Приключения архидьякона в Королевстве кривых зеркал

      В это утро особенно не хотелось просыпаться, болела голова и пересохло во рту. Если бы он не был твёрдо уверен в том, что простудился, то счёл бы себя страдающим сильным похмельем. Клод провёл рукой по гладкой макушке: как бы унять раздражающую боль? А всё эти ночные шатания по «местам славы», к чему в сотый раз приходить к домику Никола Фламеля, копать и просеивать землю и всякий раз оставаться с носом? Усталости и общему унынию способствовало также увлечение красивой цыганской девчонкой. Почему она появилась в Париже? С какой неведомой целью Всевышний послал ему такое испытание? И вот, пожалуйста, его несчастный организм, ослабленный усердным учением, алхимическими опытами и поздней страстью, оказался беззащитен перед холодом. Архидьякон шмыгнул длинным носом, этого ещё не хватало! С большим трудом он поднялся на ноги, следовало подготовиться к мессе, немного радовало, что после утренней службы он будет свободен.       Литургия превратилась в пытку, всё, чего желал священник, это оказаться подальше от запаха ладана и нагретого воска, от смутных лиц прихожан и тошнотворной органной музыки. В моменты, когда вступал хор певчих, ему хотелось каждого удушить собственными руками. Голова болела всё сильнее, он еле сдерживался, чтобы не стиснуть её руками. Проводя причащение прихожан, он заметил, что его пальцы слегка дрожат. К его огромной радости, сегодня не нашлось желающих исповедаться. Господь, благослови парижан, которые предпочитали как можно реже делиться собственными прегрешениями! Сердито рявкнув на причетников, он, на ходу срывая стихарь, кинулся к себе в спасительную темноту монастырской кельи. Привычные ко всему каноники покорно подбирали за господином архидьяконом предметы священнического облачения. Что поделаешь, когда служишь под началом такого эксцентричного человека?       Но войдя в прохладную тишину кельи, Клод Фролло с неудовольствием заметил новый предмет обстановки. А именно высокое зеркало в громоздкой раме, которое прикрепили к стене напротив входа. Несчастная голова просто запульсировала от боли и возмущения! Какой остолоп прислал в монастырь зеркало?! Их уставом запрещены зеркала и архидьякон не переставал этому радоваться. Во-первых, дабы любить зеркала, надо в первую очередь любить то, что они отражают, а с этим у архидьякона всегда были проблемы. Слишком высокий, а теперь ещё и слишком лысый, он всегда считал себя на редкость непривлекательным. Во-вторых, зеркала отражают мир в обратном порядке, что тоже виделось глубоко неправильным и даже порочным. Правое в нём левое, слово всегда наоборот, и если у него дёргалась одна щека, то в зеркале это будет другая! Перевёрнутый мир, где правда так же легко может обернуться ложью! Вот почему зеркала ему виделись дьявольским изобретением. В-третьих… И тут приходит черёд самой деликатной причины его нелюбви к отражающим поверхностям, у архидьякона уже десять лет как пропало отражение!       Первые две причины были обдуманы им ещё в пору молодости, когда он нет-нет, да заглядывал в зеркало, которое хранил в своей алхимической лаборатории. Был период, когда архидьякон экспериментировал с амальгамой в амбициозном желании разгадать секрет итальянских зеркал, которые отличались удивительной точностью. Но всё прекратилось в одно не самое весёлое утро, когда, рассматривая готовый образец, он не обнаружил в нём своей персоны. Всё прочее это зеркало отражало превосходно: обстановку кельи, серый потолок, светящийся прямоугольник окна, а вот молодого священника в нём не было. Клод разбил дьявольское стекло! Затем бросился вниз, чтобы в любой зеркальной поверхности разглядеть себя, но ни в меди органных труб, ни в начищенной до блеска соборной утвари, ни даже в затхлой луже рядом с Нотр-Дамом он не мог найти себя! Поняв всю опасность своего положения — ведь если бы кто-то заметил, что он лишился отражения, то не избежать ему пылающего костра, Клод стал всячески избегать зеркал. Став архидьяконом, он требовал от всей братии неукоснительно следовать Уставу и избавиться от всех отражающих поверхностей. Эксперименты с амальгамой, естественно, прекратились.       И вот теперь кто-то принёс в его келью огромное зеркало, да ещё и глумливо повесил его на стену! Первым делом архидьякон хотел позвать причетников, чтобы они унесли эту возмутительную вещь подальше, но его остановил свиток за королевской печатью, лежавший на столе. С тяжёлым сердцем он сломал печать и погрузился в чтение королевского послания. Головная боль, достигнув своего вопиющего максимума, немного затихла. Клод узнал, что это зеркало принадлежало самому Никола Фламелю, и Его Величество дарит данную реликвию своему дорогому другу и наставнику. Архидьякон завыл — и что теперь делать? Королевскими дарами не принято разбрасываться, а вздумай Людовик его навестить, так, наверное, и вовсе затребует продемонстрировать зеркало! Архидьякон метнулся к кровати, сорвал с неё покрывало и первым делом постарался задрапировать зеркальную поверхность. Перед тем, как накинуть на него покров, Клод взглянул в зеркало и вновь увидел пустоту, ничего не изменилось! Закончив с укрыванием королевского подарка, он еле как дополз до постели и, повалившись на неё, погрузился в тяжёлый, чёрный сон.

