взгляд на затылке, от которого по коже поползли покалывающие электрические искры. Крутой разворот на сто восемьдесят, очередная ошибка. Раньше взгляд Сэро отличался патологической нежностью, особой лучезарной добротой. А теперь? Будет ли в нем острые льдинки или праведное неистовство горных рек? Захочет ли он выслушать или навсегда разорвёт порочный круг чувств? Паника. Паника, что нарастала с каждым новым шорохом шагов незнакомцев, окруживших серой толпой плотным кругом. Слишком людно. Душно. Каминари поджал побледневшие губы, посмотрел на часы на запястье, нервно обвёл взглядом прохожих, слоняясь вперёд-назад, и растерянно присел на невысокий, выкрашенный темно-оливковым ажурный забор, металлические рюши которого вырисовывали причудливые узоры. – Где же ты, Ханта..? – вопрос в пустоту. Конечно, он и не собирался приходить. Не потому, что не дорожил, просто у терпения тоже есть свой предел. Если кого-то отталкиваешь, даже во благо, будь готов, что от тебя когда-нибудь окончательно отвернутся. Шмыгнув носом, юноша сдался, опуская остекленевшие янтарные глаза, расфокусировано уставившись на серую закоченевшую ленту битума, поддёрнутую поблёскивающей насыпью гравия и, возможно, слюды. Асфальт всегда напоминал о застывшем озере, занесённым пепельной пылью. Денки подумалось, что они чем-то похожи: оба разбиты в щебень, расплющены, размазаны по клочкам земли и втоптаны в неё же. Пятна людских ног растеклись мутными дисками. Ни на что больше не обращая внимания, юноша лишь рассеянно ждал, считая минуты. Первая, вторая, третья…. Десятая. Мягкая холодная ладонь нежно опустилась в шелковистые волосы, с особой бережностью прошедшись по светло-песочным, пушистым прядкам, погладив чувствительный скальп, прежде чем отстраниться, оставив после себя шлейф молока, сандала и зелёного чая. Невыносимая пустота накрыла метелью, разливаясь под черепом болью – так свирепствует голод по любимым прикосновениям. Каминари, теряя опору, отчаянно схватился за вечно замёрзшие руки, впившись пальцами, боясь встретиться один на один с разрастающейся чёрной дырой в груди. Сэро же глухо смеялся, улыбаясь до сладостной, приятной колики в мышцах. Внезапно он подался вперёд, практически сталкивая блондина назад, в мокрые от росы травянистые язычки пламени. Это действительно он, желанное сказочное видение. Теперь он не против разбиться падающей звездой, лишь бы в его объятиях. –Денки,– в глазах серебряными брызгами заиграли кометы, на щёках – очаровательные ямочки, лунные кратеры. Потому что всегда ходит с ухмылкой. Потому что всегда не стесняется смеха. Брюнет чертовски красив в жемчужном свете и блеске медового перламутра теней. Сводит с ума, незаметно и ловко выкрав из костяной клетки тревожность, – наконец-то нашёл тебя. –Ханта,– в гортани стоит липкий ком, состоящий из тоски от долгой разлуки и ужасного чувства вины, поселившегося под кору мозга, разъедающего здравые мысли.– Мне так жаль. Прости меня! Прости, прости, прости, что не поверил, что посмел сомневаться в тебе! – Глупый, всё в порядке. Знаю, тебе было очень тяжело, но и необходимо. Нам вдвоём. Но теперь уверен в нескольких вещах точно: я ужасно скучал и очень рад тебя видеть, – тело повело магнитом навстречу. Наконец-то по коже разлился желанный жар. Мягко обвились большие руки с паучьивидными пальцами, надёжно защищая от меланхолии. Ханта ласково, властно и по-собственнически притянул ещё ближе, точно хищник. Пришёл. Не бросил. Всё ещё дорожит. – Без твоего тепла, – блондин невесело хмыкнул, не сводя пробирающего до дрожи пристального взгляда, выбивая из обожжённых сигаретным дымом лёгких оставшийся воздух. Внутри хрусталём всё задребезжало, застучало в такт сердцебиению. От честности бросило в жар, – я обречён. – Больше не отпущу. – Больше никуда не уйду, – в тон повторило солнечное божество, уткнувшись курносым носом в грудную клетку, прислушиваясь к сопению. Такой родной, необходимый, точно воздух. Ханта – яд, растворенный в крови, он же – и антидот. – Сэро. –М? – Почему от тебя пахнет дымом…?– настороженный шёпот разлился по губам приторно-горьким и липким, с послевкусием древесины, тёмного шоколада и дыма. А вот и расплата за промах. Парень-Космос нервно сглотнул, крепче прижав Каминари. Увиливать от ответа нет смысла, но и мириться с тем, что мимолётное счастье может покинуть – невыносимо. Блондин тут же чуть отстранился, кладя ладони на осунувшееся лицо, проводя пальцами по острым линиям скул, вынуждая перевести блуждающий взгляд всецело на него. Только сейчас синева под глазами засияла особенно зловеще. Тонкая, полупросвечивающая кожа не виновница. Слетели розовые очки и прояснилась нездоровая бледность, граничащая с землистостью, а вместе с ней и потемневшая, тусклая радужка: больше нет горных высот и перистых облаков, только ровная гладь антрацитовых вод, серый холст однотонного монохрома "Это из-за меня, – эхом бьёт рикошет в голову, ударив по оголённым нервам.– Это из-за меня!"