Вторник. 7 ноября 2017 года.
– Как прошла неделя? Удалось ли Вам что-нибудь вспомнить? – психотерапевт мягко улыбнулась и с теплотой в светло-серых, напоминающих густой, плотный туман, глазах окинула пациента проницательным взглядом, преисполненным добродушием и спокойствием. Она приготовилась слушать, заранее раскрыв небольшой блокнот и положив рядом ручку. Я откинулся на спинку удобного кресла, погружаясь точно в пушистое облако или суфле, окончательно расслабляясь и позволяя себе перевести дыхание. Отросшие косматые пряди неопрятно выбились из хвоста, щекоча нос. Пришлось их убрать, заправляя за уши непослушную тьму. – Всё хорошо, – говоря эти банальные слова я ни капли не покривил душой. В самом деле, жизнь постепенно налаживалась, хоть и утратила большую свою часть, увязнув в вечном забвении. Вероятно, мне просто не довелось до конца осознать, чего именно я лишился, и в целом разобраться в том, кем предназначено судьбой было бы стать. С другой стороны, по некоторым комплексам и чертам характера скучать явно не приходилось. В голове сложился лишь размытый образ себя из прошлого, подпитываемый фанатичными рассказами друзей и некоторыми личными заметками. Не думаю, что он получился исторически достоверным. – На днях нашёл свой старый дневник. Занимательное чтиво, если хочешь познакомиться с собственной личностью. – Вы до конца прочли его? – вежливо уточнила миловидная девушка, вставив вопрос посреди образовавшейся паузы. Доверительные нотки, пропитавшие профессиональную сдержанность голоса, будто сироп суховатый бисквит, помогали настроиться на откровенную беседу. – М-м-м, не совсем. Только первые страницы. Честно признаться, духу не хватило... Потому что после небольшого отрывка, я сразу же понял, что человек, описывающий события, стал для меня незнакомцем. Как-то неловко видеть, каким я был неуверенным и... Знаете, совсем другим. Нерешительным, ранимым, одиноким... Будто чья-то размашистая тень. – Это нелегко – принять то, кем являлся несколько лет назад, – в омуте серебра блеснуло понимание, а не жалостливое, осточертевшее до тошноты сочувствие. Приятно осознавать, когда врач действительно желают работать с недугом, не подменяя поддержку на бессмысленное сострадание. – Но ещё хуже, когда понимаешь, что тот юноша умер. Частично погибнув в той аварии, и окончательно – в унылой больничной палате, – помолчав, я тяжело вздохнул, сцепив руки в замок и опустив антрацитовые, поблёскивающие чарующим отсветом стекла с расплывшейся точкой в пол, разглядывая длинный ворс кофейного коврика и зарываясь в него пальцами ног. – Мне бы хотелось рассказать о "нём", почтив его память. Только не сразу. Постепенно, не торопясь. Я хочу хоть немного вспомнить его. Наверное, так тоска в грудной клетке станет чуточку сноснее. В конце концов, кому бы не было интересно прочитать биографию о своей прошлой жизни? – Я готова Вас выслушать, – бесстрастно и сдержано прошептала психотерапевт, поддавшись вперёд, вытесняя прохладу в помещении выдыхаемой теплотой и прожигая насквозь монохромными рентген-лучами, затаившимися в окаймлении пушистых ресниц. Несмотря на проницательный, сосредоточенный взгляд, заполняющий мысли гуляющим ветром и сквозняком, в нём бесновалась притягательная искра пламени, трепещущего на догорающем фитиле. И это вовсе не настораживало или отталкивало. Наоборот, хотелось сказать большее, чем просто вертелось на языке, вытаскивая из дебрей подлинные слова. Я набрал слишком непривычно прозрачного и увесистого, будто бы вязкого воздуха в лёгкие, прежде чем позволил себе окунуться в недры памяти, вырывая из множества фрагментов– ключевые, те, что могли бы поведать мою историю. – Наверное, стоит упомянуть, что в тот период я любил накручивать сам себя и слишком доверял не очень-то квалифицированному «лекарю душ», – произнеся эти слова вслух, пальцы сами собой нехотя сжались в воздушные кавычки.***
Но в жизни трагедия – не бесконечный вопль. Она ещё и то, что ей предшествует.
Маргарет Этвуд. "Слепой убийца"
Хоть я и самый обычный парень – непримечательная внешность, невзрачный характер, потёртые джинсовые кеды в придорожной пыли и любимая толстовка в стиле оверсайз, словом, стремление к самовыражению и творческий кризис в одном лице, но кое-что все же не так, будто сломано или неисправно: вся жизнь, словно бездна, а я бесконечно лечу вниз, вглядываясь в туманности бессознательного, в те её глубины, где бледнеют и гаснут созвездия и, отходя на второй план, затихают гудящие роем пчёл мысли. Проваливаясь всё дальше и дальше, как наивный ребёнок, отчаянно протягиваю руки к свету, к не замечающим меня теням людей, бесцельно скитающимся по миру. Бездушный брак человечества – вот кто они, а не люди. Казалось, смазанные образы и тихий шёпот за спиной – неотъемлемая часть жизни каждого, но это – ложное мнение. Всё вовсе не так. И в итоге – неутешительное заключение псевдоспециалиста о патологически подвижной психике, неготовность принять на плечи тяжесть ответственности и целый ворох забот, боязнь повзрослеть, а главное – полное отчуждение мира и серой массы толпы. «Кризис юношества», – сказали бы заботливые родители, «Диагноз», – злобно съязвил шарлатан. Вот только психастения (или расстройство, классифицируемое как невроз) – не диагноз, а состояние по жизни, вроде приобретённой черты характера. Своеобразная акцентуация, вклинивающаяся меж личностных качеств и сорняком прорастающая там, где не решились бы и одуванчики, расползаясь ядовитым плющом по лучшему, что во мне есть. Он неё нет спасения, как и лекарства. Панацеи не существует. Она как внутренний демон – пока ни о чем не подозреваешь, пожирает тебя изнутри. Паразит. Не убивает, но каждый раз ходишь по грани. Единственное, как можно её остановить – держать в узде, не позволять распространяться и дальше. Каждый раз нужно забывать про вопящее «Не могу» или «Мне страшно», перешагивая через себя. Не можешь. Но нужно. Терпи. Сожми челюсть покрепче да закуси язык, а когда останешься в одиночестве – делай, что хочешь. Психотерапевт – лишь формальность. Мягкое успокоение для родных и друзей. Тебе протягивают руку, создают иллюзию выбора и спасения, но ты уже знаешь – из этих сыпучих песков не выбраться. Это не то, от чего можно избавиться, закинув в рот горстку горьких таблеток. Это не вычеркнуть из жизни. Слабость и беспомощность всегда останутся при тебе, хоть и надёжно спрятанными. И сейчас, сидя перед мужчиной с безжизненным, рассеянным взглядом я много рассуждаю об этом, успевая подмечать, что врач, на удивление, так и не притронулся к ручке, не запятнал белоснежную чистоту бумаги своим крючковатым, неровным почерком. Всё настолько безнадёжно, раз в записях больше нет смысла? «Вас что-нибудь беспокоит?» – формальный вопрос завис переливающимся новогодним шаром в воздухе. Чувствуется натяжение и треск нити, что удерживает его в невесомости. Моя жизнь – сплошной хаос, и поэтому, с языка уверенно и фальшиво срывается каждый раз: «По-прежнему дурные сны. Не то, чтобы это было чем-то существенным», – хотя, в сущности, слова интерпретируются диаметрально наоборот. «Нет, Доктор, меня ничего не беспокоит, просто мои кошмары с каждым разом всё реалистичнее и реалистичнее, но самое страшное – они потихоньку сбываются. Всё хорошо, хотя вот уже вторые сутки не могу заставить себя заснуть. Сегодня прекрасный день, ведь Киришима, увидев моё состояние, вновь подожмёт губы и отведёт взгляд, боясь, что в очередной раз его давно иссохшие слёзы будут заметны. Пожалуйста, вы можете помочь? Мне действительно это нужно». Приём, как и обычно завершается ничем, мы оба, и я и врач, в проигрышной позиции. Каждый об этом осведомлён. Интересно, и почему только продолжаю себя заставлять посещать на эти бесполезные и недешёвые консультации? Снова не хватает воли всё бросить, наплевав на семейное осуждение? Как говорит мой друг, неудача – ещё не повод расстраиваться. Новый день – новая попытка и возможность всё исправить. Наверное, поэтому я и не отчаиваюсь, и, покинув мрачный кабинет, медленно бреду через парк, где тёплые золотистые лучи тонут в яркой зелени крон, а птицы заливаются радостным пением, рассеивая меланхолию. Рядом с домом захожу в небольшой магазинчик, покупая для Эйджиро спортивные изотоники, а для себя – творожные сырки, мой единственный источник серотонина. Сегодня на улице слишком хорошая погода, и хочется подольше побыть на свежем воздухе, чувствуя, как лёгкий ветер ерошит волосы и приносит с собой аромат скошенной травы и горьковатой запашистой хвои. Неподалёку заманчиво расположилась скамейка, слишком очевидно намекая присесть. И я поддаюсь её чарам, с наслаждением растягиваясь на прогретых деревянных