***
— А я считаю, надо отметить! — громко, так, чтобы услышали все, собравшиеся в женском коридоре, объявила Стёкла. Их, в целом, было немного, время было раннее, большинство нормальных людей предпочитали спать. Я прислушалась, не разбудили ли мы никого, а то сейчас выйдет злая Ехидна, с огромными синяками под глазами, и нам все не здобровать. К моему счастью, мы привлекли внимание только серой кошки, которая удобно устроилась на диване рядом со мной. Я циклично проводила руками по её чудной короткой шерсти, она отзывалась громким мурлыканьем. Волоски оставались на пальцах, вместе с приятным теплом. Кошка дернула острым ухом и приоткрыла желтые глаза, посмотрев вопросительно. Ах, а взгляд то какой! Нежной она не была, в основном гуляла самостоятельно и пропадала по несколько дней на охоте, лишь иногда баловала меня, давая почесать за ушком, да провести по мягкой шерсти. Эта красавица моя самая любимая кошка, а имя ей Селена. Возможно, немного слишком, но она его заслуживала, слишком хороша. Захотелось прижать её к себе, защитить от всего мира, только ей это было не нужно, а вот редкая ласка вполне кошке нравилась. — Не то время, чтобы отмечать, — спокойно отвечает ей Бедуинка, — сейчас в Доме разлад, да и Корицу, возможно, заберут обратно. — Не заберут, я с ними договорилась, — кошка вновь закрывает глаза и подставляет ушко. Из Могильника я ушла на пятый день прибывания, уверенно уговаривая доктора Януса позволить долечиваться в своей комнате. После выписки Габи это сделать было легко, ссылаясь на недостаток общества, угрожая переселиться в палату, например, к Рыжему, который тоже прибывал в Могильнике после Самой длинной. Он, добрая душа, знающая о некоторых интересных особенностях моей нервной системы и неприязни воспитанников дома к лазарету, заявление принял всерьез. Жаль, пришлось его обмануть. Эти самые особенности ослабли до легкой тревоги, а все благодаря месячному уединению, с природой которого мне ещё предстояло разобраться. — И как же? — Бедуинка опирается щекой о руку, рассматриваю ее ресницы. Длинные и темные, даже немного завидно, думаю, не только мне. — Ах, девочки, — вздыхаю и приторно сладко улыбаюсь, так, что у самой чуть скулы не сводит, — к каждому мужчине нужны особенные женские чары. Судя по их реакции, шутку они не заценили, причем все. У Стеклы нервно дернулся глаз, целых два раза подряд, Бедуинка застыла и вопросительно подняла брови вверх, кошка перестала мурлыкать. Я смущаюсь, свободной рукой разглаживаю складку на юбке. Темная ткань с мелким цветочным узором и аккуратным, почти незаметным, швом. Уже думаю объясниться, как образовавшуюся тишину разрушают за меня. — Кое-кто переобщался с Габи, — реагирует первая Стекла, немного отъезжая от дивана, сильнее кутаясь в свою жакетку, — солнце мое, я начинаю волноваться за твое поведение. — Нам вторая Длинная не нужна, — вторит ей Бедуинка, разыскивая что-то в карманах, — твоей крестной расскажем, она и займется твоим воспитанием. — Рассказывайте, — притворно обиженно фыркаю, волнуются за моё поведение, ага, как же. Начинают хихикать, вот они, настоящие актрисы, а как синхронно реагируют на все. Можно только встать и похлопать, но делать это не собираюсь, лишь слабо посмеиваюсь и качаю головой. После Могильника чувствую себя удивительно уставшей, как сказали бы большинство в Доме, пауки вытянули все соки. Смотрю на экран выключенного телевизора, в некоторых местах виднеются мелкие царапины. Дело не только в пауках и Могильнике, но и в атмосфере нашей комнате. Незаметная, на первый взгляд, Мара оставила там слишком много. Вмятины от коляски в дверных проемах, таблетки в тумбочках, разбитое зеркало в ванной. Я не спала целую ночь, мне мерещились рыдания, Нимфе с Химерой нет. Было страшно, на утро зайти в ванную стало настоящим испытанием, казалось, закроешь дверь и она окажется прямо перед тобой и только мысль о том, что полуночницы в это время не приходят придавала сил. Раздается звонок, оповещающий о завтраке. В столовой более пусто, чем обычно. Я ищу глазами своих соседок или Куклу, это