В плену обстоятельств

Полосатый шмель с крупным махровым брюшком мерно кружит над нежной распустившейся ромашкой. Никуда не торопящийся и гудящий, он позволяет цепким лапкам опуститься на тонкий лепесток. Полусухие пучки пробившейся сквозь сухую притоптанную почву травы колышатся от струящихся потоков холодного низменного воздуха, снующего между стеблями иссушенных цветов и ворочащего пыльные песчинки. Лишь на уровне пояса воздух начинает становиться теплее, приятно лаская кожу лица невесомой, сотканной из солнечных лучей шалью. Рядом скрипит подъездная дверь. Очередной погожий октябрьский день в самом разгаре, радует малочисленных жителей старого двора последними согревающими мгновениями перед наступлением затяжных холодов. Сладкий пористый прямоугольник насыщенного шоколадного цвета сочится ароматной сахарной пропиткой от одного малейшего нажатия. Душистое какао заполняет собой всё воздушное пространство в радиусе пары-тройки метров. Опустив последнее маленькое пирожное на блестящий серебряный поднос накрытый чистой ажурной салфеткой, статная седая женщина поправляет краешек элегантной сетчатой перчатки. Взгляд падает на подрагивающее запястье. Изящные золотые часики показывают как раз то время, когда у младшей школы обычно заканчиваются занятия. Скоро пустынный двор наполнится топотом и звонкими детскими возгласами, а домашние брауни, оказавшись в протянутых ребячьих ручках, продолжат существовать лишь в их приятных воспоминаниях. Пока же, в залитом солнцем дворике ни души. Шёлковый платок на тонких плечах влекомый дуновением ветра плавно развивается, распространяя вокруг себя воздушный шлейф гвоздичных ноток и дополняемый медовой мимозой. Между деревьями на дальнем краю улицы показывается несколько юношей, по одному выходящих из-за ветхого многоэтажного здания. Один из них сразу поворачивает за угол по направлению к соседнему подъезду, кто-то двигается дальше по дорожке мимо гороженных обломков детской площадки. Невысокий парень в чёрной кожаной куртке, обернувшись на другой край улицы, принимается с улыбкой по-детски махать руками, отчего лавандовые пряди неподатливой причёски разлетаются в разные стороны. Женская ручка обтянутая невесомой перчаткой взмывает вверх, отвечая на горячее приветствие. Кремово-коралловая помада заходится крошечными трещинками, когда тонкие губы расплываются в сердечной улыбке. Под горячими лучами солнца глянцевая шоколадная поверхность пирожных чуть подтаивает. Размеренное шмелиное гудение доносится у самых ног, прекращаясь лишь на обрывочные мгновения. От края серебряного подноса юрко отскакивает солнечный зайчик. *** Предметы одежды в ногах кровати сумбурно смяты, брошенные и забитые в угол за временной ненадобностью. Измятая простынь чуть сгружена вбок под весом полусидящего парня, не обращающего внимание на невольно устроенный беспорядок. Неторопливое тиканье настенных часов тихо тревожит беззвучный покой; лишь иногда раздаётся приглушённое сосредоточенное посапывание и шуршащее чирканье карандашного грифеля о бумажную поверхность. Золотые пряди спадают едва ли не до самой груди, рассыпаясь по плечам и изредка нависая над глазами, задевая ресницы. Парень в очередной раз сдувает непослушный локон, по-прежнему сохраняя предельную концентрацию и ни на секунду не отрываясь от вырисовывающегося наброска. Медленно скрипит входная дверь, так же аккуратно захлопываясь. Лёгкие шаги приближаются к просторной светлой комнате. — Хёнджини, это я, родной. Парень отрывается от блокнота, встречаясь глазами с невысокой улыбающейся женщиной. — Привет, мам, хорошо выглядишь. — Спасибо, милый, всегда так приятно, — стоя в дверях, улыбка не сходит с её маленьких пухлых губ, — не обращай на меня внимания, я только