Малахитница

      Профессор Флитвик проворно перебирал ножками в направлении Больничного крыла. Три шага полугоблина равнялись одному шагу первокурсницы, я сосчитала. В гнетущей тишине мы миновали подоконники, играющие светом и тенью на мраморном полу. Если профессор злился, то должен был злиться на себя. Следить за настроениями на факультете — его задача.       Чтобы заметить группу первокурсников, магического чутья не нужно. Их было слышно задолго до того, как стало видно. Однако состав вызывал некоторое недоумение.       — Софи!       — Где ты пропадала?       — Мерлин! Ты жива! — закричали одновременно Рон, Гарри и Мэнди, выбив меня из колеи. Что они здесь забыли? Нет. Куда важнее, на какой почве они вообще сошлись?       — Где ты была?       — Ты в порядке?       — Что произошло? — вновь загомонили все трое и почти в унисон добавили: — Я первый!       Замолчали. Переглянулись. Мэнди шуганула мальчишек кулаком и повернулась ко мне.        — Прости! Я так виновата! Нужно было сразу рассказать профессору Флитвику, что ты не пришла ночевать.       На белом лице Мэнди отчётливо проступали красные заплаканные глаза. Она держала мою ладонь в своих руках, искренне раскаиваясь, хотя, по сути, ни в чём не была виновата. Я похлопала её по плечу, но слова поддержки не успели вылететь из моего рта: Флитвик воспользовался моментом для жизненного урока.       — Вы совершенно правы, мисс Броклхёрст. Правила написаны для безопасности студентов, — отчеканил он. — А теперь оставьте все вопросы до того времени, пока мадам Помфри не окажет мисс Долоховой медицинскую помощь.       Вдруг под прицелом трёх пар глаз оказался кровоподтёк у меня над бровью. Я постаралась скрыть синяки на руках, скрестив их на груди, но только привлекла внимание резким жестом. По мере того как взгляды детей опускались ниже, их глаза округлялись всё больше; остановившись на содранных коленках, и вовсе приобрели недобрый блеск. Мучаясь чувством вины, Мэнди закусила щёку с внутренней стороны, Рон повторил мою позу, а Гарри с мрачным видом погрузился в себя.       Мне стало неловко от того, что, по-видимому, только я не воспринимала свои боевые ранения всерьёз. Ладно Мэнди, любимая мамина дочка. Но Рон, имеющий в старших братьях близнецов, у которых девиз по жизни: «Сделал гадость — сердцу радость»? Или Гарри, будущая звезда квиддича? Для них эти царапины должны были быть делом привычным.       Меня Пернелла гоняла на тренировках и в хвост, и в гриву, словно воспитывала не главу рода, а боевого мага. А если я начинала жаловаться, то не скупилась на Жалящие заклинания. Посмотрела бы я в лицо тому, кто скажет, что эта старушка прославилась только выгодным браком! Женщина, пережившая появление Статута Секретности, участвовавшая в экспедициях в домены, а затем и в подавлении гоблинских восстаний, — это вам не баран чихнул. Учила она без оглядки на синяки и ссадины.       — Вы преувеличиваете, — подала я голос. — Это просто царапины.       — Нет, — прервал меня Гарри, — профессор прав. Не будем вас задерживать.       Я тяжело вздохнула, послала Мэнди ободряющую улыбку и последовала за Флитвиком. В медкабинете царил особенный запах, но другого рода, нежели в магловских больницах. Очень похожее амбре имел кабинет зельеварения: молотые травы, мята, лаванда, розмарин — и гниль. Без неё никак. Одни только бородавки пурпурной жабы чего стоят, а ещё глаза собаки, сок пиявок и слизь флоббер-червей. Бр-р…       Мадам Помфри подтвердила мои мысли о том, что я отделалась лёгким шоком. По просьбе Флитвика она обмазала меня жирной Заживляющей мазью, напоила Успокаивающим зельем несмотря на мои возражения, что я в полном порядке, и оставила ночевать в Больничном крыле. Последнее оказалось весьма кстати: видеть лица однокурсников не было никакого желания.       Ясный сентябрьский день клонился к вечеру. По углам закрадывались тени, зато шторы, отделяющие мою кровать от других, ярко освещались закатным солнцем. Приятно утяжелившись ужином, я растеклась по кровати. Веки слипались, словно их смазал сладким молоком Оле-Лукойе.       