Вуаль весны из запаха дождя

Во время бала об мраморный пол звонко ударилась диадема старшей принцессы. Срезаемые ей с помощью тонкой рапирой пряди волос, остававшиеся вьющимися локонами, спадали сверху. Изумительная рукоятка мастерской работы давала серебристый отблеск на половину зала. Созданная на заказ для королевской дочери рапира, была витиеватым, сверкающим, с фиолетовыми исплавами, — искусством. Чистым и непревзойдённым, уж никому бы не пришло в голову предположить, что им сгодится заменить кольщик для дров. Контраст холодного оружия с бледной кожей принцессы Марианны казался очень броским. Гостей, прибывших в королевство Гирдолиния для бала, и, как узнала Марианна, — по поводу её собственного замужества, дерзкий выход прМой наследницы поверг в аристократичный шок. Кто, как ни невеста, всегда узнаёт о  предстоящей свадьбе последней. Она знать не знала, что такой исход беспрекословен в случае с ней, — с будущей королевой, незадолго до сезона приёмов давшей клятву на короне. Как оказалось, даже самый любящий отец способен поменять свои приоритеты. Теперь Марианна словно гром, сокрушалась без стеснения на присутствующую знать, совершая нелепый, но запоминающийся поступок, дабы понизить свою репутацию до нуля, и в таком случае лучше совсем исключить свою опозоренную кандидатуру на трон, чем спокойно принять новость о предоставленном ей безымянном женихе. Имени потенциального короля не знал и сам отец Дагда, его приближённые, друзья… Марианна в конце концов. Такого кандидата попросту не существовало. Его призрачное существование, солью жгло по раненой гордости Марианны, ведь никто из них не догадывается, что клятва при обряде коронации у принцессы не единственная из клятв… Атмосфера демонстративных смотрин и ощущение, будто ты товар, выставленный за твою роль на прилавок, пусть даже в дорогой бархатной обëртке, — привычно для любой принцессы, но не для Марианны. Эта женщина дожила до двадцати двух лет, собрав довольно увесистую бумажную сборку моральных и физических грехов, которые годами сводил королевский Епископ, качая головой в такт с королём. Не обязательно брать первого попавшегося, ставя рядом с высокородной женщиной, называя королём этих земель, дабы просто соблюсти приличия. Марианна разбиралась в феодальной политике лучше многих монархов-союзников своего отца-короля, и абсолютно не замечала на званых балах претендентов на такую важную миссию, как управление государством. Даже без любви, на которую казалось совсем не способна будущая королева, она и за один банкетный стол не встанет с незнакомым знатным павлином; представителем чистенькой репутации, называвшимся её законным мужем. Более того, кто же захочет становиться мужем её величества, которая не умеет скрывать огрехи, как удаётся это им самим. Но благодаря своей осознанности в подноготной монаршей жизни, Марианна понимает, как осуждающие нелепы в своём сокрытии. Истëсанные лезвия боевых клинков… на них не счесть царапин и случайных прорубок от сокрушительных спаррингов. С тех пор, как принцесса отдала себя оборонительным и активным искусствам: фехтованию; езде на лошади в мужском седле; длительным прогулкам по лесу в рыцарской компании, с кем бы то ни было, она полностью погружала мысли в стасть. Всё что нормализировалось принцессой в её буднях, — приличным обществом называть не принято. И по делом, при любых исходах, время проведённое за шпагой, выдаст ей на итоге больше чувств значимости, нежели Марианна получит от короны. У принцессы было то, что не дано и половине королевской армии, — ледяной запал воина и безжалостный клинок. Отец давно смирился, — случись что с его военачальником, в бой людей поведёт Марианна. Любого эта принцесса могла заткнуть за пояс, усомниться в собственных навыках, прятать его улыбку в собственные карманы мастерским делом, демонстрируя высококлассный замах. Всякого стражника, буквально сдирая с поста, службы или визита к воеводе, Марианна лично тренировала, устав от царившего чувства собственной важности у каждого из защитников их славного замка. «Какая жалкая подготовка у нашей армии, — говорила Марианна на подготовке к торжественным шествиям. — И на что здесь надеяться, если с такой реакцией на провокацию… Разве только стой в ожидании атаки в печёнку от врага. Это ведь даже не по правде, так, фальсификаця для восторга публики», — конечно генералы ставали с ней на один тростник в боевых познаниях, но и тем утверждали, что не принижали способности принцессы в спарингах, выходя из него вымокшими потом потрясения. Вернувшись к причине бала, хочется представить, какого же удивление испытали дамы, толком не наслышанные о происходящем за пределами замковых залов для дамского досуга. Они не успевали прикрывать свои эмоции ажурными веерами, пока королевская дочь забавлялась с острецом своего нестандартного веера. И в каждых озорных блестящих глазках из толпы можно было разглядеть нетерпеливую жажду подобной свободы, но они все учтиво косили их под пучки пышных опахал.    