Малахитница

      Это была самая короткая ночь в году — последние сутки русальной недели. Магическая сила стихий и растений достигла наивысшей точки, а вода в реках и озёрах приобрела живительные свойства. Казалось, сами боги были на стороне Милады.       Маглы кружили в хороводах, прыгали через костры, а затем с разбегу погружались в объятия реки. Люди устраивали праздники с тех пор, как поселились в пещерах — то были первые коллективные ритуалы. Новоиспечённая хозяйка горы тоже присутствовала на празднике. Находясь в толпе и наблюдая за девушкой, я не могла не впечатлиться её сильным голосом, резкими уверенными движениями, харизмой, которая сбивала с ног. И не могла не завидовать.       Милада умела чувствовать и направлять энергию людей, свободно циркулирующую в воздухе. Пусть сами простецы мало понимали в колдовстве, зато в нём отлично разбиралась ведьма, что танцевала на углях вместе с крестьянскими девками.       Звание «Хозяйки Горы» влекло за собой ответственность: земли должны плодоносить, традиции — уважаться, а наследие — любовно сберегаться благодарными крестьянами. Мало «увести» богатство или, наоборот, подарить его. Боги должны быть умаслены, леса — защищены амулетами от нечисти, а заводи — от рыбного духа.       Став матриархом в семье, Милада Долохова развела активную деятельность по насаждению собственной власти на прилегающих территориях. Исконные обитатели уральского пригорья, народы ханты и манси, восприняли новую хозяйку вполне мирно. Главным образом потому, что она готова была идти на контакт: первым делом приняла культ Перуна и подписала договор, по которому сдерживала возмущения магических существ Урала.       У Милады появились два сына, которые позже оказались в ближайшей свите князя: давали ему советы, заговаривали оружие и земли, оберегали здоровье и предсказывали будущее. Благодаря этому титул их отца-магла поднялся до боярина. Зареслав взял в жёны девушку из боярского магического рода Морозовых, а Богдан женился на маглянке. После Милады главой рода стала её младшая дочь — отныне главная ветвь формируется по женской линии, поскольку только девушки наследовали магическое чутьё и связь с горой.       Позже я залезла в хроники тех лет, чтобы закрыть пробелы в воспоминаниях и ответить на вопрос: каким образом мы утратили господство? Что послужило поводом к началу войны, о которой дальше пойдёт речь? Воспоминания были слишком субъективны и не давали полной картины.       Несмотря на обширность библиотеки Фламелей, историю магической России пришлось искать в самой России через связи учителя.       Первые контакты с христианством начались ещё в 860-х и пришлись на третье поколение Долоховых. На тот момент и речи не шло о принудительном обращении «во христову веру» — она потихоньку распространялась сама в южных районах киевской Руси.       Параллельно пугающе быстро распространялся культ Чернобога, характерной чертой которого являлось искажение самой магии, вызывающее помутнение рассудка у тех, кто применял его ритуалы. В летописях упоминается попытка массового жертвоприношения, из-за которой князю Владимиру с дружиной пришлось сравнять с землёй целое поселение.       Инциденты между магами и простецами случались и раньше, однако этот окончательно укрепил уверенность князя в том, что «скверну» необходимо уничтожить любой ценой. Проще говоря, звёзды сошлись раком: соперничество христианства, пропагандирующего, что любая магия, дарованная не богом, идёт от дьявола, и тёмного культа стало клином в отношениях простецов и магов, которые и так трещали по швам. Владимир решается насильно изменить религию своего народа и обращается к христианству.       То была первая крупная размолвка высшей власти и колдунов. Многие не смогли смириться с новым укладом, поэтому покинули родные земли и отправились на восток.       Спасая идолов и собственные жизни, колдуны уходили всё ближе к Уральским горам — в единственном направлении, не оккупированном монотеистическими религиями.       