– ещё сильнее вонзаются лезвия, прорывающие швы черепа. – Какой же я придурок, Ханта... – Эй, не говори так. Мой выбор ведь был,– от неожиданного прикосновения дрогнули плечи. Денки, не веря, смотрел, как подушечки пальцев неспешно рисовали узоры. Чувственно. Нежно. Напоминая стаю бабочек, что, щекоча, складывали и расправляли невесомые крылья. С тем же ропотом безукоризненного, патологического обожания и восхищения Сэро по-прежнему восторгается им, точно он – неприкасаемая реликвия. Каминари так и не догадался почему, как бы не силился найти ответ. – Только попроси, и я брошу. – Звучит слишком просто, чтобы быть правдой. Что я буду должен взамен? – привычные невинные игры. Вот только в стальных пластинках больше не отражаются задорные искры – в глазах Сэро продуманные стратегии, дьявольские желания и голодная ненасытность, под покровом спрятанной в тени тоски бок о бок с нерешительностью и предчувствием неудачи. Парень удивительным образом стоически выдерживает натиск обуревающих, запредельно зашкаливших эмоций, мастерски прикрывая бушующую вьюгу за невообразимым спокойствием и сдержанностью. Холодное сияние пепла – всё, что дозволено видеть, пока за занавесом робко топчется страх. – Хочу видеться с тобой каждый день. – Несложное ты выбрал желание. Слишком уж это нечестно. Предлагаю заплатить ещё и сырками! Прыснув в кулак, Ханта взял под руку повеселевшего блондина. Смех Каминари всегда напоминал ему о звонких колоколах, поднимающих настроение. – Не против. А теперь давай рассказывай, что произошло за последний месяц. Мне важно знать абсолютно всё!***
Над землёй стелилась тихая беззвёздная ночь с тонким серпом вместо венца посреди растёкшегося иссиня-чёрного бархата. Замолкли последние неспящие птицы. Лишь вольный ветер шумел, играясь с растрёпанными запылёнными прядями, что, левитируя, парили в невесомости. Мы шли рядом, держась за руки, не разрывая крепкого сплетения пальцев и практически соприкасаясь телами так, что жар кипящей крови просачивался сквозь одежду. От наслаждения и безмятежности Денки прикрыл глаза. Тьма ласковыми руками обвилась вокруг его шеи, рассеиваясь угольным перламутром по коже, покрытой очаровательным румянцем цвета персикового заката и бронзой поцелуев. Только медные веснушки робко поблёскивали в свете посеребрённой арбузной корочки. И пока он упивался негой, вдыхая её вместе со свежестью, отвести взгляд в сторону – выше всяких сил. Ведь юноша особенно прекрасен, когда лицо озарено едва приметной улыбкой. К тому же сегодня особенная ночь: то самое мгновение, когда в глубине янтарно-карамельного льда появилась проталина, первая весенняя оттепель. От чего-то предчувствую: теперь будет всё по-другому. В лучшую сторону. Может, это шёпот интуиции или я выдаю желание за действительность, но уверен – что-то переменилось, и безмолвие, окружившее нас, стало комфортнее, чувственнее. Будто мы обрели способность общаться без слов, читая мысли друг друга по дрожащим губам, впитывая их ощущения кончиками пальцев, разгадывая эмоции, отражённые в переливчатом сиянии радужки и спрятанные в мраке расширенных зрачков. – Сэро..?– его мурчащий голос так шелковист, что вызывает цунами мурашек. Каждый волосок на загривке от ожидания встал дыбом. Мне бы хотелось всегда наслаждаться его красотой и звучнотью – Да? – отзываюсь тут же с готовностью внимать даже незначительным звукам, улавливать межующуюся реками интонацию, искать потаённый смысл в, казалось бы, обыкновенных, непримечательных словах. Что угодно, ведь знаю, где-то скрыты все интересующие меня ответы, которые придётся, словно кладоискателю, разыскать. – Я люблю тебя. Вот так просто. Удивительно, что мир не перевернулся, хотя перед глазами все плыло. Точно от забродившего винограда, подкосились ватные ноги и закружилась голова. Сердце попустило удар, застучало сильно и рвано, угрожая выскочить из груди, сломав кости. Бледный и холодный от пота, я попытался изобразить подобие улыбки, вытирая свободную ладонь об штанину, чувствуя клокотание дрожи. Из груди почти вырывался возглас, мечущиеся пламя, давно сжёгшее и обуглившее рёбра. Изо рта уже заклубился пар, но я вовремя подавил крик и всё же растянул губы в кривой линии. Три слова, затасканные тысячелетней историей, а какой силой они всё ещё обладают. В их воле подарить невесомость и, одновременно с этим размазать гравитацией об землю – Каминари не ведает, сколь они мощны. Как на духу помню, это было 23 мая. И в тот день я осознал, что окончательно растворился в этом человеке, как сахар в чае. Бесследно исчез, оставив после себя сладковатое напоминание. Юноша отвернулся, закрывая пылающее лицо руками. Внутри всё кипело. Бушевал ураган. Искрилось, точно фейерверк. Окрасились в пунцовый уши. Аллея увязла в клубничном оттенке, будто смотришь сквозь розовые стёкла. Даже деревья затихли. – О господи, я сказал это вслух... – неосторожные слова сорвались по инерции. Я не виню их, со мной произошло точно так же. В конце концов, каждый попадал в плен этой бессознательной силы. –Я тоже, Денки. Я тоже. Знал бы ты как давно... Осторожно прикоснувшись к блондинистой макушке, пальцы своевольно зарылись в глубину льна, нежно поглаживая, скользя по голове чувствительными подушечками. До дрожи в коленях. Жар подбирался всё ближе, захватывая тело от самых стоп, вскоре быстро распространившись лихорадкой по телу. Он смущённо взглянул на меня, в то время как моё сознание окончательно уплывало. Я робко приник сухими губами к виску, целуя пульсирующую жилку, мягко прижав одной рукой своё счастье к груди. Туда, где, кажется, в диком ритме колотится и сжимается каждый орган. Первобытный восторг, страх и томная эйфория, бьющая кипящим ключом – всё стало единым, и даже ночная стужа не охладила захлестнувшие выше предела чувства. – Правда? Даже после всего, что произошло? – недоверчивый ангел. Как глубоко ты собираешься протолкнуть острие стрелы в плоть? К чему такие несуразные, глупые небылицы? Разве вся та жертвенная любовь не мерцает звёздами в моих глазах каждый раз, как вижу тебя, ещё с самой первой встречи во снах? Хах. Ты бываешь таким наивным и невнимательным. Только слепой не заметит, как сбивается дыхание и розовеют уши, стоит только услышать твой голос, почувствовать твои прикосновения. – Клянусь Луною и Солнцем. Юноша неловко отстранился, долго и пристально вглядываясь в растёкшуюся червоточину зрачков, прежде