Всë в Марианне считали неправильным, — и  отношение к светской жизни, и участие в ней. Вернее его отсутствие. То, что в принцессе оставалось от классических развлечений, держало хладнокровие и объективно-унылый характер, как для светского общества. Она перед любыми, даже самыми искренними восхищениями, не тревожилась по таким незначительным поводам, ведь её приёмы наведывали все самые любимые Марианне гости. Марианна не скрывала безразличия никогда, но и по-настоящему любила балы, если же на них была воплощена хотя-бы доля её приложенных усилий. Например, костюмированный закрытый бал, куда были приглашены друзья, обожающие моду без кринолинов и мужских париков. — Марианна, дочь, ты хочешь родного отца довести до смерти? — король Дагда всегда был соратником своего народа; благотворителем для природы; снисходительным для вольностей дочерей и свиты; благодушным предводителем мирного населения своего королевства, искореняя преступность по первому подозрительному шороху. И как на ироничную прискорбь судьбы, у такого добродетеля может родиться исключительно настолько взбалмошная дочь, как Марианна, заявляющая о недостаточной отдаче своего отца королевству. Перспектива будущего правления Марианны, наделённой его характером, не расстраивали Дагду ни на день. Когда же он наблюдал агрессивный протест от дочери, скорее был растерян, нежели рассержен, ведь она перестала быть ребёнком ещё в день, когда впервые взялась за клинок. А теперь строит своему отче козни, терпеливо осилив лишь одну его реплику. И стоило ли поднимать ему эту тему в разгар такого многолюдного бала? Разумеется решение не было поддержано здравым смыслом. — Ты опять губишь свою репутацию, крошка моя, — как бы пригубив для виду вина из кубка, одними губами произнёс король, наблюдая за дочерью. Но Марианна была слишком занята, наслаждаясь громким потрясением всех присутствующих в бальном зале. В частности злорадствовала над абсолютным провалом для многочисленных принцев, присутствующих тут не иначе как для дорогой Марианны под венец. Теперь их нахлобученные канонами репутации отцы, едва ли не по первому крику королевских птиц из оранжереи, увезут прочь своих опозоренных сынков. По оставшейся половине принцев судить будет сложнее, — тут уже работает практика смелости перед женщиной, которую они здесь увидели, чему так или иначе придётся соответствовать. Фору даёт и длина, роскошная длина до пояса. Принцесса нанесла множеству смотрящих психологический урон, так легко уничтожив реликвию леди. Нельзя сказать, что об этом она когда-нибудь в принципе пожалеет. Благодаря волосам она до этого всё ещё считала себя недостаточно ловкой в фехтовании. Сложно отобразить те крылья, которые раскрылись за спиной у Марианны в этот момент. — С твоих уст не красноречиво, папуля, — свои действия она совершала эффектно, каждой фиброй смакуя фурор. Давно же Марианну тяготили тяжёлые патлы, абсолютно непригожие для дружбы с саблями. В балу, галлас которого сменила сумрачная тишина, слышались надрывные перешëптывания разных тональностей. Они казались Марианне звуковой пылью, другое дело, — тренировочные арбалеты, групповой шум которых разливался по слуху Марианны нескрываемым блаженством, как шорохом по лесу разносились стрелы. Девушка любила отдавать приказ для множественного выстрела группе королевских егерей, а они в свою очередь, привыкшие к осипшему голосу принцессы, не стеснялись пошутить о том, на скольких офицеров она повысила тон сегодня.     В толпе, заслоняющей взор дальнему плану, окруженный пеленой из пёстрых пышных платьев, стоял, развесив ухмылку, принц Роланд. Снаряженный на любовные свершения малиновыми манжетами с изумрудными запонками, он то и дело смахивал с лица завитые блондинистые локоны. Некоторые из них блестели от воска. Для Марианны его физиономия лишь помеха слева, она пробиралась сквозь пышность юбок его обольстительниц, как через кусты. Кусты гладиолусов, потому что лишь с ними можно было сравнить стоявший крепкий запах смешавшихся ароматических масел. Единственными привычными кустами для Марианны были лесные дубовые, и, конечно же, терновые. Однако признать, Роланд был одним из тех редких обладателей оружия, кем Марианна, без давящего чувства задетого лидерства, открыто восхищалась. Ей не нужно гадать, как себя повести с этим ловеласом. Зная принца как пять пальцев, принцесса была рада, заметив его присутствие в приёмном зале короля вчера вечером. Заждалась она развлечений, на что кстати, давний друг Роланд игриво подмигнул, а Марианна закатила глаза. Хоть в чём-то он был неизменен. Короткие волосы не имела ни одна женщина в замке, а за его пределами тем более, в моде были пышные кудри, уложенные пудрой. Как бы некоторые из них не брезговали этим модным эталоном, а принцессе известны всё счета фрейлин. Она в курсе, что буквально каждая здесь заказывала парик, являлась в нём на официальные балы, но как только бал давала Марианна, — закрепляли на своих природных локонах бигуди. После того, как принцесса уже преодолела оживившийся зал, когда наконец аккомпаниаторы присоединились к музыкантам и обратили на себя внимание публики, ей удалось незаметно прошмыгнуть в приоткрытые входные двери титанической высоты. Распороть связанный