Причина чтобы остаться это ты

ー Добро пожаловать! — с улыбкой сказала госпожа Хван, впуская в дом семью сына. Женщина обняла Хенджина, Чана и лишь пожала руку Феликсу, который также в ответ улыбнулся фальшивой улыбкой. Омега не хотел приходить сюда от слова совсем, ему хватило всего того, что он терпел за всю жизнь под одной крышей с семьёй мужа, да даже сейчас: не прийти было просто нельзя — Соллаль. В семье Хван приятно отмечать его в кругу большой семьи. На всевозможные отговорки о том, чтобы отметить праздник дома, Хёнджин отказывался. Говорил, что нельзя. Но для Феликса родители Хёнджина не семья. Точнее, он не чувствовал себя частью этой семьи. Казалось, он лишний, на него никогда не обращают внимания, как будто просто декор, входящий в комплект к Хенджину и Чану, и вовсе не человек.       Пока Хваны ведут весёлую беседу, вспоминая почти всех возможных родственников, Феликс сидит в дальнем углу рядом с ёлкой, иногда попивая шампанское и наблюдая за всем. На лице у него слабая улыбка, он любил смотреть, как муж и сын вместе сидят в тёплой атмосфере, смеясь во весь голос. Чан будто чувствует взгляд папы на них и оборачивается. Феликс замечает сына, который не понимает, почему папа сидит один, и просит его присесть рядом, но Феликс лишь отнекивается и остаётся сидеть на своём месте. — Ей Богу, Ёнбок, садись рядом, а не сиди, как будто тебя прогнали, — тараторит госпожа Хван. Феликс хмурится после её слов, но все же встаёт и присаживается рядом с Хёнджином. — Нельзя было сразу так? — фыркает женщина. Ли делает глубокий вдох и выдох. Он сдаётся, чувствует, что не выдержит. В жизни омега не простит никого, кто пытается его принизить, такого не будет никогда. — Простите, матушка, но если я себя комфортно не чувствую, смысл мне быть ближе? Особенно зная то, что никто не против того, чтобы я сидел там и меня не было видно? — вдруг не выдерживает Феликс, однако говорит это с улыбкой, пусть и довольно не естественной. — Ликси, не надо, — шепнул Хёнджин, коснувшись рукой плеча мужа, но на этот раз Феликс не собирается успокаиваться, будет идти до конца. — Чего не надо, Хёнджин? Я вообще это не начинал, сидел себе спокойно, а тут резко стал центром внимания, — прыснул Ли. — Я совсем не понимаю, почему в этой семье ко мне нет и никогда не было никакого уважения? Я вроде как муж вашего сына и папа вашего внука, но, кажется, всем плевать на это хотелось. Сколько бы лет не прошло, меня тут принимают как за левого прохожего, которого от жалости пригласили! Думаете, мне приятно отмечать семейный праздник вот так вот? Да, я тут только потому, что не хочу, чтобы из-за меня портились ваши отношения с Хёнджином и Чаном. Только от любви к ним, я тут сейчас стою. А мог бы сидеть дома, окружённый любовью, а не вашими признательными взглядами, — Феликс выплеснул всё, что скопилось у него на душе за это время. Конечно стыдно, что в Соллаль омеге приходится чуть ли не кричать на родителей супруга прямо перед его глазами, так еще и в придачу перед Чаном. — Послушай, Ли Ёнбок. Мы знакомы уже двадцать лет. Что я, что мой муж пытались принять тебя к себе, ты не плохой человек, но твоё двуличие просто убивает, — гордо задрав голову, произносит женщина. Омега лишь в изумлении открывает рот. О каком двуличие, простите, идёт речь?! — Мама, Феликс, прекратите оба, — резко выкрикнул Хёнджин, пытаясь уладить ситуацию, но все напрасно, ничего не вышло. Госпожа Хван просто проигнорировала слова сына, вновь недовольно посмотрев на хрупкого омегу. — Ёнбок, ты хоть за всё время, сколько замужем, любил по-настоящему Хёнджина? — вдруг спрашивает женщина, на этот раз повергая всех присутствующих в шок — Мама, что за глупость? — недоумевает