чем вновь настойчиво ухватиться руками, душа в объятиях. А я всё тонул в неистовой радости, упоении и экстазе, хотя по-прежнему стоял на земле. Вдохнув его запах – еловый бор и гроза, сорвало всё предохранители разом. Воздух сгустился, сделавшись непрозрачным, неподвижным, тяжёлым, помутнив рассудок. Захотелось чего-то большего, чем урывки томного взгляда и близость грудной клетки. К счастью, Денки способен читать мои мысли. – Поцелуй, – Беспрекословно готов выполнить каждую его прихоть, в награду ощутив на губах морозный огонь – вкус электричества. Вкус Каминари Денки. Голову сносит и разрывает единый гул мыслей: «Ещё, ещё, ещё...» Пусть это останется сном. Я готов больше никогда не проснуться. Не знаю, сколько прошло времени. Может минут двадцать, может и час. На улице стало заметно прохладнее, так что руки покрылись гусиной кожей. Настало время возвращаться домой. Но как я могу уйти, расставшись с солнечным мальчиком? От этих мыслей невыносимо, свинцом наполняются ребра, тяготя к сырой земле. Это неправильно – вот так расходиться. – Что-то холодно стало, – сам того не осознавая, он поставил точку на нашей встрече. Я совсем не виню его: остаться здесь до рассвета, значит, как минимум, заработать пневмонию. –Не хочется уходить. – Совсем как ребёнок, – хмыкнув, будто уставший родитель, я протянул свою кофту, тут же накидывая её поверх плеч, не принимая никаких возражений. Даже вскрики и протестующие взмахи руками не показались грозным оружием. Бледные щёки вновь розовеют, и этого достаточно, чтобы я не замечал закрадывающегося под кожу мороза. И как он только ходил в одной футболке? Одубеть же! Я только снял олимпийку, а уже побежали первые ёжики. Ну, конечно, не в кино ведь. Ладно, мне гораздо спокойнее, когда ему комфортно. – По домам? – Жаль сейчас все закрыто, погрелись бы, – он осторожно растёр ладони, суетливо оглядываясь. В глазах – отражение лунного серпа и янтарная тьма, в пучине которой разгораются угольками созвездия. – Может, ко мне? Я оторопел, боясь шелохнуться и развеять мираж. Мне не послышалось? Он ведь никогда не приглашал никого в гости. Миллионы ночёвок где угодно, только не в его квартире, совместный просмотр кино – у меня, частые посиделки за кружкой чая, множество раундов в видеоиграх, встреча нового года и любых важных событий – тоже. Даже когда отключали горячую воду он приходил, я же к нему – ни разу. И за всё время ни одной весомой причины, только: "Извини, сегодня никак не получится". С чего бы теперь получилось? За месяц успело что-то перемениться? Уместно ли об этом спросить? – Так ты не против…? Не обещаю, конечно, королевских удобств, но, думаю, у меня вполне сносно. Эй, ты чего так завис? Земля вызывает Юпитер, приём! – усмехнувшись, он щёлкнул пальцами прямо перед моим носом, на что я лишь фыркнул. – Я не против, только предупрежу Эйджиро, чтобы не ждал, – Денки рассеянно смотрел под ноги, вырывая кедами лунки в земле, создавая на рыхлой поверхности маленькие кратеры. Следы, что мы были здесь. Я дрожащими пальцами с трудом набирал буквы, мажа и попадая по другим. Уверен, он уже видит десятый сон, но не предупредить нельзя. – Всё в порядке? – Да. Просто... Знаешь, я никогда ещё не был у тебя. Как-то неловко, – почесав нос и убрав выпавшую прядь за ухо, я принялся в упор разглядывать перемазанные белые носочки кед в почве, представляя выражение лица Каминари: удивление или насмешка? – А ведь точно. Ну, вот и оценишь новую квартиру. Я относительно недавно съехал из общежития, родители решили сменить город из-за климата. Вот, и досталось "наследство". Долго делал ремонт, поэтому никогда и не звал. Это, правда, не единственная причина... А теперь у меня вполне комфортно, поэтому почему бы и нет? Никто больше не запретит приводить друзей, хах. – Строгие родственники?– я улыбнулся, прекрасно зная ответ наперёд. Не нужно быть ясновидящим, чтобы догадаться. – Жуть какие! – иногда, складывается впечатление, что Каминари, сам того не ведая, знает тысячи знаков языка жестов, иначе не объяснить, как он способен столь экспрессивно выплёскивать эмоции лишь через позы, не говоря уже о упавших тупым треугольником бровях и надутой губе. В тоже мгновенье он очаровательно засмеялся, вновь покорив моё сердце, давно отданное ему на растерзание. Какая приятная беспечность. Это не человек, а живое воплощение палящего солнечного зноя, дитя неугомонного, вечно бегущего в неизвестность ветра. Так мне показалось в тот момент, так, я уверен, буду думать всегда. – Зато теперь смогу завести абсолютно любое домашнее животное, которое захочу. Вообрази, какое многообразие: от забавных, неуклюжих хомячков и игривых морских свинок до резвого щеночка или ленивой кошки! Теперь только вопрос в том, кто больше подходит мне. – Сиба-ину. И думать не стоит. Он такой же неутомимый проказник, как и ты. Вы идеальная компания друг для друга. Бесконечные двигатели. Откашлявшись в кулак, я заботливо взял под руку продрогшего юношу, ведя на выход из парка в то время, как он энергично разглагольствовал о плюсах и минусах собак. Изводясь от ожидания, когда же наконец-то увижу его обитель, я невнимательно слушал, упуская обрывки фраз, стараясь понять ампутированное тараторство. Забавная деталь, но Денки, когда сильно увлечён, захлёбывается в своих же словах. Не знаю как, но мне частенько удаётся выхватить суть, отбросив лишнюю воду. Вероятно, поэтому мы так хорошо сошлись: я не перебиваю и слушаю, он закрывает глаза на мои недостатки и промахи, фокусируясь лишь на хорошем. Истинный оптимист. Каждый шаг отдавал пульсацией в голове и новым вопросом: неужели, это и вправду взаимно? Могу ли я целовать его, когда захочу? Он не