Хороший солдат

      Франц заглушил двигатель и вышел из машины. Теодора хотела выйти следом, но дождалась, когда услужливый Франц откроет перед ней дверь. Эта галантность была излишней, поскольку ситуация, в которой Теодора и Франц находились, требовала спешки. Могли погибнуть люди. Жизнь Лоуренса висела на волоске. Где-то поблизости прямо сейчас прижимала пистолет к голове ребенка отчаявшаяся Констанс. Следовало скорее разобраться со взрывчаткой и ехать к Нойманну — заканчивать то, чего не стоило допускать. Однако при стольких «но» Теодору забавило то, что Франц обращался с ней как с чистокровной немкой. Забавило потому, что Теодора не могла понять: это приказ Нойманна, воспитание или собственное желание Франца? А может, причина в слухах? По городу до сих пор ходили слухи, что она — любовница Нойманна. Правды в них ни капли, но людей не переубедишь.       С другой стороны, Франц присутствовал при разговоре с Нойманном и должен был вынести из него не только то, что все летит в тартарары, но и то, что у Нойманна нет и не было шанса. Злые языки могут говорить что угодно. Шептали ведь, что у Теодоры роман с Лоуренсом и Джоном. Если с Лоуренсом что-то и правда было, но давно и в Брюсселе, то с Джоном ничего. Разве что легкая односторонняя симпатия, которая ни во что не развилась, потому что была односторонней и в решительный момент появился Фридрих.       Про Фридриха Франц тоже должен был слышать. Интересно, они знакомы? Наверное, да, учитывая частные визиты Фридриха к Нойманну. Но тут Теодора засомневалась. Она тоже бывала у Нойманна, хоть и не так часто, как Фридрих, и никого, похожего на Франца, а точнее, на Фридриха, не видела. Франц обмолвился, что работает водителем Нойманна с тех пор, как Нойманн прибыл в Льеж. Точно! Теодора вспомнила: раньше вместо Франца визитеров встречал солдат с каменным, ничего не выражающим лицом. Где же он сейчас? Должно быть, отправился на фронт. Многие уже уехали, за исключением ландштурма.       Не вовремя, очень не вовремя. Если не остановить Отеса, город с уходом войск погрузится в анархию. Для этого они с Францем и приехали: узнать про взрывчатку у Бланжа. Знать бы только, что творится в блондинистой голове Франца! Он здесь только из-за Нойманна или способен трезво оценивать ситуацию? Можно ли ему доверять — вот что главное.       — Мисс Эйвери, вы в порядке? — лицо Франца было, как и в машине, чуть бледным, обеспокоенным; тонкие светлые брови нахмурились, собрав в мелкие складки кожу на высоком лбу.       — Я в порядке, — Теодора легонько качнула головой, а подняв ее, прочла в голубых глазах Франца усталое: «Неубедительно» — и наконец отошла от машины, в дверях которой замерла.       — Простите, задумалась.       Франц молча захлопнул дверь.       — Можем идти, — сказал он, чуть погодя. — Как далеко дом, где вы держите месье Бланжа?       — Пара улочек. Не волнуйтесь, я знаю эту часть города, как свои пять пальцев.       — Не помню, чтобы гражданские могли уходить так далеко от места, где они живут.       — Думаете, мне нужны разрешения?       — Нет, не думаю. После того, что вы сделали за рулем, не думаю.       — Как видите, это было не зря. Теперь вы знаете меня как облупленную. Это полезно, если нужно доверять друг другу жизнь. А в наших обстоятельствах так и есть. Нойманн же сказал вам защищать меня.       — Да, пожалуй, вы правы, — с досадой вздохнул Франц.       — Можете не верить, но мне самой это не нравится. Не люблю ощущать себя слабой и хрупкой женщиной, — слово «женщина» Теодора произнесла уничижительно, как будто оно ругательное. — Я привыкла сама отвечать за себя, не полагаясь на мужчин. Я не слушала отца, особенно когда он говорил, что мое место рядом с каким-нибудь старым, но богатым хрычом. Я не слушала брата, когда он высмеивал мою любовь к книгам и утверждал, что образование — мужская привилегия. Я не слушала любовников, которые говорили, что рано или поздно я брошу свои журналистские потуги и выйду замуж за какого-нибудь состоятельного джентльмена. Мне говорили разное, но я продолжала верить в себя и работать наравне с мужчинами в женском журнале… Смешно, но это правда! Журнал, в котором я работала до войны, — женский, а редколлегия — сплошные мужчины. Отношение было соответствующим. Но я пробилась, заставила редактора поверить в меня и отпустить в Бельгию. А на теплоходе встретила Лоуренса — единственного мужчину, который действительно поспособствовал моей карьере. Но не из-за того, что у него ко мне какие-то чувства. Нет. Лоуренс разглядел во мне равную, талант. Для него чувства вторичны. На первом месте правда. И это я в нем ценю. Такое редко встречается.       