туда и обратно. Быстренько посмотрю свою сумочку… — Замшевая оливковая? На спинке стула на кухне, — временно отложив письменную принадлежность, блондин тепло отвечает на улыбку, — нашёл сегодня утром. — Значит, всё-таки забыла… — Не страшно, здесь она была в безопасности. — Не сомневаюсь, — сквозь мимические морщинки у тонко подведённых глаз женщина, глядя на сына, подмечает на простыне открытый скетчбук, — снова сел за рисование? Хёнджин придирчиво осматривает карандашные намёки на незавершённый рисунок. — Получается не очень. — Уверена, конечный результат будет прекрасным. Ты у меня очень талантливый. Пухлые губы парня трогает смущённая улыбка. — Спасибо, мам, но, к сожалению, то, что я пытаюсь изобразить точно не будет так же красиво, как оригинал. Приглушённый женский голос доносится уже со стороны кухни: — А я думаю, что твой рисунок выйдет гораздо красивее. Заботливое пожелание хорошего дня и тихо прикрытая входная дверь. Повернув голову к покоящемуся рядом зарисовку, с заворожённой нежностью в глазах парень осматривает каждую линию и чёрточку эскизного портрета. Еле слышно шепчет: — Боюсь, такое просто невозможно. С листка блокнота на него из-под полуопущенных ресниц смотрит улыбающийся юноша с лохматой длинной чёлкой. Немного прямоугольная форма лица, аккуратный выделяющийся нос, тонкие губы. Тёмные глаза. Хёнджин слабо выдыхает, водя выпирающими костяшками пальцев по подбородку, прокручивая у себя в голове идеи, как можно изобразить глаза Сынмина хотя бы примерно похожие на его настоящие. Сверкающие, добрые, такие глубокие. На самом деле, чем-то очень напоминающие щенячьи. При воспоминании о лице младшего в уголках глаз тут же образуются маленькие складочки, а губы растягиваются в широкой счастливой улыбке. Подумав о его тихом мелодичном голосе, блондин уже не в состоянии унять взволнованное трепещущее сердце, заставляющее затуманенный разум снова и снова воспроизводить короткие моменты их последнего диалога. Последний раз такое происходило ещё в старшей школе, около двух лет назад, когда они пересекались в лабиринтах школьного коридора, каждый спеша в свой класс. В такие моменты окружающие полностью переставали существовать для Хёнджина, а глаза могли фокусироваться лишь на короткой светлой стрижке и очаровательных круглых очках. Сдержанный, обособленный от общества Сынмин. Всегда собран, всегда внимателен, всегда один. Подойти к холодному младшему всю жизнь было непозволительной роскошью, так что Хван просто наблюдал за ним, задерживаясь у своего шкафчика, обедая с друзьями в столовой или проходя по школьному двору. А теперь вечерами стоя у оконного стекла. «Интересно, как от него пахнет? Наверняка чем-нибудь свежим и томным… Стиральным порошком и фиалками? Ох, ему бы подошло. И обязательно сигаретами. А какой кофе он пьёт я не знаю, но уверен, по утрам от него исходит сильный кофейный запах». Карандашные линии планомерно исчезают одна за другой, по мере того, как тонкие пальцы водят жёстким ластиком по бумажной поверхности. И очередная попытка успешно изобразить обаятельные черты лица из упоительных грёз, что временами является Хёнджину во снах, а на утро бесследно ускользает. Пока этот образ со вчерашней случайной встречи ещё достаточно чётко держится перед глазами надо приложить все необходимые усилия и успеть запечатлеть его. Сохранить пленительные очертания недостижимого парня в своём блокноте. Пока ещё есть такая возможность. Ломается заточенный графитовый кончик карандаша, а вместе с ним что-то хрупкое в размягчённом сердце блондина. Рисование пока откладывается в сторону. «Что-то не так. В его поведении точно было что-то странное. Я не знаю, как он обычно общается и, может, это просто такой стиль, но я не