брусьях с облезшей, по-особенному благоухающей краской. Пакет с продуктами устраивается поблизости. Секунду на раздумья, и вот в моих руках божественное лакомство, между прочим, начинённое варёной сгущёнкой. А большего и не нужно. Счастье в мелочах, знаете ли. Небо ясное и мягко-голубое, витиеватые, пушистые облака укромно плывут у невидимой полосы горизонта. Действительно, сказочная красота. И этот чудесный чистый воздух с примесью лесного парфюма, дух возрождения к жизни и важно расхаживающие, пронырливые голуби с юркими воробьями. Стоит попозже сходить за хлебом или семечками, покормить птиц, только ноги больше не слушаются. Влечёт сидеть, растёкшись в согревающих пятнах солнечных зайчиков, и дышать полной грудью. Глубокий вдох, пауза и медленный выдох. Время летит так быстротечно… Не знаю, как долго позволил себе грезить наяву, разглядывая небосвод и природу, но вышел из оцепенения только тогда, когда тело резко повело в сторону, руки вконец онемели и в кармане завибрировал телефон. Закат был в самом своём ало-янтарном разгаре, а в высоте выступили первые молочные брызги мерцающих ледяными осколками звёзд. Получается, я заснул прямо на улице? Спасибо, что без сновидений на этот раз. Прислонив к уху экран, я лениво хрустнул суставами и потянулся, уже готовый к прочтению нотаций, однако ничего такого не произошло. Киришима взволнованно расспрашивал о том, где меня носит и что случилось. Как-то неловко вышло, не люблю заставлять людей переживать. А ещё, вроде бы, я обещал помочь ему с философией... Проспал, в общем, всю свою благородность. Опять. "Все нормально, не беспокойся. Жди через минуту, уже поднимаюсь», – быстро схватив пакет, я направился к нужному подъезду, оглядываясь по сторонам. Вокруг – размеренная вечерняя суета. Та беззаботная атмосфера, которую всем сердцем люблю, и уют, который, бесспорно, присущ только маленьким городам. Дверь приветливо и звонко пискнула, когда к ней прилегла магнитная потёртая таблетка. Я вошёл внутрь, вдыхая влажный аромат старой пятиэтажки. Бегом по лестнице с улыбкой и смехом, ведь меня ждут там, в квартире номер 58. Дверь уже приоткрыта. –Эйджиро, говорил же, минута и вот он, Ханта Сэро во всей красе!– заглянув в комнату и небрежно стянув кеды, я направился на кухню, спеша поскорее выложить на стол вкусности. Киришима встретил меня привычной зубастой улыбкой, напоминая ту самую акулу из Икеи. Клянусь, она самая лучезарная, добрая и широкая на свете. Щёлкнул чайник, закипела вода. У нас впереди целый вечер совместного просмотра кино с тарелкой попкорна. Словом, то, что невозможно променять ни на что. Ну, а сейчас – кружка черного крепкого чая с сахаром, прям как в поезде или путешествии на машине, возможно, как на заправке, когда впереди ещё целые сутки пыльной дороги, а ты позволяешь себе небольшую передышку и просто смотришь на усеянное звёздами небо и клубящийся пар над картонным стаканом, в крайнем случае, как в кофейне, когда спешишь и берёшь на вынос. Зависит от того, насколько вы скучно живете. Я вот пробовал сей напиток богов везде, и у каждого свой неповторимый, уникальный вкус, зависящий только от обстоятельств. Мой сожитель заботливо разогрел ужин, поставив тарелку передо мной: как и обычно сплошной белок в виде мяса и немного овощей, идеальный баланс. Я же, в свою очередь, бросил ему в руки любимый спортивный напиток, ухмыльнувшись от вида его искрящихся алых глаз. Рубиновые прожилки так и засверкали в приглушенном вечернем свете, будто бы передо мной был вовсе не человек, а мистический кот. – Сэро, ты просто лучший!– поборов лёгкое смущение от безвредной лести, я с театральной наигранностью ответил, стараясь пародировать абсолютную беспечность. – Конечно, а теперь поднимайся и найди нам отличный фильм на вечер. Только прошу что-то оригинальнее, нежели боевик или триллер. Может, научная фантастика или подобное, хорошо? – Научная фантастика, так научная фантастика. Всё равно сегодня твоя очередь задавать жанр, – с этими словами Киришима отправился в небольшую гостиную, а я, пожав напоследок плечами, принялся за пышущую жаром аппетитную еду. Отличная кинокартина всегда поднимает настроение. В этот раз она вышла объективно неплохой: красивые, захватывающие дух, объёмные кадры, хоть и простой сюжет. В целом, на семь с половиной из десяти. Возможно, я надеялся, что это отвлечёт меня от лишних мыслей и поможет заснуть, моментально провалившись в червоточину от усталости, всё-таки две бессонные ночи изрядно утомили и вымотали, однако, всё пошло совсем не по плану. И вновь темнота и кошмары. Вновь судорожно хватаю ртом воздух, не понимая, в каком из двух миров нахожусь, и что правда, а что иллюзия. Адреналин разгоняет кровь, вынуждая её вскипать в венах, а сердце бешено колотиться в груди, кроша рёбра в пыль и песок. Вновь футболка полностью пропиталась холодным, липким потом, а подушка и простыни давно остыли и отсырели, будто лежу не в постели, а среди малахитовых мхов, утонувших в утренней студёной росе. Мороз обжигает каждый нерв. Звучит, конечно, метафорично, но вымерзшие лёгкие и другие органы – не слишком уж романтично и располагает к себе, не правда ли? Сон оставляет после себя осадок безнадёжности и отчаяния. По спине острыми иголочками ползут мурашки. Снова один на один с тоской, что протягивает мне давно остывшие руки, которые тут же обращают всё живое в ледник, сковывают параличом. Знать бы, как избежать этой участи, как вырваться из объятий кошмара... Нежная прохлада весеннего вечера. Лучи платины, пробивающейся через глянцевые, ажурные листья. Чарующая, торжественная песнь птиц. Дух счастья, блуждающий где-то поблизости. А я, наслаждаясь пьянящим восторгом, неспешно прогуливаюсь в компании неизвестного паренька, чьи золотистые волосы развеваются в свежести южного ветра, будто левитируя или паря. Черная рваная линия порхает где-то между шелковистых прядей. Медово-карамельные глаза смотрят с неким затаённым весельем и хитрым озорством. Он забавно щурится от конфетти дроблённого яркого света и широко улыбается, заражая необъяснимым оптимизмом. Не помню, о чём мы говорили, но смех всю дорогу не желал затихать. А на душе так легко и спокойно. "Вот бы не отпускать его, мой островок безмятежности», – проносится в голове, прежде чем успеваю понять, что даже и не знаю его имени. По ощущениям будто знакомы лет сто, хотя по факту – секунды. Наверное, потому что между нами нет ни тени напряжённости, только полнейшая искренность и слепое доверие. Мы продолжаем идти в неизвестность, минуя один квартал за другим. Мимо проносятся парки и аллеи, позади остаются бульвары и скверы, а нам всё ни по чём, лишь бы только вместе и за руку. Внезапно разносится голос, будто бы минуя пространство, оказываясь сразу же в мыслях. Такой непривычно мелодичный и сладко-довольный. – Мороженного что-то захотелось, пойдём купим, Сэро?– не вопрос, а скорее утверждение, поэтому неизвестное божество протягивает мне руку и ведёт куда-то вглубь улицы. Мы отклонились от изначального маршрута, размагнитилась стрелка компаса, но это не вызывает отклика в душе, хотя от чего-то и знаю – сворачивать с прямой дороги было нельзя. Но я всецело повинуюсь ему, совсем не испытывая тревоги, хотя, по сути своей, должен. Может быть, это все неуловимая магия, волшебство, искрой вспыхнувшее в том месте, где пальцы незнакомца коснулись моих? Перед взором возникает троллейбусная остановка, к удивлению, практически пустая. Немногочисленные люди меряют шагами небольшой клочок асфальта или стоят в ожидании, рассматривая провода, небо и жилые пятиэтажки, остальная же часть закрывает лица руками. Соловьи медленно затихают, и я слышу в отдалении перешёптывания и всхлипы. Цвета безжизненно меркнут, движения замедляются. Все тело обмирает в нерешительности, а разум кричит поскорее убираться отсюда. Что происходит...? По загривку пробегает табун мурашек, и чем ближе мы подходим, тем сильнее колотится сердце и сжимается рука, в которой покоится его ладонь. Не хочу отпускать, не хочу продолжать идти. Интуиция молит отступить, вернуться обратно, но он упрямо подталкивает меня вперёд, поторапливая словами: "Ну же, Ханта, быстрее, мы же так опоздаем. Не хочу ждать следующий". Мой друг, не просто ли ты наваждение, не заведёшь ли меня в ловушку на тонкой привязи веры? Красная нить, обвившая наши запястья, не превратится в наручники? От чего же растекается с кровью по венам едкое предчувствие и нервная тревога? Как остановить надвигающийся кошмар, и что следует сказать? Как предотвратить надвигающуюся катастрофу? – Слушай, давай пройдёмся пешком, что-то мне совсем не хочется..., – неуверенная попытка летит крахом, на горизонте уже мерцает мелкая