Франц резко обернулся и приложил указательный палец к губам. На несколько секунд разговор стих. Франц и Теодора замерли на углу дома, всматриваясь в темноту. Вскоре стало понятно, что опасения беспочвенны.       — При всем при этом я вынуждена признать, что Нойманн прав, — продолжила Теодора шепотом. — Одной разгуливать по городу — самоубийство. Меня столькие ненавидят и еще столькие хотят мне навредить… Сейчас я правда слабая и хрупкая женщина, которая нуждается в защите.       — Разве это зазорно?       — Нет, но… Не представляете, какое для меня унижение — просить чьей-то помощи. Особенно у такого, как Нойманн. И тем более я не хочу доставлять неудобств вам. Вы тут вообще не при чем.       — Это моя работа. Все хорошо.       — Ваша работа — водить автомобиль, а не возиться со мной.       — Моя работа — исполнять приказы генерал-лейтенанта.       — То есть вы не сделаете того, что не входит в его приказ?       — Например? — в темноте не было видно, то Теодора была готова поспорить, что правая бровь Франца вопросительно изогнулась.       — Например, если я попрошу вас заглянуть еще в одно место…       — Разве время не на исходе?       — Не уходите от вопроса.       — Нет.       — Так и думала.       Несмотря на свои слова, Теодора не вполне поверила Францу. Что-то ей подсказывало, что при всем трепете перед Нойманном Франц не его покорная марионетка. Но продолжать тему Теодора не стала. Потом.       — Мы пришли. Нам сюда.       Теодора указала рукой на одноэтажный домик, внешне вполне приличный, если не брать в расчет его расположение среди захламленных, полуразрушенных строений и окна, кое-где заколоченные досками. Кое-где, потому что часть досок местные поотрывали. Скорее всего, разобрали на дрова. Время стояло холодное, а впереди должно было стать еще холоднее. Как-никак приближалась зима. Ветра неприятно напоминали атлантические. Теодора была уверена, что европейские зимы теплее английских, но пока особых различий не видела. Наверное, дело в отоплении, которое почти полностью отсутствовало. Часть домов отоплялась, но это были новые районы. До старых никому не было дела, хотя в них тоже жили люди. Правда, не немецкого происхождения. Но разве это делает их менее восприимчивыми к холоду?       «В казармах, должно быть, тоже не топят», — Теодора совершенно естественно подумала о Фридрихе. А потом вспомнила, что в казармы он уже не вернется, а в тюрьмах для дезертиров, если таковые имеются и беглецов не расстреливают тотчас, без суда и следствия, о тепле точно не пекутся. А ведь потребность в тепле — самая обычная. Все мерзнут. Даже приговоренные к смерти.       «Может быть, я просто избалованная девчонка? Привыкла к тому, что слуги всегда подкидывают дрова в камин. Тяжко жить, когда приходится делать это самой, если у тебя вообще есть очаг». Теодора мысленно вернулась в свою маленькую коморку на окраине Нью-Йорка и поежилась от холода. Впрочем, дело было не только в ассоциации.       Отцовский дом, лондонский, — другое дело. Огромный особняк, печь пышет как будто сама по себе. Бывает, что зимой окна запотевают от тепла. Хорошо было в детстве искать подарок под рождественской елкой. И в детстве праздничные пожелания найти мужа побогаче не смущали. И Джордан был не таким высокомерным. Любопытно: какой он сейчас? И дружен ли с Арчи, как раньше? Ну, с тем самым Арчи, с которым Теодора по юности любила коротать время в дальней-дальней беседке. Он уже должен был жениться. Арчи, а точнее Арчибальда Эндрю Данкана, помолвили с какой-то девицей, еще когда Теодора жила в Англии. Столько времени прошло — конечно. Только если не случилось ничего, что запятнало имя Арчи. А зная Арчи…       — Мисс Эйвери, не летайте в облаках.       