только меня расстраивает, их здесь нет. За самым крайним столом сидит Русалка, задумчиво ковыряет овсяную кашу, волосы лезут к ней в лицо, падают на плечи и мешают. Она совершенно одна, я прощаюсь со Стёклой и Бедуинкой и устраиваюсь рядом с ней, неловко улыбаясь. — Доброе утро, — произношу тихо, рассматривая ее волосы, с ними что-то не так, — а где твои? — Доброе, — почти одними губами, сонно зевая, — Кошатница в комнате, где Крыса не знаю, а твои? — Спят, наверное, — не сказать же, что я сбежала из спальни с самыми первыми лучами, только кривые тени отступили. Вот и весь разговор, обычно мне легче находить язык с малообщительными людьми, но не Русалкой. С ней всегда чувствуешь себя недостаточно хорошей, не знаю, как это описать. Бывает кажется, что скажешь что-то не так, сам понять не сможешь что, а её это заденет. А самое обидное, девушка даже вида не покажет. Не затаит зла, в тайне осыпая проклятьями, не попробует ответить, огрызаясь и хмурясь, не кинется в попытках расцарапать лицо. Спросишь, скажет, что все хорошо, только зеленые омуты глаз взглянут с тоской так, что захочешь испариться. — Рыжая после Самой длинной осталась в Четвертой, — неожиданно начинает она, ежится, словно пытаясь стать меньше, только куда ещё, — мне хочется сходить проведать её. — Было бы хорошо, — я не знаю, что ответить на ее слова, поэтому говорю первое, что в голову приходит, — ей сейчас не просто. — Да, — Русалка поднимает на меня глаза-омуты, смотрит внимательно, словно ищет что-то, видимо, не таких слов она от меня ждала, — мне неловко идти одной, ощущаю себя скованно. — Могу с тобой сходить, — предлагаю, не подумав. Надеюсь, что Русалка откажется, опустит взгляд и покачает головой. Этого не происходит, я быстро добавляю, — только мне неловко будет идти без разрешения. — Ничего, — девушка внезапно нежно улыбается, осознаю, что снова впутала себя в очередное действие, а в волосах Русалки не хватает колокольчиков, — в Четвертой будут не против, а с тобой мне будет спокойней. Вот и попалась на чары морской сирены, главное, как итог, в скалы не врезаться. Подавляю досадливый вздох, сама же предложила, самой и расхлебывать эту кашу, всего-то час два в незнакомой комнате, с незнакомыми людьми. Ничего страшного, драматизировать это лишнее. К слову, овсянка уже остыла и даже покрылась корочкой, аппетит немного угас. Мы договариваемся о времени, считай просто формальность. В гости всегда ходили после обеда, утро было не приличное для таких мероприятий, вечер считался только для особых случаев, когда собирались сидеть до первых лучей солнца. С людьми из Четвертой группы я была знакома лишь по рассказам и личным наблюдениям, только с одним, по случайному обстоятельству, довелось встретиться лично. С Лэри, кличку которого я постоянно забывала, но он был бандерлогом, а с ними не знаком был разве что какой-нибудь ленивый затворник. Остальные для меня были загадкой, темными лошадками, с которыми я не знала, как себя вести. — Я знала, — тихо говорит Русалка, смотрю на неё с непониманием, — что ты не откажешь. — Почему же? Она не отвечает, лишь отводит взгляд, что-то тихо бормоча, к нам садится Муха, которая тут же переключает внимание на себя. Я еще с минуту наблюдаю за ней, в надежде на ответ, а затем принимаюсь за завтрак. Возвращаюсь в свою комнату с не пустыми руками, соседки уже бодрствуют, каждая занята чем-то своим, Химера в ванной, Нимфа собирается уходить. Я вытаскиваю тарелку из тумбы и оставляю на ней свою добычу, шесть кусков хлеба и столько же сыра, по два на каждую. Вздрагиваю от мысли, что взяла слишком много, Мары же больше нет, все как-то по привычке вышло. Смотрю на её кровать, на ней вещи Нимфы, которая решила перебраться на низ. Как же быстро, хоть это и лучший вариант для нее, но все равно от этого неприятно, словно мы не проявили к ней уважения. Качаю головой, чтобы отвлечься. Мне и так есть чем заняться. Когда остаюсь одна, достаю оранжевый бумажный пакет с целью вернуть пару вещей хозяину. Считай, нашла повод для ещё одной встречи со Стервятником. Достаю