будет против? Мы шли минут десять, пока вдалеке не возникла остановка. Никогда ещё ей не был так рад – наконец-то в тепло, где горячая кровь хлынет по конечностям, вызывая приятные мурашки. Однако, у холода есть тоже свои преимущества: заморозка беспокойных мыслей и отвлечение ледяным жжением, будто несильными шлепками по щекам, что, немея, приковывают к себе всё внимание. Мы остановились под козырьком, мельком взглянув на расписание автобусов. Что удивительно, всё ещё ходят, правда, очень редко. Пока Каминари проверял время, я решился ошпарить посиневшие руки дыханием, растирая. Лучше не стало, но хотя бы к суставам вернулась неловкая подвижность. – Ещё минут пять от силы ждать, не больше. Ты как, сильно замёрз? – он встал напротив, взял мои ладони в свои, крепко сжав. Такие горячие. Если сравнивать, будто Зима и Лето: Денки – июльское божество, бойкий пыл, буйный нрав и огромный спектр эмоций, я же точно добрый старик-Февраль, одинокий, промозглый, романтик в душе. Вот снова думаю совсем не о том. Крыша медленно, но верно едет от нежных касаний. А он, как назло, трогает любовно и бережно, скользя по сухожилиям и костям вверх, будоража рецепторы. – Конечно же, сильно, что за глупый вопрос, да? – Всё нормально, – кратко бросил на ветер, как отрезал. Но он не успокоился, отпустил руки, точно оттолкнул. Всего мгновение, но невыносимое опустошение рухнуло градом, ошеломив тяжестью – я не был готов. Настолько, что страх выбил из лёгких весь кислород, сжав вакуумом. Ни шанса больше вдохнуть. Растёкшиеся зрачки юноши в темноте стали ещё шире и чернее, оставив тонкое кольцо жидкого золота – солнечное затмение. Денки приник к боку, обвив руками. В животе затрепетали бабочки. Ненавязчиво засосало под ложечкой. Из костяной клетки рвалось ближе к нему сердце, обращаясь в вольную птицу. Заплясали и заискрились мушки перед взором, равновесие повело наискось, по диагонали мириад звёзд. От пьянящего счастья хотелось вопить, но воли хватило лишь позволить блондину сильнее спрятать себя в кольце рук. Я улыбнулся до сладостной боли в мышцах: так сильно меня растрогала его забота. Захотелось уткнуться в его макушку и так и застыть в вечности, чтобы всю ночь вдыхать его запах – лес, мёд и горы, по новой привыкать к касаниям, теперь ставшими особенными. Лишь для меня. Ласковые и неуверенные поглаживания по спине отозвались будоражащей душу волной. Подумать только, хватило одних лишь объятий, а уже млею, словно влюблённый подросток. Денки способен выбить все мысли, как пыль, стоит только вновь провести линию от остистых отростков позвонков до лопаток В тишине зазвучал скрипучий недовольный рык двигателя. Прежде чем, неспешно подкрадываясь, приехал и остановился автобус, в нос ударил запах гари и машинного масла. Я отпустил Каминари и инстинктивно закрыл собой, хотя общественный транспорт не предвещал никакой угрозы, да и "вёл" себя вполне прилично. Видимо, последствия одного из самых первых кошмаров . Парень тихо хохотнул, позабавившись с моей реакции, а мне, смахну выступившую от смятения каплю на виске, осталось уставиться через окна на салон, скрывая стыдливое смущение. На последних местах дремал один человек, рядом с ним сидел подросток, полностью погруженный в себя, в остальном – пусто. Мы осторожно зашли, заняв два места в начале: Денки у окна, потому что его фирменный, жалобный, практически щенячий взгляд полностью способен обезоружить. Сдаёшься без боя. Он, довольный маленькой победой, озорно стрелял глазами и немного надменно хлопал ресницами. По-лисьи прищурившись и широко ухмыльнувшись, Денки в нетерпении схватился за мою руку, переплетая пальцы. В ответ я их осторожно сжал, перекрывая ладонь длинными фалангами. – Не хочешь зайти за кофе? Около дома есть магазин круглосуточный. Заодно на утро что-нибудь возьмём, у меня нет ничего съедобного. Хотя, если старый кетчуп и чёрствый хлеб тебя устроят... – Не продолжай, я понял. В нашей компании готовить буду я, – потупив взгляд, глаза упёрлись в потёртую спинку серого сидения. Нужно прикусить язык, иначе бы вырвалось то, что настойчиво вилось в мыслях: "в нашей паре", – но озвучить это пока что чересчур нелепо. Без пяти минут взаимность, а он уже размечтался. – Уж извини. Ты ведь не возражаешь? – любопытно уставившись, точно я способен не согласиться, он придирчиво оценил каждый сантиметр моего лица, при этом забавно насупившись. Нужно ли говорить, что мне не выдержать и секунды? – Ничуть. Согретый от уличной стужи ветхим салоном и неуспокоившимся сердцем, до сих пор гулко бухающим, я силился бороться с подступающей дремотой, заведомо проиграв этот бой: как только голова опустилась на плечо рядом, точно на мягкую перину, шансов на успех не осталось. Повеяло родным запахом, что лучше любого снотворного. В добавок ко всему, обрушившись, давило на глаза притяжение. Веки отяжелели, налившись свинцом, внутри черепной полости распустились цветами волокна ваты. Пропал тот человек и парнишка, и даже Каминари – всё затянула молочная занавеса. Стелился плотный туман, пряча под одеялом, касаясь мягкими, воздушными руками, баюкая в своей колыбели. Сопротивление было на грани безумства. Но мне так не хотелось спать и упускать драгоценное время. Столько вопросов осталось ещё неозвученными, столько возможностей. Скажи только слово, и Денки затихнет, внимательно вслушиваясь. Спроси что угодно – и он ответит. А ведь я так изголодался по любви, по его присутствию рядом, по нему самому. Каминари не пагубная привычка и даже не жизненно необходимый воздух, он нечто больше – простое и бесхитростное счастье, закравшиеся плющом в человека. Без него как без крыльев. Без рефлексов. Вроде соображаешь, а