могу отделаться от ощущения, что меня обманывали на протяжении нескольких минут. Не помню, чтобы часто чувствовал себя обманутым после обычного короткого разговора. Или я не на том заостряю внимание и сам выдумываю сложности? И ему просто есть с кем пообщаться, поэтому он отказался? Но своим глазам-то я всё равно верю. И неестественное поведение, скорее всего, способен различить, даже если человек хорошо старается. Зачем он натягивал улыбку?.. " Занавеска слабо колышется на ветру. Бессильный выдох медленно вырывается из лёгких приглушённым протяжным шумом. Откидываясь назад, Хёнджин прикрывает лицо ладонью в надежде, что, посеяв таким образом темноту перед глазами, удастся развеять её, сгущающуюся и мрачную, в блуждающих по подсознанию мыслях. Пролить свет там, где уголки разума недостаточно ясные. Разглядеть ответы на не дающие покоя вопросы. Хотелось бы, но нет. По-прежнему темно. *** — И для прошлой уже готово? — Да-да, для неё и писал вчера. Не идеально, но послушаешь, когда придёшь. Оперевшись спиной о холодную стену, Чан задумчиво почёсывает шею. Края красно-белой банданы повязанной на кисти мягко задевают подбородок. Гортанный голос в нос тихо раздаётся у стены напротив. — Хорошо. И я текст почти завершил. Надо доработать, конечно… — Ты всегда так говоришь, — мягкая улыбка образует маленькие ямочки на бледных щеках, — всё давно готово, просто снова в себе сомневаешься. Чанбин, скрестивший руки на груди, отвечает старшему лишь насупленным кряхтением. Тот всё также ласково глядит на него, пряча руки в карманах. — Мне было интересно читать твой последний текст, иначе бы я просто не смог подобрать подходящие биты. А ты тут опять включаешь скромнягу. — Тебя не смутило, что я взял немного другой наклон? — совсем тихий вопрос слетает с губ парня, слабо опустившего голову. Чёрная кепка вкупе с торчащими из-под неё прядками должна как следует постараться и скрыть тёплые покрасневшие щёки. — О, я заметил, что эта работа отличается от некоторых других. Но, как я думаю, пробовать себя в разных жанрах всё-таки интересно и даже в какой-то мере необходимо. Открывать новые стороны в себе, понимаешь? Например, никогда бы не подумал, что ты так хорош в романтике. — Это не было романтикой, — утробное рычание сопровождает по-звериному дикий отблеск гнева в глазах. Встретив взгляд Чана, чуть виновато затихает, — вернее, не совсем она. Только если отчасти. — Верно, — добродушная улыбка отражает всё неуёмное внимание и заинтересованность блондина направленные на смущённого младшего, отчего последнему становится немного неловко. Никак не привыкнет. — Тогда посмотрим сегодня, что получится? — Конечно, приходи, как сможешь. Если придётся — подредактируем. Может сразу и запишемся, — в счастливом предвкушении Чан по-детски потирает ладошки, — жду не дождусь услышать очередной шедевр Бинни. Ласковое прозвище заставляет щёки Чанбина краснеть с новой силой, в то время как их владелец не знает, куда деть свои глаза. — Я на самом деле надеюсь, что когда-нибудь их буду слышать не только я, — из-за тихого вздоха старшего брови Со тут же сдвигаются к переносице. — Особо не жди, — от холодного тона плечи Чана едва заметно опускаются, но на губах продолжает играть участливая улыбка. — Как ты после вчерашней прогулки? Удивлённый взгляд из-под козырька кепки устремляется на кудрявого блондина. «Подворотня» на мгновения погружается в тишину. — О чём ты? — Ну, просто, понравилось ли. Хорошо покатались, отдохнули? — Ну, да, — Чанбин бубнит себе под нос, разглядывая массивные коричневые кроссовки. Кажется, он никогда не привыкнет к подобному вниманию. — В твоей выносливости я ни на секунду не сомневаюсь, — добродушный смешок снова вызывает впалые ямочки, — а в