из шкафа черный пиджак, позволяю себе небольшую шалость и надеваю его, смотря в зеркало. Для меня он слишком длинный, но такой теплый, что снимать не хочется. В нос приятно ударяет запах трав и едкие отголоски ацетона. Немного поборов себя, и вспомнив о том, что у меня не так много времени, снимаю и аккуратно складываю его. Из-под подушки достаю платок, рассматриваю вышивку и тоже кладу в пакет. Решаю, что этого будет мало и закладываю сверху карамельные конфеты, в голову приходит мысль оставить небольшую записку. Листок нахожу быстро, к сожалению, своеобразное подобие письма эстетичным не будет. Почерк слишком безобразный, а сделать с ним ничего уже не могу, надеюсь, что его Вожак Птиц хотя бы разобрать сможет. Из ящика стола достаю небольшой темный пузырек, когда открываю, по комнате расходится приятный запах, заглушающий собой остальные. Растираю масло на пальцах, а затем оставляю немного на краях записки. Подписывать кличку и не собираюсь. Смотрю на часы, кажется, у меня есть время прогуляться до Третьей, пока людей в коридорах не слишком много, и предложить одной птице выпить чашечку кофе.***
Мы с Русалкой идем по мужскому коридору молча, лишь звон колокольчиков в её волосах выдает наше присутствие. Проходя рядом с комнатой Крыс, отходим к стене, но дверь закрыта, из неё не вылетают стекла бутылок, ножи и сами крысы, и за ней подозрительно тихо. Интересно, как там Рыжий, не поминает ли вторая очередного вожака? Рано, учитывая, что он жив, и просто остался в Могильнике на «восстановление». Я немного выше Русалки, на мне более темные одежды, а покрывает лицо косметика. Рядом с ней почти любая выглядит как старшая сестра или даже мать, кожей чувствую, ей это не нравится, но она молчит. Мы ускоряем шаг, минуя обитель Птиц и игнорируя редкие взгляды случайных зевак. К Птицам я точно больше не сунусь, сжимаю губы. Мне обидно, что Стервятник даже не удосужился сказать лично о том, как моя персона его раздражает. Стыдно, что, нафантазировала себе всякого, считай, от собственной матери недалеко ушла, тоже надела розовые очки. Я злюсь сама на себя из-за того, что отвратительный комок тоски шевелится где-то внутри. Переношу руку на пульс, чтобы отвлечься, не время раскисать. Он сбивается, а мы подходим к двери Четвертой. Дракон зол, сегодня, его раздражает практически все, перечислять можно долго. Во-первых, растения, как же ему надоел этот гнилой запах, будь его воля, все бы уже выбросил, а желательно сжег. Во-вторых, состайники, на которых без слез не взглянешь. Причем абсолютно на всех, включая вожака, уже второй день страдающего от боли в колене. Самым раздражающим для него было то, что мучения Стервятника распространялись на них всех. Слон капризничал, то и дело начинал плакать, поливая слезами свои фиалки, Ангел ахал и охал, Бабочка старательно носился рядом, а один из самых адекватных членов стаи, таковым он считал Коня, сбежал. Больше всего Дракона выбешивало, что он сам не может уйти. В теории, конечно, мог, но на практике в коридор ещё больше не хотелось, а виной тому проклятый Новый закон. К огромному счастью, у Птиц изменения были небольшие, особо гостей «прекрасного» пола не было. Почти. Появилась у них с недавних пор одна интересная особа, о которой ему довелось только слышать жалобы состайников. Уже пятый день, некая Мята норовила попасть к ним. В первый раз ее легко впустили, показав все птичье гостеприимство, а в следующий ее обломали, Дорогуша ещё выпалил, что и подарки не нужны. А ведь девушка постаралась, травы какие-то несла, все передать пыталась. Только к чему им это, Дракон не мог понять, им и своей растительности хватает. Вожак только закатывал глаза, да губы сжимал, а ведь именно ему было уготовано внимание дамы, слишком уж хищные взгляды она бросала. В дверь постучали. Дракон ударил себя по лбу, в его голове пронеслось неприятное подозрение. Ангел горестно вздохнул, пробормотав, что сил его больше нет. — Я не пойду, — заявил Гупи, шмыгнув носом, — пусть Дорогуша идет, он Новому закону был рад. — Я в прошлый раз открывал, — юноша