чёрная точка. Характерное громыхание колёс об рельсы заполнило стоячий воздух, перебивая бешеную пульсацию и здравые мысли в голове. Изматывающе медленно подбирается злосчастный, ржавый состав. Я бы рад просто сбежать, но блондин крепко держит меня и так умоляюще смотрит... Жидкое Солнце плещется в увлажнённых глазах. Как я могу ему отказать? Успокойся, Сэро, это просто ветхий вагон, ничего страшного не случиться. Плевать на окруживших нас людей, которые точно в трауре, всё равно и на сгустившиеся тени. Следом за ним я пойду до самого конца, несмотря ни на что, хоть и не понимаю почему. Кто он такой, этот сказочный юноша? Троллейбус с жалобным скрипом замирает. Я в смятении оглядываю железные дверцы, распахнувшиеся с лязгом и дребезжанием. Изнутри повеяло пылью, загоревшуюся серебром в косых лучах дневного света. Запах ветхой старости. Под ногами захрустел грязный пол, загудели древние двигатели, состав двинулся в путь, прощаясь с оставшимися на остановке тихим скрежетом. Ничего не остаётся, кроме как занять свободное место у окна, стараясь расслабиться благодаря мерному покачиванию и стуку об рельсы. Сквозь мутные разводы на стекле с трудом удалось рассмотреть проносящиеся мимо улицы и здания, поэтому я переключился на немногочисленных пассажиров. Все они, точно картонные, сидели, поджав ноги и сгорбившись, расфокусировано смотря в одну точку. Так жутко и не по себе, что по спине прошёлся небольшой холодок. На затылке волосы встали дыбом. Я обернулся к единственному живому человеку, который ласково мне улыбался. Только он в этом пространстве и времени оставался ярким, жизнерадостным и настоящим. – Знаю, ты не в восторге. Но, пожалуйста, потерпи ещё чуть-чуть. Мы скоро приедем. Оно того стоит, – такой спокойный, такой уверенный. Этот голос способен вывести из темноты, поведя за собой. Пару мгновений и можно сбежать из этого печального напоминания о том, что всё в этом мире не вечно, что вещи рано или поздно попадают в "небытие". Однако странно, вот мы проехали поворот, где всегда была остановка. Сменился маршрут? Дрожь нарастала в геометрической прогрессии, и даже прикосновение божества к плечу не исправило ситуацию. Паника обрушилась снежной лавиной, когда стало понятно, что машинист даже и не собирался снижать скорость в ближайшее время, и чем дальше состав стремительно мчится по стальным полосам, тем сильнее блекло все вокруг, будто нас заперли в старой, пожелтевшей фотографии. Парень обеспокоенно заёрзал, нервно сцепив пальцы в замок и судорожно сглотнув. Кадык неприятно разбух, подскочив вверх, и содрогнулся, не позволяя проходить пыльному, застоявшемуся воздуху. – Что-то не так, мы едем не туда, – он с испугом взглянул на меня потемневшими глазами, где зрачки грозились вытеснить узкий ободок радужки. Юноша лихорадочно схватился за руки, так что его тремор передался и мне, став общим. Он зажмурился, спрятав голову в плечи. – Пожалуйста, скажи, что он должен остановиться! Сэро, нам нужно срочно выйти! Сэро! Больше не в силах сопротивляться животному страху, я подорвался с места, кажется, прося высадить нас. А дальше всё как в тумане: дикая ругань, мольбы, жгучие слёзы и ужас, вышедший за пределы сознания, полная анархия отрицательных эмоций. Но тщетно. Водитель так и не услышал меня. Забывшись, по началу я даже не заметил того, как один из пассажиров дёрнул меня за толстовку, желая привлечь внимание. – Послушайте, молодой человек, здесь нет остановок. Мы едем до конечной, – он печально улыбнулся, выцветая и белея сильнее. – Двери не откроются, как ни пытайтесь. Выхода нет. Смерив свирепым взглядом безумца и оттолкнув его от себя, подчиняясь неведомой силе, я бросился к Денки, уже не думая о том, откуда же смог узнать заветное имя. Оно просто возникло передо мной, точно всегда его знал. – Ломай окно! Мы выберемся отсюда! Беги как можно дальше и не смей оборачиваться! Сейчас!– в салон осыпались острые стеклянные крошки. Разбив костяшки в кровь, к удивлению, боль совершенно не чувствовалась. В мыслях: "Только бы он успел". На этом сон оборвался. Словно погруженный в воду, я тотчас очнулся, все ещё с трудом приходя в себя и восстанавливая сбитое дыхание. Адреналин до сих пор прожигал вены, а взгляд лихорадочно метался по комнате в поисках блондина. Я стёр со лба капли холодного пота, а с щёк горячие слёзы, пытаясь побороть паническую атаку, но тревога одолевала снова и снова, сдавливала подступившим кольцом темноты. Ощущение времени размазалось по пространству, так что не знаю, сколько в итоге провёл в постели, цепляясь пальцами за сырые простыни. Футболка взмокла, что хоть выжимай. Холод легко проник в каждую клеточку тела, вымораживая изнутри. Кости – сплошной раздробленный лёд. Не помню как, но я встал на ватные ноги и, шатаясь, доковылял до ванной, умылся и сменил вещи на чистые, пахнущие свежестью и, от чего-то, зелёным чаем. Может, дело в новом порошке. В комнату, где властвовала слепящая тьма возвращаться не захотелось. Только не в одиночество снова. Голова, будто бы набитая ватой, окончательно разболелась. Засосало под ложечкой. Не чувствуя под собой пол, пришлось, опираясь на стену, направиться в комнату Киришимы. Да, беспокоить его не хотелось, но найти себе место в упор не получалось, точно в мыслях развелась горсть опарышей, поедающих мозг. Клянусь, слышалось, как они копошатся, как их склизкие тельца мерзко хлюпают, приводя в ужас и поднимая волосы дыбом. Эйджиро, наверное, видел третий сон, когда тихо отворилась дверца, и я без приглашения вошёл, бесшумно ступая носочками по полу. Ему ли не привыкать к моим ночным пробуждениям, синевой под глазами и припухшим векам... – Кошмары?– заспанно спросил он, в попытках оторвать голову от подушки. Увы, безрезультатно. Внезапно стало так спокойно, когда парень хлопнул рядом с собой, без лишних откровений предлагая лечь рядом. Мне это вправду чертовски необходимо. – Извини, я сейчас совсем не соображаю. Не обижайся, если не сразу пойму суть сна. Что на этот раз? – Всё утром, Эйджиро, –едва успев прошептать, я тут же рядом упал на нагретую постель. Наверное, это неловко, сгребать друга в крепкие объятия в три часа ночи, но мне совершенно плевать. Только это способно успокоить в подобные моменты. Мне нужна поддержка, как очередной глоток воздуха, разве это желание столь эгоистично? – Спасибо. Спасибо тебе за всё. Мягкие касания к голове, говорящие больше слов. Ты единственный, кто способен меня понять и принять все мои странности без лишних домыслов или пререканий. Может быть даже и хорошо, что тогда я провалил экзамен и встретил тебя. До сих пор не знаю, что это – невезение или большая удача. Наверное, настоящая мечта – встретить такого друга, а не быть зубрилой в престижном университете. Оказывается, чтобы заснуть, нужно просто почувствовать, что ты не один. Впрочем, это и есть моя главная ошибка – излишняя сентиментальность и неосмотрительность. Вокруг раскинулось только бескрайнее поле, вдалеке окружённое сухими колосьями, что беспечно колыхались, точно дышали и тихо переговаривались между собой, шелестя ломкими ржавыми стеблями. Над головой растянулось бескрайнее тяжёлое низкое тускло-соломенное, будто бы пыльное небо с огромными бронзово-золотистыми облаками. Солнце из огненного диска превратилось в перламутровое, мутное пятно. Только напоминание о теплоте и сухости дня, в настоящем же – густой влажный воздух с примесью азота. К грозе. Но самое важное – абсолютная тишина, не нарушаемая ни порханием разноцветных бабочек, ни гудением мохнатых шмелей. Складывается ощущение, словно находишься под невидимым куполом, не пропускающем звуки из вне. Заморосил мелкий, холодный дождь. Первый раскат предвещённого грома. Пришлось подниматься на ноги и брести, куда глаза глядят. Не то, чтобы в этом была необходимость, просто не хотелось оставаться на месте. Может быть, здесь кто-нибудь есть? – Эй! – крик в пустоту. Ответа, как и ожидалось, не последовало. "Очередной сон, – подумалось мне, – как же проснуться?". Колкие, остроугольные листья с бурыми прожилками невесомо касались щиколоток, прося тем самым остаться. Вокруг витал запах иссохшего разнотравья и сена. – Что на этот раз, подсознание? К чему всё эти кошмары? Я хочу хоть один раз заснуть без сновидений, это так сложно? – изнутри защипало лёгкие, задрожали руки, но бессмысленные вопросы по-прежнему сыпались градом Сдерживать натиск раздражения не получалось. – Ради чего всё это?! Что ты хочешь сказать, хватит ходить вокруг да около! Позади что-то затрещало. Чуть помедлив, я обернулся, стараясь сдержать вопль отчаяния и успокоить рваный ритм сердца, вырывающегося из груди. – Сэро…? Сэро, где ты? ... Но впереди не было