плане… больше эмоциональном, ты в порядке? — Ну, наверное. — Ты хоть и не выглядишь огорчённым, не могу не спросить, извини, — эта широкая улыбка ни на секунду не спадает с бледного лица парня, — просто вчера упомянули один момент, и я хочу убедиться, что… — А, ты об этом, — не глядя на старшего Чанбин усмехается, — о моём расставании? — утвердительный кивок Чана, — чувак, да не парься, у меня нет с этим проблем. Внимательно вглядываясь в прикрытое чёлкой лицо младшего, Бан чутко оценивает улавливаемые им эмоции. Не похоже, чтобы тот говорил неправду. — Хорошо… А то я краем уха слышал то ли от Феликса, то ли от кого-то другого, ну, говорят, это его сестра инициировала в целом всё и как-то… — Что она меня бросила, короче? — снова быстрый кивок, — ох, это… можно и так сказать, да. Она порвала со мной в тот день. Поправив волосы так, что те почти полностью скрыли от мира его глаза, Со поспешно отстраняется от холодной стены и небрежно разминает плечи. — Ладно, мне пора. Увидимся. — Конечно, — эта белозубая улыбка Чана озаряет нависающее тёмное пространство. Она словно в действительности намертво приросла к лицу, но разве можно его судить за это? Он ведь в самом деле очень любит своих взбалмошных младших. *** Перекошенные качели лениво поскрипывают в прохладных рассеянных лучах закатного солнца. С новым дуновением ветра они снова приходят в движение и так же плавно затихают. Хоть ночь ещё не спровадила медлительный вечер, а лишь подступается к нему, в воздухе уже становятся различимы сырые морозные нотки, отдающие обжигающим льдом. Последние прохожие, спешащие к себе домой после длинных рабочих суток, кутаются в воротники болоньевых курток и тонких пальто, выпуская на ходу еле заметные облачка пара. От детской площадки, в особенности со стороны маленькой бесформенной песочницы, веет студёным настроением октября. Сегодня, вообще, по-особенному холодно. Может поэтому семенящие по дорожкам люди так спешат вбежать по каменным ступенькам в спасительный подсвеченный подъезд и оказаться в родной тёплой квартире. Окна ближайших многоэтажек поочерёдно загораются. Свет из небольшого окошка на четвёртом этаже прорезает сгущающуюся темноту уже довольно давно, почти с самого её наступления. Старый абажур немного запылён, но маленькая яркая лампочка, ввинченная в его центр, работает исправно. Хорошо освещает каждый предмет в уютной комнате, в частности, содержимое выдвинутого прикроватного ящичка, возле которого на корточках устроился темноволосый парень в мягкой домашней одежде. Минхо в задумчивости разглядывает плотный пакетик набитый высушенной травой у себя в руке. Он не возвращался к нему с того дня, как тот попал к нему. Но сейчас всё же стало чересчур интересно. Оглядывая его с разных сторон, уделяя особое внимание запаенным уголкам, Ли пытается выявить хоть малейшую трещинку в упаковке, чтобы добраться до загадочного содержимого, но таковой просто нет. А открыть самостоятельно шатен не решается — всё-таки вещь не его. Похлопывает второй ладонью по тонкой гладкой поверхности. «Это же наверняка принадлежит Джисону. Как бы ещё он там оказался, если не он подкинул? Только зачем бы ему это делать? И он до сих пор не спросил об этом. Правда не узнал? Или не хочет поднимать эту тему? Но, опять же, зачем?» Маленькие пальцы устало трут напряжённый лоб, путаясь в свисающих прядках. Больше всего на свете он, пожалуй, ненавидит недосказанность. «Не знаю, он же давно бы попросил меня вернуть ему это, наверное. Почему он такой странный? И тогда он вообще убегал от полицейского, да? Ерунда. Я вообще мог обознаться, сколько здесь живёт светловолосых парней? Наверное, много». Тихо вздохнув, Ли в последний раз трясёт шуршащий пакетик из стороны в сторону и