побледнел и откатился подальше, решив, что в предь будет лучше следить за своими высказываниями. Дракон фыркнул, его состайники не могли справиться с одной глупой девчонкой, пускающей слюни по их вожаку, который в данный момент равнодушен ко всему, кроме своей ноги. Он, ничего не говоря, поехал к двери, с мыслью, хоть глянуть, что это за чудо-юдо. Коляска скрипнула, испортив настроение ещё больше. В Четвертой мне было неловко, хотя по эмоциональному настрою я и подходила. Мы с Русалкой устроились на полу, юноша с золотистыми веснушками вручил нам по чашке чая, кивнув на тихое «спасибо». Я разглядывала потолок, моя спутница беседовала с Рыжей, рядом с которой сидел парень, о котором с восхищением, и даже завистью, рассказывали девушки. Лорд, на мой скромный взгляд, вполне оправдывал свою кличку. Как же он смотрел на Рыжую, а в первые минуты нашего прихода недовольно поджимал губы, наверное, думал мы пришли ее забрать. Ещё здесь был черноволосый Горбач, хмурящий брови, раздумывая о чем-то, и, если мне не изменяет память, Курильщик, бывший фазан. Самый настоящий клуб интровертов, не иначе. Мне на глаза попадаются китайские фонарики, похожие были в Кофейнике. Вспоминаю, как Стервятник в нашу первую встречу рассказывал, что в его создании свою роль сыграли все стаи. О мысли о нем, сердце неприятно сжимается. Дракон оглядел девушку с ног до головы, зацепившись за пакет в левой руке. В его нос тут же ударил пряный запах, юноше это показалось странным, как-то не оправдывала она свою кличку, но Дракон сегодня был не в том настроении, чтобы размышлять об этом. Пакет с чем-то в руке был? Был. Другие девушки к ним заходили? Нет. Правда, была одна, по рассказам состайников, юбку порвала случайно, вряд ли ещё раз сунется. — Слушай ты, — начал парень, опустив приветствия и прочие формальности, ему слишком хотелось закончить с этим как можно быстрее, — не знаю, что ты там себе навыдумывала, но влюбленная дура Стервятнику тут не нужна, а твоё присутствие здесь уже порядком нам всем надоело, ясно? Девушка побледнела, глаза её расширились, а по спине пробежали мурашки, словно от холода. Она сжала ручку пакета до побеления костяшек. За спиной зашептались. — Ясно, — произнесла Корица тихо в ответ, пытаясь унять поступающий в горле ком, — а что ваш вожак сам это не сказал? — Ему не до таких нелепых дел, — буркнул Дракон, вскипая. Да их вожак на неё и вниманье ни разу не обратил! — а ты только неудобства доставляешь. Дверь Третьей комнаты захлопнулась. Корица, сделав глубокий вдох, побредет на ватных ногах к себе. На лестнице её некто заденет плечом, с удовольствием усмехнувшись. — Может в шашки? — предлагает Горбач, видно, что ему неловко, Русалка отрицательно качает головой, поглядывая на дверь. Складывается ощущение, что она ждет кого-то. — Было бы здорово, — я улыбаюсь, поднимаясь со своего места. Мне нужно отвлечься, а любые настольные игры всегда завлекали лучше всего. Дальше дело в четвертой идет гораздо лучше, с Горбачем мы играем три раза, при этом два из которых в конце просто гоняем дамки, последнюю партию закончить не получается. На доску запрыгивает самая настоящая ворона, я ойкаю, но остаюсь на месте. Парень только посмеивается и убирает ее в сторону, птица прижимается ближе к нему. — Мне про неё рассказывали, — начинаю я, стараясь сильно не смотреть на ворону, вдруг, она смущается, — только самое хорошее. — Был бы здесь Черный, он бы доказывал обратное, — произносит с импровизированной большой кровати Лорд, задумчивая всматриваясь в волосы Рыжей. На них лучше было не смотреть, девушка была ярким огнем, хотя к её локонам мне однажды удалось прикоснуться, а юноша напоминал собой скорее дракона, охраняющего злато, чем принца. В комнате снова наступает тишина, а игра дальше не идет. Думаю, о том, что не самое лучшее время Русалка выбрала для визита. Двое из Четвертой сейчас находятся в изоляторе, один из которых вожак, а судя по рассказам девушек о Самой длинной ночи, она для них выдалась напряженной. На минуту я постаралась представить, что кого-то из своих забрали в