Тут-то и сталкиваются интересы Долоховых с переселенцами. К земельному конфликту прибавился религиозный: жестокие силовые методы, которых придерживался лидирующий культ Перуна, находил отторжение у многих славянских переселенцев. Начались вооружённые магические противостояния, в которых нас поддержали местные шаманы из хантов, манси и тюркских бурятских племён.       Культ Перуна проигрывал, и, дабы не сгинуть в войне, Долоховы были вынуждены подписать мирный договор, а также взять обязательство снова подчинить магических существ, которые устроили пир во время чумы с негласного одобрения давешней Хозяйки Горы.       Однако даже в таких обстоятельствах мой род нашёл, как высказать своё «фи», и наложил проклятие на богатства Медной Горы: как только другие маги коснутся самоцветов, те рассыпятся в пыль.       В результате нам пришлось уйти в домен, затрачивая целое состояние для освоения новой территории, а на землях простецов возвели школу чародейства и волшебства Колдостворец.       Но противостояние между местными племенами и славянскими вторженцами прекратилось не поэтому. Из северных лесов в сопровождении большого количества нежити явился маг, который послужил прообразом для легендарного фольклорного персонажа Кощея Бессмертного. Началась новая долгая и кровопролитная война, в которой Долоховы участвовали уже весьма опосредованно и теряли разве что деньги.       Наконец мы подошли к тому, зачем я трачу время на воспоминания предков и изучаю летописи минувших лет. Дело в том, что я только сейчас в полной мере начала осознавать, в какую кабалу ввязалась по собственной дурости. Меня интересовали текущие обязанности, актуальные договоры, кровные враги, а также инвестиции, облигации и акции, которыми я могу прикрыть дыру в шесть лет. Деньги могли конфисковать, но контракты подписывались кровью.       Поскольку до моего совершеннолетия ещё уйма времени, Фламель предложил найти представителя. Это должен быть человек со старой фамилией и лояльно настроенный к нашей семье. В крайнем случае его можно нанять, но личный интерес в таких вопросах надёжнее, поэтому я искала родственников, вассалов и должников.       У Эйвери, родственников со стороны матери, остались только пожилые супруги: старшая — моя мать — умерла в родах, а младший сын стал Пожирателем и гниёт в Азкабане. Трудно сказать, как они отнесутся к нежданной внучке.       Сны с воспоминаниями предков прервались на моём деде, Павле Ивановиче. Его божеством и недостижимой мечтой была мать — холодная и властная женщина, которая никогда не проявляла нежности. Что бы ни делал Павел Иванович, как бы ни старался, похвала всегда была скупой и неискренней. Тем не менее это не умаляло его преданности фамилии.       Переехав на остров, дед женился на Элеоноре Шафик, дочери главы отдела международного сотрудничества в Министерстве, чтобы укрепить статус и обзавестись связями. Он надеялся на дочь, но родился мой отец. Опять никто не принял власть над горой.       Отец бунтовал. Он злился на весь род за то, что его считали негодным, второсортным. Начиная с основательницы, женщины рода упрочивали свой кусочек власти в патриархальном мире, и наследовать Долоховым могли только по женской линии. Антонин стал самым сильным боевым магом в свите Волдеморта назло дурной судьбе. Отчасти я его понимаю. Не поддерживаю, но понимаю.       Дальше я знаю только сухие факты, собранные по слухам, известным Пернелле. С Юноной Эйвери отец познакомился ещё в Хогвартсе. Состояли они в браке или нет, наверняка было ясно одно — ребёнок незапланированный. Шла война. Среди аристократии слухи ходили, а вот остальным магам было глубоко плевать на глупую залетевшую малолетку. Как она жила девять месяцев? Приняли ли её родители? Мне ничего не известно о девушке, выносившей моё тело.       Тело, которому насчитывалось уже семь лет.       Первого декабря я отпраздновала день рождения. Лайза устроила праздничный ужин, я фотографировала её в обнимку с мистером Хоупом на новенькую колдокамеру — подарок Фламеля.       