аккуратно задвигает его обратно в ящик. Он не должен сосредотачивать своё внимание на всяких незначительных вещах и тем более переживать из-за них. Может, когда-нибудь придётся вернуться к этому, но если есть возможность избежать заведомо скучного и неловкого диалога, то почему бы ей не воспользоваться? С кряхтением поднимаясь на ноги, осторожно распрямляет левую коленку. Тихо цыкнув, делает первый шаг в сторону двери. Как же всё-таки неприятно, когда что-то болит. Привыкнув к саднящим ощущениям, парень уже спокойно добирается до своей небольшой кухоньки, подбадриваемый желанием сделать себе горячий вечерний чай. Немного медлит на входе. — Привет. Изучающий содержимое холодильника Джисон поворачивает голову к старшему. — Угу. И всё. Одно сплошное мычание, за целый день от него ни слова не дождёшься. Опять играет в молчанку. — Ты, наверное, голодный. Не помню, чтобы ты сегодня выходил из комнаты. — Ага. Минхо чуть сжимает длинные края нежно-сиреневых рукавов. — На плите немного лапши и варёные яйца, — издалека наблюдает за тем, как шатен лениво облокачивается на столешницу у конфорок и приподнимает серебряную крышку ковша. — О, ага. Нервный смешок слетает с губ старшего, пока тот подходит к чайнику, грустным взглядом окидывая тёмное круглое дно, выясняя достаточно ли в нём воды. — Чем займёшься вечером? — Фильм какой-нибудь гляну. — Здорово, приятного просмотра, — Минхо слабо улыбается, не глядя на парня, — а я думаю повязать немного по новой схеме, а то нитки давно без дела лежат, — тихим щелчком включается чайник, — что за фильм? — Э-э… не знаю, какой-нибудь боевик, — нахмурив приподнятые брови, Хан окидывает брюнета вопросительным взглядом. «Совсем спятил? Вязание?» — Ой, не люблю боевики. Скучноватые немного. — Обычное мужское кино, — равнодушно пожимая плечами, Джисон кладёт себе в рот кусочек тушёной морковки. — Я чаще смотрю дорамы, где в конце влюблённые остаются вместе. Не люблю плохие концы. Хотя, иногда грустные аниме мне очень нравятся. — Что? Аниме? — младший фыркает, вытирая уголок губ, — только не говори, что ты и это смотришь. — Есть очень классные с красивой историей. Так что зря ты так. Смотрел «Твоё имя»? Младший с раздражением тыкает себе в грудь. — Я похож на любителя аниме? — Ты похож на сумасшедшую белку. У Джисона перехватывает дыхание от такой наглости. Неужели его убеждают в том, что он не прав да ещё и издеваются над этими его дурацкими щеками? — Не хочешь посмотреть вместе? Тут уже младший окончательно сбивается с толку. Уж лучше бы и дальше сидел спокойно в своей комнате. — Конечно не хочу. — Вдруг тебе понравится? — Не понравится, — поспешно разворачиваясь к выходу из кухни, шатен уверенно движется в противоположном от старшего направлении. — Но ты даже не узнаешь, если не попробуешь. Капелька воды падает на ржавый потёк крана. Резко замедлившись, Джисон опускает взгляд. «Обычно так Чан говорит». Со слабой улыбкой всё-таки оборачивается назад. — Ладно, только недолго. — Ура, — смеясь от радости, Минхо вытаскивает из буфета упаковки попкорна и первым выходит с кухни мимо сконфуженного младшего. На длинном узком диванчике в гостиной один за другим оказываются несколько мягких цветных пледов, а поверх них — парочка крохотных подушек расшитых затейливыми орнаментами и цветами. Нежные ромашки и миниатюрные колокольчики удачным образом сочетаются с зелёным и желтоватым покрывалами, полностью создавая ощущение летней солнечной полянки, обьединяясь с необычайно пушистым пледом цвета ясного неба. На них сверху летят шелестящие упаковки карамельного попкорна. Небольшими усилиями тяжёлый деревянный табурет в руках Минхо сдвигается, становясь напротив дивана на небольшом от него расстоянии. Пребывая в безудержно