Хёнджин. — Не мешай, — быстро ответила женщина. — Я просто напомню, что ваши отношения начались очень внезапно, и сразу после того, как тебя бросил истинный. — Ах вот оно что! Вы сомневаетесь в моих чувствах? Во-первых, не меня бросили, а я бросил. Во-вторых, держался бы я замужем семнадцать лет, если бы не любил человека? — возмутился Феликс, со звоном поставив бокал шампанского на стол. — Ты на все способен. Не знаю, как другие, но я в вашу любовь, отношения, семейную жизнь, никогда не верила. Слишком все наигранно, особенно с твоей стороны. — А оставил бы я плод семнадцать лет назад если бы не любил Хёнджина? Я прекрасно знаю, что вы не были рады новости о том, что мы будем родителями, так же как и моя семья. Никто не порадовался за нас, исключая ребят из универа. Хотя что там, я сам не радовался. Вам этого не понять, матушка, но я в буквальном смысле мучался гребанных девять месяцев, убивая самого себя внутри. Думаете, хотел ли я заводить ребёнка в свои двадцать два года? Абсолютно не хотел! Оставив ребёнка, я из-за дня в день свыкался с каждым новым испытанием. Во время каждого приёма у врача, я в глубине души хотел, чтобы мне сказали, что что-то пошло не так, что надо удалять плод. Я молился, чтобы ребёнок не давал о себе знать, не поворачивался. Я ненавидел эту жизнь всем своим сердцем! Никто тогда мне не помогал, никто не спрашивал у меня о моем самочувствии, и только один Хёнджин однажды спросил напрямую о всех моих переживаниях. Вот по этой причине, потому что рядом со мной был ваш сын, мой альфа, человек, которому я доверил всё, только ради него я решился на то, чтобы разрушить все планы на жизнь и обзавестись ребёнком! Хотя самому такая жизнь совсем не нужна была. Хо… — Феликс, — строгий голос отца Хёнджина остановил омегу на полуслова. — Достаточно. Успокойся. Ты не один сейчас тут находишься, — Феликс слегка вздрогнул, до него только дошло что он только что натворил. Омега быстро перевёл взгляд на сына. Вроде только минут десять назад он сидел, как самый счастливый ребёночек между дедушкой и отцом, смеясь от рассказа, а сейчас самый младший альфа сидел в шоке. Его глаза быстро бегают по всем присутствующим, пытаясь переварить всю информацию. Он еле держится. Специально губу прикусил, чтобы не дать эмоциям взять вверх. — Хватит на сегодня. Феликс, Крис, собирайтесь, — бросил Хёнджин, вставая с места. — Но, Джинни, а как же… — начала было госпожа Хван, но альфа не даёт ей закончить, стиснув зубы и неестественно низким голосом проговорил: — Я сказал хватит на сегодня.       Быстро собравшись и сев в машину, они уехали из родительского дома. В машине была гробовая тишина. Дорога казалось бесконечна, чем ещё больше создавала напряжение в салоне автомобиля. Хёнджин нервно сжимал руль в руках, пытаясь как либо успокоить себя. Он был разочарован выходкой мамы. Чан же сидел на заднем сидении, повторяя в голове каждое слово, сказанное папой. Он чуть ли не задыхался, ком в горле не давал ни грамму воздуха попасть в горло. Феликс прислонился лбом к окну, тихо роняя самые горькие, жгучие слёзы. Он понимал, насколько огромную ошибку только что совершил. Феликс возненавидел этот день, возненавидел себя, ненавидел родителей мужа, особенно маму. Сегодня они могут радоваться. Они ведь этого хотели? Рассорить их, устроить недопонимая внутри их маленькой семьи. Безусловно, теперь, как только они приедут домой, их ждёт серьёзный разговор с Хенджином, если не крупная ссора. Омега не хочет верить, что снова, как и шестнадцать лет назад, на кону стоит их семья. Паника овладела омегой, руки начинают дрожать от одной мысли о том, что он может потерять всё, что имеет сейчас: любимого, понимающего мужа и единственного сына.       