Хламовник

моё изобильное ртутное небо, море голодное, шелест /странно, ещё почему-то мне надо назвать тебя пончик/, я шел по пятам, я почти дышал тебе в шею, я считывал твой безобразный почерк всё это время – в таких глубинах, преисподнях, днищах, где пустота такова, что кинь лучик света – и он потонет – где никто никогда, мой зловещий взгляд, никого не ищет, где я выл, срывая связки под ноль, и обдирал ладони. просто чтобы ты знала, догадывалась, совсем крупицу, как догадывается о волках одинокий к чертям барашек. боль не повод – ни разу не повод – остановиться, боль – это повод спускаться. спускаться дальше. оглянись, посмотри – я сто лет как не ангел, а ты не демон, мы взаимо-нейтральные и взаимо-нейтрализуемые. если смешивать остролистый свет и тягучую темень, то – художники врали – выходит не грязь, а сумерки. так что сколько бы я не ломал костей, не выблевывал кровь и ошметки, не считывал твой безобразный почерк – по-торопливому бегло, я пройду через ад – пусть безумным в конец, до остатка – мертвым – чтобы лечь и уснуть с тобой под снегом и пеплом. чтобы лечь и проснуться с тобой под снегом и пеплом. * я совсем не помню, почему бегу и бегу ли вообще и что есть бегство, я не помню, какая я, но, кажется, от макушки до пят испорчена – деструкция, разрушение, в груди разминающиеся бесы. но помню, как хочется, чтоб ты называл меня пончиком. в этом мире мне снится, что ты мой ангел, а я – легендарный демон, но всякий раз, просыпаясь, лежу в постели очередной квартиры. у меня нет рогов, разноцветных глаз – обычное скромное тело, но сердце колотится так, будто висело мишенью в тире. мне кажется, моё падение было страшным, болезненным и предвестным, еще мне кажется, ты почему-то плакал – о божемой – как ты плакал, и каждая та слеза, стекающая по щеке – летела в меня как лезвие, как взбесившаяся заморенная собака. может быть, ты придешь сюда? здесь нет черноты, здесь нормально, да, иногда тут нет денег, нет хорошей еды, работы, но в целом – я стараюсь довольствоваться тем, что есть – то есть малым – и идти к этому малому, выбирая не совсем безопасные цели. я испорчена здесь и в твоей вселенной – почти идентично на диво. я курю, я пью, люблю абьюзные отношения, жирные пончики. меня не нужно спасать, это просто неэффективно. всё равно всё хуево кончится. всё равно всё хуево кончится, о как всё хуево кончится – но пока я ещё дышу — почти не отдавая отчета, вынужденно, слепо – я мечтаю коснуться твоих пальцев – их прохладных кончиков – и уснуть с тобой навсегда под снегом и пеплом. но проснуться с тобой под снегом и пеплом.