шнуровкой подол платья до середины бедра голыми руками было половиной дела. Это конкретное платье ей никогда не нравилось, а значит приподнять весь объем почти до тазовых косточек при портье и охране в карауле, рассталвенной вдоль коридора, было бы чересчур даже для Марианны. На её ноге красовались расшитые кружевом чёрные чулки. Высокие, полностью скрывающие ногу, они не открывали вида едва что на сантиметр обнажённой кожи между тугими подтяжки. В разорванном нижнем подоле скрывались, прикреплённые к ноге ремнями, компактные кожаные ножны. Молниеносно выняв оттуда острый ножик, Марианна закончила начатое, — она углубила то, что разорвала на дорогом платье. Таковы традиции самообороны в тех случаях, где ни коим образом нельзя иметь любимый предмет принцессы. Когда Марианне сказали в шестнадцать лет, что открыто приходить на бал с оружием — явление против любых норм, она искренне захлопала ресницами и не с первого раза, но начала хитрить, добавляя в свои бальные наряды потайные отсеки для ручной ножовки. Ругательства возившейся с подолом Марианны донеслись до ушей двух знаменитых шутников из портье. Те покосились друг на друга с одобрительными смешками, и очень сильно покраснели, когда принцесса развернулась к ним. Она пригнулась, придерживая разорванный подол двумя пальцами, и шепнула: — Не тратьте всю энергию на меня, они сейчас торт привезут, и каждая вторая гостья посчитает долгом пожаловаться на калорийность. Они такие привередливые, кошмар, — Мари приставила лодошку ко рту, прежде чем закончить, караульные в отличие от портье докладывают королю всю информацию с постов.    Портье в предвкушении закивали и синхронно прыснули в кулаки, а принцесса, посмеявшись над своей жуткой во весь голос, покинула восточное крыло невзирая на эхо и неприличную громкость. По пути всё-таки проделала парочку реверансов для караульных.  Направляясь по длинному коридору вглубь замка, в свои покои, чтобы сорвать с талии надоевшие, лишние ткани. За ней тут же устремились сразу две королевские служанки, правильно распознав призывающие жесты госпожи.                                           **** Стоя в тумане на каменном балконе,  оплетённом дикими розами, девушка вдыхала свежий весенний дух с примесью цветочной пыльцы и сырости промокшей земли. Прохлада опустилась вместе с облаком на крыло, скрывая Марианну от глаз за путами растительности её сада. Сад создавал своему посетителю убежище, как по велению грустящей души во время призывая туман. Белый фонтан в виде ангельской женщины, отдаваясь гулом падающей воды, катился по каменным стенам небрежными тенями. Точённых крыльев статуи касались единственные пробивающие завесу растительности лучи солнца. Сюда, сквозь характерные воздушным плетениям джунглей заросли вьющихся деревьев, оно не попадало месяцами, лишь изредка преодолевая зелёную. броню. Марианна любила открывать стеклянные двери на балкон, и слушать дерущихся за ягоды синиц, иногда спускаться по каменной декоративной резьбе вниз, прихлопывая кожу лица мокрыми руками, которые подставляла под ледяные струи и наслаждалась окутывающим увлажнением воздуха вокруг.    Лучшая роль в природе по мнению Марианны, — роль цветка примулы. Она пыталась отражать свою душу в этом цветке, но его нежный запах никак не мог ассоциироваться с нравственной и волевой Марианной. Цветок нуждался в постоянном уходе, излучал прекрасное волнующее чувство, влюбляя в себя людей. Его принцесса затворила семь лет назад, когда ей исполнилось четырнадцать. Розовые примулы выращивала еë мать. Именно она любила эти цветы больше жизни. Кажется вселенная протрактовала её желание на этот счёт слишком буквально. Жизнь королевы оборвалась именно семь лет назад, она радовалась последним мгновениям, проведённым в этом заброшенном саду, а на следующий год примулы разрослись в своём пиковом изобилии за всю историю их существования в Гирдолинии. За год до кончины, королева, ещё ничего не подозревая, случайно набрела на покинутый сад бывшей королевы, забросившей его. Мать Марианны очаровалась до глубины души, изволив как можно скорее начать облагораживание. Совсем скоро сад засиял от неги цветочных ароматов, как и замок, начавший принимать на службу садовников из королевства, давал многим крестьянам шанс проявиться в своём искусстве в высшем свете. Марианна, выросши, очень походила на свою мать, обнаружив смежную с садом пустующую комнату. Широкий балкон с видом на любимое место матери оказался уголком, который Марианна предпочла бы видеть по утрам, засыпать под песни птиц, шум воды в тёплые времена года… улыбаться по утрам сидящим на балконной оградке кузнечикам. Комната вскоре не стала забыта, а чувство долга за честь памяти матери, — стать новой королевой этому замку, поглотило молодую женщину, лишая безрассудных новых мыслей, — превратиться в исправный боевой артефакт. Как бы это чувство не контрастировало с жаждой свободы, сад всегда приводил рассудок Марианны в состояние покоя. Именно поэтому она сейчас здесь. Проявив очередной показатель власти в этом королевстве, каким бы фривольным он ни был, принцесса никак не могла умерить запал.