Зайдя в дом, Хёнджин скинул с себя пальто, прошёл в гостиную и присел на диван. Уставший альфа протирал переносицу, ожидая остальных членов семьи. Только вот Чан не зашёл в дом, он так и стоял в прихожей. — Кристофер? — послышался голос Хвана старшего. Чан быстро снял обувь, после показываясь в гостиной. — Отец, можно я прогуляюсь? — хрипло выдавил младший альфа. — Время час ночи, куда ты собираешься? — Просто пройдусь по улице, я ненадолго. Мне нужно развеяться. — Держи телефон включённым и не твори глупостей, — вздохнув, всё-таки сдается Хван. — Вы тоже, — подняв полный слёз и надежды взгляд хрипло произносит альфа. Парень уже хочет уйти, но голос Хвана заставляет его остановиться — Кристофер, я и папа любим тебя, — по старой привычке Хёнджин смотрит на Феликса, как только произносит эти слова. Омега только опускает голову вниз, скрывая новую порцию подступающих слёз. Кристоферу эти слова никак не помогают, наоборот, обжигают изнутри, хочется только побыстрее выйти из дома.       Удостоверившись, что никто больше ничего не скажет, подросток покидает дом. Как только слышится щелчок, говорящий о том, что дверь закрылась, Хёнджин встаёт с места, направляясь к шкафу с сервизом. Он достаёт оттуда один тамблер и наполняет его крепким виски. Сделав один глоток, Хенджин смотрит на омегу, что зажат в диван, не двигается, а лишь дрожит от слёз, паники и страха. Альфа первым нарушает эту ужасную тишину. — Надо же, не подумал, что ровно спустя шестнадцать лет буду говорить с тобой о нас, — от последних слов альфы у Феликса мурашки по коже пробежались. Сейчас он боится всех последствий разговора. — Как ты терпишь меня, Хёнджин? — хрипя спрашивает омега. — Сколько лет мы вместе, сколько лет я не могу наладить отношения с твоими родителями, сколько лет я ношу эту тяжёлую тайну на себе, не делясь ни с кем этой историей, а вот за один несчастный семейный вечер всё вот так вылилось, ещё и при Кристофере. — Я тебя не терплю, я люблю тебя. Разве ты не знаешь об этом? — немного успокоившись, произносит Хёнджин. — Знаю, но… правда, ты всегда меня поддерживаешь, практически не ругаешься со мной, и все только из-за любви? Сомневаюсь… — Нет. Это чистейшая правда. Я скажу так. После того, как ты открываешь мне свои тайны, я больше начинаю тебя любить и ценить. Вспомни, ровно шестнадцать лет назад, в ночь Соллаль, когда мы с тобой впервые так серьёзно разговаривали. Я отправил тебя к твоей сестре, а сам остался с Крисом на пару дней. Я обдумывал и взвешивал все “за” и “против”. — И почему же ты остался со мной? Не говори, что снова из-за любви, — Феликсу правда интересно, он раньше никогда не интересовался, чем он заслужил этот шанс, ссылаясь всё на любовь. — И это тоже, но первая причина - наш мальчик. В те дни твоего отсутствия он много плакал и никак не успокаивался, только когда он лежал на твоей стороне кровати, то засыпал, тогда я и понял, что один я не справлюсь. Я не смог бы заменить родителя омегу. Именно поэтому я решил довериться тебе. И вот во что это обернулось, ты обожаешь Чана, кажется, даже больше, чем меня. — Хван издаёт лёгкий смешок. — Феликс, если ты собрался извиняться, то это не передо мной нужно делать, а перед Чаном. Ему сейчас тяжелее всех. — Я обязательно поговорю с ним, обещаю — Я знаю, милый. Ну всё, хватит лить слёзы, иди ко мне, — альфа раскрывает руки, призывая мужа подойти и обнять его. Феликс робко встаёт и подходит к Хёнджину, прижимаясь к нему, будто боится, что тот исчезнет прямо перед глазами. Носом он утыкается в изгиб шеи альфы, чувствуя такой любимый запах кардамона.       