понять не способен. Совсем не заметив, когда только успел, я все же провалился в небытие, больше не обращая внимания на ноющие мышцы шеи и затёкшую спину – сейчас это мелочь. Размеренное покачивание автобуса и тихое шуршание колёс об асфальт окончательно успокоило и расслабило. Время обратилось вспять, мир за окном заглох и погрузился в затишье. Зато отчётливо слышалось дыхание Денки, да собственное сопение. – Просыпайся, соня. Конечная. Пересадка и следующая станция – магазин, – бодрый голос и щёлканье пальцев с корнями вырвали из сна, вытряхивая крошки от грёз вместе с несильными толчками в бок, походившими больше на бодание кошки. Юноша подхватил наши рюкзаки и, лукаво усмехнувшись, выбежал на улицу, направляясь в сторону супермаркета с неоновой, полуперегоревшей вывеской. Я и прийти в себя толком не успел, как уже чудом оказался рядом, накинув лямку на плечо и ёжась от холода. Сейчас бы в постель, а не шататься по пустынным дворам. Не соображая, зачем мы вообще пришли к лабиринтам из изобилия полок, ломящихся от разнообразия пищи: полуфабрикатов, печенья, булочек, фруктов и овощей – пришлось, жмурясь и то и дело растирая закрывающиеся глаза, выбирая что-нибудь для салата на завтрак. Интересно, Каминари знал, кого пригласил на роль шеф-повара на сегодня? Придётся ему минимум два раза в день питаться правильно. Впрочем, сейчас это неважно. Взяв что-то более-менее подходящее, сразу же принялся выискивать озорной солнечный зайчик среди пустынного холла. Это не составило особого труда – Денки, как и обещал, крутился возле кофемашины. Я осторожно подошёл со спины, желая его слегка напугать, но он, проныра, так не вовремя повернулся, прищурившись, порицая за ещё несовершенное преступление. А ведь какой эффект неожиданности мог бы быть! – Сэро-Сэро, а я ведь тебе доверял, – бровь на моём лице скептически изогнулась, словно беззвучно переспрашивая, не послышалось ли. Блондин сконфуженно поджал плечи, осознав какие неподходящие слова выбрал в связи с недавними событиями. Но стоило ухмыльнуться, как он тут же повеселел, ловко переведя тему. – Будешь кофе? Он здесь вкусненький. Мокачино нереальный просто: что-то между горячим шоколадом и кофе с молоком, взбитым в нежнейшую пенку. Только попробуй, угощаю! В груди опасно громко застучало и накалилось. Не отказать, да и в горле саднило от жажды. Кивнув и пройдя на кассу, я наконец-то расправился с покупками, пока юноша семенил следом со стаканами, из которых, нетерпеливо вырываясь, клубился пар и тянулся тонкий ароматный шлейф – растопленная молочная плитка и какао. Подавив довольный вздох и подойдя ближе, так, чтобы забрать картонную чашку, приобнять и прикрыть спиной от расфокусированного взгляда продавца, я незаметно коснулся губами лба блондина. Обворожительно прекрасен, как облака во время восхода солнца, когда их окаймление пылает персиковым сиянием. Удивительно, и когда только краска успевает наплыть на кожу, испещрённую медными брызгами? Всего пару мгновений и не нужно гадать, точно ли стеснение подлинно. Да и я сам, честно признаться, открытая книга: от любых прикосновений его рук растекается жар, знобит, а после вновь окатывает сухой волной знойного лета. Из крайности в крайность. А он остаётся константой в своём неподражаемом великолепии: в зрачках трепещут жидкие звезды, в радужке – пудрово-жёлтые молнии. Будто приворожённый, заглядываю в его глаза, улыбаясь своему отражению. Мне больше не одиноко во всепоглощающей тьме. А он, растерявшись, протягивает трясущийся рукой стакан, делая вид, что не заметил, с каким немым обожанием любуюсь им. Мой маленький дурачок. Я уже знаю, каково это, когда перехватывает дыхание от волнительной нежности. Самое лучшее чувство. Самое искреннее. – Куда дальше? – А-а, эм, – от внезапного вопроса, видимо, коротнуло мозг. Такое забавное недоумение на лице, что тянет прыснуть в кулак, что, собственно, и делаю. Знаю, играть так – нечестно, но иначе мы никогда не доберёмся до дома. Хорошо, что Денки быстро собрался и сориентировался.– Кхм. Сейчас немного пройдёмся по главной, а потом свернём во дворы. – Хорошо. Тогда полный вперёд! Мы неспешно шагали по уже остывшему асфальту, болтая о том, чём займёмся завтра, и потягивая сладко-терпкий напиток. Мягкая вуаль ночи накинула на деревья полупрозрачную чёрную фату, превращая яркие листья в самоцветы, пылающие зелёным огнём в холодных лучах искусственного света. Ветер любезно прохлаждался рядом невидимым сопровождающим. Уходить в душную квартиру совсем не хотелось, несмотря на пробирающийся под кожу морозец, покалывающий ментолом рецепторы. Но вот возник нужный подъезд, затем лестничная площадка… – А у тебя просторно. Стянув рюкзак с плеч, наконец-то избавившись от груза, я с удовольствием потянулся до хруста позвоночника, лишь после внимательно оглядываясь, выискивая место где бы присесть да вытянуть ноги. Не сказать, что устал, но слабость медленно пресекает любое желание что-либо делать. Клонит в лёгкую дрёму. Но сейчас уж точно совсем не до сна. Передо мной раскинулась светлая комната с собственноручной росписью на чуть мерцающих пыльным блеском обоях – талантливые эскизы, узоры, или, я бы сказал, осмысленный хаос и буйство разноцветных пятен. Аккуратный стол, выполненный не из приевшегося до тошноты дерева, а эпоксидной смолы, крашенной в контрастный переход между ежевикой и золотом, преломляющей свет, как стекло. Кроме этого: картины из алмазной мозаики, свисающие льдинками звёзды-гирлянды, небольшой кремовый диван и кухонные шкафчики оттенка слоновой кости. Не представлял, насколько Денки до мозга костей творческая личность. Так смело составлять интерьер и сочетать цвета может отнюдь