монстров. Только обеспокоенный парень, суетливо искавший меня. – Денки? Эй, я здесь! – но как бы я ни старался размахивать руками и звать его, он меня не мог ни увидеть, ни услышать. И даже бросившись навстречу, юноша никак не отреагировал. Что ж, прекрасно, в реальной жизни всё точно так же, люди не замечают меня, как бы ни старался стать лучше. Но всё тщетно. И даже незнакомый парень из грёз пренебрёг мной. Как только веки сомкнулись и я, сделав глубокий выдох в надежде успокоиться, постарался привести разрозненные мысли к единому целому, потрескавшаяся кожа на руках обратила на себя внимание, неприятно покалывая и зудя. Опустив взгляд, мне сделалось дурно до паралича и онемения в конечностях. Всё внутри обмерло, и только сиплый вздох вырвался из груди, будто бы от удара под дых. Пальцы почернели, точно обуглились, неестественно быстро разлагаясь. В серо-бурой массе из кожи и сухожилий виднелись сгнившие сосуды и оголённые, размягчённые кости. Я вскрикнул от ужаса, хватаясь за кисть, в забытии не видя перед собой ничего. Пустынное поле и песочное небо слились воедино, заволакивая обзор пеленой. Ослепнув от ломящей боли и ужаса, утратилась последняя связь с остатком от прежнего мира. Погружаясь во мрак, затекающий в закоулки разума масленичной жидкостью, я потерял огонёк надежды. В темноте последняя мельчайшая искра, не способная осветить даже стопы – только голос Денки над самым ухом не позволил окончательно сойти с ума. И хотя он меня не слышит, но всё равно находится где-то рядом и ищет. – Сэро, ты здесь? Скажи что-нибудь, пожалуйста! Скажи, что не оставишь меня одного больше! – ломящий кости крик, прерываемый плачем, режущим хлеще острейшего в мире ножа по оголённым проводам нервов, и всхлипами, по-настоящему разбивающими в дребезги сердце. Вот бы вместо него вложить холодную звезду, чтобы больше не чувствовать залитой по всему нутру агонии. Не чувствовать ничего. Жить в мире без ненависти и любви. – Я здесь, рядом и никогда не брошу тебя! – из последних сил завопил, срывая голос и повреждая связки, больше не боясь увязнуть в плотной чёрной воде. Я буду повторять это снова и снова, пока не охрипну. Тьма отступила, воцарилась мёртвая тишина, в которой даже собственный пульс стал неимоверно громим. Пшеница по-прежнему плавно шевелилась, тучи мягко скользили по небу. Только парень близь меня стоял без движения, будто и не дыша. Проницательный взгляд янтарно-коньячных глаз насквозь прожигал, точно рентгеновские лучи, так что я неосознанно замер как вкопанный, напряженно вглядываясь в лицо блондина, запоминая каждую изящную черту, утончённую линию скул, неповторимую особенность. Каждую родинку на щеках. Где-то вдалеке загромыхало, следом ударила неоново-фиалковая молния, но мне не было страшно, наэлектризованный воздух испепелял гораздо больнее. Полило как из ведра. Мгновенно вымокшие, мы не сдвинулись с места, несмотря на поднявшийся ветер ураганной силы. Всё мысли, всё обострившееся внимание было приковано лишь к блондину, к его едва приоткрывшимся бледным губам, напоминающие цветом пыльные розы. – Сэро. Ты бы смог умереть за меня? Я проснулся, не сдержав громкий вскрик. В сумраке комнаты и из-за влаги в глазах силуэт Киришимы напротив был едва различим. Его голос дробился на зациклившиеся отзвучия, накладываясь на белый шум и эхом двоясь в голове. Слова будто бы поместили под слой мутного стекла, так что их невозможно было разобрать. Приходилось пристально вслушаться, чтобы уловить суть, но острая, пульсирующая боль в висках всё равно не позволяла достаточно сосредоточиться. Хаотичные звуки никак не хотели складываться в единое целое. – Ханта, всё хорошо. Просто очередной дурной сон. Всё в порядке. Я рядом с тобой. Пожалуйста, посмотри на меня, – Эйджиро, крепко сжимая костлявые плечи, обеспокоенно вглядывался в моё, вероятно, побледневшее лицо. Его чёрный широкий зрачок поглотило трепещущее багряное пламя, испепеляя адским жаром мигрень, пустившую свои корни глубоко внутрь меня. Как только я сделал то, о чём он попросил, появилась тень ободряющей, ласковой улыбки. – Отлично, а теперь..., – внезапно голос заглушила трель будильника, подобная школьному звонку. Злосчастные часы надрывались, бешено стуча молоточками о металлические барабаны. Хотелось вышвырнуть их в стену, но затёкшие руки не поднимались, благо Киришима заставил устройство умолкнуть минимум до завтра. – Как раз хотел сказать, что вот и утро. Вставай умываться, поговорим на кухне. Я рассеяно кивнул, схватившись за виски, массируя их в надежде утихомирить стук крови, но ничего не помогало. Придя к мнению, что прохладная вода и в правду может стать спасением, пришлось нехотя подняться, выбираясь из нежного плена одеяла, собирая расфокусированный взгляд в одну точку. Вокруг тёмная завесь, пятнами мерцают яркие бляшки, точно резвые мальки в озере. Затаившись, медленно подкрадывается тошнота. Похоже, снова упало давление. Сейчас бы кружку сладкого крепкого чая с мёдом... И всё же я осторожно сел на край кровати, горько выдохнув, после чего последовал в ванную. В зеркале – несуразный юноша с сапфировой синевой космоса под глазами, больше напоминающей гематомы. Слипшиеся, лохматые волосы цвета вороново крыла. Слезоточивые от огненной соли, в тусклом свете прозрачные, как чёрное стекло, глаза. Точно ли это всё я? А ведь раньше... Впрочем, хватит о глупостях, Ханта. Очередной рассвет, новый день, новые трудности и вместе с тем возможности. Да и пары никто отменять не собирается. Полностью собравшись, надев любимые свободные джинсы, скрывающие заработанные по неосторожности синяки на коленях, и шершавую льняную рубаху, приятную к телу, закинув в рюкзак учебники с тетрадями и зарисовку для будущей проектной работы, я лениво дотащился до кухни, плюхнувшись на стул и радуясь возможности выпить что-то горячее, чтобы согреться. Голова упала на жилистые предплечья, отчаянно захотелось поставить этот момент на паузу, чтобы взять небольшую передышку от внутренней грызущей нервозности, но одного желания, как известно, всегда недостаточно. Поэтому в следующую секунду передо мной со звоном материализовалась тарелка, дробящая застенчивые солнечные лучи на радужные осколки, рассыпанные по нежно-кофейной мерцающей скатерти. Порция аппетитной овсянки – лучший завтрак на свете, вот только есть совсем не хочется. – Что будешь? – и вновь серая будничная дилемма, вопрос, отличный от всех остальных лишь скрытой заботой. Киришима, словно хороший старший брат, всегда внимателен к переменам моего настроения. – Чай. С сахаром, – от чего-то совсем не стремлюсь уточнить какой именно. Наверное, в надежде, что мой друг обладает навыком телепатии, ведь у нас огромный выбор вкусов: мятный, вишнёвый, яблочный, апельсиновый с лавандой, ромашкой, жасмином, корицей, липой, бергамот и душистый чабрец… – Ладушки. Эй, ты должен немного поесть! Отказ категорически не принимается. Я не пойду вновь забирать тебя, если потеряешь сознание, – наглая ложь. Конечно же пойдёшь. Ты ведь и сам это понимаешь, не правда ли? Впрочем, на автомате беру ложку и, несмотря на то что в горло кусок не лезет, неохотно приступаю к трапезе. Один только вид каши вызывает отвращение, но кому сейчас легко? В целом, завтрак проходит в комфортной для нас тишине, что немного смягчает мою учесть. Но умиротворение, к сожалению, не вечно. – Так что тебе снилось? Я ждал этого вопроса с самого пробуждения, но оказался совершенно бессилен, встретившись тет-а-тет с ним. Разум свернулся в клубок из сумбура, руки пропали во власти мелкой дрожи. Сердце обожгло ножевой раной, когда в воспоминания ворвались жестокие слова, бросившие в озноб, и блондин с проницательным, настойчивым взглядом, щеки и нос которого, усеяны бронзовыми упавшими звёздами. Но вечность играть в прятки со страхом не вариант, поэтому, хватаясь за последние крупицы решимости, я, ничего не утаивая, принялся за рассказ. Мысли то и дело перескакивали, перебивая друг друга, несмотря на прикладываемые усилия абстрагироваться от переживаний, точно неизвестный писатель от скучной действительности. Наверное, честность – глупая черта в человеке, ведь когда знаешь слишком много чужих секретов, инстинктивно понимаешь, куда нанести удар будет больнее. Но Эйджиро можно довериться. С самой первой встречи это померещилось в случайных прикосновениях пальцев, показалось в абсолютной тишине, в которой интуитивно раскрылся шифр языка жестов тела. И вот, к чему это привело: он стал моим сборником снов, выписанных курсивом на всех разворотах поверх вещей поважнее, ведь мой друг всегда ставил меня выше других проблем. До сих пор рассуждаю, и чем я только заслужил такое к себе отношение? Наверное, эта тайна