За праздничным столом Лайза щебетала о последних новостях: старейшина захворал, у соседа корова родила, а наша совсем старая стала. Я судорожно натягивала на лицо невинную улыбку, участливо интересовалась делами соседей, к своему стыду, понимая, что между нами медленно, но верно растёт пропасть. Всё чаще я предпочитала тратить свободные минуты на то, чтобы поваляться в комнате. Просто потому что легче побыть наедине с собой, чем в очередной раз увидеть, как не соприкосновенны наши реальности. Новый мир постепенно вытесняет семью из моей жизни. Прямо сейчас. Я почти чувствую, как бездна всё глубже.       Наступило Рождество, и мы поехали в Лондон. Пришлось потратиться на съёмную комнату, потому что Адриан жил в общежитии. Нагрузившись тарелками под пищевой плёнкой (извините, общепит ещё не развит), мы сели на поезд и за четыре часа добрались до города.       Я смеялась, подкалывала Адриана и смущала взрослых, пока брат не предложил сходить в кино и оставить их наедине. Как раз вышла премьера «Отважного маленького тостера».       — Ты в порядке? — захлопнув за собой дверь, спросил он.       Я смотрела на брата с застывшей улыбкой на губах.       — Конечно! А ты?       — Тоже.       Мы молча брели среди многоэтажных серых домов, поражающих своим однообразием и унылостью. Там за окнами своя жизнь, свой маленький мирок и разные шторы: затейливые, с кружевами, современные жалюзи.       Мультфильм немного разрядил обстановку. Улыбка становится искренней. Адриан начал кривляться, строя страдальческие лица, с которыми я сочувствовала маленькому тостеру во время просмотра. Пихаясь локтями и подкалывая друг друга, мы забрели во двор, где брата окликнул какой-то знакомый. Через пару минут он махнул мне рукой:       — Мартышка, хочешь покататься на машине?       — По самому Лондону? — Я постаралась сделать голос как можно более восторженным и сиропным. И руки перед грудью сложила в жесте полного умиления.       Адриан закатил глаза, вспоминая, как его друзья называли меня Кинг-Конгом, потому что на их тупые шутки я отвечала прямым в нос. Пусть теперь попробует упрекнуть в неприветливости: я самая милая сестра на свете!       — Садись. Если что, можешь действовать по старому сценарию. Надеюсь, ты отработала удар, и мне не придётся краснеть перед другом? — Разве он не прелесть?       Честно говоря, я совсем не следила за дорогой. Под тонкий голосок Queen одногруппник Адриана рассказывал об их тусовках и со всеми потрохами выдавал косяки брата. Кид оказался вполне приятным в общении, несмотря на моё предвзятое отношение и его разбитое лицо.       Чёрт возьми! Мне нравилось общаться со взрослыми, которые не сюсюкают и не учат жизни.       Некоторое время мы просто ехали, выкрикивая “We Will Rock You”, как вдруг я увидела надпись «Литтл Уингинг». Я растерялась, разглядывая сквозь окна пустырь. Когда мы успели выехать за город? Внезапно осознав, что табличка удаляется, я необдуманно выпалила «Стойте!» и, больно ударившись лбом о переднее кресло, застыла на месте. На самом деле я совсем не планировала останавливаться. Часть меня хотела повернуть обратно и придумать более подходящий случай, но другая часть говорила: «Когда, если не сегодня?».       — Какого хрена? — выругался Кид.       — Я, кажется, увидела енота, — озвучила я глупое оправдание, попытавшись скрыть волнение за неловким смехом. — Литтл Уингинг. Что это за место? Выглядит мило.       Чтобы уговорить брата погулять в «крутом городе, который я ещё не видела», понадобились щенячий взгляд, гора лести и десять долгих минут завываний «пожа-а-алуйста».       — И как мы будем возвращаться, маленькая проныра? — отсалютовав уезжающей машине, спросил брат.       — Не перекладывай ответственность на меня! — хихикнула я. — Мне всего семь.       Я слепила снежок и запустила им в Адриана с весёлым гиканьем. Он издал воинственный клич, кинулся на меня, опрокидывая в сугроб. Мы покатились по склону, барахтаясь и закапывая друг в друга в снег. За шиворотом быстро стало мокро, но я продолжала заливаться хохотом, пока совсем не выбилась из сил.       — Сдаюсь! — тяжело дыша, прокричала Адриану. — Я сдаюсь!       