Подросток гулял по улице, витая в тяжёлых облаках. Это было одной из самых неожиданных историй, что он слышал. Такие болючие чувства он не испытывал никогда. Даже не верится, что слова о ненависти к ребёнку он услышит именно от папы. Разве это не он рассказывал о рождении Чана с таким нежным сюжетом, что все сказки в мире могут завидовать, а у Чана от историй родителя сердце трепетало. А сейчас он не понимает ничего от слова совсем, но с другой стороны, если покопаться в прошлом, то сколько альфа себя помнит, слова о любви всегда говорил Хёнджин, словно это какая-то для него напоминалка. В основном это всегда был отец…       Больше чем час засиживаться на улице он не смог, ветер усиливался, руки потихоньку начали замерзать. Посмотрев на время, альфа немного представил, что могло произойти дома за этот час его отсутствия. Самое главное, чтобы они не сильно ругались в момент его прихода. Ему не хочется заставать такие моменты, когда родители на нервах и срываются друг на друге.       Подходя ближе к дому, Чан замечает, что свет во всех комнатах выключен, значит, спят, что очень хорошо, альфе тогда не придётся идти на разговор с одним или даже сразу с двумя родителями. На данный момент он не хочет этого, не сегодня. Ему нужно ещё время, хотя бы до завтра. Может тогда он сможет пойти на разговор и выслушать всех.       Осторожно открыв ключами дверь, альфа, оставляя верхнюю одежду валяться на пуфике, беззвучно проходит в дом. В полнейшей темноте Чан добирается до своей комнаты, прикрывает дверь и включает свет. С рабочего стола он берет наушники, без всяких сил заваливается на кровать. Уснуть он точно сегодня не сможет как минимум до утра. Не успевает он включить музыку, как в комнату входит Феликс. Оба в молчании смотрят друг на друга. — Ты не спал? — Феликс отрицательно покачал головой — Услышал, что кто-то зашёл, поэтому решил проверить, ты ли это. — Вы с отцом поругались? — его голос звучал сухо и серьёзно. — Нет, твой папа не способен на такое, слишком любит меня, — на этих словах Чан показал свою улыбку вместе с милой ямочкой. Феликс садится к Чану на край кровати и смотрит самый ласковым взглядом в мире и такой же улыбкой. — Одуванчик, если ты хочешь, мы можем поговорить, — внутри Чана все трепещет. Он любил, когда папа называл его прозвищем, которое он сам дал сыну. — Давай, я все равно уснуть не смогу.       Омега немного поерзал, удобно устроился на кровати сына, а после подзывая его к себе, укладывая его голову на колени. Пальцами омега зарылся в непослушные кудри, которые с возрастом стали только пышнее. Чан немного расслабился, прикрывая глаза. — Сегодня безумно важный для меня день, — внезапно сказал Феликс. — А какой сегодня день, разве не обычный Соллаль? — Нет, это для остальных будет просто Соллаль, а для меня это день, когда я, наконец, почувствовал себя папой и смог искренне полюбить собственного ребёнка. — А? — Ну что же, наконец, я смогу раскрыть тебе все свои карты.              Зима. Конец года. Начались корпоративы. Все компании отмечали Соллаль. Хенджина тоже пригласили на вечеринку, вообще Феликса тоже звали, но куда ты пойдешь с годовалым ребёнком? Вот и пришлось остаться дома и пропустить все веселье, а веселиться он уж точно любил. Сейчас он лежит на диване, одним глазом смотря на телевизор, где шёл детский мультик, а другим он присматривал за Чаном. Младенец лежал на своём детском коврике, любознательно рассматривал игрушки, что висели над ним, ко всему еще и тряс погремушкой в левой руке. Феликса стали раздражать эти звуки, хорошо, что звонок от клиента во время поступил, ни то он точно бы не сдержался бы и насильно отправил бы мальчика спать, хоть время только семь вечера. — Да, господин Чхве, здравствуйте! Я ждал вашего звонка! Конечно, я свободен, — омега привстал и ушел в спальню, оставив мальчика совсем одного. Чан отсутствие родителя сразу заметил. Маленький альфа стал плакать и звать папу, но тот не слышал через прикрытую дверь. Пришлось самому вставать, делать неуклюжие шажочки, чтобы куда-нибудь добраться и найти любимого папочку. Первым делом мальчика привлекла тумбочка, на которой лежали всякие безделушки его родителей.       