так и останется под толстым слоем вековой пыли времени. Киришима вздохнул, собираясь что-то сказать, но мне так не хотелось упиваться унизительной жалостью, поэтому пришлось перебить его. – Вот что, занятия через полчаса, а мы даже ещё не на улице. Опоздаем же так. Пойдём! – по телу расползлась едкая, обжигающая органы смесь из вины и отвращения, но времени на самобичевание не осталось. С тяжёлым чувством в груди, мы встали из-за стола, убрав посуду и направившись к входной двери. Загремели ключи, щёлкнул замок. Улица встретила нас ласковым ветерком и ментоловой прохладой, прежде чем я с Эйджиро полностью смешались с толпой, растворившись в людском потоке. Мы двигались вместе с течением, каждый думая о своём. Не могу знать точно, что происходит его в мыслях, какие навязчивые идеи преследуют по пятам удавкой, угнетая безрадостными мотивами, но он совсем сник, а в карминово-алых глазах поселилась печаль, затемняя некогда искрящуюся рубиновыми переливами радужку. Обычно, тоска – противоположность Киришиме, поэтому удручающе видеть его в таком состоянии, понимая к тому же, что в этом только моя погрешность. Стараясь найти выход из ситуации, я совсем не заметил, как оказался напротив неброского здания, именуемого нашим универом. – Что ж, вот и на ме-..., – но договорить не сумел. Слова попросту застряли комом в горле. Я выпал из реальности, проваливаясь в бездну, куда не донесётся ни птичья песня, ни человеческий крик, когда увидел его во плоти, того самого парня. Живого, настоящего, громко смеющегося и с обворожительной озорной улыбкой, расплывшейся по тонким, бархатно-соблазнительным губам. Он, точно Солнечное божество, шествовал впереди, озаряя для всех невидимым светом дорогу. –... Ты мне поверишь, если я скажу, что вон тот блондин – из моих снов? Эйджиро перевёл многозначительный взгляд в его сторону, озадаченно хмыкнув, а мне довелось отсчитывать секунды до приговора. Может быть, так возникает безумие? Сначала галлюцинации, потом голоса… – Верю, потому что абсурд, – облегчение и эйфория изничтожали в прах. Точно заживо загоревшись, я совсем перестал чувствовать ноги, лишь сердце бешено заколотилось единым ритмом. Благо, мой друг вовремя подхватил меня. Так вот какого это, быть фениксом и восстать из пепла? – А если скажу, что, кажется, он в опасности, доверишься мне снова? –не видя ничего, кроме огненно-красных глаз, топящих в вязких бордовых волнах, тихо прошептал я, задыхаясь от прилива жара. В гортани пересохло, будто от распития обжигающего игристого вина. Испытанное благоговение переросло в восторг, резко сменившись смятением и страхом. А если все увиденное мною – предупреждение? Не может ведь быть таких совпадений, чтобы во снах незнакомые люди являлись идентичными копиями настоящих? Ответа Киришимы я не услышал, двинувшись следом за обольстительным миражем, протягивая руку к фантомному ореолу света вокруг. Ну и что, если это лишь воображение, я так хочу прикоснуться к нему... – Эй, эй! Ты куда? – мне захотелось сбросить чужую руку с плеча, хотя мой друг прав: что же мне сделать, когда парень обернётся? Извини, это странно, но с тобой вот-вот что-то случится? В таком случае я точно больной. Ступни приросли к асфальту. Я замер, слушая мелодию участившегося пульса и раззадоренного адреналина. – Извини, что-то совсем «того» уже, – натянуто улыбнувшись и отступив на шаг, украдкой посмотрел в сторону взволнованного Эйджиро, покрутив пальцем у виска. Своеобразный знак, что не все дома. – Не напомнишь, какая у нас первая пара? – Сэро, если избегать проблем, они магическим образом не исчезнут. «Как бы хотелось, чтобы они испарились, как пары спирта, оставив в напоминание о себе неподвижную пустоту», – подумалось мне – Да, ты прав. И что теперь делать? Он подумает, что я сумасшедший, – Киришима прищурился, глянув вслед блондину, будто на его спине есть ответы, а если и нет, то выжигая свои. По телу пробежался холодок. Стало не по себе. – Вроде бы он на 2 или 3 курсе... Предлагаю проверить после занятий. Нужно хоть познакомиться с ним, – я пожал плечами, скептически подняв бровь. Идея не была абсурдной, но являлась сомнительной. – Ты знаешь, а вдруг это большое совпадение...? – Эйджиро только усмехнулся. – Ну, и ладно! Знаешь, твою жизнь гробит лишь твоя же нерешительность. Почему не попытаться? Может, найдёшь себе нового приятеля? Почему бы и нет? Если бороться, то до конца! – лучистый оптимизм так и сочился блистательным светом, будто сама кожа фосфоресцировала мягким белоснежным сиянием. Искренняя улыбка сама по себе заиграла на губах, вместо ответа. Я расслабленно расправил плечи, вдыхая весенний воздух полной грудью. В голове зазвучало эхо, напоминающее горные водопады и снежные бури: "Почему бы и нет?"***
Я беззаботно слонялся по оживлённым коридорам университета, от чего-то чувствуя небывалое облегчение, точно за спиной выросли белоснежные крылья. Интересно, во всех учебных заведениях даже во время пар стоит тихий гул голосов, а в воздухе витают последние новости, сплетни и обсуждения о том, кто с кем сошёлся или расстался? Наверное, всюду свои странности. В любом случае, важные пары закончились, а с физкультуры можно и незаметно уйти, всё равно никто не проверит посещаемость. Что касается парня из снов, то действовать нужно как можно более продуманней и осторожней. Мне рассказали, что он с факультета литературоведения или что-то подобное, поэтому книжный рай – идеально место притаиться и наблюдать. В просторном зале, напоминающем келью, зияла стоячая в рассеянных лучах света серебристая пыль и горели золотом и медью корешки множества многотомных рукописей, опрятно расставленных на дубовых полках, в идеале каждая на своём месте в алфавитном порядке, если бы не труд недобросовестных студентов. Умеренная тишина, уютный шелест страниц и шуршание тетрадных листов, щелчки ручек – кропотливая работа в самом разгаре. Зевая от скуки, мне оставалось только околачиваться в лабиринте из стеллажей, выискивая чём бы себя занять среди забытого царства канущих в лету монологов и рассуждений. Книг такое несчётное количество, но ни одна из них не смогла по-настоящему привлечь внимание к себе. В итоге, после упорных скитаний, довелось всё же наткнуться на увесистый сборник рассказов. То была русская классика авторства Куприна. Сразу же вспомнились его небольшие, но живые и яркие истории, и невероятно живописный слог, немудрённый, воздушный, при этом точный и содержательный. Значит, вот как я проведу следующий час – за ностальгией, перечитывая произведения, бережно перелистывая плотные, пожелтевшие от времени, гладкие, лакированные страницы, будто лаская их пальцами, мягко поглаживая и вдыхая ветхий запах старости и чернил. Иногда я сам себе напоминаю одного из героев данного творца – невзрачный, излишне привязчивый, до абсурда наивный чудак, который слишком уж верит в людей. А чем же закончится его история? Правильно, смертью и похоронами... Впрочем, не стоит о грустном, для этого время найдётся всегда. Мне должно быть в настоящем, проживать каждый момент точно последний, позабыв уже наконец-то о «синдроме отложенной жизни». Во всем есть своя эстетика, даже в томительном ожидании, например, сладостное чувство предвкушения или поселившийся в груди нарастающий ропот, непредсказуемость и медлительный хаос. Время, на удивление, пронеслось с удивительной скоростью, так незаметно, точно уходящий последний поезд с платформы, а я всё читал, поглощая строчку за строчкой, погружаясь в сюжет, более не замечая ничего вокруг: ни трели птиц за окном, ни обсуждений учащихся, ни шагов поблизости. Лишь только когда кто-то сел напротив, хлопнув по столу стопкой книг, я очнулся, насупившись от громкого звука, будто от разрыва барабанной перепонки, и с раздражением прищурившись. Негодование было так и написано на лице, поэтому незнакомец поспешил извиниться. – Ой, прости, напугал? Честно, не хотел, – он дружелюбно улыбнулся, а я, подняв растерянный взгляд, остолбенел. Перехватило дыхание, стоило только блондину протянуть руку, точно мы старые, закадычные друзья. Тело так и приросло к стулу, напоминая о своём существовании ощущением стекающих капель по спине. – Между прочим, хороший сборник. Я тоже люблю классику. Знаешь, давненько не видел, чтобы кто-то притрагивался к Куприну. Будем знакомы? Сможем вместе пообсуждать литературу, если тебе интересно. Хотелось завопить от восторга, заплакать, глупо засмеяться и вскочить, как сумасшедший, схватив его за плечи, словом, что угодно, только бы не молча пожимать руку, ухватившись за неё неестественно крепко. Юноша, впитав каждой порой моё смятение, вдохнул зависший в воздухе зрительно различимый шлейф из