Адриан упал рядом, сверкая шальным взглядом:       — Умей выбирать противников.       — Ой, посмотрите, какая важная птица! — хихикнула я в ответ.       Смеркалось. Если западная часть неба ещё сохраняла отблеск уходящего дня, то в восточной части сгущающаяся синева уже обогатилась серебристой россыпью первых звёзд. Крупными хлопьями падали снежинки.       Глупо. До рождества осталось полтора часа, а мы застряли в чужом городе без машины и телефона. Даже если мне повезёт и я встречу Гарри Поттера, бредущего по улице, что я ему скажу? Привет, я волшебница? Это даже не смешно. Тем более, за ним постоянно следят. Вдруг обо мне доложат Дамблдору?       Импульс «вот-прям-щас-найти-Гарри-Поттера» исчез. Появилась лёгкая досада на то, что ввязалась в эту авантюру.       Я не выдержала и села, беззвучно доставая колдокамеру. Объектив повернулся с детской горки на качели и — вдруг! — я вздрогнула, сталкиваясь взглядом с мальчиком. Из-под большой шапки с бубенчиком выглядывали тёмные волосы, хмурые зелёные глаза прожигали дыру в нас сквозь стёкла круглых очков.       Нет. Мне не могло так повезти.       — Привет, — машу рукой, ощущая внезапную неловкость. — Я София.       — Гарри, — кивает не по-детски серьёзный ребёнок.       Вот ты какой, мальчик-который-выжил. Ничего общего с каноном. Разве был тот герой, полный надежд и веры в светлое будущее, таким болезненно недоверчивым?       — Хочешь, покажу кое-что интересное? — Дождавшись осторожного кивка, зову брата: — Адриан! Сфоткай нас. Ну же, встань поближе и помаши в камеру.       За вспышкой последовал механический звук. Я еле успела подбежать и подхватить вываливающуюся колдографию. Согрев её между ладошек, показываю Гарри.       — Они шевелятся! — воскликнул он.       — Ага, это магия. Ты тоже волшебник.       — Тётя говорит, что я ненормальный.       — Разве это плохо? — он вскидывается, и я дружелюбно машу руками: — Извини. Просто хотела сказать, нормальность — это асфальтированная дорога: по ней удобно идти, но цветы на ней не растут.       Ответом на мои слова была тишина, и когда я подняла глаза со сбитых носков ботинок, то обнаружила осовевший взгляд Гарри.       Ну да, семилетка…       — Парень, а ты где живёшь? — Адриан вовремя вмешался, растрепав мои и почему-то волосы Гарри. — Уже темнеет, а мы мокрые. Надо вызвать такси.       — А? Да, сейчас провожу.       Мой новый знакомый был настолько удивлён нашей фамильярностью, что даже не испугался. Он не отстранился и, кажется, позволил себе немного расслабиться. И мне даже показалось, что ему было приятно неожиданно оказаться в такой атмосфере.       Дома на Тисовой улице ничем не отличались. Я думала, Литтл Уингинг — это небольшой пригород рядом с Лондоном, но чем ближе мы подходили к центру, тем больше он становился похожим на мегаполис. Гарри заметно нервничал, когда мы приблизились к дому номер четыре.       Петуния Дурсль оказалась совершенно обычной. Я ожидала встретить невротичку с высохшим от злобы лицом, которая накричит на нас и выставит за порог, но это была ещё молодая женщина. Из-под тёмной укладки выглядывали русые корни волос, в уголках глаз лежали первые морщинки. Ей, должно быть, столько же, сколько было мне в момент смерти.       — Добрый вечер, — взял на себя инициативу Адриан как самый старший. — Я Адриан Томпсон. Мы с сестрой заблудились, можно от вас вызвать такси?       Петунья придирчиво просканировала нас снизу вверх и приглашающе отошла от двери.       — Проходите. Гарри, не стой на пороге. Иди мой руки, ужин уже на столе, — поторопила она моего нового знакомца и потом обратилась к нам: — Тяжёлый ребёнок.       Я украдкой бросила взгляд на столовую: со стороны двери виднелись два пустующих стула. Вероятно, места Петуньи и Гарри. Чуть вытянув шею, я смогла разглядеть нетронутую индейку — остальное праздничное убранство было скрыто дверным проёмом. Очевидно, домочадцы сами накладывали себе в тарелки, что хотят.       