изолятор на такой долгий срок из-за стычки. В женской части тоже было своеобразное деление, за каждую из нас всегда могли выступит подруги. Обычно, если случались казусы, это было надолго. Девушки могли месяцами пускать в след проклятия, язвить при любой возможности и испепелять взглядом. Такое отношение не распространялось на сохранивших нейтралитет, но напряжение так же висело в воздухе. В коридоре рядом с третьей людей немного, всего двое, если быть точнее. У невольных слушателей разная позиция, один хочет кому-нибудь побыстрее рассказать, другой думает, как его остановить. Затем задумывается, а зачем ему надо его останавливать. Он взъерошил бурые волосы, сплюнул в сторону и глянул на лестницу. — Можешь не говорить логам? — решился Падаль, взвесив свои мысли, — я с ней знаком, думаю здесь произошла ошибка. — Да брось, какая ошибка? Дракон видишь как распинался. Все тут ясно, девчонка решила Стервятника охмурить, — Генофонд загорелся, нужно было всего лишь пустить сплетень и наблюдать, как дело обернется. — Ага, успела надоесть всем птицам, только постучав в дверь, — юноша закатил глаза и вздохнул, подбодрив себя, что Корица должна ему будет, — мозг поднапряги, вчера и позавчера тут другая терлась. — Я их что, запоминать каждую должен, — Генофонд оперся на стену, сплюнул в другую сторону. Что-то и вправду припоминалось, но это было уже не так интересно. — Та блондинка была, кудрявая при чем, вспоминай давай, вы же, Логи, светлых любите, — настаивал Падаль, разглядывая белого быка, вот тебе и сказка получается. — Ой, отстань, — лог сжал губы, нахмурился, сплюнул ещё раз и недовольно выдавил, — не расскажу. Падаль вздохнул с заметным облегчение, довольно улыбнулся, закинул руку на плечо товарища и сообщил, что поход в Кофейник за его счет. Он был рад, у него только что получилось защитить репутацию подруги, с которой он ещё успеет поговорить про эту ситуацию. Генофонд в ответ покачал головой, но расслабился, решив, что новость не такая и интересная. Тишина в Четвертой закончилась в один миг, когда в комнату залетела коляска, украшенная самыми разными вещами, мне удалось рассмотреть только цветастые наклейки. Непонятно, как она ещё могла двигаться под таким весом, чудо, не иначе. Её хозяином оказался Шакал Табаки, известная личность Дома. Он окинул общую обстановку взглядом, задумался на мгновение, а затем заголосил. — Значит у нас гости, а вы здесь тоску развели! — он чуть не навернулся, выпрыгнув из коляски к нам с Горбачем, — Кем будете? С Русалкой мы все знакомы, а вы у нас впервые, считай загадка. — Вовсе не загадка, — улыбаюсь, давно ко мне не обращались на «вы», от этого мне снова неловко. Словно на автомате протягиваю руку, — Корица. — Корица — это хорошо, — Табаки вновь принимает задумчивый вид, но рукопожатие совершает, — она повышает иммунитет, и в стародавние времена её могли позволить себе только знатные люди. — А ещё её использовали в погребальных кострах, — выскакивает не в тему, я тихо добавляю, — в древнем Риме. К моему удивлению, разговор идет бодро. Мы переходим на тему античности, которая мне вполне импонирует. Македонский подливает чай, Рыжая с Русалкой о чем-то болтают, Курильщик принимается рисовать в альбоме, а Горбач начинает играть на флейте. В один момент, я спрашиваю Табаки о Самой Длинной, не сумев сдержать своё любопытство, остальные начинают зыркать, а Лорд закрывает рукой глаза. Шакал же с заметным удовольствием принялся за рассказ и через пятнадцать минут я уже поняла их реакцию, а ещё, что у Сфинкса очень крепкие зубы, стало завидно. Во всей этой атмосфере, мне удалось расслабиться и немного забыть о проблемах, что всели неприятным грузом с самого утра. Только этот момент разрушился со звуком открывающейся двери и разговора пришедших. Голос одного из них мне был слишком знаком, в районе солнечного сплетения снова завозился мерзкий червяк. Я вздохнула и, не прерывая рассказ Табаки, тихо переместилась поближе к Русалке. — Мне пора идти, — почти прошептала, девушка тут же глянула в коридор, заприметив вошедших. Я