Tricks and Spells

Это объясняется немногими вещами. Но они происходят, и он медленно меняется. Это объясняется сонным видом Джулиана, когда он открывает глаза вслед за ним, лежа на его лиловых простынях, на которые падают лучи утреннего солнца. Его разочарованным взглядом, когда он протягивает руку, чтобы дотронуться до мага, а Азра хитро уворачивается. Смешным недовольным ворчанием, которое он издает. Азра наконец встает и покидает постель, когда за ним внимательно наблюдает маленькая прожорливая змея. Он достает свою самую просторную рубашку и брюки, и ускользает с глаз доктора. Эти детали такие крошечные и хрупкие. Он осознает это, когда выходит из комнаты. На кухне он берет доску, хлеб, помидоры и масло. Нарезает лимон и выдавливает его на мякиш. Затем он берет поднос и скрывается на террасе. Ставит свою тарелку рядом. В Везувии холодно — зима только что отступила, как и воспоминания о чуме. Улицы полны торговцев, бегающих детей и запахов горячей еды. Иллюзорная радость оживляет город. Раньше чума распространялась, как слухи. Теперь же отсюда Азра мог видеть мужчин, которые прятали руки под слишком длинными складками своих пальто. Это крошечная деталь. Как кислая струйка, что течет по его горлу, когда он вгрызается в свой сэндвич. Но она есть. Несмотря на смерть, несмотря на страх, несмотря на все еще нависающую над Графом угрозу — все меняется. Маг заканчивает свою трапезу. И не двигается. Он созерцает солнце над городом, отражение его лучей на крышах. Доки вдалеке, где сироты, что бегали всю ночь напролет, прячутся и засыпают. Он вспоминает твердый песок и свои мокрые ноги, когда он возвращался в свое надежно спрятанное убежище. Чем Джулиан занимался в то время? Он уже был доктором? Азра помнит, что он начал свое обучение относительно рано. Об этом свидетельствует обрубок, который служил бы Люцио рукой, если бы Джулиан не… Он сглатывает. Времена, проведенные в доках, никогда не будут хорошим воспоминанием. Как и голод, страх перед другими детьми, смерть его родителей. И все же, все меняется. — Азра. Илья ищет его на лестнице. — Я снаружи, — он больше смеется, чем отвечает. — Где снаружи? — На террасе. Вверху. Ее любовник уже несколько вечеров с одной и той же растрепанной прической, как у ворона, служащего ему фамильяром. Он надел свою вчерашнюю одежду. — Извини. Я вчера не заметил, и… Э-э-эм… Доброе утро? — Доброе утро, Илья. У Ильи серые глаза, как плиты переулков. Серые, отягощенные темными кругами, которые так заметны, когда он подходит ближе и ищет, где бы расположиться. Он снова надел перчатки. Тем не менее, Азра неизменно вспоминает только ощущения его пальцев на своей коже. — Я тебе помешал? — Ну, ты у меня дома, на моем балконе.… — Извини. Я- — Я шучу. Беглый доктор прочищает горло. Он ищет место, где можно было бы сесть, и наконец устраивается на перилах террасы. Свисая задницей над пустотой. Здесь всего два этажа, это не очень высоко, но страх берет свое. Илья мог упасть. Азра вздыхает. Илья всегда мог упасть, где угодно. Он всегда любил играть на грани. Броситься в пустоту, не зная, найдет ли выход. Он был таким три года назад. И с тех пор ничего не изменилось. И в глубине души Азре это нравится. — И не переживай из-за этой ночи. Он потягивает чай, отставляя его на стол. На его подносе стоят две чашки. — Ты бы не спал здесь, если бы я чувствовал, что ты мне мешаешь. — Справедливо. Я… Хорошо. Азра смеется. Илья поправляет свои локоны, как будто бы сейчас они ему мешают. Как жаль. Азра предпочитает, чтобы они были растрепаны, разбросанные по подушке. Когда его кожа краснеет, Джулиан прикусывает губу. — Ты хорошо выспался? — Очень. Даже слишком хорошо, — Джулиан вздохнул. — Наверное, я уже три часа как проснулся. — Это Мазелинка разбудила тебя так рано? — Нет, я сам встал. — Я вижу. Он издает смешок. Это объясняется улыбкой Джулиана, его смущенным видом, которому уступили место его длинные патетические заявления. Его слишком длинными рукавами и пристальным взглядом. — Очень смешно. Ты бы мог меня разбудить. — Зачем? Надия ждет нас не раньше полудня. — Я бы пошел в библиотеку. Нам нужно продолжить исследования. — Не надо так торопиться. Печалью, которая медленно утихает, когда он вспоминает о своем ученике. Иэлю больше ничего бояться, находясь под защитой Мюриэля. И Азра понимает, что скоро они уже больше не будут идти бок о бок. Ему больно осознавать это. Понимать. Принимать. Но он вернул его для того, чтобы дать ему еще один шанс на жизнь, которую он так несправедливо потерял, а вовсе не для того, чтобы держать его здесь взаперти. Но все меняется, и это ранит его сердце. — Это ты слишком расслаблен. Напоминаю тебе, что Люцио вернулся. А его придворные исчезли. — И даже никуда не торопясь, мы найдем решение этой проблемы. Это мелочи, просто чувства, которые пробуждаются в нем, когда он слишком долго смотрит на Джулиана. Как когда прошлой ночью он заснул рядом с ним, вместо того чтобы встать с постели и пойти наполнить ванну. — Ты всегда слишком сильно торопишься, Илья. Это искра, которая загорается, когда Азра замечает, что заставил его покраснеть. Это мелочи, но Азра понимает. Впервые за девять лет он влюбился. И это хорошая новость.