Теодора услышала встревоженный голос Франца. Через мгновенье чувства, притупившиеся под властью воспоминаний, вернули свою остроту. Теодора с удивлением отметила, что Франц придерживает ее за плечи, а сама она находится в шаге от падения. Похоже, запнулась о порожек, который не видно в темноте.       — С вами точно все в порядке?       — Да, все в порядке, — повторила Теодора не слишком уверенно и поспешила вернуть равновесие.       Франц со вздохом отпустил ее плечи.       — В доме никого? Только месье Бланж?       — Должен быть только Бланж. В подполе.       — Все равно нам следует перестраховаться.       — Пожалуй, так, — Теодора наконец перешагнула порожек и поравнялась с Францем. — Что предлагаете делать?       — Я пойду первым и осмотрюсь, а вы оставайтесь снаружи.       — А если кто-то придет? Лучше я пойду с вами.       Франц нахмурился так, словно Теодора смеялась над ним.       — Ладно, но только идите за мной. За мной — значит, за моей спиной. Никаких необдуманных, странных и неоговоренных действий, хорошо?       — Вы командуете мной?       — Я хочу обеспечить вам безопасность.       — Ладно, никаких необдуманных, странных и неоговоренных действий.       Франц вытащил из кобуры пистолет — такой же, как у Нойманна — и снял с предохранителя. До этого момента Теодора не замечала ни кобуры, ни пистолета.       — А если на нас нападут и времени обговаривать действия не будет? Что тогда? Тогда я могу поступать, как сочту нужным?       Франц поморщился. Его аристократический, точеный профиль оказался богат на эмоции и, кажется, не всегда умел их скрывать.       — В таком случае да. Но не забывайте, зачем мы здесь. Вы должны вернуться к генерал-лейтенанту в целости и сохранности. Желательно, с информацией.       — Вернуться к вашему генералу — последнее, чего я хочу.       — А выжить вам хочется?       — Я хочу спасти Лоуренса.       — Тогда вам точно нужно вернуться к генерал-лейтенанту. Я захожу первым, а вы за мной. И помните: ничего странного.       — Я поняла, — Теодору уже начало раздражать, что Франц относится к ней как к вздорной девице навроде Констанс. — Вы тоже будьте осторожны. От пистолета мало толку, если вы мертвы. Я знала офицера, с которым сыграл злую шутку его собственный пистолет.       — Буду иметь в виду.       — А замок просто отодвиньте. Он сломан и висит для виду.       Так Франц и поступил. От замка удалось избавиться без лишнего шума, а вот дверь, давно не мазанная маслом, издала противный мышиный писк.       В доме было темно, сыро, холодно. Оценить, изменилась ли обстановка, на первый взгляд оказалось сложно, поскольку глаза еще не привыкли к темноте. Но то, что очень сыро, доказывал треск досок под ногами. Как бы аккуратно Франц ни ступал, его было отлично слышно, особенно в тишине, окутывавшей дом.       — Тут никого, — сказал Франц, обойдя весь этаж.       На всякий случай он сделал это дважды.       Теодора присела на пол и провела по нему рукой, собрав в ладонь весь сор. Помимо ожидаемых пыли и грязи пол оказался усеян хлебными крошками.       — Но кто-то тут был. И похоже, совсем недавно. Тут полно крошек.       — Думаете, месье Бланж сбежал?       — Скорее, его освободили. Очень плохо, нам нужна информация, — Теодора встала и отряхнула руки. — На всякий случай проверим подпол. Но вряд ли там кто-то есть.       Они направились в кухню. Не успели перешагнуть порог, как Теодора сказала:       — Бланжа точно тут нет. Когда мы с Лоуренсом уходили, то задвинули крышку подпола ящиком. Джон, конечно, мог его отодвинуть и оставить так, но это слишком недальновидно для Джона…       — Я все равно спущусь.       — У вас есть спички?       Франц машинально ощупал карманы левой рукой. В правой он держал пистолет. Теодора на долю секунды почувствовала себя отдавшим приказ Нойманном.       — Есть, — Франц протянул коробок.       Теодора качнула головой.       — Я не для себя, а для вас. Там темно, ничего не увидите. Нужна хорошая керосиновая лампа.       