воодушевлённом настроении, Ли торжественно устанавливает на него свой декорированный пёстрыми стикерами ноутбук, удобно устраиваясь на мягком пледе и ловкими движениями пальцев вводит в поисковике нужный ему запрос. Краем глаза заметив открытое окно с прибитой к краю занавеской, уже собирается подняться. — Не, не надо. Пусть открыто будет. Обернувшись на бездействующего всё это время Хана, старший согласно кивает и в приглашающем жесте хлопает по месту на диванчике возле себя. С плохо скрываемой опаской шатен неторопливо приближается, оглядывая ворох наслоенных друг на друга покрывал и горку подушек. Его движения отнюдь не резкие, наоборот — скованные, он сдвигает груду разношёрстных тканей в центр и неуверенно опускается на холодную кожаную поверхность у самого края. Минхо, предусмотрительно не поворачиваясь, искоса поглядывает на младшего. — Ты можешь укрыться чем захочешь, и если… Ой, проклятье. В смятении Джисон оглядывается на внезапный восклик. — Забыл сделать чай, — аккуратно приподнимая левую ногу, сдавленно шипит сквозь зубы. Вверх взметается тощая джисонова рука. — Сиди! Я сам принесу, — наблюдая с приоткрытым ртом за торопливо подпрыгнувшим младшем, Ли не без приятного облегчения опускает ногу обратно. В статичном положении боль, без сомнений, ощущается гораздо меньше. Но удивительно, что и Джисон подумал об этом. Пребывая в смешанных чувствах и сияя глупой довольной улыбкой, брюнет заканчивает с настройками параметров качества и звука. Кажется, Хану на заварку чая требуется совсем немного времени. — Слушай, а я же не сказал, какой… — На. Быстро сунув чашку в чужие руки, парень опускается на своё прежнее место, шумно отхлёбывая первый глоток. Минхо с подозрением косится на свой напиток, когда по обонятельным рецепторам ударяет терпкий запах апельсиновой цедры с нотками корицы. Пряный и в то же время освежающий. Поразительно, как хорошо они сочетаются вместе, почему он сам раньше не додумался так делать? По острым скулам разливаются тёплые розовые пятна — обжигающий пар замечательно сработался с воспламеняющим смущением. — Ну, включай уже. Старший сбивчиво прочищает горло, тянясь к кнопке запуска. — Можем свет выключить для атмосферы. — Не неси чушь. — Ладно, поехали… Надеюсь, тебе понравится. Уловив в ответ неразборчивое «не сильно надейся», Ли привычным нажатием на клавишу погружает комнату в тихие перебивающие друг друга порывы шепчущего ветра, вырывающиеся из динамика, пока тёмный экран прорезает горящая золотым огнём комета. Проезжающая вдоль ряда домов соседней улицы машина, приглушённым гудением посылает отголоски эха в каждое открытое окно. Лёгкие занавески неподвижно замерли, точно так же, как несколько полусухих деревьев у площадки: настроение осеннего вечера удивляет своей безмятежностью. Сумерки давно сгустились, чёрным бархатным куполом накрывая старый двор. Только переливающейся россыпи звёзд удаётся прорваться сквозь непроглядную темень и заявить о себе погружающемуся в сон району. Уличная темнота мягко сталкивается с царившей в тёплой, наполненной сладкими запахами комнате. Свет давно погашен, и только вспышки на экране ноутбука подсвечивают сидящие, чуть подавшиеся вперёд силуэты. Яркий свет в очередной раз сменяется тёмным экраном, то отбрасывая на лица хаотичные огоньки, то затухая. Размеренный хруст попкорна прерывается, когда кисть Хана замирает на полпути ко рту. «Как твоё имя?» Тишина. За секунду комната погружается во мрак, пока карамельный запах ещё витает в воздухе, а ночной холод пробирается сквозь открытое окно, будто осваиваясь в тёмном согретом помещении и рассеиваясь в пределах пространства. Старательно щурясь, потирая глаза кулачком, Минхо поворачивается к удобно устроившемуся младшему в