не каждый. Когда привыкаешь и больше не чувствуешь трепета от потайного смысла таинственных, витиеватых линий, замечаешь, как в помещении непривычно пустынно. Нет ни лёгкого бытового беспорядка, ни одного комнатного растения, только немного парящей пыли, будто она единственное – доказательство, что это место немного обжито. Так странно... – Спасибо. Сходи, осмотрись, пока я разбираю продукты. Кстати, в спальне не очень удобная кровать, не успел ещё сменить старую. Скрипит, хоть не дыши. Не против, если ляжем на кухне? – Без проблем, – кивнув, пришлось нехотя встать с мягкого облака велюра и направиться в коридор. Но и другие комнаты не обладали уютом. Ни одна. Новая мебель и идеальная чистота напрягали: в спальне совсем не хотелось остаться, что-то в колыхании полупрозрачного, блеклого тюля и пустой прикроватной тумбочке настораживало и нагнетало; в гостиной померкшая гладь экрана телевизора поглощала любой звук, словно чёрная дыра затягивая вне пространства и времени; странный ком подходил к горлу, когда замираешь в тёмном межкомнатном переходе. Но самое необычное – в ванной из крана не текла вода, не было не только тоненькой струи, похожей на застывшую нить изо льда, но даже капль. – Денки, а... – Что-то не так? – озадаченный юноша вмиг очутился возле меня. – А… извини, я совсем забыл открыть воду. Сейчас. Пока я раздумывал, зачем её вообще отключать, его уж и след простыл, зато теперь можно помыть руки. На том спасибо. Вернувшись на кухню, единственное место, где ощущаешь себя более-менее уверенно, я устало уселся напротив блондина, скептически оглядевшись. Вывод об обстановке напрашивался сам по себе. Знаю, он сам смекнул, что же мне захотелось узнать. Сжав пальцы в кулак и тут же безвольно их опустив, он изнемождённо вздохнул, обратив взор всецело ко мне. Больше никаких недомолвок, полагаю? – Я понимаю, что ты думаешь: "Что тут вообще происходит?"– наверное, стоило бы рассказать раньше. В общем, располагайся удобнее, история будет долгой. После отъезда родителей в другой город, мне пришлось обустраивать практически пустую квартиру. Не вопрос, так сказать. С того момента я каждый день полностью один. В месте, где раньше никогда не жил. Никто больше не поможет и не поддержит. А мне так не хватает этого. Я пытался привыкнуть, но, честно признаться, мне страшно оставаться в одиночестве. Поэтому скоро я забросил попытки и... Ну, как только не коротал ночи: слоняясь по улицам и засиживаясь на крыше, у друзей, у тебя, совсем редко возвращаясь к себе... Поэтому отключил воду и здесь так пусто. Энтузиазма хватило только на пару недель,– Каминари, раздавленный отравляющей досадой, отразившейся в мутно-песочной радужке, подсел рядом, устало опустив голову мне на плечо и едва слышно продолжил.– Понимаю, я как ребёнок, вечно требую повышенного внимания, но как можно это исправить? Самому неловко и стыдно... За то, что вроде взрослый, а возни больше, чем с мелким. Гораздо удобнее ведь поддерживать сказку, что всё так, как надо, чем смотреть правде в глаза. В общем... Извини. Мне вправду жаль, что все это время не признавался даже тебе. Боялся, что пошлёшь к чертям такую ношу. Ха-ха. Да… – Денки,– любовно погладив своё солнце по скрюченной дугой спине, я приник к его боку, приобняв за талию. Хочу, чтобы он всегда чувствовал себя в безопасности и комфортно, чтобы не боялся говорить со мной о чём только угодно, – кажется, у нас слишком много секретов друг от друга? Ты только знай, не нужно скрывать, если что-то не так, как мы хотели бы. Я рядом для того, чтобы поддержать тебя в любой ситуации. Неважно, какой ты будешь завтра, молчаливым или гиперактивным, я люблю тебя любого. Жаркий шёпот прошёлся по козелку уха, опаляя мочку. Он дрогнул всем телом, затрясся и потянулся ближе, прижимаясь теснее и, кажется, втягивая запах, оставшийся на моей одежде – древесный дым и чай. – Спасибо, – тихо сказал блондин, и его сдавленный голос утонул в предрассветной мгле, теряясь среди безмолвия.~
Мне не спалось. Вовсе не от смены ночлега или новых впечатлений, скорее наоборот – от непривычного умиротворения, от того, как прелестно и чудно, будто лисёнок, сопит Каминари, свернувшись калачиком и по-собственнически закинув руку на мою грудь. Так близко, что от трепета замирает сердце и прерывается каждый выдох. Увязнув, воздух застревает в лёгких. Счастье мелькает где-то совсем близко, а мне по-прежнему не по себе. Похоже на сказку или сон, маленькое затишье перед бурей. Может, все эти опасения зря, может – предчувствие. За окном постепенно светлеет, синее покрывало потихоньку уходит, уступая место нежной и приглушенной голубизне. Мелкие брызги и вкрапления акварельных мириад не желают гаснуть и покидать небосвод, так и оставаясь выцветшими пятнами в согревающем свете ещё не поднявшейся в вышину золотой звёзды. Спина и шея затекли без движения. Ждать прихода сна, несмотря на усталость, не имеет уже никакого смысла. Настал новый день, а вместе с ним и круговорот событий. Хочется прижать Денки сильнее к себе, но боюсь разбудить, поэтому незаметно выскальзываю из-под одеяла, бережно укладывая руку, раскрашенную сотнями медовых созвездий, на подушку и заботливо укрываю. Позволяю себе потянуться до хруста, лишь когда убеждаюсь, что это не пот потревожит его. Смотрю на часы. Оказывается стрелка едва пересекла рубеж в шесть. Если б не выходные, то уже пришлось бы собираться на пары. Интересно, во сколько обычно просыпается Денки? Впрочем, для завтрака всё равно рановато. Однако думать над тем, чем бы сейчас заняться, не пришлось. Захотелось выйти на улицу, почувствовать гуляющий в волосах ветер, обдающий приятной прохладой подставленное под