Франц осекся и положил спички обратно в карман.       — Я спускаюсь. Посмотрим там Бланж или нет.       — Здесь есть лестни…       Но Франц спрыгнул в темноту. Судя по тишине, последовавшей за хлопком, и поднявшейся в воздух пыли, обошлось без сломанных костей.       — Ну что, видно что-нибудь?       — Нет, ничего, — послышалось снизу. — Перевернутый стул и веревки. А еще какие-то деревяшки.       — Интересно, кто его освободил? — сказала Теодора, когда Франц забрался обратно, на этот раз воспользовавшись лестницей. — Джон, решивший, что мы благополучно уехали? Ну, доктор Робертс. Или люди Отеса? Для Джона прошло слишком мало времени. А для Отеса… Если это Отес, то Бланж, наверное, уже на том свете.       — Я думаю, что если бы месье Бланжа хотели убить, то убили бы здесь. Зачем его уводить? Идеальный вариант — оставить тело в подполе.       — Признаться, вы меня успокоили. Не думала в таком ключе… Но кто же тогда освободил Бланжа?       — А сам месье Бланж не мог?       — Он бы не отодвинул ящик.       — Возможно, мистер Робертс по какой-то причине…       Теодора кивнула. Не то утвердительно, не то отрицательно.       — Что ж, не будем задерживаться. Едем к Нойманну. Без хороших новостей, но слава Богу и не с плохими.       — А это какая новость?       Франц около минуты стоял напротив дивана и вглядывался в него, а теперь протянул лоскуток белой ткани, запачканной чем-то бурным.       Теодора осторожно взяла лоскут и с ходу заключила:       — Кровь.       — Значит, я не ошибся.       — Это плохая новость. Но, конечно, зависит от того, кому принадлежит эта кровь.       Теодора резко опустила руку, которая сжимала лоскут, и шумно втянула ноздрями сырой воздух.       — Мисс Эйвери?..       — Не спрашивайте в третий раз, в порядке я или нет. Я не могу быть в порядке, когда мой друг в плену, любимому грозит расстрел, последний козырь таинственно испарился, а сама я вынуждена сотрудничать с врагом, который убил столько людей и пытается доказать мне, что он порядочный человек.       — Ладно, не буду. Но я бы на вашем месте так не переживал. Из-за крови, — пояснил Франц, поймав возмущенный взгляд Теодоры. — Ее не так уж много. Похоже на легкое ранение. Если повязка принадлежала Бланжу, то он должен быть в добром здравии. Возможно, просто поранился о нож, когда резали веревки.       — Если подумать, — Теодора подняла руку с лоскутом. — Кровь выглядит запекшейся… А хлебные крошки совсем свежие.       — Это что-то значит?       — Не хочу играть в Шерлока Холмса, но… Может, ранен был не Бланж, а тот, кто его освободил? Но если это Джон…       Теодора рваным движением зачесала назад передние пряди волос и закусила губу. Не хватало только истеричного хождения взад-вперед. Судя по нервному топтанию на месте, Теодора была в шаге от этого.       — Мисс Эйвери, едем к Нойманну. Мы не можем знать наверняка, кто освободил Бланжа и был ли этот человек ранен. Догадки ни к чему не приведут. И вам они явно не на пользу, — Франц смерил Теодору оценивающим, но в то же время деликатным взглядом. — Мой долг — доставить вас к генерал-лейтенанту целой и невредимой. Желательно, чтобы в порядке было не только ваше тело, но и ваши нервы.       — Опять вы про Нойманна… — взбеленилась Теодора. — А впрочем, ладно, едем.       Теодора так быстро сдалась, что Франц не поверил.       — Едем?       — Да, едем.       Голос Теодоры был полон вселенской усталости. Когда Франц подошел к Теодоре, то первым, что он увидел на бледном, впалом лице, были огромные глаза, которые утратили былую подвижность и тоже сквозили усталостью.       — Хорошо. Едем.       Снаружи по-прежнему стояла ничем не рушимая тишина. Хвоста не наблюдалось. Франц проверил еще в доме. Похоже, Нойманн отвлек всех на себя. На всякий случай Франц снял пистолет с предохранителя, но не думал, что придется стрелять. Предчувствие редко его подводило.       — Куда вы хотели заехать еще? Мисс Эйвери?       — В дом, где раньше жила… Ну, вместе с Джоном. Хотела узнать, в порядке ли он. И знает ли, где сейчас Фри… А что, вы передумали?       — Только если у нас есть время.       — Времени у нас… пожалуй, что нет, — Теодора зябко повела плечами. — Нет, не будем никуда заезжать. По крайней мере, сейчас. Лоуренс… Представляю, в каком Отес бешенстве после моего побега. Мне страшно от мысли, что такой, как он, мог сделать. Своей гуманностью Отес ничуть не уступает Нойманну.       Франц не ответил.       — Что же, не будете защищать своего любимого генерал-лейтенанта?       — Любимого? — с раздражением сказал Франц. — Нет, не буду.       — Как так?       — У меня нет привычки обсуждать решения начальства, мисс. Хороший солдат должен следовать приказам, не задаваясь вопросами почему, зачем, правильно или неправильно.       — Вас этому учат?       — Именно. А еще генерал-лейтенант явно знает побольше простого офицера вроде меня.       — Но ведь вы осуждаете Нойманна. Я слышу это в вашем голосе.       — То, что я чувствую, и то, что думаю, — разные вещи.       — То, что вы чувствуете, и то, что должны думать.       Франц не стал спорить.       — Я могу вас понять. Вы офицер, немец. Если пойдете против начальства и будете оспаривать приказы — отправитесь под трибунал.       — Мне не давали приказов, которые я бы хотел оспорить.       — Все впереди. Вы же знали Курта Вернера?       Франц притормозил.       — Того, который застрелился, — добавила Теодора. — Вот ему дали пару приказов, которые хотелось оспорить, но он тоже офицер и немец, поэтому…       — Легко вам говорить об этом, будучи поданной другого государства, женщиной и журналисткой.       — Да, вы правы, мне легко судить. Но все-таки я убеждена, что хороший солдат должен оставаться человеком, в какой бы ситуации ни оказался. И судить обо всем с человеческой точки зрения. Это касается и птиц высокого полета вроде Нойманна. Он ведь тоже солдат.       — Кто-то должен принимать сложные решения.       — А кто-то должен претворять их в жизнь, так? Но не тот, кто принимает. Другой человек.       — К чему вы клоните?       — Ни к чему. Просто вспомнила Вернера.       — Вы были знакомы?       — Очень поверхностно.       — Тогда почему такое внимание к его персоне?       — Меня сильно поразила его судьба, как, впрочем, и сентябрьские события.       Какое-то время Теодора и Франц шли молча. Только полусгнившая листва хлюпала под ногами.       — Я бы, наверное, как и Вернер, застрелился, — признался Франц. — Не думаю, что выдержал бы такое. На войне как на войне, а дома… Я бы не смог смотреть в глаза родителям или Чеславе.       — Чеславе?       — Так зовут мою невесту.       — Полька?       — Да, полька. Мы должны были обвенчаться в ноябре, но война. Теперь обвенчаемся, когда мне дадут отпуск.       — Пишет вам?       — Да, почти каждый день. Но письма приходят пачками из-за проблем с почтой. Сегодня утром взял несколько. Думал, почитаю на перерыве, — Франц похлопал себя по груди. — Но меня приставили к вам.       — Теперь мне вдвойне жаль, что…       — Не берите в голову. Прочту потом. У меня еще целая пачка. Растяну удовольствие.       Теодоре показалось, что Франц улыбнулся как-то по-особенному. Не как раньше. Улыбка у него была красивой. У красивых людей не может быть некрасивая улыбка.       — Где машина? Мы вроде уже на месте…       — За поворотом. Почти пришли, — сказала Теодора.       Франц снял пистолет с предохранителя и убрал в кобуру.       — За рулем буду я. Вы на пассажирском сидении.       — Да поняла я, — смеясь, ответила Теодора. — Идите уже, крутите ту штуку.        Франц сделал первый шаг из-за угла дома — и тут же воздух рассекла пуля. Теодора бросилась назад и прижалась спиной к стене. Кто стрелял? Так за ними все-таки следили? Отес, Констанс или… новый враг? Как там Франц? Неужели Франц… погиб?       Теодору захлестнул ужас от одной мысли, что она стала причиной новой жертвы. Мужчины, расстрелянные на центральной площади, Бланж, Лоуренс. Теперь и Франц? Нет, только не это! Они ведь только что обсуждали письма и шутили…       И вот за стеной раздалась череда ругательств на немецком. Теодора слышала такое от солдат, но чтобы от красивого, по-офицерски выправленного Франца… Затем — щелкнул пистолет, снятый с затвора. Пуля. Еще пуля. Франц выскочил из-за угла, локтем вписавшись в бок Теодоры.       — Мисс Эйвери, там мы не пройдем… Я снял одного, второго не смог достать.       Теодора вцепилась в руку, которая ее толкнула, — и Франц громко цокнул.       — Что с вами? Вы ранены?       — Так, плечо…       — Идите за мной. Я знаю обходной путь.       — Проще будет его застрелить.       — Вы что-нибудь видите в темноте? Давайте отойдем и выиграем немного времени.       — Не думаю, что…       В сантиметре от Теодоры пролетела пуля. Франц инстинктивно вцепился в плечи Теодоры и отшвырнул ее к стене.       — Туда! — Франц толкнул Теодору в проем между домами, а сам прицепился и дважды выстрелил.       Безуспешно, если судить по последовавшим вдогонку выстрелам.       — Бегите к машине! Я за вами!       — Нет, без вас я не пойду!       — Бегите! Я сказал: бегите!       Теодора не по-дамски выругалась, но просьбе вняла.       Франц правда побежал следом, за ходу перезаряжая пистолет. Теодора услышала еще три выстрела, но два из них были вражескими.       Машина, наконец-то машина! Рядом с ней лежал труп мужчины, внешне незнакомого. Но видимость была отвратительной, чтобы делать однозначные выводы.       Теодора открыла дверцу водительского сидения, повернула ключ зажигания и вцепилась в рукоятку. На этот раз дело пошло быстрее, хотя крошки хлеба во рту так и не прибавилось.       — Ну давай же, давай… Франц, она завелась! Франц!       Теодора обернулась. Франц стоял в проеме между двумя домами и целился в пустоту. Через несколько секунд Франц опустил пистолет и что-то прошептал на немецком. Слова показались Теодоре знакомыми, но ей пришлось напрячь извилины.       Кажется, Франц сказал, что застрелил того типа?..       — Тогда идите сюда и уезжаем! Быстрее!       Франц посмотрел на Теодору и снова уставился в темноту.       — Verdammt noch mal! — эту фразу Франц выкрикнул четко, кинувшись к машине.       Теодора подалась навстречу.       Прогремел выстрел. Новый. Франц крупно вздрогнул всем телом и вскинул голову. Лицо Франца стало измученно… недовольным?       — Франц, вы в порядке? Франц, куда вас ранило? Франц?       Теодора хотела поддержать мужчину, но он жестом показал, что не надо.       — Откройте заднюю дверь автомобиля.       — Заднюю? Да, сейчас…       — А теперь садитесь на пассажирское сидение. Я сяду сзади. Сейчас у меня не получится вести.       Теодора не представляла, как будет управлять машиной, но знала, что должна, и беспрекословно выполнила то, о чем ее попросили.       Франц завалился на заднее сидение и, простонав, потянулся к дверце, чтобы закрыть ее.       — Вы уже завели? Отлично. Едем к генералу. Вы же хорошо знаете город. Должны справиться.       — Но я недостаточно хорошо знаю устройство автомобиля. Секунду…       Теодора надавила на рычаг и выжала педаль сцепления. Машина резко проехала вперед, почти вписавшись в стену дома, и столь же резко проехала назад, делая разворот.       По корпусу автомобиля лязгнула пуля.       — Боже, боже, боже праведный… — Теодора со всей силы сжала педаль.       Следующая пуля пробила стекло аккурат над ее головой.       — Езжайте, мисс… Быстрее…       Франц закашлялся. В темноте смотреть в зеркало заднего вида было бесполезно, да и видеть, что происходит сзади, не хотелось. Лишь бы они успели… Надо к Джону… Джон…       — Мы все-таки немного сменим маршрут. Нойманн подождет. Вы главное держитесь там, хорошо? Не смейте сдаваться. Джон — отличный врач. Лучший из тех, что я видела. Он людей с того света доставал. Вас и подавно вылечит…       — Хорошо, что я все-таки научил вас водить. Жаль, не смог защитить, как следует…       — Глупости! Вы сделали все, что могли! Я вас так нахвалю перед Нойманном, что не сомневайтесь: вас тут же приставят к награде.       Франц хрипло рассмеялся.       — Красного орла дадут, за храбрость, — добавила Теодора. — Главное — не сдавайтесь. Слышите меня, Франц?       — Слышу, слышу…       — Вот и отлично. А теперь молчите. С такими ранениями, как у вас, много говорить опасно.       Франц замолчал. Теодора, как безумная, вцепилась в руль. Сзади еще стреляли, но до машины пули больше не долетали.