неловкости, необъяснимо верно предугадав разразившуюся бурю тревоги в мой душе, так что быстро мекнул что к чему и ободряюще растянул губы в ухмылке, так, что всё бронзовые звёзды на щеках ослепительно заискрились, взмыв вверх. Он вовсе не попытался высвободить ладонь из захвата, наоборот, совсем позабыв об этой мелочи, принялся дальше за расспрос. А я всё держал и держал, боясь отпустить. – Меня зовут Денки. Каминари Денки. А тебя? Какой факультет? – приятный голос напоминал потрескивающее пламя в камине или шум летнего проливного дождя. Я пропал абсолютно и бесповоротно, стоило только прислушаться к его мягкому тону, тембру, резонирующему с моим сердцем, лёгкому, будоражащему рассудок придыханию. Каждая кратковременная пауза между вопросами, словно полет с обрыва, в то время как на тело ложилась росой испарина. Так силен страх, что он исчезнет, растает, обратившись в невесомую пыль в медном сиянии. Заворожённый, я не смел даже вдохнуть, от волнения побледнев и совсем разучившись говорить, захмелев без вина. Окатила морской волной эйфория, язык, заплетаясь, совершенно не желал подчиняться. Сглотнув пенистую, вязкую слюну, пришлось сконцентрироваться, чтобы ответить внятно. – Меня зовут Сэро. Ханта Сэро. Учусь на филолога. Знаю, звучит не шибко интересно. В любом случае, рад познакомиться! –Ну, а я тут новенький. Относительно недавно перевёлся. Ты первый, с кем я знакомлюсь с других курсов. Будем друзьями?– выскользнув из плена, ладонь Денки мягко легла ко мне на напряженные мышцы плеча, чуть похлопывая. Под его пальцами разлилась приятная теплота, будто жар от солнечных зайчиков, нежно припекающих кожу. Изнутри грудь обожгло раскалённым, сухим воздухом. Взгляд лихорадочно заметался, стараясь запечатлеть каждую черту его лица, выжечь в памяти каждую шоколадную крошку вместо родинок, каждый поцелуй лета на щеках и медовый отблеск ясных коньячных глаз, каждую озорную искорку жидкого янтаря в глубине полупрозрачной, точно стеклянной, радужки. Вот бы записать на подкорке мозга его голос и плавность движений. Навсегда оставить в сердце осколок согревающей улыбки. – Конечно, –встрепенувшись, я немедля ответил, добродушно хмыкнув от переполняющего счастья, – будем друзьями.***
– Киришима, можешь представить себе! Я думал, что умру прямо на месте! Это взаправду, это не сон! – пьяный восторг разлился по венам да то, что кровь закипела от бурной радости, сердце оглушающе забилось в груди. Чувства, дарующие невесомость, затмили все остальные неважные мысли, раскрасили мрачный мир в золотые, мятные, лавандовые и земляничные тона. Я схватил Эйджиро за толстовку, вынуждая идти быстрее, ибо не в силах был хоть немного угомониться. Хотелось куда-то бежать, парить над землёй, едва касаясь её носочками пальцев, в то время как мой друг лениво перебирал ногами от усталости после занятия лёгкой атлетикой, на которой пролил ни одну реку пота. – Здорово, конечно, но, пожалуйста, поспокойнее. Тренировка правда была изматывающей... – он обречённо вздохнул, однако тут же ухмыльнувшись, обнажив клык, как только мои глаза ненамеренно закатились от притворного недовольства.– Ладно-ладно. Может зайдём, посидим в кофейне "TrueTenderness"? Я отдохну, а ты расскажешь подробности. – С удовольствием. Потревожить Ашидо – святое дело. Она как раз жаловалась, что ей нечем заняться. Так мы и отправились прямиком в центр города, туда, где работала девушка-катастрофа. Очаровательный буйный нрав вкупе с безбашенными выходками, бесконечным озорством и трогательной сентиментальностью – всё это наша подруга, Пинки, как привыкли все звать. Это прозвище возникло ещё со времён младшей школы, когда она перекрасила волосы в цвет розы сорта Фейри или Синдерелла, и так и осталось с ней до самого университета. После учёбы Ашидо всегда трудится на полставки, думаю, больше из-за бесплатного кофе, как приятного бонуса к зарплате, чем самих денег. Впрочем, не одной же ей наслаждаться напитком богов, тем более с добавлением кленового сиропа и корицы. На улице моросил мелкий дождь и сияло упрямое Солнце. Влажный воздух мягко ласкал тело, бросая холодные капли в лицо. Повинуясь наивному желанию, я остановился, выискивая радугу, которая только принялась набирать цвет. Сегодня она отзеркаленная, как бы с двойным ореолом, точно бледноватым нимбом. Игра света, не более, но до чего же захватывает дух, когда смотришь на неё на стыке кристального чистого неба и темноты, ряженой в слежавшуюся серую вату графитовых туч, низвергающих ангельские слёзы, раздробленные в водную пыль. Видит ли Каминари эту красоту? Киришима тихо вздохнул, и я понял его мысли без слов. Действительно, завораживающее зрелище. Зазвенели маленькие стеклянные ловцы ветра, следом захлопнулась дверь. Растирая замёрзшие костяшки, мы неспешно прошлись к стойке и, поздоровавшись с напарницей Пинки, позвали её саму. Девушка отвлеклась от автомата для приготовления кофе и, широко улыбнувшись, поспешила к нам, сразу же заключая в медвежьи объятия, ещё толком не остановившись. Я мягко потрепал её непослушные вьющиеся кудри, вдыхая ванильный парфюм, пропитавший подругу насквозь, точно она состоит из карамели и сахарной ваты. – Рада вас видеть, мальчики! Надеюсь, вы пришли не только ради вкусняшек, но ещё и навестить старую-добрую меня? Прыснув в кулак, Эйджиро всё же не смог сдержаться, и в итоге, расхохотавшись, сжал девушку до хруста позвоночника, удваивая её бурный восторг. Она в долгу не осталась, тут же ухватившись цепкими пальцами за бока, начиная беспощадно щекотать парня и довольно гоготать, растягивая удовольствие от злорадства. Мне досталась учесть наблюдал за этим ребячеством, наслаждаясь данной драмой в три акта. Впервые на душе так спокойно, точно всё на своём месте и идёт так, как надо. Потрясающее чувство, мягко обволакивающее изнутри. Как бы его наречь? Нега? Нирвана? Блаженство? – Мина, так это и есть твой парень?– опешив, я обернулся, рассеяно разглядывая незнакомку, которая переводила взгляд то на меня, то на Киришиму. Он последовал моему примеру, тут же растеряв озорство. – Ах, если бы... Боюсь самая большая любовь для него – творожные сырки, кофе с миндальным молоком на халяву, да старые пыльные книжки. Но, не теряем надежду, как говорится, – звонко рассмеявшись, точно мелодичное перешёптывание хрустальных маленьких колокольчиков, Пинки вскинула руки в жесте "сдаюсь".– Ладно-ладно, шучу. Да и знаю я его слишком уж долго. Это всё равно, что начать встречаться с братом, бр-р-р. Ну, а с Эйджиро я знакома чуть ли не с пелёнок, так что ответ всё ещё нет. Хлопнув аловолосого по затылку, девушка продолжила шуточную перепалку. Я же демонстративно вздохнул, стараясь отвлечься от физического проявления смущения в виде учащения биения сердца. Что ж, самое время отыграться на этой девчонке. Сев за импровизированную барную стойку и отвернувшись бурлящего переполоха, я смерил её оценивающим взглядом. За кассой она стояла немного растерянная и пристыженная, однако, не отводила красивых ореховых глаз с вошедших в кураж ребят. Объёмные локоны цвета варёной сгущёнки каскадом покоились на плечах, колышась от сквозного весеннего ветерка, подобно золотистой пшенице. Взгляд опустился чуть ниже, к шее, где висела подвеска, скользя по тесёмки бретелек рабочего фартука. И без того румяные щеки незнакомки мгновенно зарделись ещё сильнее, когда она соизволила обратить на меня внимание. – Ну, раз бейджа я не обнаружил, то позвольте узнать Ваше имя старым, надёжным классическим способом. –Ой, – она неловко поправила миловидную форму, расправляя смявшиеся рюши, после убрав выпавшую прядь за ушко,– совсем и забыла его прикрепить. Меня зовут Очако Урарака. Друзья называют просто Уравити. Извините, за мою бестактность. Как Ваше имя? Нежный голос, приятная опрятность и открытый доброжелательный взор, девушка-сказка невольно вызвала табун мурашек по коже, словно сотни бабочек расселись по телу, то и дело складывая и расправляя крылья. На губах заиграла робкая улыбка, хотя мгновенье назад о ней не могло быть ни речи. – Может, передём на "Ты", всё же ещё не такой старый? Меня зовут Сэро. Ханта Сэро. С недавних пор в друзья в шутку называют сырок. Приятно познакомиться, Уравити, – девушка крепко пожала протянутую ей руку. После недолгой паузы и обмена вежливыми формальностями, я продолжил диалог. – На самом деле хотелось поговорить с Миной о недавних событиях, но, похоже, моим слушателем будешь ты, если не против. Кстати, пожалуйста, один карамельный латте на миндальном молоке за счёт Пинки. Само собой разумеется. За ней давний должок. Грациозно развернувшись на все сто восемьдесят градусов, Урарака принялась за заказ, как бы невзначай уточнив, что именно не