отвернулась, стараясь сделать вид, что их не заметила. — Хорошо, я останусь здесь, — Русалка смотрела на парня, которого я видела в Кофейнике в тот день, высокого и лысого. Ох, ясно теперь, к какой Рыжей она пришла. А дальше, все как на автомате, поблагодарила Табаки за рассказ, попрощалась с остальными. Когда Стервятник со Сфинксом зашли в комнату, я была готова уходить, поэтому только кивнула им. Вожак Птиц определенно был удивлен моим присутствием, он было хотел что-то сказать мне, но слишком хотелось уйти. Вид у него был усталый, казалось, мешки под глазами стали еще больше, но это не моё дело. Я ушла, точно решив для себя, что больше не буду доставлять ему неприятности.***
Мне трудно дышать и шевелиться, я стараюсь дергать руками и ногами, качать головой, моргать, но ничего не выходит. Хочется закрыть глаза, истошно закричать, попросить помощи хоть у кого-нибудь. Я заперта, а клетка мое тело. Физически ощущаю тяжесть на своей груди и вижу нечто беспорядочное, когтистые руки которого сжимают шею. Передо мной лицо, похожее на череп, обтянутый кожей, конечности существа неправильные, слишком длинные, а волосы лохмотья падают на меня, забивая своим резким запахом ноздри. — Отдай, — пасть раскрывается, там черные гниющие зубы и все та же вонь, — все мне отдай. — Нет, нет, нет, — только это могу выдать в бреду, чувствуя, как воздуха становится мало, а голова начинает кружиться и все плыть. Нечто взрывается воплем, в ушах стоит звон, только это отрезвляет и я открываю глаза. По лбу стекают капли холодного пота, а перед глазами ничего нет. Вскакиваю с кровати, ударяясь о любой косяк, вылетаю из комнаты в одной ночной рубахе и бегу. Несусь, не зная куда, падаю рядом диваном, сдирая кожу с колен. Они начинают щипать, но мне все равно, подымаюсь и иду дальше, пока не дохожу до лестницы. Там сажусь у стены и пытаюсь отдышаться, ногтями впиваюсь в ладони. Становится мокро, сердце колотится как бешенное, от этого ещё хуже. Даже кажется, что сейчас остановиться и я прошу об этом. Прошу в надежде, что это все закончится. Весь этот проклятый страх уйдет, не придется фантомно ощущать, как мне перекрывают кислород, а собственные мысли прекратятся. — Корица, что произошло? Отскакиваю от голоса, как дикая зверушка, широко распахиваю глаза. На меня смотрят два красивых лица, тех, перед кем не нужно притворяться. Силюсь что-либо сказать, но ком в горле не дает и я начинаю рыдать, утыкаясь в колени. Чувствую, как Кукла перемещается с коляски на пол и обнимает меня за плечи, поглаживая по спине. Красавица тоже неуклюже садится на пол с другой стороны. Меня стараются успокоить ласковыми словами, это помогает, и я прихожу в себя. Обнимаю Куклу в ответ, прижимаюсь к её теплу и тихо бормочу благодарности, смешанные с извинениями. — Я не могу оставаться в комнате, — спустя не одну попытку удается сформулировать предложение, — можно я переночую у вас? — Конечно, — произносит удивленно, Кукла заправляет мои волосы за уши и рукава кофты вытирает слезы с щек. Красавица помогает забраться ей обратно на коляску, а затем подняться мне. Конечности его не слушаются, поэтому от помощи только хуже, но я все равно благодарна. Кукла светит фонариком, мы идем следом. Когда оказываемся рядом с моей комнатой вздрагиваю, но останавливаюсь. За дверью горит свет, значит, я все-таки разбудила соседок. Вспоминаю об оранжевом пакете — Красавица? — тихо общаюсь к юноше, но смотрю на Куклу, так легче, — можешь сделать мне одолжение? — Какое? — произносит робко, и тоже смотрит на Куклу. — Нужно передать кое-что Стервятнику, там его вещь, — моя подруга кивает ему, я слабо улыбаюсь от этого. — Хорошо, — Красавица не задает вопросов, только опускает взгляд в пол. — Спасибо, дайте мне одну минутку. Объяснить соседкам ничего не получается, Химера, словно понимая моё состояние, успокаивает Нимфу с её расспросами. Она собирает мне некоторые вещи, которых хватит на утро и крепко обнимает. Дальше все происходит как в тумане, я отдаю оранжевый пакет Красавице, а затем оставшуюся ночь сижу в комнате Куклы не в силах уснуть.