Феликс только закончил разговор. Стоило ему только открыть дверь, как он слышит сильный кашель и плачь ребёнка. Его это не на шутку напугало. Пулей влетев в гостиную, он увидел красного и задыхающегося сына. Страх парализовал все его тело, он понятия не имел что делать, и тело предательски не хотело двигаться. Внутри что-то начало колоть, впервые у него такое сильное, реальное желание помочь и защитить сына. Он все-таки смог сорваться с места. Омега совсем не помнит, как он вытащил эту мелкую хрень, как он вызвал скорую, как приехал в больницу. В голове было столько мыслей, а главное, что его сейчас мучало так, это внутренний омега, который так и кричал на него самого: «А если бы ты не успел?! Ты ведь мог лишиться ребёнка!».       Как только врачи отдали малыша в руки папы, тот крепко его обнял и не желал отпускать. Чан все еще плакал, поэтому Феликс сделал то, что никогда раньше не делал, а именно выпустил свои феромоны, чтобы успокоить малыша. Оказывается, он в этой суматохе ещё и успел Хёнджину настрочить обо всей ситуации. Именно поэтому поздним вечером, когда Чан спал мирным снов в колыбели, не подозревая даже, что его родители на кухне сейчас устроили разборки, точнее, Хенджин. Он был ужасно зол на мужа, а тот понимал, что он сам виноват во всем. — Ёнбок, если ты никак не можешь принять то, что у нас есть ребёнок, то нам лучше разойтись, — голос Хёнджина звучал очень холодно и строго. А Феликс вздрогнул от такой новости. — Я не отдам тебе своего мальчика! — Ты даже не любишь его, Феликс! — Не правда! То есть… правда, но, пожалуйста, Хёнджин, выслушай меня. Сегодня впервые во мне проснулся этот чертов материнский инстинкт, впервые я хотел защитить своего ребёнка, впервые в больнице я так переживал за него, за его здоровье, впервые использовал феромоны, чтобы успокоить. Я думал, что Кристофер принимает только твои феромоны, а меня он оттолкнет, потому что никогда не чувствовал их, но… — Он успокоился? — удивлено спросил Хван. — Да, он сразу же уснул. Хёнджин, я знаю, что поступил омерзительно, но не разрушай семью, я хочу быть с тобой, с нашим мальчиком. Я хочу продолжать быть мужем и папой. Не отнимай у меня это. — Дай мне подумать об этом. — То есть… — Чан не мог связать и слова после услышанного. — Именно потому, что твой отец дал мне шанс, я сейчас сижу рядом с тобой. Неизвестно где и с кем я был бы сейчас, если бы Джинни решил бы развестись. А ты, скорее всего, ненавидел бы меня, винил бы за то, что бросил вас. Хотя, ты и сейчас ненавидишь, да? — Не думай так, — немного обижено проговорил парень, привстав. — Я много думал об этом всём, мне абсолютно плевать любил ты меня или нет. Я этого не помню, так что это не считается. Для меня ты все такой же близкий человек, — Чан смотрел на Феликса. Тот, увидев те самые глаза-бусинки слегка, улыбнулся, крепко обняв сына. — Одуванчик, папа любит тебя всем своим сердцем, — прошептал он на ухо Чану. — Я знаю, всегда знал.       У омеги всё внутри залилось теплом. Наконец-то спустя десяток лет ему стало легче.       Как только Феликс покинул комнату Чана, тот лёг на бок и стал думать. А какой бы была его жизнь без Феликса? Была бы у него такая поддержка, любовь и забота? Альфа очень сомневается в этом и теперь только благодарит все события, произошедшие с ним и родителями. Ведь именно трудности укрепили их семью.