воздушный поток лицо. Наверное, до сих пор не могу поверить во всё случившиеся, вот и хочется ощутить нечто реальное. Быстро плеснув в лицо воды, чтобы окончательно отойти от сонливости, и пройдясь расчёской по слежавшимся волосам, спешу на балкон, туда, где, распаляясь, зажигается новый день и обгорают все нити прошлого. Звёзды до сих пор, цепляясь за крупицы тьмы, слабо мерцают в разлившемся аквамарине, затмлённые выступающим блеском огненного диска. Первые лучи разогревают остывший воздух, приятно припекая открытые бледные руки. Оранжево-розовая полоса, отражаясь медью от облаков, напоминающих снежную пудру, ореолом окаймляет линию горизонта, растекаясь нежным градиентом краски ввысь, словня северное сияние. Сложив руки на перила, с удовольствием щурюсь, а после разглядываю каждый сантиметр природного великолепия, выжигая в памяти этот день. Вот бы остаться здесь навсегда: дышать свежестью рассвета, осознавая, что, кажется, наступает белая полоса. Это так непривычно – понимать, что всё хорошо, что теперь рядом присутствует своё личное Солнце, любящее в ответ. Ведь если Каминари Денки случился с тобой однажды, он останется с тобой навсегда: как глоток заветного воздуха, призрак воспоминаний или ослепительная мечта. А теперь, и часть будущих дней. Осколок меня. Если быть полностью откровенным с собой, то немного страшно. Как поддерживать эти чувства, не позволяя им угаснуть, как сделать всё правильно и сохранить нашу связь? Я знаю, жизнь не бывает без ошибок, но что делать, если они ввергают в самый настоящий животный ужас, потому что их нельзя избежат? Могу рассуждать об этом целыми днями, так и не видя ответ. Но ведь любовь – добровольный союз для двоих, партнёрство и компромиссы – так зачем мне тянуть всё в одиночку? Денки весь год бился над тем, чтобы доказать, что просить помощи не стыдно. Может, стоит по-настоящему прислушаться к его совету? Хотя, что за вопрос? Само собой, разумеется. Тяжесть, которую я принимал за земное тяготение, слегка отлегла, отступила. Вот значит, как ощущается свобода... А вообще, это так удивительно и необъяснимо: влюбиться в мальчишку с первого взгляда да так, чтобы нежная и ненавязчивая влюблённость разразилась до высокого чувства столь плавно и незаметно, что и не вспомнить, когда всё успело произойти. Кажется, в каждом из проведённых дней вместе было что-то тёплое и ласковое, распускающееся вокруг сердца цветами. После появились и пресловутые бабочки в животе, расселившиеся скоро и в лёгких. Порханием крыльев они вызывали головокружение всякий раз, когда в диапазоне видимости мелькала светлая макушка. Несмотря на все противоречия и трудности, пожалуй, это самое лучшее чувство, которое, отродясь, мне довелось испытать. Права была Джейн Остен со своей вечной истиной – любовь стоит выше всякого тщеславия и гордыни. – Ханта, почему ты не спишь...?– застигнутый врасплох, я вздрогнул, тут же с досадой укорив себя за трусость, а после обернулся, разглядывая сонное личико Денки. – Не смог уснуть,– улыбнувшись, ответил я. Юноша многозначительно хмыкнул, зарывшись пальцами в волосы и постаравшись привести их в надлежащий вид. Спутанные локоны упрямо сопротивлялись. Я ожидал, что он сейчас что-то скажет, но блондин попросту подошёл ближе, удобно устраиваясь рядом. Разглядывая небо, он, помолчав с минуту, всё же спросил, снилось ли мне что-нибудь Отрицательно махнув головой, я вновь обратил взор к заоблачной голубизне. Однако бездействовать Денки не собирался: прильнул и удовлетворённо ухмыльнулся так, что губы вытянулись не в хитрую и тонкую, а в шаловливую и озорную линию. Заплясали от предвкушения искры в глазах. Протянув руки, юноша невесомо коснулся моих щёк, делясь жаром ладоней. Походу, он только того и ждал, чтобы ухватиться настойчивей и провести по чувствительной коже юркими подушечками, оставляя свою личную роспись, оглаживая каждый незапятнанный сантиметр. Невозможно отвести взгляд, когда тебя утягивают в бездну эти глаза, а в радужке нестерпимо печёт янтарь и знойное лето. И я, не в силах больше сдерживать нрав, хватаюсь за чуть смуглые от бронзового загара руки, потому что губы, зардясь, пульсируют от необузданного желания прикоснуться к его, оставив любовный ожог. Мой мальчик удивлённо распахивает позолоченные ресницы, затем отводит взгляд в пол, пока всё лицо не загорается ярким клубничным оттенком. Отчётливо вижу, как он старается взять себя в руки и успокоить бешено бьющиеся сердце, но терпит крах, заливаясь ещё большей краснотой. Какая сладкая пытка для нас обоих: меня, что смакует чужое смущение и его – ликующего от плохо скрываемого предвкушения и восторга. Жмурясь, он подбирается ближе, открывая тело для новых прикосновений, так что приходится сдаться, и вот непослушные пальцы вовсю шастают по изящной, высеченной твёрдыми мышцами и рельефным прессом талии, исследуя и приходя в эйфорию от безукоризненной, подтянутой формы. Пересохшие от волнения губы оставляют чуть влажную дорожку от шеи до приоткрытых ключиц, усеянных медными точками. А Каминари вновь делает ещё один шаг, слегка подрагивая от переизбытка ощущений, стремясь получить всё здесь и сейчас, дразнясь, прижимаясь вплотную. И я не могу его в этом винить, ведь хочу того же, поэтому безропотно, окрылённый самоуверенностью, целую его по-настоящему, по-взрослому. Так, что у двоих подкашиваются ноги и стекает крохотная ниточка блестящей в утреннем сиянии слюны, сплочая нас крепче. А языки и не думают расплетаться, завершая страстное танго. Сейчас всё в груди трепещет в унисон. С неохотой приходится первому отстраниться, иначе есть риск задохнуться. От волнения сдавливает горло, а мозг отказывается признавать, что можно дышать и носом. Денки не в лучшем виде: растрёпанный, с рваным и частым вдохом и громким, оглушающим сердцебиением. Не осознавая, что только что произошло, он до сих пор не прикрыл рот, так что хлипкая нить всё ещё висит между нами, вот-вот готовая разорваться. Я, как дурак, улыбаюсь, пока мой парень разражается визгом, закрывая лицо. – Т-ты... Ты... П-просто взял и-и...!