даёт мне покоя. Иногда кажется, что девушки обладают скрытой силой читать мысли, иначе как объяснить, откуда они узнают о том, что в жизни идёт не всё гладко, я ведь даже ещё не уточнил, в чём суть предстоящего разговора. Сделав на густой молочной пенке аккуратный рисунок, Очако осторожно поставила стакан на стол, сев напротив, с любопытством глядя прямо в глаза. Сияющие кремовые блики заискрились в предвкушении. Невольно подумалось о том, что она похожа на ангела-хранителя, так искренне изнутри светилось некое благородство и альтруизм. – Премного благодарен за кофе, правда очень приятно,– сделав глоток, волей-неволей пришлось отодвинул напиток богов в сторону, опустив подбородок на сцепленные в замок пальцы. Позади послышалась возня, а после воцарилось затишье. Уверен, Киришима и Мина умолкли, подсев поближе, внимательно вникая в каждое моё слово. – В это тяжело поверить, но... Так я и доверил им частичку себя, совершенно не чувствуя страха, хотя и был прекрасно осведомлён о возможных рисках. Эйджи мне словно брат, Пинки– сестра, а Уравити, кажется, новый друг. Тогда, почему бы и нет? Говорят ведь не просто так, что если откроешься людям, то они потянутся к тебе. – Что мне теперь делать? Стоит ли ему рассказать? Подумает ещё, что я на голову больной. Не ошибётся, конечно, но мало приятного. Нахмурившись в глубокой задумчивости и поджав губы, Мина скрестила руки. Киришима смиренно опустил голову на предплечья, выражение лица напоминая утомлённого корги. Очако смерила меня испытующим взглядом горячего какао. Растопленный шоколад радужки заблестел, зашевелился и замерцал раздробленный свет. Чёрный зрачок окаймил золотисто-янтарный ободок, обруч из расплавленных звёзд. На миг пропав в орехово-кофейной бездне, я пришёл в себя, лишь когда она подалась всем гибким телом вперёд, шепча, чтобы никто из присутствующих клиентов не смог расслышать: «Попробуй подружиться с ним. Притаись, наблюдай и действуй только тогда, когда подскажет интуиция. Он должен доверять тебе, прежде чем ты все расскажешь». Помедлив, я кивнул, только сейчас заметив, как сильно засаднило в горле. – Верно,– вставила своё мнение Пинки.– Это хорошая позиция. Так ты его не напугаешь, к тому же может все эти кошмары в итоге прекратятся. Отличный план, Уравити! – А я говорил ведь тоже самое, – завершил дискуссию Эйджиро, по-кошачьи лениво прикрывая веки. –Спасибо, ребята. В образовавшемся безмятежном безмолвии, к удивлению, даже не нарушаемому немногочисленными посетителями и звоном чашек и блюдец, как гром среди ясного неба раздался тихий голос Мины. – Кстати, раз уж у нас вечер откровений, тот парень, о котором я говорила... Мы расстались. – Что? – Почему? Что-то произошло? – Он тебя чем-то обидел? Под градом вопросов девушка неловко отвела взгляд, рассеяно уставившись в окно. Оказывается, за стеклом всё это время бесновался ливень. Да уж, погода действительно непредсказуемая. – Нет-нет, ничего. Просто, это не мой человек. Только неделю отпуска на него потратила зря... Все в облегчение засмеялись, ведь если Ашидо продолжает шутить, то всё не так плохо, как кажется. И только Очако понимающе кивнула, похлопав подругу по плечу. Что-то в её невесомом, лёгком движении, может, в дрожании ресниц или в остановившемся дыхание показалось немного странным. Будто от услышанного стало легче? Так или иначе, я не придал этой сомнительной вероятности должной значимости. Мы продолжили разговаривать обо всём на свете, пока не появились очередные клиенты, промокшие до ниточки и нуждающиеся в полотенце и горячем чае. Пока бариста разбиралась со вторым, а Очако принимала заказы, я с Киришимой помогал каждому немного просушить вещи, благо, батареи всё ещё грели, хоть и слабенько. Когда стемнело, мы вчетвером все порядком притомились. Ашидо протирала барную стойку, а остальные убирались в общем зале, отмывая от кофейных пятен столы и подметая пол. Помочь было не трудно, к тому же девушки освободятся пораньше, что не могло не радовать. – Ещё двадцать минут и свобода,– довольно протянула курчавая, любуясь чистотой.– Спасибо большое, ребят. Я устало улыбнулся, торжествуя, ведь день заканчивался весьма благополучно.***
– Эй, Сэро, хватит сидеть за домашкой. Ты хоть знаешь, который час? – в сумраке прозвучал недовольный, заспанный голос. Лицо было скрыто вуалью ночного мрака, но раздражение так и тлело раскалёнными докрасна угольками в рубиновых глазах. Эйджиро облокотился бедром о стол, сложив руки на груди, подобно тюремному надзирателю. Спорить совсем не хотелось, голова уже не соображала и дико клонило в сон, веки тяжелели с каждой секундой, но позволить себе уснуть нельзя: только упади на желанную подушку, и задушат кошмары. Да и внеаудиторные задания требовали внимание. Словом, я был в отчаянном положении, где-то на грани между осознанностью и механическими действиями. Пальцы упрямо стучали по клавиатуре, щурясь, приходилось концентрироваться на буквах, иначе они расползались по сторонам, растворяясь красивым вихрем краски в воде. Однако и это вскоре стало непосильной задачей, поэтому мне оставалось только печатал вслепую, больше надеясь на мышечную память. –Эй, – он негодующе взмахнул рукой у монитора, пытаясь отвлечь от монотонной работы, впрочем особо не помешав, ведь строфы неостановимо уплывали из поле зрения, оставляя чернильные разводы на электронной бумаге.– Сэро, ты сохранил файл? Не заметив подвоха, я щёлкнул мышкой, перебрасывая практически завершённую ВСР в соответствующую папку. Убедившись, что все прошло в соответствие с планом, Киришима хищно ухмыльнулся, обнажив острые зубы, отразившие белый отблеск, и выдернул шнур из розетки. В комнате в то же мгновенье воцарилась потрескивающая тишина, а после экран померк, как каждый раз бледнеет Луна, прежде чем окончательно затеряться в предрассветном небесном аквамарине. Честно, хотелось взвыть, чувствуя, как всё тело увязло в густой черноте. Как ни приглядывайся, разглядеть очертания предметов и мебели больше не представлялось возможным, и только тусклая полоса серебристого рассеянного света проникала через окно, деля комнату надвое. Из темноты выскользнула рука, ухватываясь за мои плечи, настойчиво барабаня по выступающим косточкам. Вздрогнув больше от неожиданности, нежели из-за страха, прошедшегося мурашками по загривку, я бессознательно запричитал, заплетающимся языком смазывая слова. – Посмотри на себя. Ты же свалишься прямо сейчас замертво, – не расставаясь с нравоучениями и призывам к разуму, Эйджиро провёл меня до кровати, пока отяжелевшее тело засыпало прям на ходу, а мозг больше не воспринимал информацию и то, о чём он говорил с пылкой горячностью. Ноги больше не подчинялись. Кажется, как только голова коснулась чего-то мягкого, то я тут же провалился в бездну, каждую ночь становящуюся пристанищем для монстров из снов. – И тебе спокойной ночи, дурачок, – тихо выдохнул парень, напоследок устало и ласково улыбнувшись. Как жаль, Киришима, что эта ночь обернётся очередной катастрофой, моим персональным адом, стены которого воздвигнуты мной же. Стоя у двери в палату, игнорируя холодный пот, бегущий струйками по спине, меня швыряло то в жар, то в холод, знобя будто от повысившейся температуры. От неукротимой нервозности руки неосознанно сминали края нелепой, бесформенной больничной одежды, пропитавшейся до последней нити удушливым запахом стерильности и лекарств. Время точно перестало существовать, секундная стрелка прерывисто дремала, спросонья лениво сдвигаясь по миллиметрам, вскоре вновь засыпая. Гул учащённого пульса заглушал монотонный шёпот часов. А я всё ждал и ждал, не в силах отвести взгляда от простирающейся вдаль бесконечности белых коридоров, погрязших в полуосязаемой дымке, прислушиваясь к множеству чужих голосов, к тихим шаркающим шагам. Взглянув на запястье, на нежно-голубо-зелёный разлив, напоминающий сеть мелких рек, на губах невольно заиграла грустная полуулыбка. В каждой из вен текла темно-вишнёвая кипящая жизнь, вещество, в силах которого облегчить страданье Солнца-Моей-Вселенной. Распирающий изнутри мандраж доводил до тремора от одних только мыслей, что мой мальчик сейчас там, в комнате, лишённой звуков, заполненной до отказа проводами и машинами жизнеобеспечения. Нежные ручки отданы на растерзание замкнутым системам капельниц, а земляничный румянец давно сошёл с щёк, опавших и побледневших. Словно живой труп в функциональной кровати-гробу, он лежит, бездыханный и молчаливый, удерживаемый в мире, наверное, только своим невероятным упрямством. Знаю, он ждёт, когда я тайком проберусь к нему в палату, осторожно, точно к хрупкому горному хрусталю, прикоснусь к посиневшим, ледяным пальцам, невесомо обжигая губами