Вдруг я различила колебание контуров магического чутья. Скрипнула дверь. Знакомая аура приблизилась к шторам и замерла. К сожалению, моего мастерства не хватало, чтобы прочувствовать весь спектр возмущений сложной человеческой натуры, но я догадывалась о причинах, приведших гостя к пологам моей кровати. Нам давно пора поговорить начистоту.       — Не прячься там как воришка.       — Я не прячусь! — Гарри отодвинул шторы, всколыхнув мерно плывущие в лучах солнца пылинки, и сам вышел на свет. Я приняла положение сидя, облокотившись о подушку.       — Что же ты тогда делал за шторой?       На моих губах играла улыбка, и Гарри раздражённо фыркнул, поняв, что я прикалываюсь. В настроении ощущался душевный подъём.       — Всё тебе шутки шутить. Значит, точно в порядке.       Мы замолчали, разглядывая кружевные узоры на подолах штор. Кажется, у Гарри скопилось много вопросов, которые он не знал, как задать. Я решила ему помочь:       — Я скучала.       — Скучала? — ошарашенно вскинул голову мальчик. — Ты… ты даже не представляешь, что я слышал о тебе.       — Почему же? Очень хорошо представляю, — холодно ответила я. Благодушие сползло с лица, словно его смыло водой.       — Но если ты знала, почему ничего не рассказала мне?       — А что я должна была рассказать? — ощетинилась я. — Привет, Гарри, я дочь тёмного волшебника, который участвовал в истреблении маглов и сражался против твоих родителей? Уж поверь, это не та часть моей биографии, которой с гордостью хочется хвастаться на каждом углу.       Несмотря на то, что я готовилась к неудобным вопросам, отвечать на них оказалось неприятно. Разговор усугубляло то, что Гарри накопил информацию, но переварить её оказался не в состоянии. Он ещё слишком мал, чтобы суметь поставить себя на моё место, и не обладает полной картиной ситуации, какой её вижу я.       — Но я должен был знать!       — И что бы ты сделал с этим знанием?       — Я бы, по крайней мере, знал о войне и о том, что мои родители — герои. Они не были нищими алкоголиками, они не бросили меня и не попали в аварию! Они погибли, защищая меня от Волдеморта! И от твоего папаши!       — А что тебе мешало узнать это самому?       — Даже не знаю, — язвительно закатил глаза Гарри. — Может, то, что мне никто ничего не рассказывает? Все эти годы ты знала о наших родителях, о том, кто я, о Хогвартсе, о магии! Ты же знала, что мои родители погибли из-за предателя Сириуса Блэка? И хоть бы слово вставила в письме!       Чёрт, да как ему объяснить, что я не могла передать такую информацию, потому что боялась Дамблдора? И не только его. Как будет выглядеть в глазах общественности дочь Пожирателя Смерти, которая случайно наткнулась на мальчика, убившего господина своего отца? И продолжила переписку. Тайно! Да меня близко к Хогвартсу не подпустили бы, а то и депортировали бы из страны. А рассказать сейчас Гарри о своих подозрениях по поводу Ордена Феникса — всё равно что лишить нас союзников в грядущей войне! Тем более, это только мои подозрения, не подкреплённые никакими фактами.       — Я не могла этого сделать именно потому, что я дочь своего отца! — честно ответила я. — Ты бы узнал то, что тебе, выросшему среди маглов, знать не положено. И поверь, кому надо, обязательно узнали бы источник этой информации — и им оказалась бы я, дочь Антонина Долохова! Ты мог бы и сам догадаться, но ты не хочешь ничего знать! Хватит думать, что тебе принесут всё на блюдечке! Почему ты не расспрашивал Петунью о матери, о Хогвартсе, о волшебстве? Она жила бок о бок со своей сестрой-ведьмой целых семь лет, уж кое-что должна была знать! Почему ты не спросил никого из взрослых, где похоронены твои родители?       Гарри вздрогнул. Видимо, я попала в самую точку, и здесь бы стоило остановиться, но меня уже несло:       — Почему не попросил преподавателей достать колдографии из архива? Тебе нужна информация? Так сходи в библиотеку, найди подшивки газет, сделай хоть что-нибудь! Ответы рассыпаны вокруг, просто ты не хочешь их видеть. Ты ничем не интересуешься!       