– говорит не без ошеломления. В ответ только мой смех и беззаботное: "Да". И всё теряет значение. Лишь бы всегда он был рядом, пусть и злой от неловкости. Денки внезапно затих, над чем-то задумавшись. Хоть температура воздуха и начала медленно прибавляться, тело успело продрогнуть от ненавязчивого ветерка. Озябнув, я поспешил внутрь прогретой комнаты, уведя юношу за собой в кухню. Уже утро, и следует начать его с кофе. Каминари, всё ещё размышляя, так глубоко погрузился в свои дебри, что и не замечал моего хозяйничества в его полках. Вот уж и чайник вскипел, по квартире распространился чуть терпкий и пряный запах кофе и свежеприготовленной яичницы и овощного салата. Завтрак был подан к столу. Только когда я сел возле Денки, протягивая ему вилку, он подал голос, который, по мере времени, становился увереннее и твёрже. – Давай никому не расскажем об этом пока что? Есть что-то особенное в том, чтобы скрывать отношения... – увидев, что я внимательно прислушиваюсь, он продолжил бодрее, уже в своей манере речи,– ... прятаться в переулках, отставая от всех друзей, чтобы обменяться взглядом или улыбкой, предназначенными лишь для нас. – Хорошо. Только не перегрейся от перенапряжения, а то будет ещё короткое замыкание. Обесточишь сам себя,– добродушно натягиваю уголки губ, но в голове царит полный бардак и анархия: истинны ли мои чувства или это всплеск гормонов в ответ на запретную взаимность? Шаг от друзей до влюбленных слишком похож на иллюзию. Может быть, я запутался сам в себе и тот трепет, который охватывает при виде Каминари, вовсе не слепое восторжение юношей, а нечто более приземлённое и родное? Будто безусловная любовь к родственнику или очень близкому другу? Как мне тогда понять, что именно я ощущаю? Словно в трансе шёпотом повторяю: "Никому не расскажем",– убеждаясь, что, пожалуй, это и впрямь отличная идея. Будто небольшой перерыв для раздумий о подлинности природы чувств. Будь бы я более уверен в себе, то не забивал бы голову всякими пустяками, хотя внутри всё отчаянно клокочет и вопит: "Нет! Это всё реальное и настоящее!". Всё таки быть безответно влюбленным – одно, а любимым – совершенное другое. Ох, Сэро, во что ты только втянул сам себя...? – Ханта, я тут подумал... Знаешь, нам надо бы повторить тот поцелуй,– в груди что-то ёкнуло. Вновь припомнился сладковатый привкус губ, снося голову от прекрасных, красивых фантазий. Денки был совершенно серьёзен, хоть и пытался скрыться за маской беспечности. Ожидающий взгляд всегда выдавал его с потрохами. – Хех, без проблем, только закончим с едой. Кажется, я люблю его куда больше, чем мог предположить.***
Четверг. 9 ноября 2017 год.
– Время вышло, – печально подытожив сегодняшний сеанс, я вытянулся в удобной софе. Покидать тёплую и сухую комнату, уходя в осеннюю сырость, не было никакого желания. И ничто не заставило бы меня согласиться, кроме умоляющего взгляда Каминари. Руки по привычке схватили рюкзак, шастая по отделам и проверяя, ничего ли не осталось забытым на столе, за которым гордо и величаво сидела врач. Идеально ровная спина, отглаженный белый халат, на котором невозможно найти ни одной складки – и как ей только удаётся быть столь щепетильной? Она с завидной кропотливостью делала запись в медицинской карте, настолько погрузившись в работу, что не замечала пристальный взгляд в упор. Хотелось бы мне иметь такое хладнокровие. – Торопитесь? – я обмер, теша её самолюбие неподдельным удивлением. Уголки губ заигрывающе приподнялись на обыкновенно неподвижном лице. Ведьминские чары. – Обычно Вы пару минут смотрите в окно, прежде чем начать собираться. – Вы запомнили подобную мелочь? У Вас ведь такое огромное количество пациентов, а я не то чтобы запоминающийся человек. – Хорошая память, – запросто поделившись секретом, женщина отвела глаза, усмехнувшись недоступным мне мыслям. Интересно, о чём она думает, находясь в одиночестве в кабинете? Всегда любопытно узнать, что творится у подобных личностей в голове: разложено ли всё по полочкам, или властвует хаос, а всё действия – не более, чем инерция и случайность? Мне, к сожалению, непосильно найти ответ. Впрочем, за знание тайны взымается плата, поэтому и мне следует кое в чëм объясниться. – Да, Вы правы. Я уезжаю в командировку по работе. На несколько недель. Поэтому мы с Денки решили после сеанса прогуляться. Хочется напоследок как можно больше успеть провести времени вместе. – Вот оно что, – она выждала несколько секунд, прежде чем оставить размашистую пометку красным карандашом в календаре и заговорить снова, сцепив руки в замок. Немного напоминает себя самого же. Любимый жест. –Желаю провести хорошего вечера. Буду ждать Вас. – Спасибо и до свидания. Отблеск непримечательного обручального кольца, покойно мерцавшего вокруг безымянного пальца, приветливо мне подмигнул, напомнив о том, что я не раз задумывался приобрести точно такое же для Денки, да постоянно откладывал, волнуясь, что мы ещё недостаточно сблизились. На моём лице отразилась усмешка. При прощании я вскинул ладонь вверх, про себя отметив ещё то, что слишком концентрируюсь на различных мелочах и придаю им огромную значимость. Затем за мной захлопнулась дверь, как только я мысленно распрощался с полюбившимся кабинетом. Расстаёмся недели на две-три максимум, а почему-то тоскливо.