***

      Проснулся Клод от того, что ему послышался слабый, но отчётливый вздох. Резко пробудившись, священник сел на кровати, голова болела меньше, хотя осталось досадное головокружение.       — Кто здесь? — требовательно спросил он.       Но ему никто не ответил, только вздох повторился и был он на этот раз ещё печальней. Клод вскочил на ноги и с диким видом оглядел пространство кельи, тут же он подумал, что это Жеан как-то пробрался к нему и, спрятавшись, изводит старшего брата. Архидьякон открыл было рот, чтобы призвать негодника к порядку, как вновь послышался вздох, доносимый отчётливо от задрапированного зеркала. Клод протёр глаза и зачем-то еще и уши, но повторный вздох его окончательно поверг в ужас. Первым порывом было взять стул и запустить в проклятое зеркало, словно отвечая на его мысли, королевский дар заговорил.       — Не спеши, — раздался красивый звенящий голос.       Священник зашептал молитву, воистину, бойся «данайцев дары приносящих», королевская милость не могла обернуться ничем безобидным.       — Прекрати, дорогой Клод, ты ведь понимаешь, что горсть латыни не спасёт тебя от самого себя, — все звенел чудный голос.       — Что тебе нужно? — с дрожью вопрошал священник.       — Пожалуйста, открой меня, — продолжило зеркало.       — Какова вероятность, что ты мне навредишь? — задал вопрос архидьякон, осторожно подходя к возмутительному подарку.       Зеркало замолчало, словно обдумывая этот вопрос, но стоило священнику потянуться к стулу, как вновь зазвенел мелодичный тихий голос.       — Какой же ты недоверчивый, Клод! Прошу тебя, выслушай меня перед тем, как совершить непоправимое. Архидьякона это не сильно убедило, он поволок стул с собой к зеркалу. Ножки издавали скрипучий писк, который, как ни странно, успокаивал расшалившиеся нервы. Одним резким движением архидьякон сорвал покрывало, на ум пришла аналогия с сорванным покровом с Исиды, сейчас на одну тайну станет меньше! Но зеркало безмолвствовало, оно всё так же не отражало его, но теперь ещё и замолчало. Постучав пальцем по стеклу, архидьякон потёр высокий лоб, жара не было, так отчего же ему чудятся говорящие зеркала? Но тут ровная стеклянная поверхность подёрнулась голубой рябью, послышался звон. Нервы архидьякона были на пределе, он схватил стул и уже замахнулся, как звон стих, а поверхность зеркала успокоилась.       — Когда ты стал таким порывистым? — с лёгким неудовольствием спросил голос. Клод опустил стул и сел на него, так что оказался напротив дьявольской придумки.       — Говори, — разрешил архидьякон.       — Благодарю, — голос, казалось, немного опешил. — Ты ведь заметил, что не отражаешься в зеркалах?       — Нет, — из чистого упрямства возразил Клод. — Ничего подобного.       — Не упорствуй, — ещё один грустный вздох. — У тебя есть двойник, десять лет назад с ним произошло несчастье, заодно и тебе достаётся.       С этого момента Клод принялся слушать внимательней, что не укрылось от его вездесущего собеседника.       — Если ты не предпримешь меры, то вас обоих ждёт пренеприятный полёт, — голос умолк.       — Что я должен сделать? — меньше всего он был настроен на свершения, но ситуацию требовалось прояснить.       — Ты войдёшь в мир зеркальный и поможешь двум девочкам, — начало зеркало.       — Что ещё за девочки? — глаза архидьякона подозрительно сузились, а правая рука ухватилась за сидение стула.       — Хватит мне угрожать, — голос негодующе зазвенел. — Желаешь разбить меня? Изволь. Только не пройдёт и пары месяцев, как ты сам будешь разбит вдребезги! А я, к твоему сведению, могу жить в любом зеркале, хоть в стеклянном, хоть в медном, да хоть в золотом.       Архидьякон промолчал и, демонстративно сцепив руки в замок, кротко положил их на колени. Зеркало одобрительно звякнуло.       — Ничего не бойся, сейчас ты войдёшь за мою раму и увидишь картину, которая увеличится в размерах и ты сможешь шагнуть в неё. Это вход в Королевство кривых зеркал, здесь тебе нужно не попасться страже и найти двух девочек, Олю и Яло, — пояснил голос. — Ты согласен?       — Я не могу надолго оставить свои обязанности, — в голове пронеслась мысль, что без слежки цыганка сможет обзавестись другом, а это было бы досадно.       — Прекрати так узко мыслить, — вновь возмутилось зеркало, при этом его поверхность пошла голубой рябью. — Поверь, цыганка не самая твоя большая проблема. А, оказавшись по эту сторону зеркала, твоя нынешняя жизнь застынет в текущем моменте, поэтому по возвращении ты не пропустишь ни минуты своего драгоценного существования, и цыганка твоя тоже никуда не денется!       — Как я найду своего двойника? — Клод решил увести разговор от опасной темы.       — Ах да, ты ведь не знаешь толком, как выглядишь, — рябь успокоилась и на зеркале проступил образ высокого брюнета в чёрном одеянии, у него был хищный крючковатый нос и пронзительный взгляд.       Клод всматривался в своего предполагаемого двойника.       — Волосы! — воскликнул священник в сильном возмущении. — Почему у него есть волосы?!       — Тут ты сам виноват, надо было меньше экспериментировать со ртутью, твой двойник не знает, кто ты такой, но если тебе удастся переломить его натуру, изменить её к лучшему, то, считай, вы оба спасены.       — А как я его переломлю? — Клод с сожалением увидел, как растаял образ густоволосого незнакомца.       — С помощью Оли и Яло, вернее, ты его найдёшь с их помощью, а дальше сам и на этом всё! Хватит расспросов, я и так открыло тебе больше положенного!       Если и можно вывести из себя бездушную вещь, то, по-видимому, архидьякон с этим успешно справился. Задумчиво потарабанив пальцами по подбородку, Клод поднялся со стула и с готовностью шагнул к зеркалу. Вскоре келья наполнилась музыкальным звоном, поверхность зеркала стала густо-голубой, затем и вовсе исчезла, открывая проход внутрь. Немного ворча про себя, Клод забрался в раму, когда он обернулся, то увидел свою келью сквозь прозрачное стекло.       — Да, забыло сообщить, — раздался откуда-то сверху всё тот же мелодичный голос. — Тебе надо беречь себя и своего двойника, если один из вас погибнет, то и другому не жить.       — Очень своевременное предупреждение, — священник шмыгнул носом, неужели насморк не отступит?       Клод повернулся спиной к стеклу и взгляд его остановился на большой картине, неизвестный художник изобразил на ней какую-то нарядную площадь, переливающуюся всеми цветами радуги. Картина начала увеличиваться в размерах и вот уже заняла всю стену, до Клода донеслись звуки гуляющей толпы, перестук колёс по разноцветной мостовой и звон фонтанных струй. Архидьякон колебался, наконец он решился задать последний вопрос зеркалу.       — Если у меня не получится, что со мной станет?       — Ты погибнешь, — с сожалением прозвенело зеркало.       — Когда я вернусь, то первым делом тебя разобью, — архидьякон шагнул в красивый солнечный день.       — Я знаю, — тихо произнёс голос.