каждый, оставляя на память ожог, и скажу, что пора просыпаться, пора возвращаться домой. К сожалению, это невозможно. Денки будет жить только в том случае, если я соглашусь отдать последнее, что у меня есть, то, что беспрестанно вынуждает заполняться артерии кровью снова и снова. Пусть и погибну – не страшно, не страшно идти навстречу к сущности в чёрном, если он вновь откроет глаза с расплавленными в них золотыми звёздами, если снова вдохнёт полной грудью, заполнив грудную клетку сыроватой свежестью пёстрых улиц. Страшно знать, что он больше никогда не очнётся. Из кабинета вышла медсестра с тяжёлым, серьёзным взглядом, буравящим в плоти сквозные дыры. Помутневший цвет радужки отнюдь не предвещал хороших новостей. Она плывущей, но скованной и грузной походкой направилась по направлению ко мне. Каждый шаг сопровождался гулом в ушах и вибрацией под нетвёрдой опорой. В нос ударил запах пороха, так что веки инстинктивно прищурились. Неясная тревожность и желание отступить на шаг от девушки, словно от пламени, заполнили мысли, но бежать некуда. Позади только бетонные своды стен. Загнанный в ловушку, мне ничего не оставалось, кроме как посмотреть страху в лицо, пусть оно и приняло девичий безобидный вид. – Добрый день, – шумовые помехи вместо имени. Почему-то совсем забыл, как меня зовут. Так странно, – мне очень жаль, вы не подходите в роли донора. Совпадение с... Но дальше слова затмил грохот сердца, провалившегося вниз рёберного склепа, и треск сломанных костей. Ни слова не разобрать, в висках оглушающе запульсировало в унисон с нестерпимой болью. Мир вокруг меня погрузился в вакуум. Только ослабевающий стук где-то в районе диафрагмы, напоминал о том, что реальность не захлебнулась в безмолвии. Рассеянно уставившись на медсестру, я механически что-то спрашивал, не веря в происходящее, со скептицизмом перешёптывался с тенями. Все стадии горя смешались разом, как только осознание стрелой пробило череп. Я больше ничего не мог воспринять, лишь наблюдал со стороны, как взвыл, чувствуя во рту горький привкус отчаяния, смешавшийся с металлическим. Тело трясло от раздирающей изнутри каждый орган агонии. Неужели ничего нельзя сделать? Неужели это конец? Мой смысл жизни погибает у меня на руках, тлеет, словно догоревший уголёк, а мне не под силу даже облегчить его мучения? Оттолкнув девушку, я бросился в палату, в самый центр зловещей тьмы разной плотности, пожирающей заживо Каминари, любовно смакуя каждый кусочек солнечного божества. А дальше: смазанные цвета и белый шум... Я проснулся. В холодном поту, с грохотанием рваного сердцебиения и клокочущем где-то в затылке страхом. В комнате тишина, тусклые стальные лучи с голубым переливом, в котором серебрилась пыль, говорили о том, что золотая звезда ещё не взошла. Небосвод сейчас покоен и мягок. Внешне я подобен ему, но вот в душе, под мощной броней из костей и кожи разразился настоящий Армагеддон. Словно обезумевший, жадно глотаю прохладный воздух несмотря на то, что пересохло во рту. Что ж, история по-прежнему циклична, и утро начинается не с кофе. Лениво собрав вещи в университет, натянув любимую чёрно-бело-жёлтую худи, к которой так сильно прикипело сердце, насильно залив в себя полстакана сладкого чая и заставив проглотить пару ложек каши, с облегчением выбежал из квартиры, на последок смазано бросив только что вставшему Киришиме, что его завтрак на столе, а мне нужно уйти пораньше. Оказавшись по ту сторону железной двери, тело забило мелкой дрожью. Спину покрыла испарина, напоминающая конденсат на стёклах. Я осел на холодную, местами разбитую плитку, обхватывая руками колени: больше нет сил каждый раз смотреть Эйджиро в глаза после очередного кошмара и врать самому близкому другу снова. Больше не хочется сражаться с притаившимися в омуте демонами. Совесть где-то на затворках сознания заскреблась кошкой, выворачивая наизнанку до тошноты, потроша желание реванша в щепки. Тыльной стороной ладони пришлось стереть мокрый след. Нельзя, чтобы кто-либо увидел проявление слабости. Прикрыв обожжённые солью глаза, захотелось раствориться во времени. Интересно, какого это, уйти в небытие? Почувствую ли я что-то, пересёкши эту грань? Внезапно завибрировал телефон. Настойчивое дребезжание выбило окаменелость и ступор, приглушило ломящую, острую боль.На экране крупными буквами загорелось "Каминари Денки". Точно, мы же обменялись номерами... Смахнув с ресниц прозрачные бусины, я тупо уставился в телефон, ощущая, как смятение сворачивается в ком в глотке. Повременив, всё же ответил, трясущимися руками приложив его к уху. Раздался звонкий голос, подействовавший лучше любого успокоительного. –Привет, Сэро. Может, пойдём сегодня вместе? – я хило приподнял уголки губ, хрипло согласившись и уточнив место встречи. В голове внезапно возник ответ. Денки. Денки причина, почему я должен продолжать бой и выиграть эту войну. –Эй, что у тебя с голосом? Что-то случилось? –Всё в порядке. Не переживай. Я потом расскажу.***
Вторник. 7 ноября 2017 года.
– На этом моменте я принял решение остановиться. Слишком не по себе стало продолжать чтение. Как-то неловко, вроде знакомишься с собственной личной жизнью, а ощущение, будто переживаешь чужую. Кабинет увяз в покойном безмолвии. Врач немигающе смотрела в мою сторону, напоминая притаившегося в ночи кота с горящими глазами-фарами, чего-то ожидая. Честно признаться, я и сам ждал загадочной неизвестности. В распоряжении осталась доля секунды, чтобы передохнуть и собраться с мыслями, сложив их в цельное рассуждение. Внезапно, видимо почувствовав особое доверие к внимательной девушке, мне захотелось рассказать о том, как противоречивые ощущения разрывают мою личность на части, пытаясь выискать среди руин ту, прежнюю. Я не мог разобраться в себе, не был уверен в том, кем на самом деле являюсь – отголоском из прошлого или кем-то совершенно иным, чужим для этого тела? Мне захотелось узнать, как можно справиться с когнитивным диссонансом и наконец-то отпустить того «Сэро», от которого остались лишь засохшие чернила и роспись угловатого почерка на светло-кремовых страницах ежедневника. Что мне с ним делать, похоронить или попытаться найти? Каждый раз, когда друзья задают этот вопрос мне в лицо, приходится отмахиваться пустыми фразами, вроде «Я тот, кто я есть» или «Неважно, я это просто я». Но глубоко внутри они по-прежнему остались без ответа, терзая совесть и разум. Ежедневно. Я так и не смог разобраться, и особо не надеялся на других, но именно в эту минуту вновь поверил в невозможное, решив довериться незнакомке. – Несмотря на то, что у нас одно и тоже лицо и имя, мы – совершенно разные люди. Он умер, когда я ещё не догадывался о своём существовании, так что нам не суждено было пересечься или проститься. В зеркале тела идентичны, но люди говорят о наших различиях. Как выяснилось, не похожи мы не только характерами, но и амбициями и выбранными путями к достижению цели. К примеру, он хотел написать книгу. Хорошая мечта. Был намётан примерный сюжет и первые черновики. Он поступил в престижный университет лингвистики, но никогда не задумывался о том, что делать дальше. Я же мечтаю не только о пресловутой книге, но и о её издательстве и продвижении. В этом наше различие. Я более решительный и дальновидный, хотя всё такой же неисправимый мечтатель, но более пылкий. При этом мы – одно целое. Но как это возможно? Не могу вспомнить о себе настоящем совсем ничего, и это настораживает и тревожит. Она молча кивнула, задумчиво уставившись на сцепленные руки у губ. Расставленные на столе локти служили надёжной опорой. По спине пробежались мурашки. Приятное чувство – когда тебя понимают или хотя бы пытаются. К сожалению, время не застывало на месте, как ни буравь строгим взглядом резной узор деревянной рамки, обрамляющей часы."Вот сеанс и окончен, – подумалось мне, прежде чем по привычке подняться на ноги, ступая на мягкий плюшевый ворс, – Глупо было задавать подобный вопрос за пять минут до конца». Девушка так же встала из-за стола, следуя немому ритуалу, и растянула уголки губ, изображая полуулыбку, но на неё это совсем не походило. Слишком неестественная и натянутая маска профессиональности. Возможно, чуть озадаченная. Она явно витала где-то в прострации, лихорадочно пропуская через себя мои слова, выжимая их них все соки, переворачивая и искажая, как только вздумается. Иными словами, анализируя. – Я попытаюсь ответить на Ваш вопрос, но прежде всего должна узнать продолжение истории и вникнуть в некоторые моменты. Так что до встречи в четверг, Сэро. Постарайтесь дочитать свой дневник. И как бы Вы не отрицали, но он всё ещё принадлежит только Вам несмотря ни на что. Не забывайте об этом.