Я перевела дух, давая Гарри обдумать мои слова, а сама смочила горло водой, которая стояла рядом на тумбочке. Через несколько секунд я продолжила уже более спокойно:       — Что касается меня… я не могу вечно думать о чужих проблемах. Мой отец сидит в Азкабане, моя мать мертва, а я сама живу на иждивении у чужих людей и разгребаю проблемы, которые на меня оставили дорогие Долоховы! Я дала тебе всё, что могла!       Гарри сжал кулаки и пулей вылетел из Больничного крыла. Оставалось только ждать, к чему приведёт моя откровенность. Он начал задавать вопросы, это хорошо. Глупый союзник хуже умного врага. Пусть собирает информацию, копает в библиотеке и думает, думает, думает… Я тяжело вздохнула. Быть ребёнком нелегко, но иметь дело с детьми ещё сложнее.       Ночь минула, будто её и не было. Рано утром за мной явилась Пенелопа, чтобы сопроводить в кабинет декана. Она пыталась вызнать подробности моей пропажи, но я ничего не знала о личности девушки, которая помогла запереть меня в кладовке, так что вела себя, как на допросе в аврорате: ни в чём не признавалась, ничего не сообщала, делала вид, что всё в порядке.       Были у меня эпизоды общения с этими милыми людьми. Рам Чандра Азад, или господин Чандра, как попросил называть себя сын Индрахаллы, начал баламутить воду, и, видно, вода эта оказалась болотной, потому что обо мне вдруг вспомнили в Министерстве. Поступил приказ — найти! А где искать? Список волшебников, рождённых на острове, имелся, но адресов артефакт не пишет. Всё недвижимое имущество Долоховых на территории Англии конфисковано. Гая Лакруа, замеченного со мной на приёме, пойди найди в очередной экспедиции по амазонским джунглям.       Поэтому доблестные авроры отправились таранить ворота своих бенгальских гостей. Господин Чандра, как подобает честному человеку, принял посланцев Министерства со всем гостеприимством и довёл до их сведения, что его двоюродная племянница пожелала остаться жить со сквибами, которые заботились о ней с самого рождения, пока настоящая семья не знала о её существовании.       Не будь господин Чандра столь щедр, авроры не нашли бы меня до самого Хогвартса, ибо сквибы до сих пор не могут ни заключать браков, ни иметь детей, ни участвовать в жизни Магической Британии. Министерство даже не знает, сколько их — у половины просто нет документов. В общем, в то время на свет вылезло много несовершенств магического права. Но мы не о них.       Было забавно наблюдать, как авроры рыщут в маленьком деревенском домике, разыскивая талмуды по тёмной магии и алтари для жертвоприношений, а затем допрашивают восьмилетнего ребёнка на предмет того, есть ли они в нашем родовом гнезде. Как будто им туда будет ход! Впрочем, на допросе я отвечала предельно честно, ведь о том, имелось ли что-то тёмное в моём родовом гнезде, я могла судить только по воспоминаниям предков. Но лежат ли те вещи на своих местах? Я не знала.       Позже я попросила у господина Чандра отчёт о его деятельности, которая привлекла ко мне столь пристальное внимание аврората. Оказалось, он начал аккуратно прощупывать почву — запросил в Гринготтсе информацию об осуществлении контроля над моим сейфом, пока его не прикрыли. Это история не давала мне покоя: ведь золотишко Лестрейнджей лежало в целости и сохранности, пока они отдыхали в Азкабане.       Вопрос — где мои деньги?       Установлено, что последний перевод средств в размере двадцати тысяч галлеонов был совершён Долоховым Павлом Ивановичем в уплату штрафа за Долохова Антонина Павловича. Когда я увидела сумму, чуть с ума не сошла. Что он сделал? Разрушил дворец Елизаветы Второй?       Но если мы отделались штрафом, то куда делся дом в Уилтшире, в котором жил дед? Господин Чандра почесал репу и признался, что за отсутствием прямых наследников (все ведь думали, что я мертва) дом перешёл к ближайшим родственникам, а именно к Индрахалле. Он сам ничего не знал, пока не отправил письмо матушке, чтобы во всём разобраться. Оказалось, что она продала дом и инвестировала деньги в производство волшебной пудры.       Разорвите меня семеро! А я-то думала, почему же она без вопросов предложила помощь с делами. Ещё втирала мне что-то про семью и любовь между моими стариками!       