паре десятков сантиметров от него. Миска в чужих руках почти опустела. Чуть сдавленно после долгого молчания нарушает завораживающую уютную тишину: — Сейчас свет включу… — Стой, — шатен таким же непослушным голосом пресекает попытку Минхо подняться, — не включай. Взгляд с отблесками недоумения достаточно привык к темноте, чтобы определить очертания младшего: его отворачивающуюся макушку и тыльную сторону ладони, гладко скользнувшую по щеке. В воцарившейся тишине теперь отчётливо различимо шумное сопение. — Это всё? Конец? Приглушённый голос долетает до Ли из-за левого плеча. Спина окутанная лавандовой тканью пижамы осторожно опускается на спинку дивана. — Да, всё, мы досмотрели. Как тебе? Вырвавшийся из горла тихий всхлип говорит сам за себя. В попытке скрыть его, Джисон принимается опускать и поднимать над поверхностью чашки холодный чайный пакетик. — Знаешь, — старший с полуулыбкой отворачивается, — каждый раз испытываю столько эмоций, как будто в первый раз смотрю. Бывает даже оброню пару слезинок. — Пару? — гнусавость забитого носа не мешает Хану звучать насмешливо, — недавно рыдал над сериалом как маленький. Сглотнув ком в горле не решается продолжать, стараясь как можно менее заметно вытереть мокрый нос. Даже при полной темноте поднимать влажные глаза на старшего он сейчас точно не решится. Сжимая в ладонях невесомую пластиковую миску с остатками попкорна просто смыкает уставшие веки. — Ладно, это было… сносно. Интуитивно почувствовав на себе взгляд, Джисон слабо улыбается. В любом случае густая темнота комнаты скроет всё. — Я рад, что понравилось, — судя по тону и без того мягкого голоса Ли, губы его сейчас растягиваются в улыбке. Выдохнув, младший откидывается на спинку дивана. — Я не говорил, что понравилось. — Вот как. А что бы ты хотел изменить? Или, может, тебе чего-то не хватило. — Хм, — ведя ладонью по растрепавшейся шевелюре, Хан в очередной раз шмыгает носом, — ну, музыка в целом была ничего. Персонажей вроде нормально раскрыли, сам сюжет неплохой. Но чего мне не хватило — так это продолжения их истории. Нам даже не показали, как они говорили и как… Чёрт — язвительно фыркнув, почти шёпотом смеётся своим низким голосом, — кажется, я сам себе противоречу. Окей, теоретически мне понравилось, но я всё ещё не люблю всякие такие сопливые истории. — И не хотел бы повторить такое ночь-кино? Снова тихий грудной смех. Повернув шею к Ли, шатен каким-то шестым чувством понимает, что тот сейчас тоже смотрит прямо на него. Попкорн шелестит в съехавшей вбок миске. — Не знаю, может быть. — Такой способ сказать «да»? — Вот чё ты умничаешь? Совсем другой, звонкий и мягкий как суфле смех Минхо врезается в податливую тишину. Услышав его хотя бы несколько раз в своей жизни, не возможно не привыкнуть. Серебристой дымкой разливается по комнате тусклый свет позднего фонаря. — Ой, надо же, заработал, — Ли сглатывает, поспешно отрываясь от ясных очертаний лица напротив. В ответ Джисон лениво зевает. — Да, перебои тут постоянно, надоели уже. — Возле твоего прошлого дома они были реже? — брюнет подушечкой пальца трёт холодный край чашки с остатками напитка. — Разное бывало. — Джисон, а ты давно без родителей живёшь? — Не давно, нормально. Как переехал от них, так и живу. Минхо аккуратно косится на Хана. Может, тянущая суставы усталость даёт о себе знать, но эта фраза прозвучала несколько чётче и вывереннее, нежели его обычная речь. Взгляд падает на чужие руки, сложенные в замок, обхватив тонкое колено. — И как? Сложно было отвыкнуть от них? — Да знаешь… Как-то отвыкаешь и всё. — Хотел бы и я так быстро влиться во взрослую жизнь. Когда ни от кого не зависишь, и сам распоряжаешься своими действиями, и дома никто не встречает… Жаль, что это