По телевизору крутили какое-то юмористическое шоу, которое, видимо, было более занятным, чем неожиданные гости. Вернон Дурсль выглянул из проёма, заставив отвлечься на вежливые расшаркивания, поинтересовался, как нас занесло из Лондона в Литтл Уингинг, и скрылся обратно, похрюкивая в тон Дадли.       Время стремительно утекало. Адриан уже вызвал такси и занимал Петунию разговором, а я чувствовала, что сделала недостаточно. Невооружённым глазом видно, что Гарри отличается от канона, но отличается ли его жизнь? — вот что меня волновало. Требуется ли срочное вмешательство, или Дурсли вполне нормальная семья? Как никогда остро не хватало телефона, чтобы перекидываться сообщениями без посторонних. Я и раньше скучала по современным благам, особенно первые четыре года на ферме, когда заняться было особо нечем и хотелось посмотреть сериал или поиграть в игры. Потом появились дела, развлекаться стало некогда. И вот я снова жалею об отсутствии интернета.       Когда Гарри вышел из ванной комнаты, я дёрнула его за руку, попросив принести карандаш.       — Это почтовый индекс города, в котором я живу, имя — София Долохова, — черкнув на обратной стороне колдофото несколько цифр, сказала я. — Я буду ждать твоих писем.       Мальчик кивнул и спрятал колдографию в кармане, убегая на кухню под пристальным взглядом Петунии.       Уже в такси Адриан долго молчал, прежде чем спросить:       — Тот самый Гарри Поттер?       Я задумчиво посмотрела на брата. Он теребил в руках ключи от комнаты в общежитии. Вместо причёски под Элвиса короткий ёжик волос. Одеколон был всё ещё резковат, но в остальном Адриан вырос. Я будто увидела его в новом свете.       — Слухи о нём просочились повсюду, — пояснил Адриан, неверно истолковав моё молчание. — Маги даже не скрывались, когда праздновали победу.       — Мне было интересно.       Брат обречённо выдохнул, откидывая голову на спинку сиденья:       — Я могу чем-то помочь?       Мне стало грустно. Я бы тоже хотела иметь чуть более весомую поддержку, чем мимолётное расположение Фламеля.       — Ты здесь. Рядом со мной. Этого достаточно.       Лайза до обидного легко приняла мой переезд. Я думаю, она знала, что этот раскол рано или поздно произойдёт. Как только случился первый магический выброс, я стала отломанным ломтем.       Но Адриан... Адриан не знал. И хоть в детстве мы мало общались, он всё равно чувствует ответственность за меня. Его тоже тяготит происходящее.

***

      Рождество праздновали шумно. Ученики Хогвартса, вернувшиеся домой, радовались каникулам; горели свечи в окнах домов, разносились песни из радиоприёмников. Кто-то бегал заполошной белкой, пытаясь успеть всё забытое, кто-то просто радовался. Маглы счастливой семейной ячейкой молились перед едой.       В кои-то веки мрак Паучьего Тупика отступил под цветом гусениц-гирлянд и маленьких светлых ангелочков, глядящих на хмурого зельевара с верхушки рождественской ёлки. Даже Северус Снейп не смог отказать себе в горячем какао и глупой магловской передаче по телевизору. В снежных горах Шотландии лохматый великан, как балаганный фокусник, под дружные аплодисменты доставал из цилиндра подарки преподавателям и детям, которые не смогли уехать домой на праздники. Завершил свой рейс самолёт Монпелье-Лондон, высадив человека, ещё сыграющего свою роль в грядущих событиях.       И только у несчастных министерских работников наступили горячие дни, ведь каждый праздник — это поток живых эмоций, истончающих грань между слоями многомерного мира. Вот и приходится следить, чтобы сущности и порождения магии из других слоёв не куролесили у маглов на глазах.       Те, кто постарше, вспоминали, как полтергейст, набравшись сил, устраивал шумиху в опере. Или тот случай, когда маглы добрались до гримуара тёмного волшебника и вызвали демоническую ипостась Санта Клауса. Нет, за этим делом глаз да глаз нужен.       Неудивительно, что на Девятом уровне Министерства Магии было некому доглядеть за маленькими пыльными стеклянными шариками. Сразу несколько пророчеств разлетелись на кусочки. Много ли времени пройдёт, прежде чем праздничная суета успокоится и чиновники обнаружат осколки?