Однако помимо тех уплаченных двадцати тысяч галеонов на мой счёт должны были поступать ещё деньги с патента на магический фильтр — гениальную разработку Акомира Долохова, способную извлекать из смеси магических энергий определённый её тип или очищать вещество от примесей. В частности, используется для быстрой фильтрации крови от ядов, тромбов и магических энергий. Неоценимая вещь в зельеварении и целительстве.       Неоценимая по значению, но не по деньгам.       В ходе расследования господин Чандра выяснил, что за отсутствием наследников — как же мне надоело это слышать! — все неимущественные права, в том числе и патент, утрачиваются. Восстановить юридическое лицо возможно только в судебном порядке через обжалование решения налогового органа.       Не буду вдаваться в подробности судов, потрепавших нервы мне и Министерству. Если вкратце, всё закончилось в мою пользу, и полученные в течение года деньги я разделила: одну треть оставила на жизнь, а две трети положила в банк на сохранение. Предыдущий бизнес Долоховых разорился, поэтому в будущем мне понадобятся средства для открытия нового.       Тем временем мы с Пенелопой уже добрались до башни и прошли через зал, полный студентов Равенкло, направляясь к кабинету декана. Насколько я поняла, о моём исчезновении так или иначе были осведомлены почти все. Но подробностей никто не знал, и теперь каждый жаждал освидетельствовать их лично. Что, впрочем, шло вразрез с планами Флитвика, который парой слов разогнал толпу и напомнил старостам об их обязанностях.       — Итак… — Мы уселись друг напротив друга. Он — за стол, я — на кресло. — Я жажду услышать вашу увлекательную историю.       — С удовольствием поведаю её вам, только… не сочтите за наглость, — аккуратно подошла я к теме, — но кто был тот смельчак, который запер меня в кладовке? Обещаю не делать ему больно.       — Я думал, вы мне расскажете, кто он, — невинно хлопнул глазами профессор. Насколько невинно вообще способен выглядеть полугоблин.       Я спала с лица. Он хочет сказать, что до сих пор не выяснил имени? Внутри зародился какой-то непонятный отклик на действия Флитвика, но раздражение, накопившееся за долгое время, не позволило разобраться в своих ощущениях и вылилось наружу первым:       — Чем вы вообще занимались, пока я лазила чёрт знает где? Что вы сделали для моего возвращения? Может быть, вы меня оттуда вытащили? Нет, кажется, я выбралась сама! Или вы нашли виновника?       — Я могу расценивать это как наглость?       — Вы можете расценивать это как хотите. — С каждым словом профессора непонятное чувство усиливалось и уже начинало свербить.       — Давайте начнём сначала, — отступил Флитвик. Стеклянная дверца серванта в углу кабинета приоткрылась, и из неё выскользнуло блюдце с какими-то сладостями. — Расскажите мне, что произошло. Во всех подробностях. И я постараюсь помочь вам, чем смогу.       Он был прав. Он был чертовски прав! Но как же не хотелось мне поступать правильно. На одной стороне весов была моя гордыня и, выбрав её, я ткну носом Флитвика и Дамблдора в их несостоятельность как доверенных. На другой — возможность посодействовать расследованию и восстановить порядок.       Флитвик разлил чай с видом неравнодушной к сплетням хозяйки, хотя сам он наверняка описал бы его как «полное участие в ваших проблемах». В нос ударил запах персика и ежевики. Внутренний голос настойчиво требовал произнести хоть что-то, и, сделав глоток, я медленно начала рассказ. На него ушло не больше получаса. Я вспомнила всё, что знала о виновниках моего положения, и смазала концовку: портрет первого директора будет козырем в моём рукаве, пока не решу, чего от него больше — пользы или геморроя.       — Надеюсь, вы были честны, когда сказали, что не сделаете никому больно, — уже в конце, за секунду до моего ухода произнёс профессор Флитвик. Он пытался сделать голос мягким, каким журят нерадивых детей, но скрыть напряжение не удалось.       Я остановилась у двери, не успев коснуться ручки. Наконец пришло осознание, что это за неприятное чувство давило на меня на протяжении нашего разговора.       Пренебрежение.       Кажется, именно это я ощущала в свою сторону.       — Знаете, профессор, я уже начинаю сожалеть о том, что никогда не владела тёмной магией, которую вы все мне приписываете.