неизбежно. Я бы хоть до старости с ними там оставался. Небрежная усмешка со стороны левого плеча заставляет светлую кожу на руке Минхо покрыться мурашками. — Что, хотел сидеть на шее и ни о чём не думать? — Не то что бы… наверное… хотя… — Понятно, — снова фыркнув, брюнет водит ладонью по оголённому колену, пока края серых шортов скрыты где-то под слоями пледа, — на самом деле, у меня даже не было такого в мечтах, я просто жил и знал, что положиться в любом случае можно только на себя, без вариантов. Но это, конечно, было бы круто. Приходишь — стол накрыт. Забыл сделать что-то — мама тебе напоминает. Тихая речь мягко касается ушей Минхо, наблюдающего за колыхающимися занавесками, открывающими вид на молочно-белую луну и её сияющий туманный ореол. Стараясь не вызывать подозрений, медленно поворачивается к младшему, с опаской глядя на его реакцию. Напрасно. Тот неотрывно глядит на приоткрытое окно, перебирая круглыми тёмными глазками редкие искрящиеся звёзды. Пушистые ресницы большинство слиплись у основания. В то время, как пухлые щёки кажутся ещё белее, окутанные лоскутами света далёкой луны и припозднившегося уличного фонаря, в по-детски больших зрачках и на чёрной радужке играет россыпь мерцающих бликов, как будто отражающих чарующее небесное светило. По кончикам пальцев Минхо разливается какое-то особенное покалывающее тепло. — Скучаешь по родителям? — позволив себе еле слышный вопрос, брюнет кладёт голову на колени. — Я… Скорее всего. Наверное, можно так сказать. Скучаю. Тихий выдох изо рта и сжатые губы. Так отчётливо на золотисто-кофейном фоне дрожат сверкающие световые отблески. — Держи. — А? Моргнув, Джисон недоумённо рассматривает предмет в руке старшего, сдавленно пошмыгивая носом. — Что? Зачем? — с сомнением уставившись на салфетку, Хан привычным образом хмурит брови. Нежный голос парня сидящего рядом пробирается в самые глубины подсознания. — Всё в порядке, я сам иногда плачу. Возьми. Дёрнувшись, как от мощного удара током, шатен подскакивает на месте, просыпав на промятую подушку несколько зёрен попкорна. — Ты идиот? Думай, что говоришь. Достал, — шипя от злости и не заботясь о сохранности чужого ноутбука, парень толкает стесняющий движения табурет, спрыгивая с нагретого дивана и подобно урагану вылетает из комнаты. Слишком быстро, чтобы Ли успел что-либо сообразить и оценить происходящее. — Джисон? Громкий хлопок двери уже совсем пугает старшего, вконец выводя из зачарованного состояния. Поспешно дошаркав до чужой комнаты, он слышит отчаянную тревогу в собственном голосе. — Джисон, что случилось? — Заткнись. Приглушённый рык полный раздражения даже близко не похож на надтреснутый гортанный голос, мгновения назад жаром плавящий трепещущее сердце Минхо. Всё же было хорошо. Только что же всё шло потрясающе гладко. Почему опять? Опустив голову, брюнет пальцами накрывает пульсирующие виски. «Он снова убегает и закрывается от меня, едва начав показывать себя настоящего. Сбросит панцирь и сразу нарастит два новых. И как мне узнавать, когда остановиться? Как вообще понимать, что на сегодня достаточно, если мне никогда не достаточно?» Устало опустившись на корточки, парень чувствует открытыми щиколотками идущий из-под дверной щели холод. Леденящий, пробирающийся под кожу и кусающий до онемения. Всю жизнь Минхо терпеть его не мог, лишь начав мёрзнуть старался немедленно согреться. Но этот холод можно стерпеть и, при желании, даже контролировать. Чего не скажешь о другом, струящемся по венам, пронизывающем внутренности и скручивающем дыхательные органы. До болезненного озноба доводящего несчастливца, подвергшегося его влиянию. Такой холод, как зимнюю стужу, очень сложно сдерживать. И чтобы искоренить его надо серьёзно постараться.