***

      Несмотря на шанс, данный декану, я не могла молча ждать результатов. Нужно было дать отпор, причём жёсткий, чтобы все, кому впредь вздумается потренировать на мне фантазию, знали: я отвечу втройне. Грань пройдена. Мирное урегулирование конфликтов более невозможно.       План созрел моментально, но требовал детальной подготовки. Первое — выбрать козла отпущения. Я не могла быть уверена, кто конкретно причастен к расправе надо мной, но наказание и не было моей целью. Оставим его деканам. В конце концов, они должны отрабатывать свой хлеб. Нет, моей целью было устрашение, а что до жертвы… все мы в чём-то виновны.       Второе — подготовить ловушку. Как одиннадцатилетке разобраться с пятикурсником? Будем говорить откровенно: в честном бою у меня шансов нет. Но на войне все средства хороши.       Наконец, третье — выбрать момент. Истекала неделя с моего возвращения. Все, кто навострил было уши, чтобы не пропустить мою месть, потихоньку теряли интерес. Мэнди и вовсе выдохнула с облегчением, решив, что я отпустила обиду. Не хотелось её разочаровывать, но такова жизнь. Некоторых она учит тяжёлыми ударами.       В пятницу вечером Алан Моррисон возвращался в башню Равенкло через заброшенные классы — популярный маршрут у студентов для «тайных» встреч, свиданий или вечеринок. Но только не сегодня — и не в том конкретном классе, который я выбрала для свершения своей мести. Лёгкое покалывание током в пальцах ног свидетельствовало о действии в комнате скрывающих рун. Как я жила без магического чутья?       Узнать расписание квиддичных тренировок тоже не составило труда: оно вывешено на доске объявлений. Дальше дело старой доброй слежки. К счастью, Алан любил сделать лишний круг после тренировки и подумать над своим имиджем. Что и сыграло мне на руку: быстро его не хватятся.       Я приготовилась действовать, как только долговязая фигура Алана покажется напротив заранее подготовленного класса. Два шага… Заклинание первого курса — и капитана команды сильным толчком протащило в кабинет. Он рефлекторно тянется к карману, но я быстрее:       — Петрификус Тоталус! — Палочка Алана дрогнула в руках, погружая своего хозяина в оцепенение. Увы, подготовка Пернеллы оказалась лучше квиддичной. Какая жалость! — Добрый вечер, Алан.       Я склонилась над обездвиженным телом и мило улыбнулась. Глаза парня, вращающиеся с бешеной скоростью в поисках опасности, остановились на моём лице и налились кровью. Казалось, они были готовы вылезти из орбит от ярости.       — Как жаль, что ты не можешь мне ответить. Дай угадаю, ты хочешь знать, что происходит? — Я подтянула к себе стул сидением вперёд и села, облокотившись подбородком о спинку. — Навести о тебе справки оказалось сложнее, чем я думала. Представляешь, мне донесли, что Торфин Роули, мерзкий Пожиратель Смерти, уличил твоего отца в коррупции и за молчание взял очень много денег. Но вот негодяй! Своего обещания он не сдержал!       Обуздать мерзкую усмешку не получилось. Я сама себе напоминала злодея из дешёвого комикса. Ради этой информации пришлось обратиться к господину Чандра. Но каков мерзавец!       — Я знаю, кто в вашей шайке-лейке креативный директор. И если той ночью в коридоре был не ты, это всего лишь значит, что ты поручил дело кому-то другому. Видишь ли, у каждого преступника свой особенный почерк.       Парень стиснул зубы — я видела, как желваки заходили по его лицу, — и теперь прожигал меня ненавидящим взглядом. Он точно хотел меня убить, но был заперт в оковах собственного тела. При виде его яростного бессилия мне стоило бы испугаться… Вот только внутри поднимало голову холодное безразличие.       Я задумалась, не оставить ли мне ещё и послание, но решила, что это будет лишним. Алан давно точил на меня зуб, а последний случай вышел достаточно громким, чтобы все понимали, кто и по какой причине с ним расправился. Понимали, но доказать не могли. Есть вероятность, что Алан нажалуется преподавателям. Тогда меня накажут — а его сожрут свои же. Здесь действовал тот же принцип, по которому я и не искала помощи у взрослых: петля социального суицида быстро затянется на его шее.       Закончив с признаниями, я надавила на мышцы на лице парня, открывая ему рот, и влила слабительное.       — Часто ли ты ночуешь вне комнаты, Алан? Может быть, твои друзья начнут поиски уже сегодня? Или сообщат преподавателям завтра? Посмотрим, как сильно они тобой дорожат. Приятных выходных.